Глава 7. Сжигание мостов 3 page

Драко вытаращил глаза, словно обнаружил, что на ее ногах одиннадцать пальцев:

— Ты очень странная женщина…

Она чувственно повела плечами.

— Тебе же он нравится — так почему бы и нет?

— Я… — задохнулся Драко и замер. — Ты ведь на самом деле просто не понимаешь людей, правда? — устало спросил он. — Ты ведь никогда не испытывала человеческих эмоций. Или же это было так давно, что ты все позабыла.

Что-то блеснуло у нее в глазах — что-то, что на мгновение сделало ее сердитой, но ее лицо тут же разгладилось и осветилось издевательской полуулыбкой:

— А я-то думала, что Люциус втолковал тебе, что напоминание леди о ее возрасте таким образом вряд ли можно отнести к хорошим манерам.

— Да-да, насчет леди он точно говорил что-то подобное. Однако не припомню, чтобы он упоминал, что это относится также к демонам ада.

Она подскочила и сверкнула глазами.

— Да как ты осмелился… — он подался назад: она воздвиглась над ним, глаза ее горели, волосы взлетели в порыве неведомого ветра. Она шагнула на него, и ему потребовалось все его самообладание, чтобы не метнуться прочь. — Глупый ребенок, — взгляд стал прищуренным и хищным, как у вейлы. — Глупый, нетерпеливый мальчишка…

— Я не мальчишка, — горячо возразил он.

— Напротив, ты просто до боли юн, и это очень печально, — она приподняла его лицо к себе, в ее голосе не было ни капли печали. Он не двинулся прочь. Он не мог двинуться. — Ты замерз? — ее дыхание взъерошило волосы на его висках. — Нет, я не про сейчас, я имею в виду вообще. Ты просыпаешься, окоченев от ночных кошмаров, которых не можешь вспомнить… Ты задыхаешься — так, что у тебя болит сердце… У тебя все плывет перед глазами…

Ее рука соскользнула к подбородку, она подняла вверх его лицо, ловя его взгляд.

— Ангельский мальчик с больными глазами, — ее голос напоминал жидкое серебро, — такой хорошенький, чтоб сойти с ума… или ослепнуть… или умереть от… Впрочем, все уже не остановить…

— От чего умереть? — спросил Драко, услышав нотку слепой паники в своем голосе. — Что уже не остановить?

Она убрала руки от его лица и шагнула прочь.

— Если не догадаешься, вскоре все узнаешь, — на ее губах заиграла улыбка — ангельская и дьявольская одновременно.

Что со мной происходит? — хотел спросить он. — Я болен? Чем? — но он знал, что она лишь подразнит его, отвечая вопросом на вопрос, а потому он просто отвернулся и отошел.

Ему показалось, что горизонт просветлел, и полоска цвета олова появилась между темной землей и черными облаками в небесах.

— Пожалуйста, оставь его, — попросил он, не глядя на нее. — Оставь нас.

Он ждал ответа, но его не последовало и, повернувшись, он увидел, что она исчезла. Она ушла, не оставив на снегу следов. Как всегда.

* * *

— Mundungus, — он произнес пароль, и портрет пропустил его. Драко замер на миг, поразившись ироничности ситуации: надо же, он знал гриффиндорский пароль. Еще несколько лет назад он бы изрядно приплатил за это. Теперь это казалось само собой разумеющимся.

Он шагнул в гостиную, и портрет закрылся за ним. Гостиная вовсе не пустовала: кто-то стоял у кресла и засовывал что-то себе в карман. Она еще не обернулась, но он немедленно узнал Джинни по ее пылающим рыжим волосам, скрученным в пучок на затылке. Несколько локонов высвободились, и казалось, что ее лицо лижут языки пламени. У нее был очень усталый вид.

— Драко, что ты тут делаешь?

— Я тоже в восторге от встречи с тобой, — ответил он. — Симпатичная пижамка.

Она опустила глаза к своей фланелевой пижаме с котятами и запахнулась в мантию.

— Где Гарри? — спросила она.

