Глава 12. Непрерывность Памяти 1 page

Чарли так никогда и не смог понять, что именно подняло его посреди той ночи. Позже он решил, что это было какое-то неопределенное беспокойство, ощущение, что с этим миром что-то не в порядке. Хотя, скорее всего, ему просто внезапно ужасно захотелось шоколадного печенья.

Он встал, натянул фланелевые пижамные штаны и майку и прошлепал босиком на кухню, стараясь производить как можно меньше шума. Проскользнув через гостиную и, наконец, очутившись на кухне, он взмахнул палочкой, пробормотав Инсендиус, зажег огонь под чайником на плите, лениво призвал коробку печенья из буфета и стал методично ее уничтожать, невидящим взглядом уставившись в настенные часы. В зависимости от того, с какой стороны посмотреть, было или уже довольно поздно, или, судя по светлеющему серому небу за окном, еще слишком рано. А еще небо предвещало дождь.

Закипел чайник. Чарли потянулся, снял его с плиты… и замер, снова посмотрев на часы.

Бам!

Пальцы Чарли неожиданно ослабли, чайник упал на пол, кипяток выплеснулся ему на ноги, хотя он вряд ли это заметил: он уже несся через комнату к стене, к часам в золотой раме, и уставился на них с недоумением, граничащим с шоком.

На них имелись золотые стрелки, на каждой было имя одного из членов семьи Висли — стрелка Перси указывала на надпись — «на работе», Билла — «дома», Фред и Джордж, похоже, были «на веселой вечеринке. Домой не ждите!». Его собственная стрелка сообщала, что он «навещает семью».

А еще были стрелки с надписями Рон и Джинни, и они не показывали ни «дома», ни «в пути», ни даже «в смертельной опасности». Чарли еще ни разу не видел ничего подобного: они бешено вращались по кругу, бесцельно и безостановочно, словно место, куда отправились его младшие брат с сестрой, было настолько далеко, что теперь даже магия часов не могла отыскать их…

**************

Джинни перевернула Хроноворот, и мир выскользнул из-под ног Эрмионы — так было и тогда, когда она пользовалась Хроноворотом МакГонагалл, однако сейчас все было иначе, словно те ощущения усилили в сотни раз: ей словно выстрелили из пушки, перед глазами все застлала серая беспросветная мгла. Вытянув руки, она наткнулась на что-то — руку Рона — поймала его пальцы, изо всех сил сжала их и почувствовала, как он сжал ее руку в ответ: Рон был жив, он ответил на пожатие, а значит, она была не одна. Она облегченно вздохнула, вернее только попыталась это сделать: воздуха не было.

Она попробовала снова — но ее легкие втянули лишь пустоту. Я умираю, — подумала она, и страх заструился по ее венам, наполняя тело отчаянием. Она сопротивлялась, стараясь думать о Гарри.

…Она не имеет права умереть, она должна добраться до Гарри, защитить его — без нее Гарри умрет, а она может его спасти, может — ведь любовь уже спасла его однажды, на втором году жизни…

Яркие голубые вспышки разорвали серый туман перед ее глазами, и вдруг на какую-то долю секунды она увидела Гарри — действительно увидела его, словно бы он находился прямо перед ней: вот он — сидит у голубоватой стены со скрученными за спиной руками, одежда на нам разодрана, словно ее рвали когтями дикие звери, из-под нее просвечивает худое тело… Он поник, словно был полностью обессилен, лица она не увидела — он опустил голову, его скрывали темные волосы… И он был… весь в крови… Она рванулась вперед, но видение исчезло, и мир свернулся обратно. Рон крепче вцепился в ее руку, его ногти царапали ее ладонь, но пальцы внезапно соскользнули — вот они соприкасаются только кончиками… — и она осталась одна.

Нет!

Эрмиона замахала руками, пытаясь найти, нашарить в давящей, холодной мгле Рона, но не могла ни видеть, ни чувствовать… И в этот миг цепочка Хроноворота слетела с ее шеи.

