Глава 13. Сквозь тусклое стекло 5 page

Движение в углу комнаты привлекло ее внимание. Она повернулась и посмотрела туда.

И увидела кого-то, кто смотрел на нее. В углу шатра на деревянной скамеечке сидел высокий мужчина с копной непослушных черных волос и горящими темными глазами. На вид ему было около двадцати лет, и что еще интереснее, он был без рубашки, в кожаных бриджах, и, похоже, был занят тем, что зашнуровывал свои ботинки.

Он смотрел на Джинни.

Джинни смотрела на него.

Он первым обрел дар речи. Отпустив свой ботинок, он встал и голосом, на несколько октав ниже, чем тот, что она слышала в последний раз, спросил:

— Кто ты, черт возьми, такая и что ты делаешь в моем шатре?

Разрываясь между потрясением и безумным желанием расхохотаться, Джинни отняла руку ото рта.

— Бен? — сказала она.

**************

Подземелье было как подземелье. Оно поразительно напоминало другие подземелья, в которых бывал Сириус. Подземелье Малфоев, к примеру. Толстые каменные стены, по которым сочилась неприятная влага. Толстые серые прутья камеры, оплетенные магическими засовами. Запах мха, застарелого пота и страха. Все подземелья одинаковы.

По крайней мере, ему вернули одежду. Рэйвен позволила ему забрать одежду вместе со всеми вещами, за исключением палочки. Он размышлял, как долго можно протянуть на одних Всевкусных Орешках. Интересно, придется ли ему это выяснить.

Тишина в подземелье будто расползалась во все стороны. Чтобы отвлечься, Сириус полез в карманы и принялся раскладывать их содержимое на полу перед собой. Карандаши от Зонко. Письма от старых подружек. Он выбрал одно из них (от Эми) и раскрыл его наобум.

Дорогой Сириус, я сижу здесь, на Истории Магии, раздумывая, не следует ли мне возместить тот сон, который я пропустила прошлой ночью, пока мы… гм… наблюдали звезды… Ну, неважно. Это что-то со мной, или профессор Биннс покрывается пылью?

Сириус усмехнулся и засунул письмо обратно в карман. Там были и другие письма, адресованные Джеймсу, написанные изящным почерком Лили, при виде которых у Сириуса встал комок в горле и сжалось сердце.

Джеймс Поттер, 30 Гэллопинг Драйв, Лощина Годрика, Уэльс.

Этот адрес, надписанный рукой Лили, вызвал такие воспоминания о доме, каких не вызывал даже вид его взорванных развалин, воспоминания о доме таком, каким он видел его последний раз, пробираясь через его обломки под небом, расчерченным зелеными и черными полосами.

Он сжал руку в кулак, скомкав пергамент. Джеймс. Теперь они вернулись, воспоминания, обильно и быстро — мрачные мысли о призраках. Джеймс. В ту ночь он так и не смог разыскать Лили. Она была погребена, исчезла, обломки похоронили ее. Но Джеймс… Он не был раздавлен, не было никаких видимых ран, но это была ложь, подумал Сириус, чувствуя песок под руками, пока он пробирался через обломки дерева и камня, ощущая привкус меди во рту там, где он прокусил себе губу, что мертвые похожи на самих себя живых, только спящих.

Он понял сразу, что Джеймс мертв. Он лежал там, где он упал, на спине, одна рука отброшена в сторону и сжимала палочку, которая, в конце концов, оказалась бесполезной, другая рука лежала у него на груди. Очков не было, они упали, были раздавлены где-то, и Сириус хотел найти их и принести назад, потому что, конечно же, Джеймс не мог ничего толком видеть без своих очков, он никогда не мог, но не было времени для этого, ведь, правда? Рухнув на колени, Сириус схватил друга за плечи и притянул его к себе. Он ощущался реальным у Сириуса в руках, те же мускулы на плечах, те же знакомые лицо и руки, но в то же самое время он был странно пустым и легким, будто то, что делало Джемса — Джеймсом, исчезло, оставив после себя только бумажную оболочку.