— Не имею ни малейшего представления. Меня это не волнует.

— Тогда что ты делаешь здесь?

— Пришел к Гермионе, — коротко ответил Драко. — Надеюсь, у тебя с этим нет проблем?

Джинни бросила на него снисходительный взгляд, словно он был раскапризничавшимся ребенком.

— У меня — нет, — ответила она. — А вот у Гермионы — вполне может быть.

— В смысле? — прищурился Драко.

— В том смысле, что полчаса назад Гарри пошел поговорить с ней, а она хлопнула дверью у него перед носом. Тогда он схватил свой плащ и ушел. И с тех пор я его не видела.

— Она молодец. Так ему и надо.

Джинни оторопела:

— Что ты несешь?

Нахмурившись, Драко шагнул к камину, поднял лежащую у решетки кочергу и поворошил пламенеющие угли.

— Гарри пора повзрослеть, — а то он ведет себя как полный дебил. И он мог бы сам это понять. Единственное, что могло чуточку улучшить ситуацию — если бы она скинула его с главной лестницы, и он бы пересчитал все ступеньки.

— Это звучит как-то обречено… — заметила Джинни.

— А то, — и Драко начал яростно тыкать кочергой в камин. — Что-то теряешь. Что-то находишь.

Повисла недолгая пауза. Подняв глаза на Джинни, Драко ожидал увидеть на ее лице что угодно — гнев, ужас, отвращение — но не печаль.

— Я так поняла, он рассердился на тебя.

— Ну, можно и так сказать, — ядовито согласился Драко. — Он обвинил меня в том, что я ему вру, презираю его лучшего друга и вся причина в том, что я — самовлюбленный, спесивый, властный сноб и ублюдок без всяких надежд на исправление. Я спросил его, могу ли я чем-нибудь ему помочь, на что он сказал, что мог бы, наверное, испытать некоторое облегчение, проглоти я шесть фунтов свинца и утопись в озере. Засим я ушел.

— Хм, — задумчиво пробормотала Джинни. — Но озеро-то замерзло.

— О, спасибо, я знал, что тебе можно доверить нож, чтобы всадить его мне в сердце.

Джинни откинула локон с глаз:

— А я думала, ты не можешь его обмануть. Ну, … мысленно.

— Точно, — спокойно кивнул Драко. — Но он меня заткнул. Я вообще не сумел ничего ему сказать.

— Никто не сумел, — тихо сказала она и положила руку ему на плечо, отчего ему вдруг стало удивительно спокойно, хотя, возможно, потому, что он замерз, а ее рука была мягкой и теплой. — Ты должен найти его.

— Я ничего не должен, — возразил он, — разве что вернуться к себе в комнату, упиться Архенским вином и проспать до конца недели. Возможно, к тому времени Мальчик-Который-Выжил разберется со своей чертовски сложной любовью без моей помощи.

— Без твоей помощи он умрет, — тихо сказала Джинни.

Какой-то полузабытый сон мелькнул в голове Драко, заставив его печально рассмеяться.

— От этого не умирают. От этого просто разбивается сердце.

— Я имела в виду не это. Я имела в виду, что раньше ты спасал его жизнь.

— Приятно, что ты это вспомнила, — голос Драко был холоднее инея. — Потому что я не думаю, чтобы об этом вспомнил он.

— Не говори глупости.

— Кто бы говорил, — бросил Драко и тут же пожалел, что эти слова сорвались у него с языка: она испугалась и обиделась.

— И чем собираешься сейчас заняться? — раздраженно и резко спросила она. — Отправиться в кровать, чтобы выяснить, сможешь ли заснуть? Спорим, что не сможешь? Ты не знаешь где он, возможно, ему нужна твоя помощь — ты не придешь ему на выручку?

— Ему не нужна моя помощь, — отрезал Драко, — он совершенно четко дал мне это понять.

Джинни фыркнула.

— Ты испугался, — высокомерно бросила она.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я говорю «испугался», я имею в виду «струсил».

— О, спасибо, теперь все совершенно понятно. И чего же испугался?

