Всадница из будущего

Я увидел, как выехала из посёлка повозка, а вернее, коляска с откидным верхом, запряжённая рыжей лошадкой. На мягком сидении коляски сидела пожилая женщина, перед ней стояли корзинки с яблоками и овощами.

Впереди — мальчик лет семи, обнажённый до пояса, держал вожжи, но не управлял лошадью. Наверное, они не первый раз совершали свою поездку, и лошадка неспешной трусцой бежала по известному ей маршруту.

Мальчик повернулся к пожилой женщине, что-то сказал ей. Бабушка улыбнулась и запела. Малыш подпевал ей, подхватывая припев. Проезжающие в автобусах-электромобилях туристы едва ли могли слышать их песню. Лошадка бежала по дороге при­мерно в километре от автотрассы.

Почти все туристы смотрели на едущих в повозке через бинокли, затаив дыхание, будто на чудо или инопланетян, и я снова подумал, что как-то нехорошо получается: едут люди из дальних стран, а пообщаться нормально с теми, к кому ехали, не могут, только вот так издалека наблюдают.

А эти двое в коляске даже не смотрят в их сторону. Один из автобусов замедлил свой ход и двигался параллельно со скоростью бежавшей трусцой лошадки.

В этом автобусе сидела группа иностранных детей, они махали руками ехавшим вдалеке в красивой коляске бабушке и внуку, скорее всего мальчику, но он ни одного раза даже не взглянул в их сторону.

Вдруг из красивых, увитых живой растительностью ворот посёлка появилась молодая всадница. Её гнедой скакун стремительным галопом стал догонять коляску. Поравнявшись с ней, разго­рячённый конь стал гарцевать рядом. Пожилая женщина улыбалась, слушала, что говорит ей молодая всадница.

Малыш, наверное, недовольный перерывом в пении, но всё же со скрытой радостью произнёс назидательно: «Экая ты непоседа, мамочка, ни минутки одна не останешься». Молодая женщина засмеялась, достала из привязанной к седлу холщовой сумки пирожок, протянула мальчику.

Он его взял, надкусил, потом со словами: «Попробуй, бабуля, он ещё тепленький»,— протянул пирожок пожилой женщине и, натянув вожжи, остановил повозку.

Мальчик наклонился, поднял двумя руками корзину, наполненную красивыми яблоками, протянул её всаднице и сказал: «Пожалуйста, мама, отвези им», — и показал взглядом в сторону остановившегося автобуса с иностранными детьми.

С лёгкостью подхватив одной рукой тяжёлую корзину с яблоками, другой слегка хлопнув по шее своего гарцующего скакуна, молодая всадница стре­мительно помчалась к автобусу с детьми.

К тому времени рядом с детским, остановилось ещё несколько автобусов, их пассажиры с восторгом смотрели на мчавшуюся по лугу всадницу с корзиной яблок в руке. Она подлетела к высыпавшей из автобуса детворе, осадила коня, ловко наклонилась к земле, не слезая с седла, поставила перед восторженными детьми корзину с яблоками.

Ещё она успела погладить по головке какого-то смуглого мальчика, махнула приветственно всем рукой и устремила своего скакуна прямо по середине широкой автострады. Водитель автобуса, в котором ехали дети, передал по рации: «Она мчится прямо по разде­лительной полосе. Она прекрасна!»

Съехали на обочину автострады множество туристи­ческих автобусов и остановились. Быстро выходящие из автобусов люди выстраивались вдоль дороги и, затаив дыхание, смотрели на мчавшуюся в стремительном галопе молодую красавицу. Не возгласы, а шёпот восхищения вырывался из многих уст.

И было чем восхищаться. Горячий, мчавшийся в стремительном галопе скакун высекал копытами искры. Его никто не подгонял, у восседавшей на нём вообще не было хлыста или даже прутика, а конь всё ускорял свой стремительный бег, его копыта едва прикасались к дороге, а грива развевалась от встречного ветра.

Наверное, он очень гордился своей всадницей, а может быть, достойным быть хотел сидящей на нём красавицы.

Необычна была её внешняя красота. Конечно, можно было восхищаться и правильными чертами лица, и русой косой, и густыми ресницами. Конечно, под вышитой белой блузкой и юбкой в белых ромашках ясно можно было представить упругий точеный стан вели­колепной фигуры.

Плавные женственные линии всей фигуры, казалось, обрамляют какую-то неуёмную энергию. Играющий на щеках румянец выдавал величие и неукротимые возможности этой неведомой энергии. Каким-то необычным здоровым видом отличалась юная на вид всадница от стоящих на обочине дороги людей.