Не отпуская друга, Сириус опустил голову ему на плечо и заплакал — тихим, безнадежным плачем, он и представить не мог, что способен на такой, вздрагивая, когда он вытирал слезы, так что тело его мертвого друга вздрагивало вместе с ним. Он что-то шептал, прося, чтобы Джеймс вернулся, пожалуйста, чтобы он вернулся. Если бы Джеймс остался жив, как бы далеко он ни находился, он бы вернулся к Сириусу, так отчаянно его друг звал его. Но мертвые — эгоистичные и упрямые странники. Они не возвращаются, независимо от того, как сильно их не хватает, как они нужны, какую печаль они оставляют после себя.

**************

— Он не работает, — сказала пораженно Эрмиона, держа Ликант в руке и пристально глядя на него.

— То есть как это — не работает? — спросил Рон.

Они теснились вдвоем, завернутые в плащ, под лестницей прямо у камеры. Сжав Ликант так сильно, что он врезался ей в ладонь, Эрмиона рассматривала его.

— Он ничего не принимает, — сказала она с ноткой паники в голосе.

— И что теперь? — она чувствовала, как напряглось плечо Рона, прижатое к ней. — Что будем делать?

Она выпрямилась, отпустив Ликант, который повис на цепочке у нее на шее.

— Мы идем… туда, — объявила она, наугад вытягивая, Рона из-под лестницы и увлекая его за собой по коридору. Он без возражений последовал за ней, что было вовсе не похоже на него, подумалось ей. Вероятно, у него тоже не было никаких идей.

Коридор заканчивался лестницей, ступени которой были настолько стерты, что многие из них выглядели просто как неровности в камне. Эрмиона гадала, чьи ноги изначально пользовались ими, пока они с Роном торопливо спускались вниз. В ее голове всплыло ясное воспоминание, как она спускалась по этим ступеням раньше, рука об руку с кем-то другим. Кем-то, но не Роном. Кем-то с серебряными волосами. Она остановилась и вытянула руку, чтобы удержаться. Она слышала, как Рон говорит что-то.

— Эрмиона, что случилось?

— Ничего. Все в порядке.

Но это была неправда. Они повернули за угол и оказались в широком полукруглом вестибюле, вдоль стен, которого тянулись многочисленные двери. Потолок над ними скрывался в зеленоватом тумане. Стены были голыми, но Эрмиона знала, будто помнила, что когда-то на них висели гобелены, изображающие охоту на единорога. А потолок был украшен звездами. Вдоль стен тогда стояли кушетки, длинные кушетки, покрытые подушками — алыми, зелеными, синими, и она помнила, как она лежала на этих кушетках, и не одна…

Эрмиона почувствовала, как краснеет, и была ужасно рада, что невидима. Ну и ну. Она опустила глаза, обнаружила, что она сжимает в руке Ликант и поспешно отпустила его. Она была уверена, однако, что ее лицо все еще пылает. Как они занимаются этим на кушетке и не падают?

— Эрмиона, — это Рон опять говорит ей в ухо, или около уха. Он не мог видеть ее, поэтому на самом деле он говорил ей в шею. — Ты слышишь?

Она вскинула голову, чувствуя легкое головокружение.

— Что?

— Слушай. Там кто-то плачет.

Эрмиона наклонила голову, прислушиваясь. И услышала это. Тихое всхлипывание доносилось из-за одной из закрытых дверей.

— Это не похоже на Джинни, — уверенно сказала она, но Рон уже держал ее за руку и тащил к двери.

Она почувствовала, как он оглянулся, затем толкнул дверь и они вошли.

Комната была с низким потолком и пустая, и она не вызвала у Эрмионы никаких воспоминаний. Во всяком случае, она выглядела пустой на первый взгляд и была очень темной. Но затем, по мере того, как она вглядывалась, она заметила пятно более темное — что-то съежившееся, будто лужица тени, в углу, откуда и шел плачущий звук. Когда она и Рон неуверенно приблизились, она поняла — она знала — что это, конечно же, не была Джинни. Плач напоминал слабый, жалобный плач ребенка, но когда они подошли ближе, то стало ясно, что на самом деле это взрослый. Взрослый мужчина, невысокий, полный, лысая голова которого блестела в тусклом свете, и чье хныканье было очень, очень знакомо…

— Червехвост, — изумленно прошептал Рон.

