Стрессовые состояния в сфере труда.

Для описания стресса, связанного с профессиональной деятельностью используются различные понятия: “рабочий стресс”, “профессиональный стресс”, “организационный стресс”.

“Рабочий стресс” (в англоязычной литературе “job stress, stress at work”) возникает из-за причин, связанных с работой, – условиями труда, местом работы. “Профессиональный стресс” (в англоязычной литературе “occupational stress”) возникает из-за причин, связанных с профессией, родом или видом деятельности. “Организационный стресс” (в англоязычной литературе “organizational stress”) возникает вследствие негативного влияния на субъекта особенностей организации, в которой он работает. Эти понятия являются близкими, но не синонимичными. В зависимости от того, какие именно факторы выходят на передний план, целесообразно использовать то или иное из этих трех понятий.

Негативное воздействие на работника могут оказывать плохие условия труда, слабая техническая оснащенность, неритмичная рабочая нагрузка, неудобный график труда (например, нарушающий естественные циркадные ритмы) и другие подобные причины. Эти и другие факторы могут иметь место не только вследствие несовершенства организации, но и по объективным причинам (неблагоприятные климатические условия, отсутствие необходимых технических решений, неравномерность спроса на данный вид труда, вынужденно круглосуточная работа или дежурство и т. п.). Они могут действовать и вне организации, например, в индивидуальном труде. Такого рода факторы вызывают рабочий стресс.

Многие профессии независимо от особенностей конкретного рабочего места (региона, отрасли…) связаны с вполне определенными стрессорами. В этом случае нередко говорят о том, что сама профессия носит стрессовый характер. Такое положение дает основание употреблять термин “ профессиональный стресс ”.

Наконец, неблагоприятный психологический климат в рабочей группе, неумелое руководство, нерациональное или недостаточно точное распределение должностных обязанностей, плохо организованные информационные потоки, неясные цели деятельности, неопределенность перспектив развития предприятия и ряд других факторов такого же порядка вызывают у работников соответствующей организации (предприятия, учреждения) организационный стресс.

СИТУАЦИИ ИСПЫТАНИЙ.

Ситуация как стечение обстоятельств нередко становится своеобразной «лакмусовой бумажкой», индикатором истинности: истинного характера человека, истинного положения вещей и т.д. Таким образом, ситуация подобного типа связана усилением аксиологического плана произведения.

Под испытанием мы понимаем не только испытание автором воли героя, не только проверку каких либо его качеств (человечности, мудрости и т.д.), но также и процесс выбора. Как уже говорилось в Главе 1, независимо от того, осознает ли герой, что находится в ситуации, или нет, он находится в ситуации выбора.

В рассказе «Испытание» М. М. Зощенко герой, Иван Николаевич, уходит от жены к соседке Рите. Вскоре он отправляется на фронт и посылает новой возлюбленной письмо: «Я потерял ногу. Я теперь инвалид и калека. Отпиши подробно, согласна ли взять меня или мне лучше находиться на государственном обеспечении» [142]. Такое же письмо герой посылает и законной бывшей супруге. Молодая любовница Рита отказывается от калеки: «Не может же она, молодая женщина, едва вступившая в свет, посвятить ему свою жизнь» [143].

Жена, не колеблясь, готова поехать за Иваном Николаевичем, принять его и содержать. Оказывается, что герой цел и невредим: он намеренно устроил это испытание обеим женщинам. Несмотря на однозначность и «очевидность» этического плана данного рассказа, интересным представляется то, как организована сама ситуация. Автор ставит своих героев перед ситуацией выбора, моделируя тем самым ситуацию испытания, за которой следит читатель.

Иными словами, ситуация испытания связана с категорией истинности: она помогает вскрыть истинный характер героев, истинное положение вещей, отделить истинное от ложного, ставя героя перед необходимостью выбора.

Комическая ситуация, строго говоря, всегда становится «лакмусовой бумажкой», так как смех всегда играет роль индикатора: «Прежде всего, смех не может быть нейтральным. <…> Любая улыбка, даже, казалось бы, самая безразличная, — это уже оценка, это уже критика, уже вмешательство» [144].

В главе «Загробный страж» цикла рассказов М. Веллера «Оружейник Тарасюк» описывается свадьба одного из членов политбюро: «Кушать ананасы и рябчиков предполагалось с золота и фарфора царских сервизов. Вот для последней цели и было велено взять из запасников Эрмитажа парадный сервиз на сто сорок четыре персоны, унаследованный в народную сокровищницу от императрицы Екатерины Великой»[145]. Искусствоведы протестуют: «Восемнадцатый век!.. перебьют! вандалы! и так все распродали… Академик известил, обмирая от храбрости: «Только через мой труп». Ему разъяснили, что невелико и препятствие»[146].

Таким образом, в соответствии с сюжетной схемой испытания, «человек зависит от ситуации, в которую попадает, и вынужден выбирать между типичными вариантами ее развития»[147].

Испытанием собственной воли является «бунт Лоханкина» в «Золотом теленке» И. Ильфа и Е. Петрова: возмущенный уходом жены Лоханкин устроил голодовку как символ бунта. «Пользуясь тем, что рот голодающего на мгновение открылся, Варвара ловко втиснула бутерброд в отверстие, образовавшееся между фараонской бородкой и подбритыми московскими усиками. Но голодающий сильным ударом языка вытряхнул пищу наружу» [148]. Бунт продолжался долго: «больной не думал вводить в организм ни компота, ни рыбы, ни котлет, ни прочих разносолов» [149], но закончился комически. Лоханкин бросает свою «драматическую диету»: «Варвара повела очами и увидела Васисуалия. Он стоял у открытой дверцы буфета, спиной к кровати, и громко чавкал. От нетерпения и жадности он наклонялся, притопывал ногой в зеленом чулке и издавал носом свистящие и хлюпающие звуки. Опустошив высокую баночку консервов, он осторожно снял крышку с кастрюли и, погрузив пальцы в холодный борщ, извлек оттуда кусок мяса. Если бы Варвара поймала мужа за этим занятием даже в лучшие времена их брачной жизни, то и тогда Васисуалию пришлось бы худо. Теперь же участь его была решена» [150].