Она восседала на своём горячем скакуне без всякого напряжения. Она даже не держалась ни за луку седла, ни за поводья. И переброшенные на одну сторону крупа лошади ноги не вставила в стремена.

Опустив ресницы, она плавными движениями рук переплетала на ходу слегка растрепавшиеся волосы в тугую косу. Иногда красавица поднимала ресницы.

И тогда её взгляд словно опалял невидимым приятным огнём кого-нибудь из стоявших в толпе людей; человек, встретивший этот взгляд, словно выпрямлялся внешне, становился выше.

Казалось, люди ловили своими чувствами исходящие от всадницы свет и энергию и пытались хоть частично наполниться ею. Она понимала их желание, и щедро делилась, и мчалась вперёд, и была прекрасной.

Вдруг наперерез мчавшемуся коню, выбежал на дорогу темпераментный итальянец, раскинул в стороны руки и восторженно воскликнул: «Россия! Ай лав ю, Россия!» Не вздрогнула и не испугалась всадница от того, что встал на дыбы и загарцевал на месте её конь.

Она лишь схватилась одной рукой за луку седла, второй оторвала цветок из венка, украшавшего её голову, и бросила его итальянцу. Тот поймал подарок, бережно прижал к груди, как величайшую драгоценность, непрерывно повторяя: «мамма мия, мамма мия».

Но не на пылкого итальянца смотрела красавица, она тронула поводья своего скакуна, и лошадь шагом, слегка пританцовывая, пошла на стоявших у обочины людей. Толпа расступилась, молодая всадница легко спрыгнула с лошади и встала напротив женщины, по виду евро­пейки, с маленькой девочкой на руках. Девочка спала.

Слегка сутуловатая мать, с бледным лицом и усталыми глазами, с трудом держала её, стараясь не нарушить сон ребёнка. Всадница остановилась напротив женщины и улыбнулась ей. И встретились взгляды двух женщин, двух матерей.

И можно было видеть, на­сколько различно внутреннее состояние двух женщин. Понурость матери с ребёнком на руках придавала ей сходство с увядающим цветком рядом с подошедшей к ней молодой женщиной, вид которой ассоциировался с неуёмной буйностью цветения тысяч садов.

Две женщины молча смотрели в глаза друг другу. И вдруг, словно встрепенулась от какого-то осознания мать, державшая на руках спящую девочку, распря­милась, на лице появилась улыбка.

Плавными, какими-то необыкновенно грациозными, женственными движениями рук россиянка сняла со своей головы красивый венок и надела его на голову матери с ребёнком. Они так и не сказали ни одного слова друг другу.

Легко запрыгнув в седло смирно стоявшего рядом скакуна, понеслась снова вперёд красавица-всадница. Почему-то зааплодировали ей люди, и смотрела вслед теперь улыбающаяся стройная женщина с проснув­шейся улыбающейся маленькой дочуркой на руках, а пылкий итальянец, сорвав с руки дорогие часы, бежал и кричал: «Сувенира, мамма мия». Но красавица была уже далеко.

Лихой скакун свернул с дороги на площадку, где за длинными столами сидели туристы, пили квас и морсы, пробовали ещё какие-то яства, которые всё подносили им из красивого резного дома официанты.

Рядом до­страивался ещё один дом. Два человека прилаживали к окну нового дома, наверное, магазина или трапезной, красивый резной наличник. Услышав цокот копыт, один из мужчин повернулся в сторону приближающейся всадницы, что-то сказал своему товаришу и спрыгнул со строительных лесов.

Пылкая красавица-всадница осадила своего коня, спрыгнула на землю, быстро отвязала от седла холщовую сумку, подбежала к муж­чине и смущённо протянула ему сумку.

— Пирожки... С яблоками они, как ты любишь, ещё тёплые.

— Экая ты непоседа у меня, Екатеринка, — ласково сказал мужчина, достав из сумки пирожок, попробовал его, зажмурившись от удовольствия.

Сидевшие за столом туристы перестали есть и пить, они любовались влюблёнными. Как-то так стояли друг перед другом мужчина и спрыгнувшая с горячего скакуна молодая красавица, будто это вовсе и не муж с женой, уже имеющие детей, а пылкие влюблённые.

Только что, проскакав пятнадцать километров, под восхищёнными взглядами туристов, казавшаяся всемогущей и вольной, как ветер, красавица смиренно стояла перед своим любимым, то поднимая на него глаза, то опуская смущённо ресницы. Мужчина вдруг перестал есть и сказал:

— Екатеринушка, ты посмотри, пятнышко мокрое на кофточке твоей выступило, значит, Ванечку кормить пора.