Тело Червехвоста настороженно дернулось с гремящим звуком, и Эрмиона увидела оковы на его ноге, прикованной цепью к стене. Это не были оковы из адмантина, просто ржавый металл, но ведь он не был Магидом.

— Кто здесь? — визгливо крикнул он.

Эрмиона схватила Рона за руку, но было уже поздно. Рон вышел из-под плаща-невидимки и стоял теперь с палочкой, нацеленной на Червехвоста. Его голубые глаза сверкали от ненависти.

— Ты, — прошипел он. — Убийца.

— Я никогда и никого не убивал, — взвизгнул Червехвост, трепыхаясь в цепях, как будто он мог оказаться подальше от Рона. Его глаза были огромными и полными страха. — Что ты делаешь здесь?

Эрмиона стянула с себя плащ и бросилась к Рону, схватив его за руку.

— Что ты делаешь?

— Я собираюсь его убить, — объявил Рон. — Кто-то должен был давно это сделать.

— Рон! Ты не знаешь, как нанести Убийственное Проклятие…

— Я могу пробовать до тех пор, пока не получится, — сказал он, по-прежнему целясь палочкой Червехвосту в сердце.

— Давай, — ехидно пропищал Червехвост. — Вокруг этой комнаты полно охраны. Одно заклинание, и ты будешь окружен стражей.

Рон был в бешенстве.

— Ты лжешь.

— Рон! — Эрмиона ринулась к нему, схватила руку с палочкой и повисла на ней. — Не делай этого!

— Я не буду, — спокойно согласился он, не спуская глаз с Червехвоста. — Но я хочу знать, что ему известно. И если я не могу применить заклятие, я переломаю все кости в его жалком теле.

— Разве я выгляжу так, будто я знаю что-то? — фыркнул Червехвост. — Разве я выгляжу так, будто мой Господин все еще верит мне больше всех? Он сказал, что я предал его — я едва не допустил, чтобы его Наследник умер. Он сохранил мне жизнь, но он забрал — это.

Всхлипнув, он засучил свой правый рукав и вытянул руку.

Эрмиону едва не стошнило. Ладони не было, его бледная, пухлая рука оканчивалась почерневшим зарубцевавшимся обрубком. Она не испытывала к нему сочувствия — если она и ненавидела безоговорочно кого-то в целом свете, то это был Червехвост — но зрелище было жалким.

— Ты знаешь, каковы его планы? — требовательно спросила она, не отводя глаз от пухлого, испуганного лица Червехвоста.

Он обильно потел, что обычно случалось, когда он был испуган — пот, казалось, выходит из глубин его тела, а не из пор, будто на самом деле он потел страхом.

— Для чего ему Гарри?

Глаза Червехвоста широко раскрылись.

— Он схватил Гарри?

Рон, казалось, трясся от ярости.

— Не притворяйся, будто ты не знаешь! — рыкнул он. — Это твоя вина — все, что случилось, твоя вина.

В ответ Червехвост повернул к Рону свое лицо, все в потеках пота и грязи, и сплюнул себе под ноги.

— Давай, пытай меня, если хочешь, — сказал он все еще пискливым голосом. — Я не могу убежать. Я не могу остановить тебя. Давай.

Рон не шевелился, просто стоял на том же месте, и его тело будто пульсировало волнами ярости. Эрмиона положила руку ему на локоть.

— Рон, перестань, — прошептала она. — Он не стоит того. Нам надо идти.

Рон позволил ей увести его, хотя и бросал через плечо яростные взгляды на Червехвоста, пока они уходили. Ее сердце болело за него — она знала, что он воспринимал это так, будто он был в ответе за Червехвоста, будто он должен быть знать все о Скабберсе и предпринять что-то. И это просто было против характера Рона — пытать человека, который закован в цепи и не может убежать, независимо от того, каким подлым или злобным этот человек мог быть. Наверное, он винил себя и за это тоже. Она собиралась сказать что-нибудь ему, что-нибудь ободряющее, когда Червехвост заговорил позади них.