— Ох! — выдохнула Эрмиона, когда серый туман внезапно рассеялся. Ее колени подогнулись, и она полетела на землю, звонко и больно шлепнувшись об нее ладонями. Несколько секунд она просто лежала неподвижно, ловя ртом воздух и крепко зажмурив глаза.

Открыв их, она увидела над собой кристально-чистое, сияющее голубое небо. Это ее здорово обескуражило. Но страх, что уже больше не связана с Роном и Джинни цепочкой Хроноворота, едва не парализовал ее.

Она резко села и испуганно огляделась.

Руины. Она сидела посреди развалин какого-то огромного строения, разрушенного, видимо, в совершенно беспощадной битве: развороченную землю вокруг покрывали обломки камней, осколки стекла, торчащие корнями в небо выкорчеванные деревья. В воздухе витали запахи горящего леса, смоляной запах тлеющего кедра. Гигантские каменные глыбы свидетельствовали, что когда-то на этом месте были стены; один из них был украшен обрывком гобелена, а другой завершался уходящий в никуда — в небо — лестницей.

Эрмиона смотрела на это, но вряд ли видела — сердце ее выскакивало из груди, она лихорадочно искала, искала… Есть!

Рыжая вспышка.

Ее словно подбросило, и она рванулась вперед, спотыкаясь и перебираясь через груды булыжников и скрученные каким-то гигантским взрывом куски металла. Проворно преодолев кучу битых камней, она увидела Рона: с совершенно мрачным выражением лица он стоял на коленях среди обломков и оглядывался. Эрмиона кинулась на него и сжала в объятьях настолько сильно и быстро, что он и дернуться не успел.

— Оу-у… отстань, Эрмиона. Не надо меня трясти. Я тебе не мартини, — однако вид при этом у него был весьма довольный. — Со мной все ОК, посадка была мягкой. Правда, мне тут на мгновение показалось, что я потерял мантию-невидимку… — он быстро продемонстрировал ее и снова засунул в карман. — Меня аж в дрожь бросило.

Она отпустила его и захихикала — Рон был покрыт пылью и сажей, его рыжие волосы припорошило что-то белое — и он был просто невообразимо грязен. Он моментально понял, почему она смеется.

— Ты выглядишь так же плохо, как и я, — заметил он, скорее, размазывая, чем вытирая рукавом грязь со щеки. — На себя бы лучше посмотрела…

Но Эрмиона быстро протрезвела:

— Джинни…

Рон побледнел под слоем сажи.

— Она не с тобой?

— Я здесь, — послышался голос Джинни. Эрмиона обернулась и увидела ее тонкую фигурку — такая же грязная, как и Рон, вся в золе и саже, она перелезала через вывороченное с корнями дерево.

— Что здесь произошло? — раздраженно поинтересовалась она, откидывая свои рыжие волосы за спину. — Это выглядит так, как будто Фред с Джорджем взорвали самую большую в мире Петарду Флибустьера.

— Результаты магической битвы, — передернувшись, коротко сказала Эрмиона. Было холодно, несмотря на сияющее солнце: судя по его высоте, была зима. А впрочем, что же удивительного? Если Хроноворот мог перебросить их в любой год, почему бы ему не перебросить их в любой сезон этого года? Хорошо бы еще одеться потеплее…

— Здесь наверное был сущий ад… — Рон был весьма впечатлен окрестностями. — В жизни не видел таких разрушений. С этой точки прямое попадание метеорита должно считаться стройкой века…

— Ага, — машинально согласилась Эрмиона, пропустив его слова мимо ушей.

Рон протянул руку и тихонько коснулся ее щеки.

— Что такое, Герм? У тебя задумчивое лицо.

— У меня всегда задумчивое лицо.

— У тебя о-о-очень задумчивое лицо.

— Мне просто интересно, куда все подевались. Зачем Хроновороту переносить нас на место, где все разрушено? Мы, наверное, прибыли уже после битвы с Салазаром…

— Где мы? — требовательно поинтересовалась Джинни, оглядываясь вокруг.