— Ты испугался чувств, — уточнила она. — Забота и привязанность к людям делает тебя зависимым, и ты ненавидишь это. Ты нужен Гарри, и он нужен тебе. Сейчас он совершенно один и несчастен так, как не был несчастен никогда в своей жизни — что с того, что он наорал на тебя? Что, черт побери? Разве он не прощал тебе куда более худшие вещи? Когда тебя ранили, когда тебя пронзила стрела, — да я в жизни не видела человека, более потрясенного этим, чем он. А когда он проспал всю ночь на полу в лазарете — что, забыл? Но если грандиозная примадонна внутри тебя дуется из-за этого — что ж, пусть все идет, как идет. Все равно. Отшлепай своего внутреннего ребенка, надуй губы, закрой глаза и думай о своем — мне все равно, что ты должен сделать. Но только пойди и найди Гарри — я ужасно волнуюсь за него, да и тебе тоже стоит побеспокоиться.

Драко пристально взглянул на нее: она разрумянилась и чуть задыхалась от волнения.

— Все? — поинтересовался он.

Она упрямо вздернула подбородок.

— А что — не похоже, что я закончила?

— С тобой трудно говорить. Временами у тебя открывается второе дыхание.

— Не в этот раз, — сурово ответила она. — Так что же ты собираешься делать?

Он снова потянулся кочергой к камину и замер на миг.

— Разреши кое о чем тебя спросить?

— О чем?

— Если ты так волнуешься о том, что он там в одиночестве, почему же ты сама не пойдешь и не найдешь его?

Джинни вздохнула.

— Потому что я должна быть здесь. На самом деле я просто спустилась за книгой, я сейчас вернусь назад, и снова буду сидеть с Роном. Я должна позаботиться о своем брате, — добавила она, взглянув на книгу у себя в руках и снова подняв глаза на Драко. — А ты должен пойти и позаботиться о своем.

Драко посмотрел на нее: ясноглазая, румяная, в пижамке с котятами — она была похожа на маленькую девочку, которой, однако же, уже давно не была.

— Я даже не знаю, где искать его, — тихо пробормотал он. — Я… я не могу его найти.

Джинни тряхнула головой, оглядывая комнату, словно проверяя, не забыла ли она чего.

— Конечно же, ты можешь найти его. Не все же полагаться на телепатию. Иногда играет роль только то, насколько хорошо ты знаешь другого человека — ты его знаешь лучше всех. Куда бы он мог направиться?

У Драко в груди словно что-то оборвалось: конечно, она была права, у него действительно появилась идея, куда могло бы понести Гарри.

— Я не знаю, что бы я мог ему сказать.

— Придумаешь что-нибудь, — возразила Джинни, прищипнув пальцами последнюю горящую свечу. Теперь гостиная освещалась только светом, идущим из камина, он превращал кончики ее локонов в огненные лепестки. — Я в тебя верю.

Он почти рассмеялся:

— Ну, этим ты сильно отличаешься от большинства.

— Возможно. Только никому не говори.

— Есть ли еще какие-нибудь покрытые мраком тайны, которые мне стоит знать?

Она задумалась.

— Ну, я могу съесть целое мороженое без рук.

— Что, правда?

— Правда, — её губы дрогнули в улыбке. — Ну, иди, мне пора возвращаться наверх.

— Хорошо, — кивнул он. — И… спасибо.

— Да ладно, мы же друзья.

— Я бы не узнал… Я бы не подумал, что, может из-за этого я… — он замолчал, не в силах понятно сформулировать свою мысль.

Джинни чуть грустно улыбнулась ему:

— Хочешь знать, о чем я думаю? Думаю, что ты не знаешь, сколько в тебе всего хорошего. Вот что я думаю.

И она исчезла на лестнице.

* * *

Когда Драко методом проб и ошибок нашел-таки эту комнату, уже наступило утро. Ночь ушла, словно провернулось колесо. Он устал настолько, что стены и даже пол под ногами, казалось, светились слабым серебристым светом. Он знал, куда направляется: в темную комнату неподалеку от парадной лестницы, битком набитую старой мебелью и ненужными книгами. У стены в тусклой золотой раме стояло зеркало — зеркало, в которое он никогда не заглядывал.