— Око — вот, что вам нужно, — сказал он.

Эрмиона и Рон обернулись.

— Что?

— Око, — округлый подбородок Червехвоста тонул в складках его жирной шеи, его глаза блестели не то от злобы, не то от страха. — Если вы сможете добраться до него и открыть, прежде чем он сумеет завершить свою сделку с демонами — тогда у вас будет шанс. Это — последнее, чего он хотел бы.

Рука Рона крепко сжалась на запястье Эрмионы. Она вспомнила тихий голос Ровены, рассказывающей ей про Око и его возможности.

— Где находится Око? — спросила она прерывающимся голосом. — Где он хранит его?

— Когда ты была здесь в первый раз, помнишь — он поместил тебя в комнату с гобеленами? Это там. Найди его, открой его, если сумеешь понять, как — и у тебя может быть шанс.

— А откуда мы знаем, что ты не врешь? — спросила она.

Глаза Червехвоста коротко блеснули.

— Ниоткуда.

— Ублюдок, — прошипел Рон себе под нос, и Эрмиона снова потянула его к двери, чувствуя, как по спине бегают мурашки от отвращения и страха.

Когда дверь между ними и Червехвостом закрылась снова, она развернула плащ и бросила его Рону. Потом она завела руки за шею и сняла Ликант. Она положила его на ладонь.

— Ультима Туле, — произнесла она, и Ликант завертелся и указал на север.

— Что это ты делаешь? — потребовал объяснений Рон.

— Комната, о которой он говорил, находилась в западном крыле замка. Я помню, что я видела закат в окне, когда я разглядывала гобелены.

— Эрмиона, — Рон протестующе замотал головой так, что его рыжие волосы упали ему на глаза. — Ты же не веришь ему, правда? Может быть, он посылает нас в ловушку. Если он хочет, чтобы мы шли на запад, я скажу — мы идем на восток. Запад, наверное, окажется комнатой, полной стражи или чего-то еще.

— У нас есть плащ, — неуверенно возразила Эрмиона. — Проверка не повредит.

Рон ответил ей долгим, изучающим взглядом. Нехотя, она кивнула и снова повесила Ликант на шею.

— Ладно. Мы пойдем на восток. Может быть, я начну принимать какие-нибудь сигналы от Джинни на этом направлении.

Они завернулись в плащ и направились к самому восточному коридору. Тот резко повернул направо, затем налево, потом снова направо, и как раз, когда они миновали последний слепой поворот, без всякого предупреждения они выскочили прямо в руки большой группы стражей в сером.

**************

Темный проход в стене закрылся за Роном и Эрмионой, и Гарри окатило волной страха. Ему потребовалось призвать все, до последнего кусочка, остатки самообладания, чтобы не пытаться остановить их, и поскольку его опасения многократно увеличились при виде их ухода, зрелище того, как Эрмиона мимолетно оглядывается через плечо, и ее глаза, тревожные и темные, не отрываются от его глаз, едва не убило его.

Он отвернулся, откинулся спиной к стене, крепко вжавшись в нее, и закрыл глаза.

Когда он снова открыл их, то первое, что он увидел, был Драко, смотревший на него. Его серые глаза были широко открыты и почти прозрачны в сиянии голубого света.

Драко, подобно хамелеону, обычно имел способность выглядеть как дома в любой обстановке. Однако сейчас он выглядел чрезвычайно неловко, будто ему больше всего хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, и он действительно воображал, что он где-то далеко. Он будто совсем не замечал Гарри, во всяком случае, его глаза толком не фокусировались на Гарри, пока тот не пошевелился. Рука Гарри поднялась к горлу, взяла Эпициклический Амулет за цепочку и потянула его через голову. Он поднял Амулет, покачивая им перед глазами Драко и спросил:

— Ну, и что, черт подери, все это значит, Малфой?