— Там же, где и были, — объяснила Эрмиона. — Хроноворот переносит во времени, а не в пространстве. Так что, похоже, твой отец был прав: Нора в свое время действительно была замком. Просто его сровняли с землей… Но здесь должны остаться уцелевшие…

— Уцелевшие!

Эрмионе на мгновение показалось, что ей вторит эхо. Но, подняв голову, она увидела, что кто-то склонился с нависающей над ними скалы. Она инстинктивно дернулась назад, закрывая собой Рона и Джинни. Солнце светило человеку в спину — она могла видеть только темный силуэт волшебника или волшебницы в мантии с палочкой наготове. — Уцелевшие! — снова крикнул человек — это был юный, мальчишеский голос — и Эрмиона сообразила, что он обращается к ним. — Эй, вы, там, внизу — вы в порядке? — позвал он.

— С нами все нормально, — отозвалась Эрмиона. — Но мы не уцелевшие… Я имею в виду, не буквально. Мы…

Похоже, паренек решил, что ситуация требует дальнейшего прояснения. Он спрыгнул и легко приземлился на ноги прямо перед ними, все еще сжимая палочку.

Эрмиона издала невнятный булькающий звук и вытаращила глаза.

Это был Гарри — только не тот Гарри, каким он был сейчас, почти семнадцатилетний, немного даже пугающий ее своей взрослостью и тем фактом, что ему иногда (хотя и не часто) уже необходимо было бриться. Это был Гарри, каким она увидела его в первый раз: маленький, тщедушный одиннадцатилетний мальчик, со сверкающими темно-зелеными глазами на лице, хранящем последние следы детства. Только глаза этого мальчика не были такими зелеными; он не носил очков, и на его лбу не было шрама. Как и у гриффиндорских игроков в Квиддитч, его одежда была алой, но весьма допотопного покроя.

Но самым удивительным было то, что, встретив их, он не выказал ни малейшего удивления.

— Вы Наследники, да? — поинтересовался он, слегка приподнимая брови. — Я ждал вас.

**************

— Демоны, демоны, демоны? — Нарцисса подтолкнула тяжелую книгу через стол к Сириусу. — Что за название?..

— Именно это сказал и я, — усмехнулся Сириус. Нарцисса улыбнулась ему в ответ. Он выглядел лет на десять моложе, чем утром — все еще взволнованный, с напряженными морщинками, залегшими вокруг рта и глаз, постоянно теребящий браслет на своей руке, (все удостоверялся, что Амулет Вивикус по-прежнему сияет), однако утренняя безнадежность уже ушла из его глаз. Она знала, что это следствие того, что с Лупиным все было в порядке, и была рада этому.

Она слегка хлопнула по обложке принесенной им книги.

— И все-таки, где ты ее достал?

— Снэйп, — с довольным видом пояснил Сириус.

— Ты рассказал ему про демона в подвале? — Нарцисса была удивлена.

— Ну, так уж повернулся разговор: «Ну, Сириус, как делишки? Что скажешь? Прислужники из ада тебя не донимают? А то есть у меня для тебя одна книжица…»

— Не думаю, чтобы Северус сказал что-нибудь подобное.

— Северус, — добродушно передразнил Сириус. — Крошка Севви… Я уже столько лет не слышал, чтобы кто-нибудь называл его Северусом, кроме Дамблдора. Уж я-то точно его никогда так не называл…

— Нет, — сказал Лупин, появляясь в дверях. — Если мне не изменяет память, ты обычно называл его «Мерзкая Рожа».

— В старые добрые времена, — поддакнул Сириус, поворачиваясь, чтобы поприветствовать друга. Лупин сменил изодранную во время Превращения одежду и, хотя его нельзя было назвать свежим и отдохнувшим, выглядел он куда лучше.

— Готов идти? — спросил он Сириуса.

Сириус кивнул.

— И куда это вы двое собрались? — строго спросила Нарцисса.

— В Годрикову Лощину, — ответил Сириус, поднимаясь на ноги. — Рем предполагает, что дверца, к которой подходит мой ключ, находится где-то в Лощине. И у меня есть основания с ним согласиться.

