Творческое созерцание.

Для того, чтобы творить художественное искусство, недостаточно таланта и ума, необходимо еще творческое созерцание.

Талант и творческое созерцание часто дается людям не в соразмерности – одному, может быть, дается талант – как выражать и изображать, но не дается сила творческого созерцания. Другому, может быть, дается сила творческого созерцания, духовного прозрения, может быть, настоящего художественного ясновидения, а вместе с тем и проистекающее от него духовное богатство, но не дается выражающего и изображающего таланта. А между тем, великое возникает только из сочетания этих двух сил. Ибо Творческая судьба каждого человека определяется именнр тем, сочетаются ли в нем эти две силы и в какой соразмерности.

Художественное искусство возникает только из сочетания двух сил: силы духовно-созерцающей и силы, верно воображающей и из-ображающей увиденное.

Воображение – это умение увиденное воплотить в образ и потом этот образ изобразить правильными пропорциями, линиями.

Есть люди с глубоким и чистым созерцанием, которые за недостатком таланта не могут ни вообразить (облечь видимое в земные образы), ни изобразить (передать и закрепить эти земные образы для других). Эти подспудные мудрецы – драгоценные кладези ведения и мудрости – уходят обычно или в молитвенное подвижничество, или в философию. Их можно найти, однако, и в самых неожиданных случайных для них званиях и состояниях. Мимо них можно пройти, не узнав их, ибо они не при каждом открываются, и ни с каждым начинают говорить. Молчание может быть их уделом, и только опытный духовный следопыт узнает их по глазам, по лику и по деяниям.

Духовное созерцание есть истинный и глубочайший источник всего духовного на земле – в религии, и в науке, и в политике, и в искусстве.

В каждой из этих сфер самый акт созерцания имеет иное особое строение:

§ в религии преимущественно созерцает духовное чувство,

§ в науке – одухотворенная мысль,

§ в добродетели – духовная любовь, ведущая за собой волю,

§ в политике и правосознании – духовная воля, несомая нечувственным воображением,

§ в искусстве – нечувственное воображение, питаемое духовною любовию.

1) Религиозный опыт основан на духовно-чувствующем созерцании. Тот, кто хотел бы удостовериться в этом, должен был бы обратиться к первоисточникам религиозной аскетики, ибо ее сущность состоит в очищении души для религиозного созерцания. Надо самому почувствовать и увидеть (хотя бы краешком своей души) то, что переживали великие аскеты православия. «Всякий должен знать, что есть очи, которые внутреннее всех очей. И есть слух, который внутреннее всего слуха» (преп. Макарий Египетский).

Эти очи души открывает Святой Дух, чем и дает ей узреть красоту чистоты. Поэтому человек должен молиться, чтобы во всяком занятии своем иметь ему очи, чтобы открылась ему законная дверь, вводящая в созерцание, то есть в любовь. И когда откроются в нем умные очи, и он начнет в горнее всматриваться оком сердечным, тогда он поймет, почему «чистые и облагодатствованные души дивно зорки» (Евагрий монах), и почему очистительному хранению ума пристойно и достойно именоваться светородным, молниеродным, светоиспускающим и огненосным.

2) Духовное созерцание ведет и науку. Напрасно думать, будто наука создается чувственным наблюдением и отвлеченной мыслью – это лишь азбука научной методологии, это ее внешние поверхностные приемы. Все великое в науке было создано тем особым созерцанием сущности, которое мгновенно опережает всякую индукцию (восхождение от единицы к обобщению) и ложится в основу всякой серьезной дедукции (нисхождение от общего к единичному). Каждое явление имеет свое сокровенное существо, предметно воображающая мысль улавливает ее сразу, осуществляя систематическую интуицию существа (это традиция Аристотеля и Платона). Пребывая в ней, Ньютон открыл свой великий закон тяготения.

3) Добродетель тоже исходит из созерцания, но по-своему. Все попытки воспитать добрую волю в человеке и создать нравственную философию вне совестного созерцания всегда будут обречены на неудачу. Никакие волевые усилия, никакие ухищрения рассудка не откроют человеку ни отличия добра от зла, ни доступа к живому источнику доброты и чистоты. Есть особый опыт, опыт видящей совести, в котором духовная любовь созерцает совершенное состояние человеческой души, и тем пробуждает волю к нравственному совершенству. Все праведники знали это состояние. Все философски живое, сказанное в этике, произнесено из этого опыта.

И вот этот же закон, но с особой силой и исключительностью, распространяется и на искусство. Художник показывает, а кто показывает, тот должен сам видеть. Но искусство, как уже показано, как уже установлено, показывает не просто внешние чувственные очертания вещей и людей, оно показывает их для того, чтоб показать нечто глубокое и существенное через них.

Поэтому

· Художник призван не просто воображать, то есть ловить разные случайные привносящиеся ему чувственные образы, чтобы зафиксировать их с надлежащей яркостью… Нет он воображает, то есть облекает в образы некоторые нечувственные существенности, которые он сначала испытывает духом, видит духовно нечувственным воображением. В этом основная природа искусства. Кто не способен к такому опыту, тот никогда не создаст ничего подлинно художественного.

· Без творческого созерцания искусство остается как бы при двух измерениях: оно будет иметь

1) осязательное (камень, глина, тело актера на сцене, краски на полотне, звуки, слова и т.д.) и выглядывающий из него

2) чувствительно-земной образ природных и человеческих обстояний (но не более).

Но ни этому телу, ни этому образу нечего будет сказать, ибо не будет третьего, главного – того мирового вздоха, который бы поднял грудь поэта, того божественного луча, который просиял оку художника, того стона вселенной, который зазвучал и запел композитору. Словом, того эстетического предмета, который царит в произведении искусства и над телом, и над его образом.

Художественное искусство имеет три измерения, именно поэтому оно невозможно без творческого созерцания. Силу своего духовного созерцания художник может углубить, укрепить и очистить. Пушкин работал над этим всю свою жизнь – именно таков смысл его признаний.

«я здесь от суетных оков освобожденный...»

«учусь я в истине блаженство находить...»,

«сердца новую вкушаю тишину…»

«своенравный гений»

«учусь удерживать вниманье долгих дум...»

«и думы долгие в душе моей питаю»

«огонь опять горит…»

«в глуши слышнее голос мирный…»

«знать сердечну глубь»

«несмертные таинственные чувства»

Поэту необходим непрестанный духовный рост и в знании (чтобы находить блаженство в тишине), и в доброте (чтобы отвечать на застенчивую мольбу – участие и освободить сердце от злобной зависти), и в правосознании (научающему чтить закон свободною душой).

Искусство творится не наслаждающей душой, а растущим, трудящимся и уходящим в созерцание духом. Долгие думы… Истинный художник должен быть духовно значительным, умным и созерцающим человеком.