Механистического естествознания. Обратилась к жизни как пер­вичной реальности, целостному органическому процессу.

Само понятие жизни многозначно и неопределенно, дает простор для различных трактовок. Оно понимается и в биоло­гическом, и в космологическом, и в культурно-историческом планах. Так, у Ницше первичная жизненная реальность выс­тупает в форме «воли к власти». Для Бергсона жизнь — это «космический жизненный порыв», сутью которого является со­знание или сверхсознание. У Дильтея и Зиммеля жизнь выс­тупает как поток переживаний, но культурно-исторически обус­ловленных.

Однако, во всех трактовках жизнь представляет собой це­лостный процесс непрерывного творческого становления, раз­вития, противостоящий механическим неорганическим обра­зованиям, всему определенному, застывшему и «ставшему». Вот почему важное значение в философии жизни имела так­же проблема времени как сути творчества, развития, станов­ления. С обостренным чувством времени связана тема исто­рии, исторического творчества. Как полагал Дильтей, «царство жизни», понятое как объективация жизни во времени, как орга­низация жизни в соответствии с отношениями времени и дей­ствия, является историей.

Возможно ли постижение жизни? Если возможно, то с по­мощью каких средств, методов, приемов и т. п.? Одни пред­ставители философии жизни считают, что феномены жизни невыразимы в философских категориях. Другие полагают, что процесс жизни неподвластен омертвляющей, разлагающей де­ятельности рассудка с его анализом и расчленениями. Разум по своей природе безнадежно оторван от жизни. У Дильтея же, в отличие от двух названных подходов, категориями жиз­ни выступают значение, структура, ценность, целое и его эле­менты, развитие, взаимосвязь, сущность и другие категории, с помощью которых можно выразить «внутреннюю диалекти­ку жизни».

В целом же в философии жизни господствует антисциен-тизм, а рациональное познание объявляется здесь ориентиро­ванным на удовлетворение чисто практических интересов, дей­ствующим из соображений утилитарной целесообразности. Научному познанию и его приемам противопоставляются вне-интеллектуальные, интуитивные, образно-символические спо-

Собы постижения (иррациональные в своей основе) жизненной реальности — интуиция, понимание и др. Наиболее адекватным способом выражения жизни объявляются произведения искус­ства, поэзия, музыка, вчувствование, вживание и другие вне-рациональные способы освоения мира.

Для Дильтея жизнь есть способ бытия человека, культур­но исторической реальности. Согласно Дильтею, постижение жизни, исходя из нее са­мой, — основная цель философии и других «наук о духе», пред­метом исследования которых является социальная действитель­ность во всей полноте своих форм и проявлений. Поэтому глав­ная задача гуманитарного познания — постижение целостнос­ти и развития индивидуальных проявлений жизни, их ценнос­тной обусловленности. При этом Дильтей подчеркивает: невоз­можно абстрагироваться от того, что человек суть сознатель­ное существо, а это значит, что при анализе человеческой дея­тельности нельзя исходить из тех же методологических прин­ципов, из которых исходит астроном, наблюдая звезды.

А из каких же принципов и методов должны исходить «на­уки о духе», чтобы постигнуть жизнь? Дильтей считает, что это прежде всего метод понимания, т. е. непосредственное пости­жение некоторой духовной целостности. Это проникновение в духовный мира автора текста, неразрывно связанное с реконст­рукцией культурного контекста создания последнего. В науках о природе применяется метод объяснения — раскрытие сущно­сти изучаемого объекта, его законов на пути восхождения от частного к общему.

По отношению к культуре прошлого понимание выступает как метод интерпретации, названный им герменевтикой — ис­кусство понимания письменно фиксированных проявлений жизни. Герменевтику он рассматривает как методологическую основу всякого гуманитарного знания. Философ выделяет два вида понимания: понимание собственного внутреннего мира, достигаемое с помощью интроспекции (самонаблюдения); по­нимание чужого мира — путем вживания, сопереживания, вчув-ствования (эмпатии). Дильтей рассматривал способность к эм-патии как условие возможности понимания культурно-истори­ческой реальности. Наиболее «сильная форма» постижения жизни, по его мнению, — это поэзия, ибо она «каким-то обра­зом связана с переживаемым или понимаемым событием». Один из способов постижения жизни — интуиция. Важными методами исторической науки Дильтей считает биографию и автобиографию.

Из размышлений о жизни, по его мнению, возникает «жиз­ненный опыт». Отдельные события, порожденные столкнове­нием наших инстинктов и чувств в нас с окружающим и судь­бой вне нас, обобщаются в этом опыте в знания. Как челове­ческая природа остается всегда одной и той же, так и основные черты жизненного опыта представляют собой нечто, общее всем. При этом Дильтей отмечает, что научное мышление мо­жет проверить свои рассуждения, может точно формулировать и обосновывать свои положения. Другое дело — наше знание жизни: оно не может быть проверено, и точные формулы здесь невозможны.