Я покажу тебе не твое лицо, а твои скрытые желания…

Однажды он уже был там и убежал — воспоминания, связанные с этим местом, не были очень-то счастливыми. Но для Гарри… Для Гарри все было по-другому.

Он это знал. Промокнув до нитки под дождем, он стоял у озера, и счастье Гарри, как вода из открывшегося шлюза, сносило его с ног, и оно было сильнее — сильнее боли Драко, хотя он сам не понимал, какой. Эмоции его щелкали, переключаясь от света к тьме, будто под Мерцающим Заклятьем: счастье — печаль, счастье — печаль, счастье — печаль. Зажав уши руками, он сполз по стволу дерева, ожидая, когда все закончится. Он никогда не испытывал таких сильных эмоций — ни такого счастья, ни такого горя. Он словно истекал кровью.

Я на месте.

Он вспомнил все — и дверь, и коридор. В тот день все было нараспашку, сейчас же дверь была чуть приоткрыта — он толкнул ее и вошел.

Неяркий рассвет серебрил стены комнаты. Драко пробирался мимо мебели в белых пушистых чехлах, кажущейся плавающими в серой мгле айсбергами. Сквозь восточное окно он мог увидеть белоснежные просторы: белое небо, белый снег, тонкие, точно карандашные очертания зимних деревьев. На подоконнике, обхватил колени, сидел и смотрел в окно Гарри. Серое утро подсвечивало его лицо. Услышав приближение Драко, он повернулся и равнодушно взглянул. Казалось, что вместо лица у него маска.

Юноши стояли и смотрели друг на друга, разделенным темнотой, словно с разных концов квиддичного поля. Будь зеркало на стене обычным, оно бы отразило любопытную и весьма живописную картину, словно выстроенную неведомым режиссером: два паренька, примерно одного роста, одинаково худощавые — один черноволосый, другой белокурый, один во мраке, другой на свету. Но в комнате не было ни одной живой души, чтобы увидеть и оценить это, а Гарри и Драко не могли увидеть себя со стороны.

— Я думал, что ты придешь, — сказал Гарри.

В голове Драко горько прозвучал какой-то внутренний голос — а с чего это ты думал, что я приду? Что, мне больше нечего делать, только бегать за тобой, трогательно веря в нашу дружбу, когда ты швыряешь мне в лицо обвинения во вранье? Но этот голос накрыл другой — голос Сириуса, несколько месяцев назад произнесший странные слова: «Я прощаю тебе все, что должен простить. Мы способны вытерпеть все, что делаем ради любви».

— Ну вот, — произнес Драко. — Я пришел.

— Вижу. Как ты нашел меня?

Драко бросил взгляд на полутемную комнату и снова взглянул на Гарри:

— Я думал, что ты придешь сюда.

— Почему?

— Потому что я именно так бы и поступил.

Гарри взглянул на свои руки и быстро произнес:

— Прости меня.

Драко почувствовал неожиданное изнеможение и прислонился к закрытой белым чехлом мебели, судя по форме — тахте.

— За что?

— За то, что я наговорил, — голос Гарри был тих, как голос умирающего. — За все это.

— А туда входит фраза «Эй, Малфой, что ты тут делаешь?» — поинтересовался Драко, но даже отблеска слабой улыбки не промелькнуло по лицу Гарри. Слабый свет разгладил черты его лица, сделав его юным и по-детски торжественным.

— Я сейчас всех ненавижу, — еще тише прошептал Гарри. — Когда ты вошел в спальню, я тебя тоже возненавидел…

— Понятно. Да ладно, всё нормально.

— Нет, ненормально, — Гарри прерывисто вздохнул. — У меня нет причин, чтобы ненавидеть тебя. Ведь ты просто пытался мне помочь.