Она закрыла ладонью маленькое мокрое пятнышко на переполненной молоком груди и смущённо ответила:

—Я успею. Он спит ещё. Я всё успею.

— Так спеши. Я тоже скоро дома буду. Мы закан­чиваем уже работу нашу. Посмотри, нравится тебе?

Она взглянула на окна, украшенные резными на­личниками.

— Да. Очень нравится. А ещё я сказать тебе хотела.

— Говори.

Она приблизилась вплотную к мужу, встала на цыпочки, дотягиваясь к уху. Он наклонился, прислу­шиваясь, а она быстро поцеловала его в щёку, не по­ворачиваясь, вскочила в седло рядом стоявшего коня. Счастливый раскатистый смех красавицы слился с цокотом копыт.

Не по асфальтовой дороге, по луговой траве помчалась она домой. Все туристы по-прежнему смотрели ей вслед. И что же такого особенного в этой скачущей по лугу на лихом скакуне молодой женщине, матери двоих детей? Да, красива. Да, энергия её плещет через край. Да, добра.

Но почему все люди так неотрывно смотрят ей вслед? Может быть, это не просто женщина по лугу мчится на коне? Может, это счастье материализованное спешит к себе домой, чтоб накор­мить младенца и мужа любимого встретить? И лю­буются люди домой к себе спешащим счастьем.

Город на Неве

— И в Петербурге такие же изменения, как в Москве, произошли? — спросил я Анастасию.

— Немножко по-другому, в городе, что на реке Неве воздвигнут, события происходили. В нём дети раньше взрослых ощутили потребность самим будущее по-иному строить. И сами дети стали город изменять, Указа власти не дождавшись.

— Ну надо же, снова дети. А с чего все началось?

— На углу набережной реки Фонтанки и Невского проспекта строители траншею выкопали, в нее не­чаянно свалился мальчик одиннадцати лет и ногу по­вредил. Пока ходить не мог, он подолгу у окна сидел в квартире дома номер 25, стоящего на набережной реки Фонтанки.

Окна квартиры не на реку выходили, а во двор. Перед окном облезлая кирпичная стена, к ней дом пристроенный с пятнами ржавчины на крыше. Однажды мальчик у отца спросил:

— Папа, наш город самым лучшим в стране счи­тается?

— Конечно, — сыну отвечал отец, — не из последних он и в мире.

— А почему он самый лучший?

— Как почему? В нём памятников разных много, музеев, архитектура в центре города восхищает всех.

— Но мы ведь тоже живем в центре, а из окна только стена облезлая видна да ржавая крыша дома.

— Стена... Ну да, нам с видом из окна не повезло немножко.

— Лишь только нам?

— Быть может, и ещё кому-то, но в основном...

Мальчик сфотографировал вид из окна своей квартиры, а когда в школу снова смог ходить, ту фо­тографию своим друзьям показал.

Вид из окна своих квартир снимали все дети его класса и сравнивали фотографии. Картина общая не радовала глаз. С друзьями мальчик и пошел в редакцию газеты с вопросом, что вначале задавал отцу:

— Почему город наш прекраснее других считается?

Ему пытались объяснить про столп Александрий­ский, про Эрмитаж, рассказывали о Казанском соборе, о легендарном проспекте Невском...

— Чем красив Невский? — допытывался мальчик. — Мне кажется, похож он на траншею каменную с краями облупившимися.

Ему пытались объяснить достоинства архитектуры, о лепке говорили на фасадах. О том, что нет пока у города достаточных средств, чтоб реставрировать все здания одновременно, но скоро будут деньги, и тогда увидят все, какой прекрасный Невский.

— Но разве может быть прекрасною траншея каменная, пусть даже с лепкой подновленной? К тому же вскоре вновь она облезет и снова кто-то будет дырочки замазывать и отвалившееся прикреплять.

Мальчик с друзьями по редакциям ходил, показывал уже огромную коллекцию из фотографий разных видов и все один и тот же задавал вопрос. Его назойливость сначала раздражала журналистов. И в коридоре репортер газеты молодежной ему сказал однажды:

— Ты снова к нам? Да еще и сподвижников своих с собой таскаешь, и их всё больше у тебя. Не нравится вам город, виды из окна, но сами вы хоть что-нибудь способны сделать? Критиковать без вас кому найдётся. Марш по домам, работать не мешайте!