Немецкий философ убежден, что не в мире, а в человеке философия должна искать «внутреннюю связь своих познаний». Жизнь, проживаемую людьми, — вот что, по его мнению, желает понять современный человек. При этом, во-первых, нужно стремиться к тому, чтобы объединить жизненные отно­шения и основанный на них опыт «в одно стройное целое». Во-вторых, необходимо направить свое внимание на то, чтобы пред­ставить «полный противоречий образ самой жизни» (жизнен­ность и закономерность, разум и произвол, ясность и загадоч­ность и др.). В-третьих, исходить из того, что образ жизни «вы­ступает из сменяющихся данных опыта жизни».

В связи с этими обстоятельствами Дильтей подчеркивает важную роль идеи (принципа) развития для постижения жиз-

Ни, ее проявлений и исторических форм. Философ отмечает, что учение о развитии по необходимости связано с познанием относительности всякой исторической формы жизни. Перед взором, охватывающим весь земной шар и все прошедшее, исчезает абсолютное значение какой бы то не было отдельной формы жизни.

А. Бергсон

Бергсон Анри Луи (1859—1941) — один из самых круп­ных философов Франции XX века. Почитатели ставили его в один ряд с Декартом и Кантом. Бергсон создал оригинальную философскую и этико-религиозную концепцию. Оставаясь в целом в пределах философии жизни, он создает динамичес­кую картину эволюции мира и человеческого сознания. Раз­вивая учение об интуиции, он обосновывал возможность но­вой метафизики.

«Творческая эволюция» мира, его жизнь, длительность, качественное становление ускользали бы от нас совершенно, если бы рядом с интеллектом не существовала интуиция — род интеллектуальной симпатии, путем которой субъекты познания переносятся внутрь предметов. Интеллектуальное познание ути­литарно. Оно дает картину мира, обеспечивающую наше повсе­дневное бытие. Интуитивное познание — бескорыстно. Оно от­крывает нам мир таким, каков он сам по себе.

Интуиция действует через механизм восприятия. «Пони­мать», считает Бергсон, приходится тогда, когда уже нельзя «воспринимать». Обычное восприятие ухватывает мир в конту­рах нашего возможного действия на него, интуитивное — от­крывает нам мир, независимый от наших возможных действий. О том, что такое восприятие существует, свидетельствует ис­кусство, творцы которого видят сами и заставляют видеть дру­гих то, что естественным образом мы не замечаем. Интуиция-ми живет и подлинная наука, и подлинная философия.

Носителями интуиции являются, по Бергсону, люди, у ко­торых природа забыла соединить способность воспринимать со способностью действовать, т. е. создала основную предпосыл­ку неутилитарности созерцания. У этих людей в действие всту­пает механизм, более древний, чем интеллект. Это — инстинкт. Соотношение интеллекта и инстинкта, согласно учению Берг­сона, довольно сложно. Интеллект — знание формы, ин­стинкт — знание материи. Нет интеллекта, в котором не было бы следов инстинкта, но нет и инстинкта без проблеска интел­лекта. Однако интеллект больше нуждается в инстинкте, чем инстинкт в интеллекте. Как животный мир раздваивается на мир насекомых, в жизни сообществ которых господствует инстинкт, и мир позво­ночных, в жизни высших представителей которых господству­ет интеллект, так и сообщества людей раздваиваются на «зак­рытые» и «открытые».

Учение Бергсона в свое время было охарактеризовано как революция в философии. Она оказала большое влияние на ин­теллектуальную атмосферу Европы. Ее воздействие испытали Тейяр де Шарден, Тойнби, Уайтхед и др. Бергсон пользовался значительной популярностью и в России. Его размышления о природе сознания, об условиях возможности открытого обще­ства не утратили интереса и в наши дни.

Неокантианство

Неокантианство — философское идеалистическое направ­ление, возникшее во второй половине XIX века в Германии под лозунгом «Назад к Канту!» и распространившееся впоследствии в других странах, в том числе и в России. Его задача состояла в том, чтобы обновить и дополнить философию Канта (особенно ее идеалистические и метафизические элементы) новыми ре­зультатами в области частных наук (физиологии, психологии и др.).

Основные принципы неокантианства сводились к трем ос­новным моментам: а) понимание философии исключительно как критики познания; б) ограничение познания сферой опыта и отказ от притязаний онтологии (учения о бытии) на статус научной дисциплины; в) признание обусловливающих познание априорных норм.