— Нет, — Драко выпрямился и подошел к Гарри. Тот все сидел и смотрел себе на руки — тем же взглядом, какой Драко приметил у него на кладбище: взглядом слепого, видящего какие-то неведомые ужасные картины.

— Я хотел сделать тебе больно, — и мне пришлось закрыть своей разум, чтобы я не мог этого сделать.

Драко пришло в голову, что несмотря ни на что, Гарри все же умудрился сделать ему больно, однако предъявлять претензии было бы глупо и по-детски мелочно. Гнев уже схлынул и сейчас, глядя на Гарри, Драко чувствовал только усталость и невыносимую грусть.

— Ты извиняешься. Значит ли это, что ты мне поверил?

Гарри слабо кивнул.

…Теперь я тебе верю, — Драко почти подпрыгнул от этого неожиданного контакта. — Одна часть меня верит тебе, а вторая не хочет этого принять.

…Отчего же? Разве это не упрощает все? Ведь она… она любит тебя.

…Да, только с одной поправкой — она меня ненавидит, — Гарри отпустил свои колени и повернулся к Драко, свесив ноги с подоконника. — Но нет худа без добра. Я был с ней просто ужасен. Я себе этого тоже никогда не прощу.

…Она тебя простит, — возразил Драко. — Она поймет.

…Как она сможет понять, если я сам ничего не понимаю? Не понимаю, что произошло, не понимаю, как я мог ничего не замечать, не понимаю, почему Рон… — Гарри поднял свои черные в этом полумраке глаза к Драко. — А ты?

— Понимаю ли я, что произошло? Нет, хотя у меня и есть кое-какие соображения, — ответил Драко. — Понимаю ли, почему Уизли поступил так? Ага, думаю, что понимаю. Только вот я вряд ли тот человек, который должен был объяснить это тебе.

Губы Гарри напряглись:

…Почему же?

…Потому что я ненавижу его за то, что он сделал, — отрезал Драко. — И большая часть меня хочет, чтобы и ты его за это возненавидел, только мои причины — это ведь только мои эгоистические соображения, я об этом знаю.

Гарри помолчал и, судя по всему, решил, что сейчас не самое подходящее время выпытывать из Драко, что и как; он снова кивнул и пододвинулся на своем подоконнике.

Драко принял молчаливое приглашение и присел рядом. Так они и сидели в этой тишине — пауза не казалась затянутой, молчание не было дружеским — Драко настороженно ждал, чувствуя, что Гарри о чем-то размышляет. Небо за окном все светлело и светлело, облака расползались, обнажая холодное серое небо. И вот свет пролился и в комнату, зеркало у дальней стены покрылось сверкающей рябью, солнечные зайчики запрыгали по волосам Гарри драгоценными искорками. Сразу стали видны и напряженные складки у его губ, и перламутровые тени под глазами. И вдруг он протянул руку — мгновение Драко просто смотрел на нее, соображая, чего же хотел Гарри. Это была правая рука, по ладони которой серебристым зигзагом бежал шрам. Драко взглянул на свою левую руку и вздрогнул, когда Гарри вдруг взял и крепко пожал ее.

Драко вскинул удивленный взгляд. Он всегда завидовал физическим проявлениям товарищества между Роном и Гарри — эти похлопывания по спине, объятия после побед в квиддиче; завидовал тому, как Рон поддерживал Гарри, когда тот валился с ног от смеха, пихал его в бок, подставлял плечо, когда тот оступался. Сам он прикасался к Гарри только в мгновения смертельной опасности — и то это были лишь похлопывания по руке или же легкие прикосновения к плечу. Даже думая, что Гарри умирает, он не мог прикоснуться к нему.

Пожатие Гарри становилось все сильнее, и Драко вздрогнул от боли. Гарри не столько держал его за руку, сколько сжимал ее с такой силой, что Драко показалось, что сейчас он раздробит ему все кости. Драко наморщился, но не шелохнулся. Пальцы стискивали его ладонь сильнее и сильнее и в тот миг, когда Драко понял, что больше не может терпеть, Гарри разжал руку.