— Годрикова Лощина? — Нарцисса посмотрела на Сириуса. — Разве это не…?

— Да, — коротко ответил он, накидывая свой длинный серый дорожный плащ.

Тон Сириуса исключал возражения, поэтому Нарцисса встала, положила руки на плечи Сириуса и поцеловала его на прощание. — Возвращайся скорее.

— Обязательно. Пошли мне сову, если найдешь что-нибудь интересное в той книге.

— Непременно, — она помахала ему рукой, и они с Лупиным телепортировались.

Она еще секундочку постояла, глядя на место, с которого исчез Сириус. В последнее время он стал больше похож на редкого гостя, чем на жениха, — так редко он бывал рядом. Она знала, что у него нет выбора и ценила все, что он делал, чтобы помочь Драко; искреннее беспокойство за ее сына облегчало ее бремя. И все же она скучала по нему, когда его не было рядом, что, как она должна была признать, было для нее в новинку: она никогда не скучала по Люцию в его отсутствие.

Впрочем, у Сириуса была масса черт, отсутствующих у Люция — он был забавным, теплым, щедрым, и совсем не жестоким. Как правило — не жестоким…

И, чего уж там говорить, — он был убийственно сексуален.

**************

Гарри сидел на полу камеры со связанными за спиной руками, прикованный цепью к адмантиновому кольцу, вбитому глубоко в пол. Собственно говоря, у него не было особого выбора: он не мог встать или отодвинуться от стены больше, чем на фут. Чувствовал он себя просто ужасно — все тело чесалось, одежда была разодрана и залита кровью. А мозги буквально закипали.

Комната была все та же: куча неуклюжей мебели, огромный шкаф. Стражи, притащившие его сюда, даже бросили его меч в угол комнаты — со своего места он мог смутно видеть мерцание украшенного рубинами эфеса.

А в голове все звучал и звучал довольный, смеющийся голос Драко.

«Недостаточно просто знать, с какой стороны браться за меч, Поттер. Ты должен знать, каким концом втыкать его во врага».

И тот же самый голос со слегка изменившейся интонацией, чуть растягивающий слова.

«Делай с ним, что хочешь. Меня это не касается».

Он закрыл глаза, пытаясь выкинуть из головы все остальное, сказанное им… Родители… Это воспоминание больше не злило его, — нет, оно открыло в нем бездонный темный колодец скорби, рвущей ему грудь. Ему давно не было так плохо — с тех пор, как… ну… словом, с тех пор, как он решил, что из-за собственной глупости и слепоты навсегда потерял Эрмиону, и она ушла к Драко. Он вспомнил, как стоял под ливнем перед Хогвартсом, держа на руках бестолкового, толстого, царапающегося кота Эрмионы, и смотрел на них с Драко, бегущих вниз по лестнице. Смотрел — и ненавидел обоих. Тогда-то он и обнаружил, что наихудшее ощущение, которое только можно испытать, — не горе, вина или боль, а ненависть к человеку, которого ты любишь больше всего на свете.

Тогда он ошибся — это не он, а Драко потерял Эрмиону, хотя любил ее так же сильно, как и сам Гарри. Ну, или почти так же… И Гарри понял, что ему нужно просто это понять и забыть: будь он на месте Драко, он не сумел бы смириться с этой потерей и вполовину так же мужественно и изящно. А может, гордость не такой уж и недостаток, раз дает себе силы пожертвовать тем, что ты любишь?..

В груди кольнуло — странное чувство, что-то вроде вины. Он все еще ужасно злился на Драко за то, что тот рассказал ему правду о родителях — злился куда больше, чем если бы тот наврал, чтобы вывести его из себя. Какое право он имел скрывать, что встретил родителей Гарри, что разговаривал с ними? Ну хорошо, пусть не настоящих родителей, пусть только их тени, но все равно… Гарри отдал бы все, что угодно, только за право просто увидеть хотя бы тени, чтобы просто представлять, какими они были при жизни. Какая горькая ирония в том, что разговаривали они именно с Драко… впрочем, у Гарри совершенно не было настроения об этом размышлять.