Один из первых исходных импульсов для формирования неокантианства дал, как ни странно, известный немецкий фи­зик, физиолог и психолог Г. Гельмгольц. Его физико-химичес­кие методы исследования живого организма нанесли удар по витализму и способствовали развитию материалистических и антиредукционистских взглядов в биологии. Он сделал ряд крупных открытий в физиологии (например, особенно в области зрения, слуха и других органов чувств). В своих работах по теоретической физике и другим разделам естествознания при­держивался стихийно-материалистических позиций. Однако в ряде случаев Гельмгольц склонялся к кантианству.

Баденская школа

Если представители марбургской школы неокантианства особое внимание уделяли методологии интерпретации научных понятий и философских категорий, истолковывая их как логи­ческие конструкции, то в центре интересов представителей баденской школы — проблемы специфики социального познания, его форм, методов, отличия от естественных наук и т. п.

Уже к концу XIX — началу XX вв. стало очевидным, что науки о культуре (т. е. гуманитарные науки, или «науки о духе») должны иметь свой собственный концептуально-методологи­ческий фундамент, отличный от фундамента естествознания.

Лидеры баденской школы неокантианства Виндельбанд Вильгельм (1848—1915) и Риккерт Генрих (1863—1936) выд­винули тезис о наличии двух классов наук: исторических и ес­тественных. Первые являются идиографическими, т. е. описы-

вающими индивидуальные, неповторимые события, ситуации и процессы. Вторые — номотетическими, они фиксируют об­щие, повторяющиеся, регулярные свойства изучаемых объек­тов, абстрагируясь от несущественных индивидуальных свойств. Поэтому номотетические науки — физика, биология и др. — в состоянии формулировать законы и соответствующие им общие понятия. Как писал Виндельбанд, «одни из них суть науки о законах, другие — науки о событиях».

Анализируя специфику социально-гуманитарного знания, Риккерт указывал следующие основные ее особенности: его конечный результат — не открытие законов, а описание инди­видуального события на основе письменных источников, тек­стов, материальных источников; сложный, очень опосредо­ванный способ взаимодействия с объектом знания через ука­занные источники; для наук о культуре характерен идеографи­ческий метод, сущность которого состоит в описании особен­ностей «существенных» исторических фактов, а не их генера­лизация (построение общих понятий), что присуще естествоз­нанию — номотетический метод (это главное различие двух типов знания); объекты социального знания неповторимы, не поддаются воспроизведению, нередко уникальны; социально-гуманитарное знание целиком зависит от ценностей и оценок, наукой о которых и является философия.

Природа есть совокупность всей действительности, поня­той генерализующим образом и без всякого отношения к цен­ностям. На другой стороне стоят исторические науки о культу­ре, которые изучают объекты, отнесенные ко всеобщим куль­турным ценностям; как исторические науки они изображают их единичное развитие в его особенности и индивидуальности, — это и есть индивидуализирующий метод.

Этим двум видам наук и их методам соответствуют, по Рик-керту, и два способа образования понятий: 1) при генерализую-щем образовании понятий из многообразия данности выбира­ются лишь повторяющиеся моменты, подпадающие под кате­горию всеобщего; 2) при индивидуализирующем образовании понятий отбираются моменты, составляющие индивидуаль­ность рассматриваемого явления, а само понятие представляет собой «асимптотическое приближение к определению индиви­дуума».

Таким образом, и гуманитарные и естественные науки при­меняют абстракции и общие понятия, но для первых это лишь вспомогательные средства, ибо их назначение — дать конкрет­ное, максимально полное описание неповторимого историчес­кого феномена. Для вторых общие понятия в известном смыс­ле — самоцель, результат обобщения и условие формулирова­ния законов. Тем самым генерализирующий метод в науках о культуре не «отменяется», а имеет подчиненное значение.

Вместе с целым рядом продуктивных идей, высказанных представителями баденской школы, нельзя не отметить такие их односторонности как идеализм, метафизичность в целом, стрем­ление резко размежевать естественные и гуманитарные науки и их методы (как писал Риккерт, «историческая наука и наука, фор­мулирующая законы, суть понятия, взаимно исключающие друг друга»), непризнание объективных законов общества и др.

Основные работы представителей баденской школы: В. Вин-дельбанд «Прелюдии» (1844); его же. «История и естествозна­ние» (1894); его же. «Философия в немецкой духовной жизни XIX столетия» М., 1993; Риккерт Г. «Границы естественнона­учного образования понятий». СПб, 1903; его же. «Науки о при­роде и науки о культуре» СПб, 1911; его же. «Введение в транс­цендентальную философию. Предмет познания». Киев, 1904; его же. «Философия истории». СПб, 1908.