Теперь Драко отреагировал. Он улыбнулся, глядя на Амулет.

— С днем рождения? — мягко предположил он.

Гарри заморгал в удивлении. Он забыл, что через две недели у него день рождения. Тот факт, что Драко на самом деле помнил это, был тоже тревожным, но не настолько, чтобы придавать этому внимание.

— А ты не мог, скажем, подарить мне часы, — раздраженно спросил он. — Или, может быть, не протыкать большую дыру в моей руке? В честь такого события.

— Не такая уж она большая, эта дырка в твоей руке, — заметил Драко.

— Что это было? Неужели извинение? А нет, погоди-ка, это просто ты был еще более противным.

— Последний раз, когда я извинился перед тобой, ты послал меня.

Гарри заморгал глазами. Он не помнил, чтобы Драко извинялся перед ним когда-либо. Его память обо всем, что произошло после того, как Драко рассказал ему о его родителях, и до момента, когда Флёр и Слитерин пришли к ним, представляла собой мешанину из пронзительного шума, брызжущей крови и белой пустоты, жужжащей у него в голове.

— Ты извинился?

— Обильно.

Уголки рта у Драко искривились. Гарри посмотрел на него с подозрением.

— Сделай это еще раз.

— Что? Извиниться?

— Ага.

— Я один раз принес тебе извинения. Ты швырнул их назад мне в лицо. В тот день, когда я снова извинюсь перед тобой, Сатана отправится на работу на коньках.

— Почему? Разве твой отец не учил тебя хорошим манерам?

Драко едва заметно вздрогнул, хотя выражение его лица не изменилось.

— Какое это имело бы значение для тебя, даже если бы я сделал это? Если бы я извинился еще раз?

— Ты считаешь, это так просто? — Гарри почувствовал, как нарастает его раздражение. — Одно слово, и все прошло? — Он сжал кулаки. — Так вот, к твоему сведению, это не так.

— Я знаю, — глубоко вздохнул Драко. — Что, в таком случае, ты хочешь? Ударить меня? — Нет, не хочу, — Гарри сделал паузу. — Это недостаточно больно.

— Ты не хочешь? — усмехнулся Драко. — Сомневаюсь. Если бы я был на твоем месте, я бы хотел ударить меня. Иногда я сам хочу ударить себя.

— Правда?

— Ага.

— Ну, раз так, — заявил Гарри, отвел кулак назад и с силой ударил его в живот.

Прошло несколько минут.

— Прости, Малфой.

— О-ох-х.

— Мне в самом деле жаль. Я не знал, что ты был ранен. Тебе надо было сказать что-нибудь.

— О-ох-х, — снова сказал Драко и осторожно сел.

В тот момент, когда кулак Гарри коснулся его, он побледнел, согнулся пополам и упал камнем, обхватив руками живот. Когда он убрал руки, его пальцы были в крови. Гарри был совершенно сбит с толку. Он же не ударил его настолько сильно, правда? Он упал на колени рядом с Драко, который сграбастал его за одежду и объяснил в весьма нечестивых выражениях, как это больно, когда тебя бьют в живот, где уже имеется рана от удара мечом, и как, если бы Драко в действительности мог встать, он бы заставил Гарри на самом деле пожалеть об этом. Видения всех кулачных боев, в которых они участвовали, плясали у Гарри в голове. В самом деле, до сих пор ему никогда не удавалось сбить Драко с ног одним ударом. Тем не менее, сейчас ему было не по себе.

— А ты говорил, что ударить меня будет недостаточно больно, — выговорил Драко, когда он восстановил дыхание и прекратил ругательства. — Оглядываясь назад, это не была правильная теория.

— Почему ты не залечил рану? — спросил Гарри, машинально надевая Эпициклический Амулет обратно на шею, потому что было слишком опасно держать его в руках. — Почему надо разгуливать с большим разрезом, если это не обязательно?