Услышал строгий разговор с детьми и старый журналист. Он, глядя вслед идущей к выходу группе детей, сказал в раздумье молодому репортеру:

— А знаешь, почему-то назойливость их мне напо­минает одну сказку.

— Сказку? Какую? — репортер спросил.

— «Король-то голый!» — есть слова такие в этой сказке.

Редакции вопросами больше не беспокоил мальчик и не показывал, из ранца доставая, фотографий множество. Закончился учебный год, другой начался. По всем редакциям весть разнеслась: вновь появился мальчик в сопровождении своих друзей. Уже в который раз своим коллегам в Доме журналистов рассказывал редактор старый с восхищеньем:

— Он появился... Да-с... Представьте, пробился-таки на прием. И не один. Они в приемной вместе все часа примерно три сидели тихо. Я их принял. Предупредил, чтоб говорили быстро, в две минуты уложились.

Они вошли и на моем столе лист ватмана передо мною развернули. Взглянул я на шедевр и онемел. Смотрел, не отрываясь, и молчал. Так и прошло, наверно, две минуты, потому что мальчик всем сказал:

— Пора нам. Время здесь уже не наше.

— Что это? — крикнул я, когда они в дверь выходили. Он повернулся, взгляд другого времени я на себе почувствовал. — Да-с... нам осмыслить еще много предстоит... Да-с...

— Ну хоть что-нибудь сказал?

— Да не тяни, он собирается еще прийти? — собравшиеся вопрошали, и редактор старый отвечал:

— Он повернулся, на мой вопрос ответил: «Пред вами Невский наш. Пока он на рисунке только. Потом весь город таким будет», — и закрылась дверь.

В который раз склонялись над проектом журналисты и восхищались чудной красотой. Дома на Невском проспекте больше не примыкали друг к другу, образовывая сплошную каменную стену. Часть старых зданий осталась, каждое второе здание было убрано.

В пространствах, образовавшихся между домами — великолепные зеленые оазисы. На березах, и соснах, и кедрах гнездились птицы и, казалось, смотрящие на картину слышат их пение.

Под кронами на скамейках сидящих людей окружали красивые клумбы с цветами, кусты малины и смородины. Зе­леные оазисы немножко выступали на проспект, и Невский выглядел теперь не каменной траншеей, а чудесной живой зеленой аллеей.

В фасады домов было вмонтировано множество зеркал. Тысячи солнечных зайчиков отражались в них, играя с прохожими, ласкали лепестки цветов, играли в струйках маленьких фонтанчиков, устроенных в каждом зеленом оазисе. Люди пили воду с солнечными зайчиками и улыбались...

— Анастасия, а мальчик так больше никогда и не появился?

— Какой мальчик?

— Ну тот, что все ходил и ходил по редакциям со своим вопросом.

— Мальчик ушел навсегда. Великим зодчим стал он. Вместе со своими друзьями-сподвижниками творил прекрасные города будущего. Города и поселки, в которых стали жить счастливые люди. А его первым, прекрасным творением на Земле, стал сотворённый им город на Неве.

* * *

— Анастасия, скажи, а в каком году придёт в Россию её прекрасное будущее?

— Ты год, Владимир, можешь сам определить.

— Как это сам? Разве подвластно время человеку?

— Деянья каждому во времени подвластны. Всё, что мечтой сотворено, уже в пространстве существует. Мечтанья многих душ людских — читателей твоих — мечту Божественную воплотят в материальном. Тобой увиденное воплотиться может через триста лет, но может и сейчас, в мгновенье это.

— В мгновенье?.. Но за мгновенье не построить дом и сад даже за год не вырастет.

— Но если ты там, где сейчас живёшь, в своей квартирке, в горшочек маленький с землёй посадишь семя, из которого взойдёт росточек родового дерева, что будет возвышаться в будущем поместье родовом...

— Сама же говоришь, что будет, а не есть. Значит не может во мгновение мечта материализоваться.

— Как же не может, ведь материально семечко посажено тобой, оно и есть начало воплощенья. С пространством всем взаимодействует росточек, твою мечту материализует, энергии прекрасные и светлые окутают тебя, ты станешь сам перед Отцом, как воплощённая Его мечта.

— Да, интересно. Значит надо действовать немед­ленно?

— Конечно.

— Вот только где слова найти, чтоб людям всё понятно объяснить?

— Слова найдутся, если сможешь перед людьми ты искренним, правдивым быть.

— Уж как получится, но действовать я буду. Запала в душу мне твоя мечта, Анастасия. И очень хочется увиденное будущее быстрее в реальность превратить.

Date: 2016-07-25; view: 255; Нарушение авторских прав