Однако назойливый внутренний голос тихо нашептывал, что Драко поступил именно так, как и должен был, и вид у него при этом был отнюдь не радостный, а какой-то совершенно опустошенный — наверное, Гарри чувствовал себя так же, доведись ему причинить боль Эрмионе или Рону…

Гарри содрогнулся: перед глазами вдруг померк свет, мир раскололся, словно слезла шкурка с апельсина, и, будто откликнувшись на мысленный призыв, возникли Рон и Эрмиона — такие отчетливые, словно бы стоящие прямо перед ним. Он услышал завывание ветра и увидел: вот Эрмиона изо всех сил сжала руку Рона… ее глаза заметались, что-то ища, высматривая… кажется, она неожиданно увидела его!.. — она выдернула свою руку из пальцев Рона и крикнула: «Гарри!»

Мир свернулся, спрятав Рона и Эрмиону, словно бы они никогда не существовали… Единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты, было его собственное прерывистое дыхание, да позвякивание цепей. Гарри захлопал глазами и отчаянно замотал головой. От напряжения и изнеможения перед глазами заплясали маленькие черные точки — и только. Комната была пуста, как и раньше. С бледным подобием улыбки Гарри вспомнил слова Рона: Слышать вещи, которых здесь нет, это нехороший признак, Гарри, даже в мире волшебников.

**************

Охрана в мгновение ока выволокла Гарри из зала — сопротивляйся он, им бы понадобилось куда больше времени. Но он не сопротивлялся. Только у дверей он обернулся и взглянул на Драко, но тот этого не заметил, как сам Гарри не заметил того, что на него смотрит Флёр, хотя ей, признаться, вовсе не хотелось встретиться с ним глазами — судя по ненависти, перекосившей его лицо, когда он смотрел на Драко, она представляла, что в этом взгляде может увидеть она…

Она обернулась — к Драко и своему Господину, с которым она была теперь связана, и который тянул из нее силы с каждым ее вздохом, словно наматывал на веретено серебристую пряжу.

Они оба — и Господин, и Наследник — стояли над трупом мантикоры. Слитерин протянул руку, и Драко беспрекословно отдал ему свой меч. Слитерин взмахнул им и резким и стремительным ударом рассек брюхо мантикоры — также легко, как отрезал бы ножом кусок хлеба.

У нее в ушах послышался тихий, тоненький звон — она устала, Боже, как она устала…

Салазар и Драко заколыхались у нее перед глазами, словно она смотрела на них через рифленое стекло. Слитерин мечом раскрыл брюхо мантикоры… кровь фонтаном хлынула на пол… Драко вскинул на нее взгляд… кровь текла ей под ноги… — мир кувыркнулся, пол прыгнул ей в лицо… И все померкло.

Сознание медленно возвращалось — она словно выплыла из беспамятства на свет. Под ней было что-то мягкое, повернувшись, она обнаружила, что это кровать. Очень медленно, чувствуя колющую боль в спине, шее и плечах, она села.

Флёр тут же узнала эту комнату — в ней она провела прошлую и позапрошую ночи. Кровать была застелена, и она лежала поверх тяжелого бархатного черного покрывала, из него же были балдахин и занавеси на окнах, комната освещалась только неровным и дрожащим светом факелов, закрепленных по стенам металлическими скобами. К стене был прислонен серебристо-зеленый меч Драко. В камине золотом и медью переливалось и играло пламя, а над каминной решеткой красовался гобелен: огромная зеленая змея, душащая льва.

У огня, почти утонув в громадном кресле, сидел Драко. Похоже, у него было время, чтобы привести себя в порядок: его чистые серебристые волосы сияли, мокрые прядки чуть завивались на висках, он смыл кровь с рук и лица. Лицо было бледно, под темными глазами залегли голубоватые тени, однако вид был совершенно спокойный. Именно таким она и запомнила его во время первого посещения Хогвартса, тогда он сидел за столом рядом с Виктором Крумом. Снова повстречавшись с ним нынешним летом, она не упомянула, что узнала его, — он изменился почти до неузнаваемости — не просто изменился, а изменился совсем — неуловимо, но совершенно определенно.