— Поддерживает меня искренним, — Драко уселся, осторожно пощупал пальцами бок, вздрогнул и покачал головой. — Мой отец обычно говорил…

Он оборвал фразу и откинулся к стене, будто он очень сильно устал.

— Что? — с любопытством спросил Гарри.

— Ничего.

Драко снова потрогал свой бок и поморщился.

— Что-нибудь насчет боли?

Он закрыл глаза.

«…Оставь это, Поттер».

Гарри подскочил.

— Что ты делаешь, Малфой?

«…Не разговаривай вслух. Не то, что это, в самом деле, важно, но все-таки. Мне нужно кое-что сказать тебе».

Гарри быстро осмотрел комнату.

«…Но… разве он не может слышать нас?»

«…Если верить Флёр — нет».

«…Мне кажется, я пропустил ту часть истории, где я верю всему, что она говорит. По правде говоря, я, наверное, пропустил и ту часть, где я верю всему, что говоришь ты».

Драко открыл глаза и напряженно посмотрел на Гарри.

«…Разве я дал бы тебе Амулет, средство убить меня, если бы я не хотел, чтобы мне верили?»

«…Ты знал, что я бы им не воспользовался».

«…Еще как воспользовался бы».

Гарри не был уверен, ужасаться ему или нет.

«…Даже, если бы я хотел твоей смерти — этот способ убийства был бы трусостью».

Драко не отрывал глаз от Гарри.

«…Ты бы сделал это, если бы ты был вынужден. Что, если бы я угрожал Эрмионе? Поттер, ты не поверил бы сам, на что ты способен, если тебя загоняют в угол. Ты не так уж отличаешься от меня. Серьезно».

«…Давай-ка, определимся, — Гарри почувствовал, что его голова начинает трещать. — Ты дал мне Амулет, чтобы показать, что я могу тебе верить. У тебя был какой-то план?»

«…У меня действительно был план. Но у этого плана оказался крохотный недостаток».

«…Какой именно?»

«…План был дерьмовым».

Гарри закатил глаза.

«…А теперь у тебя есть план получше?»

«…Нет у меня никакого плана. Я его только прикидываю. Но кое-что тебе следует знать. …Это что-то должно меня очень сильно расстроить?»

Драко на секунду задумался.

«…Да».

«…И совершенно необходимо, чтобы я узнал это?»

Еще пауза.

«…Да».

«…Прекрасно. Что же это?»

«…Сириус здесь, в замке».

Сердце Гарри подпрыгнуло и больно заколотилось в груди.

«…Что? Где он?»

«…В подземелье».

«…Слитерин бросил его в подземелье?»

«…Нет, — Драко поднял голову и посмотрел Гарри прямо в глаза. — Это я бросил его в подземелье».

Наступило долгое молчание. Гарри молча сосчитал до десяти, но это ничем не помогло. Когда он снова заговорил, он мог слышать лед в своем собственном голосе:

— Ты никогда не прекратишь этого, верно?

Глаза Драко сузились. Он начал подниматься, цепляясь руками за стену. Гарри поднялся тоже и встал одновременно с Драко, не желая, чтобы тот смотрел на него сверху вниз.

— А почему ты рассказал это мне? — спросил Гарри. — Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидел?

— Я рассказал тебе, потому что это правда, и ты должен это знать, — ровным голосом ответил Драко.

— Это что-то новое в отношении тебя, — огрызнулся Гарри. — Я думал, что твое представление о том, как правильно преподносить такие вещи, было подождать, пока тебе не надо было взломать стену, а уж тогда — опа, вот она, правда! Давайте посмотрим, как Гарри слетит с катушек! Давайте расскажем ему всю правду о его мертвых родителях! Давайте ради шутки бросим его крестного отца в подземелье!

Глаза Драко сузились так, что напоминали щели.

— Поздравляю, — сказал он. — Ты в совершенстве овладел тонким искусством нытья. Ты хоть подумал, что это, может быть, вовсе не имеет к тебе отношения?