Драко потянул к себе свою руку и с трепетом взглянул на нее, почти ожидая увидеть бесформенный кусок мяса, однако на вид ничего не изменилось. Драко помахал пальцами в воздухе — это немного помогло.

— О… — пробормотал он. — Решил сорвать злость на моей руке?

Гарри недоуменно захлопал глазами, словно возвращаясь из какого-то сновидения.

— Прости, я сделал тебе больно?

— Как думаешь, профессор Синистра хочет забраться Чарли в штаны?

Гарри снова захлопал глазами.

— Не знаю.

— Ты ведь ни на что в школе не обращаешь внимания, Поттер, правда?

— Я не прислушиваюсь к скучным сплетням, если ты об этом.

— Что ты, эти сплетни вовсе не скучные.

— Да ну? О, Дин гуляет с Элоизой, а Парвати собирается замуж за сына Пожирателя Смерти, Блез крутит у тебя за спиной с Малькольмом…

Драко едва не свалился с подоконника.

— Блез крутит с Малькольмом у меня за спиной?

— Я думал, ты знаешь, — смущенно пробормотал Гарри. — Ведь все уже знают.

Драко потерял дар речи.

— Боже, — пробормотал Гарри еще смущеннее и взволнованнее.

Драко взял себя в руки и фыркнул:

— Да ладно, не волнуйся. Мне на это наплевать.

— Я знаю, что это не так, — возразил Гарри. — Я надеялся…

— На что ты надеялся?

— Таким образом я мог бы стать чуть больше похожим на тебя, — заметил Гарри. — Конечно, не таким почитаемым. Однако это меня не беспокоит.

— Не переоцени свою беспечность, — ответил Драко. Мысль о беспечном Гарри была странной, а потому тревожила его. — Кстати, продолжая тему, что ты решил в отношении Гермионы?

— Да я так думаю, мне бы с ней надо поговорить… Вот только я не знаю, что ей сказать…

— Только все эти извинения, пожалуйста, без меня, — заметил Драко. — Предпочту быть сожранным взбесившимися ласками. Кстати, я никогда не был таким ослом, как ты нынче вечером.

— Не ври, — возмутился Гарри и тут же замолчал. — Ясно, ты меня просто заводишь. Да, согласен, я был ослом.

— Еще каким. Просто эпических размеров. В твою честь можно было бы называть города — скажем, Дорксвилл спрингс. Или Литтл Уанкертон. Думаю, что они еще не заняты.

— Ах, отстань. Мое хрупкое, трепетное эго… — что, забыл?

— Слушай, а я-то думал, что жестокая любовь может сотворить чудо, — откровенно говоря, все это нытье «о, смерть, приди ко мне» начинает действовать мне на нервы.

— И что — это твой совет?

— Что ж, — задумчиво промолвил Драко, — на твоем месте — хотя слава Богу, я не на нём, — я бы тебе посоветовал осознать то, что Гермиона раз в шесть умнее тебя. И меня, коль на то пошло. Так что тебе стоит быть с ней честным, в противном случае она тут же это заметит.

— Быть с ней честным — и это весь твой совет?

— Ладно, давай пока остановимся на этом. Если не сработает, придумаем план посерьезней. И вообще — чего ты ко мне-то обращаешься? У меня подружки нет.

— У тебя есть подружка, — возразил Гарри.

— Больше нет, — Драко спрыгнул с подоконника. — Давай, попробуй сегодня подойти к Гермионе, и если она шарахнет дверью у тебя перед носом, я сам с ней поговорю.

— Спасибо, — скованно пробормотал Гарри, и Драко почти ощутил, как тому ненавистна сама мысль о том, что Драко может переговорить с Гермионой, а сам он — нет. С другой стороны, он прикусил язык, и Драко не мог не оценить это.

— Мне бы немного поспать, — сказал Драко. Это было чистой правдой: усталость ледяной водой текла по его жилам. Гарри начал плыть у него перед глазами, а в ушах стучало. — За тебя можно не беспокоиться?