Он приподнял брови:

— Что — очнулась? Драматический обморок удался на славу. Выполнен с блеском.

Сев, она обхватила себя за плечи и почувствовала, что ее трясет.

— Что ты здесь делаешь, Д'рако?

— Мне сказали, что это моя комната.

— Это моя комната.

На его губах заиграла тонкая и резкая, как лезвие ножа, ухмылка.

— Очевидно, предполагается, что мы ее поделим. Разве это не мило? Я бы отправил жалобу по поводу ситуации с проживанием, но был слишком занят, чтобы загружаться по этому поводу: все пытался избежать смерти от рук нашего Покойничка.

— Не называй его так.

Драко перекинул ноги через подлокотник и, развалившись в кресле, устроился поудобнее. Свет факела бросил на его волосы пригоршню серебристых искорок.

— Я буду звать его так, как мне нравится, — он скользнул глазами в ее сторону и неприятно усмехнулся. — Скажешь, я не прав?

Флёр проследила его взгляд и безо всякого удивления обнаружила в углу комнаты безмолвного и безликого, с опущенным серым капюшоном, одного из слуг Слитерина. Эти слуги всегда были здесь, она настолько привыкла к их присутствию, что перестала обращать на них внимание.

Драко резко вскочил со своего кресла и за считанные секунды в красивом прыжке перенесся через всю комнату. Она всегда восхищалась его грацией, напоминающей ей о двоюродных братьях, которые скорее плавали, чем ходили.

Подойдя к серой фигуре, Драко кашлянул. Слуга молчаливо воззрился на него, его лицо было скрыто тенью капюшона.

— А ты что такое? — поинтересовался Драко с кошачьим любопытством, пытаясь заглянуть под капюшон. — Вампир? Морок? Трогательный крошка-оборотень? — существо подняло голову, капюшон соскользнул, и Флёр краем глаза увидела неприятную белую чешуйчатую кожу и большие розовато-красные глаза. Оно с опаской смотрело на Драко. — Ага. Мерзкое существо неизвестного происхождения. Похоже, вас тут навалом. Тебя сюда Призвали?

Существо хранило молчание.

— Умоляю — ну поделись со мной…

Драко отступил, его пытливый взгляд превратился в убийственно-высокомерный.

— Отлично. Тогда убирайся.

Существо не шелохнулось.

— Я сказал — убирайся, — надменно повторил Драко, все годы повелевания беспрекословно выполнявшими его любую приходить домашними эльфами влились в его голос. — Знаешь, кто я? — я Наследник Слитерина и буду командовать армиями Повелителя Змей. Было бы мудро не портить со мной отношения.

— Хозззяин… — существо обладало неприятным свистяще-шипящим голосом.

— Какая экспрессия, — одобрил Драко. — А теперь проваливай, у меня для тебя поручение: принеси мне Май Тай.

Существо выглядело озадаченным:

— Май Тай?

Драко энергично закивал:

— Май Тай. С зонтиком. И без него не возвращайся. Меня не заботит, куда тебе придется за ним отправиться — хоть в Лондон. Я Наследник Слитерина, и все мои прихоти должны выполняться.

Драко распахнул дверь, и слуга с весьма недоверчивым видом медленно вышел, провожаемый напутственным помахиванием рукой.

— Великолепно. А теперь рысцой, — кинул ему в спину Драко, закрывая дверь. Замерев, он задумался на мгновение и, высунувшись за дверь, добавил:

— Не забудь про зонтик! Он должен быть зеленым!

Захлопнув дверь, он обернулся к Флёр.