— Мы говорим о Сириусе! Бросить его в тюрьму, это не то же самое, что запереть все равно кого. Он провел двенадцать лет в заключении, ты хоть…

— Я пытался спасти его жизнь! — заорал Драко во всю силу своих легких, разозленный до такой степени, что казалось, даже его волосы потрескивают от гнева. — Он бы погиб, если бы я не бросил его в тюрьму! И ты, черт возьми, тоже, если бы я не сделал с тобой того, что я сделал!

— Ага, потому что ты бы убил меня! — закричал в ответ Гарри. — Это порочная логика для тебя! Ты спас меня от себя самого! Поздравляю! Прицепите медаль этому парню — он герой. От чего ты спасал Сириуса? — он кричал теперь так громко, что его слова отражались от стен камеры, переплетаясь с эхом от голоса Драко. — Ты собирался переехать его и решил — нет, давайте вместо этого бросим его в тюрьму?

— Он явился сюда под чужой личиной, глупый ты зануда (twink + wonk — придурок + зануда — прим. пер.), — огрызнулся Драко, глаза которого стали цвета меди от ярости, как у кота. — Он прикинулся вампиром, но все темные создания, пришедшие в замок, должны пройти Испытание, и это Испытание смертельно для людей. Я должен был поместить его туда, где они не смогли бы его достать, не сейчас, по крайней мере. И он там в безопасности. И с меня хватит объяснять тебе, кто я такой, Поттер! Меня тошнит, и мне надоело то, что ты не веришь мне! Если ты думаешь, что я такой ужасно коварный, то что же ты не снимешь этот Амулет и не растопчешь его ко всем чертям в пыль! Я не стану тебя удерживать… в самом деле, я поддержу тебя, потому что я лучше умру, чем проведу хоть еще одну секунду, слушая твое нытье, ты, лицемерный, с крысиной мордой, четырехглазый маленький ублюдок!

Драко запнулся, хватая воздух, как будто он только что бежал. Его глаза стали почти черными от злости, руки сжались в кулаки.

Гарри пораженно смотрел на него. Обычно Драко выражал раздражение через холодное кипение. Гарри никогда не видел его так откровенно разгневанным. Это было в некотором роде потрясением, и каким-то образом оно развеяло его собственный гнев. Гарри почувствовал, как его злость вытекает из него, будто кто-то выдернул затычку из бассейна, наполненного кипящей, ядовитой водой. Он поднял голову и посмотрел Драко прямо в глаза.

— Ты не мог бы повторить это? — спросил он.

Драко только моргал в ответ — гнев мешал ему понимать что-либо. Наконец, он выдавил из себя, чуть ли не шепотом:

— Чего?

— Это была весьма яркая речь, — сказал Гарри. — Я бы хотел услышать ее еще раз.

Кулаки Драко медленно разжались. Голос его все еще прерывался.

— Какую… часть?

— Я думаю, я был особенно неравнодушен к той части, где у меня крысиное лицо, — почти искренне ответил Гарри.

Драко медленно покачал головой.

— Все-таки, ты псих, Поттер.

«…Я тоже извиняюсь».

«…Что? — Драко широко открыл глаза. Тусклый голубой свет высек желтые искры из его глаз. — За что?»

«…За многое, но главным образом за то, что я никогда не говорил тебе, что мне жаль, что твой отец умер».

Лицо Драко отразило потрясение, затем подозрение.

«…Я полагал, это от того, что тебе не было жаль. Знаешь, это небольшая потеря для генного пула и всякого такого. Он не был самым приятным парнем. И он замышлял убить тебя. Тебя можно простить за то, что ты не чувствовал…»

«…Я последний человек, который пожелал бы кому-нибудь потерять своих родителей», — отозвался Гарри.

На какое-то время эти слова просто повисли здесь, такие тяжелые, что Гарри почти что мог представить свои слова нарисованными в воздухе между ними. Драко выглядел так, будто он подыскивал слова, чего Гарри прежде и вообразить не мог. Наконец, он расправил плечи и прямо взглянул на Гарри.

«…Твои родители, Поттер… то, что я говорил…»

«…Забудь об этом».

«…Забыть об этом?»

Теперь была очередь Гарри глубоко вздохнуть.