— Со мной все будет хорошо, — ответил Гарри, взглянув Драко в лицо и почти улыбнувшись. — Малфой, ты выглядишь, как мечта старьевщика. Иди в кровать.

Голос Гарри остановил Драко на полдороги к дверям, он удивленно обернулся, думая, что Гарри зовет его назад, но нет: тот стоял, еще опираясь рукой на подоконник, но уже готовый двинуться с места.

— Малфой?

— Что?

— Как думаешь, кто она?

Драко тут же понял, о чем он.

— Не знаю, — честно признался он. — Она выглядит как Гермиона. Прекрасно замаскировалась.

— Но ведь у тебя же есть предположения? Ну же, я знаю, что есть.

Драко кивнул.

Солнце уже встало, однако его свет не оживил красок на лице Гарри, тот по-прежнему был бледен и похож на призрак. Именно так он выглядел на втором курсе, сорвавшись с метлы во время матча и с хрустом сломав себе руку. Не то, чтобы Драко чувствовал вину или сильное огорчение по этому поводу — но какое-то сочувствие, заложенное изначально в каждом человеке, заставило его поморщиться. Бледное лицо, перекошенное от боли — да, сейчас он был точно таким же.

— Кто же меня так ненавидит? — с тоской спросил Гарри. — Кто все это придумал?

— Если это сможет тебя утешить, Поттер, — как можно мягче заметил Драко, — то, по моим подсчетам, это никак не связано с ненавистью к тебе.

* * *

Гермиона сидела в кабинете и ждала появления Дамблдора, безразлично глядя в окно, на светло-серое небо, расчерченное темными полосками облаков. Она устала, она не сомкнула ночью глаз, ее слегка шатало. О завтраке она думала с ужасом, но, к ее вящему облегчению, первым, кто утром постучался в дверь ее комнаты, была профессор Макгонагалл, сообщившая, что ее ждет директор. Вернее, не совсем первым: Гарри ночью рвался к ней, она открыла и, лишь взглянув на него, захлопнула дверь.

Знаю, он приходил извиняться, — подумала она. — Это было видно по его лицу.

Но ей больше ничего не хотелось выслушивать, она бы подивилась, если бы у нее на это хватило сил.

Дверь за ее спиной открылась, и она услышала, как кто-то вошел в комнату, прокашлялся и заговорил — это был Дамблдор, как она и думала.

— Боюсь, я вынужден кое о чем поговорить с вами, мисс Грейнджер.

Гермиона подняла к директору безразличный взгляд:

— Я знаю, сэр.

Мрачный и печальный, он встал за своим столом:

— Подойдите и присядьте, мисс Грейнджер.

Она кивнула, не представляя, откуда они могли узнать о событиях минувшего вечера, однако, судя по их лицу Дамблдора сейчас и лицу Макгонагалл, когда та пришла за ней, дело было серьезным. Не будь она в таком состоянии, она бы умерла от унижения, однако сейчас ей было не до того. Она прошла и села, куда указал Дамблдор, положив руки на коленки:

— О чем вы хотели поговорить со мной, профессор?

Дамблдор сел и печально взглянул на нее поверх своих очков-полумесяцев.

— Боюсь, что тема весьма серьезна, — тихо начал он, — в противном случае я бы не стал приглашать вас сюда, чтобы обсуждать личные дела других студентов, даже такого близкого вам друга…

— Я знаю, — уставясь в стол, перебила она, слыша отчаяние в своем голосе. — Вы хотите поговорить со мной о Гарри.

Дамблдор не ответил. Она сидела, не поднимая глаз. Наконец, он заговорил:

— Нет, мисс Грейнджер. Я хотел побеседовать с вами о мистере Уизли.

Она медленно подняла взгляд и увидела в его глазах жалость, доброту и сострадание.

— О Роне? — переспросила Гермиона шепотом.

Он кивнул:

— Мистер Уизли покинул нас.

На какой-то жуткий миг Гермиона подумала, что Рон умер. Комната вокруг дрогнула и покачнулась, и ей пришлось вцепиться в стол.

— Он… что?

