Роберт Майер и открытие им закона сохранения энергии

(К пятидесятилетию его смерти)

Когда мы говорим здесь об эвропатологии научного творчества, то мы исходим из того положения, что научное творчество подвержено тем же законам эвропатологии, что и творчество других видов (например художественного творчества). Иначе говоря, в механизмах научного творчества элементы патологии могут играть ту или иную эвропозитивную роль.

Об эвропозитивной роли патологии в художественном творчестве мы имеем достаточное количество иллюстраций. Даже самые близорукие противники не могут закрыть глаза перед фактическими данными этих иллюстраций. Однако, в отношении научного творчества мы не имеем еще такого обильного материала для таких иллюстраций. Быть может, это обстоятельство и заставляет думать многих (даже убежденных в позитивной роли патологии в художественном творчестве), что в научном творчестве патология существенной роли не играет. Пожалуй, даже это отсутствие обилия фактов служит для этих лиц известной маской для прикрытия традиционного консерватизма в отношении этих вопросов. Патология, говорят одни,—есть болезненное, следовательно, нездоровое явление, а все нездоровое не может дать никаких положительных результатов, да еще в особенности в научном творчестве, где все дается упорным трудом, а не экстазами поэтов (о которых еще можно допустить, что этот экстаз вызывается патологией) и т.д. Эта “железная” логика научного консерватизма опирается, конечно, главным образом, на то, что нет обилия фактов, иллюстрирующих обратное положение. Даже врачи, сталкивающиеся с этой патологией в своей повседневной практике и оперирующие эвропозитивными силами патологии (например, при лечении прогрессивного паралича в новейшее время прививками малярии, где уж эвропозитивная роль малярийного яда по отношению к сифилитическому яду—несомненна), настолько крепко сидят в тисках этого консерватизма, что невольно закрывают глаза перед теми же “прививками” патологии, которые делает сама природа над людьми, когда ей

нужно достигнуть эвропозитивной цели, например, при выявлении феноменальной одаренности (resp. гениальности). Впрочем, консерватизм в медицине имеет свои корни в прошлом и свои объяснения. Углубляться в этот вопрос здесь мы не собираемся. Отметим лишь здесь, что вместе с консерватизмом всегда идет рука об руку известная доза фарисейского криводушия. В этих вопросах фарисейство это сказывается в следующем. Так называемый культурный человек вместе с ростом науки и техники теряет своих теологических богов и божков. Вера в них становится бессмыслицей. Он ищет и находит себе эквиваленты этих богов, он создает себе ореол великого человека, гения. Разукрашивает его всеми “божественными” стигмами и аттрибутами, создается культ новых богов в новых эквивалентах. Старое религиозное чувство, культивированное веками метаморфозируется и сублимируется другой теологией, такой же консервативной и фарисейской как и старая. Заманчивость этой теологии тем более велика, что здесь при случае можно самому сделаться “божком”. Культ этот, как культ не терпит ничего святотатственного, а тут, видите-ли, “придет какой-нибудь Сегалин, да начнет копаться в дядюшках и бабушках этого “бога”, найдет патологию и оскорбит мое благородное чувство преклонения перед моими фетишами. А самое главное, ведь все это еще не доказано, фактов таких нет, чтоб патология была причиной великих научных творений” и т. д., и т. д. Так, строится фарисейская концепция отрицания научных истин, которые бьют, что называется, в нос. Эвропатология многим консервативным ученым, поэтому и не нравится, также как не нравится теологам дарвинизм— “подрыв, - видите-ли, - нашей ученой религии и авторитета”. Но эвропатология не преследует ничего, кроме чистого и бескорыстного стремления вскрыть всеми научными методами механизмы творчества и осветить законы биологии великих людей. Эвропатология строится и будет построена на изучении эвропозитивной роли тех явлений, которые дают, с одной стороны, болезнь—эвронегативное, но с другой стороны, создают условия (но не самую гениальность) для тех явлений, которые мы называем—гениальное. Верно, еще недостаточны ее методы, еще ”не собраны все материалы и факты, чтоб уже сделать окончательные выводы. В особенности, в отношении научного творчеств еще мало фактов, тем не менее—-это не должно обескураживать исследователя. Если недостаточно этих фактов, это еще не значит, что их нет. Их надо еще собрать, кропотливо очистить от теологических налетов. Эвропатология еще только что начала строиться и подготовляться.

Как пример для иллюстрации, где видна эвропозитивная роль патологии в научном творчестве (и именно—открытия закона сохранения энергии)—мы избрали в этой работе Роберта Майера. Мы берем эту личность как пример чрезвычайно яркой иллюстрации нашей точки зрения. Сумеем ли убедить в справедливости нашей точки зрения читателя—это другой вопрос. Но если даже мы и не сумеем убедить читателя, то это значит только, что автор недостаточно вооружен для этого или не сумел справиться с данной задачей, а не потому, что данная научная истина не может быть достаточно освещена; ее сумеют осветить другие, лучше вооруженные.

Следуя эвропатологической методике, мы располагаем наш материал таким образом.

Прежде чем приступить к изучению эвропатологии личности Роберта Майера и психомеханизма его творческих приступов, мы должны рассмотреть те эвропатологические родовые условия, создающие, эту личность, и эвропозитивную роль патологии в генезе этой личности. Поэтому патогенез личности мы должны рассмотреть раньше всего другого. С этого мы и начнем наше исследование.