«…Я полагаю, ты не можешь, не так ли? Потому что я знаю, что я никогда не смогу. Я не прощу тебе этого».

Какое то время лицо Драко было белым от шока. Он никак не ожидал, что Гарри скажет такое. Потрясение ушло, сменившись чем-то худшим. Выражение несчастья на его лице было поразительным. Гарри почувствовал, как оно пронзило его, будто он сам испытывал это.

«…Хорошо, — даже внутренний голос Драко звучал сдавленно и жалко. — Я полагаю, что это твое право».

Он отвел глаза в сторону. Гарри смотрел на него и неожиданно почувствовал раскаяние. Больше чем раскаяние. Как если бы он больно ударил Рона или Эрмиону, или кого-нибудь еще, кто был близок к нему настолько, что их боль становилась, в некотором смысле, его собственной ответственностью.

«…Малфой, погоди».

Глаза Драко слегка расширились, и он замер.

«…Что?»

«…Я не должен был говорить это. Я могу простить тебя. Я могу пересилить себя».

Драко только посмотрел на него в ответ.

«…Эрмиона. Я сегодня говорил с ней об этом».

«…И что? Теперь она тоже ненавидит меня?»

«…Нет. Совсем нет. Она смотрит на вещи не так, как мы, Малфой. Она видит мир не таким, каким его видим ты и я. В ее мире мы лучше, чем мы есть, мы заботимся больше, мы относимся друг к другу с состраданием. Одна из причин, почему я люблю ее — то, что она всегда показывает мне мою лучшую сторону. И ты тоже. Она верит в тебя. Я не собираюсь отнять у нее возможность увидеть, что ты живешь согласно ее ожиданиям. И я не стану отрицать, что она, быть может, права. Обычно так и есть. Поэтому я сделаю так — я хочу сказать, я уже… Прощаю тебя».

Очень легкая улыбка появилась в уголках губ Драко. Что-то в его выражении напомнило Гарри маленького мальчика в магазине одежды мадам Малкин — бледного, невысокого, как-то потерявшегося в своих черных одеждах, который смотрел на него с превосходством и растягивал слова, как ни один одиннадцатилетний мальчишка, которых Гарри встречал до этого. Первый ученик из Хогвартса, которого увидел Гарри. И это был первый и почти последний раз, когда Драко улыбнулся ему.

«…Это, — и даже внутренний голос Драко, подумалось Гарри, слегка растягивает слова, — была чертовски хорошая речь, Поттер».

«…Да уж, — кривая ухмылка коснулась уголков губ Гарри. — Я долго практиковался».

Он на секунду опустил глаза, увидел Эпициклический Амулет, мерцающий на шее, и, в неожиданном порыве, протянул руку, чувствуя себя немного глупо, что поступает так.

«…Стало быть, все нормально».

«…Не знаю, — Драко посмотрел на его руку и поднял брови. — Ты все еще думаешь, что я ударил тебя в спину?»

«…Возможно, — отозвался Гарри. — Но я решил, учитывая все, что мы пережили, что этот случай мы проехали. Однако, в следующий раз… В следующий раз я снесу тебе голову».

Долгое мгновение Драко просто стоял, глядя на протянутую руку Гарри. В его серых глазах ничего нельзя было прочитать. Гарри снова вспомнился одиннадцатилетний Драко, протягивающий ему руку в купе поезда. И Гарри не принял ее. Теперь он протягивал свою руку и ждал, чтобы Драко принял ее, думая, что это было бы абсолютно справедливо, если Драко отвергнет ее.

Наконец, улыбка вспыхнула на лице Драко, одна из его редких, настоящих улыбок, которые были подобны музыке или солнечному рассвету, и которые напоминали Гарри, что, возможно именно за это он так нравился Эрмионе. Драко протянул руку и взял руку Гарри в свою — своей левой рукой Гаррину правую. Шрамы на их ладонях соприкоснулись, и Гарри почувствовал, как всплеск холода пронизал его руку.

Date: 2016-07-18; view: 305; Нарушение авторских прав