— Он покинул свой пост старосты школы среди юношей, — Дамблдор опустил глаза и, взглянув следом за ним, она только теперь поняла, что поблескивающий квадратик на столе это значок… Это значок Рона, его значок старосты! Вот выгравированное имя Рона — со своего места она видела его вверх ногами… — Он покинул Хогвартс…

— Покинул школу? Как же он мог!..

— Учеба окончилась. Конечно, я мог бы задержать его, однако я не видел в этом никакого смысла. Надеюсь, что после каникул ему захочется вернуться…

— Нет, — прошептала Гермиона, не сводя глаз со значка на столе. — Он не сможет вернуться, не сможет…

— Мисс Грейнджер, я надеялся обсудить с вами тот факт, что теперь у нас нет более исполняющего обязанности старосты школы среди юношей.

— Нет, — повторила Гермиона и поднялась так резко, что уронила на пол свой стул. — Директор, скажите, может, он еще тут, может, еще не уехал?

Дамблдор встревожено взглянул на нее:

— Он освобождает свою комнату. Собирает вещи, — начал он и хотел, наверное, добавить что-то еще, но Гермиона не стала этого дожидаться. Она повернулась и пулей вылетела из кабинета, оставив Дамблдора смотреть ей вслед.

* * *

Дверь в комнату Рона была закрыта, но не заперта. Гермиона распахнула ее, шагнула внутрь — и у нее оборвалось сердце. Комната была пуста.

На стенах не было плакатов Палящих Пушек, исчез сундук, что стоял в ногах кровати, исчезли учебники с полки у двери, не было лоскутного одеяла, что миссис Уизли на пятом курсе сшила для Рона — кровать стала безразличной и пустой, как больничная койка. Единственное, что осталось от жившего здесь когда-то Рона, — заткнутая за раму висящего на стене у окна зеркала фотография, которую Гермиона осторожно вытащила.

Это была не волшебная, а простая фотография, сделанная ее собственной маггловской камерой, поставленной на автоматическую съемку с задержкой. Она в школьной мантии стояла между Гарри и Роном, положив руки им на плечи. Они такие счастливые… они смеются… Она почувствовала, как у нее заныло сердце.

Она медленно опустила фотографию на подоконник и отвернулась. Вдруг дверь открылась, и она рванулась навстречу вошедшему — тонкая белая рука на ручке, огненная шевелюра — это была Джинни, которая разговаривала с кем-то, кто стоял за дверью.

— Если хочешь — взгляни еще раз, проверь, что ты ничего не забыл, — говорила она. — А потом мы можем…

Рон, — оцепенев, поняла Гермиона. Застыв на месте, она пропустила и то, что сказала Джинни, и то, что Рон ей ответил. В отличие от Джинни, он тут же увидел ее — его глаза метнулись к ней, они молча посмотрели друг на друга.

…а хочешь, спускайся вниз и подожди, я сама могу взглянуть…

— Джинни… — очень тихо произнес Рон.

Джинни осеклась и повернулась, следуя за его взглядом. Увидев Гермиону, она побледнела, однако удержала себя в руках.

— Привет, — прошептала она.

Гермиона лишь кивнула в ответ, чувствуя, что не сможет вымолвить не слова.

— Я… мы с Роном собираемся спуститься, — Джинни быстро огляделась по сторонам и снова взглянула на брата. — Похоже, мы ничего не забыли, так что…

Гермиона почувствовала, что комок в горле пропал.

— Ты забыл это, — она схватила фотографию с подоконника и протянула ее Рона. Тот взглянул и побелел.

— Она больше тебе не нужна? — Джинни потянулась к фотографии, но Гермиона убрала руку. Джинни с беспокойством взглянула на брата:

— Нам лучше пойти вниз…

Гермиона прикусила губу:

— Пожалуйста… — умоляюще попросила она Рона. — Просто поговори со мной шесть минут, и тогда уходи, я больше ни о чем тебя не попрошу. Обещаю, — ее голос дрогнул. — Ты мне должен хотя бы эти шесть минут…