Как читатель и ожидает, подобная ситуация не может не обернуться комическим исходом: полный трагического пафоса, герой намерен уморить себя голодом, но не выдерживает испытания воли.

СИТУАЦИИ УТРАТ.

Работа Э. Линдеманна, опубликованная в 1944 году, в которой описана картина острого горя, стала классической. Основные положения настоящей работы состоят в следующем:

1. Острое горе - это определенный синдром с психологической и соматической симптоматикой.

2. Этот синдром может возникать сразу же после кризиса, он может быть отсроченным, может явным образом не проявляться или, наоборот, проявляться в чрезмерно подчеркнутом виде.

3. Вместо типичного синдрома могут наблюдаться искаженные картины, каждая из которых представляет какой-нибудь особый аспект синдрома горя.

4. Эти искаженные картины соответствующими методами могут быть трансформированы в нормальную реакцию горя, сопровождаю­щуюся разрешением.

Картина острого горя очень схожа у разных людей. Общим для всех является следующий синдром: периодические приступы физи­ческого страдания, длящиеся от двадцати минут до одного часа, спазмы в горле, припадки удушья с учащенным дыханием, постоян­ная потребность вздохнуть, чувство пустоты в животе, потеря мышеч­ной силы и интенсивное субъективное страдание, описываемое как напряжение или душевная боль. Больные вскоре замечают, что очередной приступ наступает раньше обычного, если их кто-нибудь навещает, если им напоминают об умершем или выражают сочув­ствие. У них наблюдается стремление любой ценой избавиться от синдрома, поэтому они отказываются от контактов, которые могут ускорить очередной приступ, и стараются избежать любых напоми­наний об умершем.

Наиболее выраженные черты: постоянные вздохи (это наруше­ние дыхания особенно заметно, когда больной говорит о своем горе); общие для всех больных жалобы на потерю силы и исто­щение («почти невозможно подняться по лестнице», «все, что я под­нимаю, кажется таким тяжелым», «от малейших усилий я чувствую полное изнеможение»...); отсутствие аппетита.

Наблюдаются некоторые изменения сознания. Общим является легкое чувство нереальности, ощущение увеличения эмоциональной дистанции, отделяющей пациента от других людей (иногда они вы­глядят призрачно или кажутся маленькими), и сильная поглощен­ность образом умершего. Одному пациенту казалось, что он видит свою погибшую дочь, которая зовет его из телефонной будки. Он был так захвачен этой сценой, что перестал замечать окружающее, особенно же на него подействовала та ясность и отчетливость, с которой он услышал свое имя. Некоторых пациентов очень тревожат подобные проявления их реакции горя: им кажется, что они начинают сходить с ума.

Многих пациентов охватывает чувство вины. Человек, которого постигла утрата, пытается отыскать в событиях, предшество­вавших смерти, доказательства того, что он не сделал для умершего всего, что мог. Он обвиняет себя в невнимательности и преувели­чивает значение своих малейших оплошностей.

Кроме того, у человека, потерявшего близкого, часто наблюда­ется утрата теплоты в отношениях с другими людьми, тенденция разговаривать с ними с раздражением и злостью, желание, чтобы его вообще не беспокоили, причем все это сохраняется, не­смотря на усиленные старания друзей и родных поддержать с ним дружеские отношения.

Эти чувства враждебности, удивительные и необъяснимые для самих пациентов, очень беспокоят их и принимаются за признаки наступающего сумасшествия. Пациенты пытаются сдержать свою враждебность, и в результате у них часто вырабатывается искусственная, натянутая манера общения.

Заметные изменения претерпевает также повседневная деятель­ность человека, переживающего тяжелую утрату. Эти изменения со­стоят не в задержке действий или речи; наоборот, в речи появляется торопливость, особенно когда разговор касается умершего. Пациенты непоседливы, совершают бесцельные движения, постоянно ищут себе какое-нибудь занятие, и в то же время — болезненно неспособны начинать и поддерживать организованную деятельность. Все делает­ся без интереса. Больной цепляется за круг повседневных дел, однако они выполняются им не автоматически, как обычно, а с усилием, как если бы каждая операция превращалась в особую зада­чу. Он поражается тому, насколько оказывается все эти самые обычные дела были связаны для него с умершим и потеряли теперь свой смысл. Особенно это касается навыков общения (прием друзей, умение поддержать беседу, участие в совместных пред­приятиях), утрата которых ведет к большой зависимости скор­бящего от человека, который стимулирует его к активности.

Для горя свойственны следующие признаки:

● физическое страдание,

● поглощен­ность образом умершего,

● вина,

● враждебные реакции,

● утрата моделей поведения.

Э.Линдеманн указывает еще на одну (шестую) характеристику, проявляющуюся у пациентов, находящихся на границе патологи­ческого реагирования, которая не бросается в глаза, как предыду­щие, но, тем не менее, достаточно выражена, чтобы окрасить всю картину в целом. Она состоит в появлении у пациентов черт умер­шего, особенно симптомов его последнего заболевания или манеры его поведения в момент трагедии.