— Может, мне стоило и для тебя заказать выпивку? Хотя ты этого не заслуживаешь. Что ж, наконец-то мы наедине, — он бросил на нее взгляд, который породил в ней самые нехорошие предчувствия. — Ну…

— На самом деле здесь ты никогда не бываешь один, — ответила она. Сердце колотилось настолько быстро, что ей было больно. Флёр глубоко вздохнула — это немного помогло. — Д'рако…

— Что? — с неприязненном выражением лица он прислонился к косяку.

— Ты это се'рьезно насчет командования а'рмиями?

Скрестив руки на груди, он пожал плечами.

— Он сам так сказал — после того, как ты отключилась, так что неудивительно, что ты не помнишь. Согласно предсказанию, мы обречены вместе править миром. Лично я собираюсь стать генералом, облачиться в аккуратный мундирчик и прославиться как Главный Парень, Заведующий Казнями Тех, Кто Несимпатичен Слитерину. Надеюсь, он не ждет, что я буду носить серое круглый год.

— А что еще случилось? — тихо спросила она. — После того, как я поте'ряла сознание? Он 'распо'рол мантико'ру…

— И вскрыл ее, — подхватил Драко, возвращаясь и плюхаясь в кресло. — Распахнул ей брюхо и вытащил что-то из ее кишок. А потом велел слугам привести нас сюда. Они несли тебя… подожди-ка… — тут же добавил он, его лицо потемнело. — А собственно, почему бы это мне тебя не порасспрашивать? Неужели ты думаешь, я поверю, что ты не в курсе того, что здесь происходит? — тряхнув головой, он откинулся назад. — Я не обязан предоставлять тебе информацию.

Флёр медленно свесила ноги с кровати и попробовала на них опереться — вроде бы держат… Она поднялась и, подойдя к креслу Драко, присела около него на колени. Кажется, он испугался ее неожиданному приближению, но прочь не отодвинулся, сохраняя убийственное спокойствие и осмотрительную неподвижность — это смутило бы ее при других обстоятельствах, однако сейчас она сама была слишком напугана всем происшедшим и происходящим.

— Я ничего не знаю! — слова тут же сорвались с ее губ, раньше, чем она успела бы остановиться: ей было очень важно, чтобы он поверил в ее правдивость. — Я не знаю: он п'росто сказал мне, что хочет, чтобы вы вместе убили чудовище — вот и все! Он никогда не 'рассказывал мне о своих дальнейших планах, и о Га'рри мы тоже никогда не гово'рили…

— Так я тебе и поверил! — оборвал ее Драко. — Он не из тех людей, которые играют словами. Людьми — сколько угодно, а вот словами — нет. Бьюсь об заклад, он сказал тебе все, что должно произойти!..

— Нет, я не…

— Ведь ты протащила нас по этому лабиринту и бросила нас наедине с мантикорой — на верную смерть! — его голос шипел, как бикфордов шнур, глаза метали искры ярости.

— Нет, я тебе клянусь: я не знала, какое именно там чудовище…

— Но ты ведь знала, что там именно чудовище! Уверен, что сейчас ты говоришь правду, хотя, подожди-ка минутку… нет, ты врешь! Потому что ты — лживая сука и, предложи тебе достаточно галлеонов, ты без раздумий продала бы меня на органы в Мрак Аллее. Флёр с трудом удержалась, чтобы не вставить, что отдельные органы принесли бы ей куда больше галлеонов, чем остальные. Вместо этого она произнесла:

— То, что я сделала, я сделала не для себя, а для моей сест'ры Габ'риэль…

— Не желаю больше слушать твоего вранья, — резко прервал он ее. — Либо ты сообщишь мне полезную информацию, либо убирайся. Выбирай.

Она отстраненно удивилась, почему же ей не хочется влепить ему пощечину? Может, потому что она устала, — так устала, что едва держалась на ногах? А может, потому, что хотела сделать что-то такое, что помогло бы ей забыть выражение лица Гарри в тот миг, когда его окружила охрана?..

…Полезную информацию?

Она бросила быстрый взгляд на Драко. На его лицо падала тень, огонь играл на Эпициклическом Заклятье — казалось, что цепочка на его шее горит.

— Д'рако, подготовься… Он ско'ро ве'рнется и тебе будет… неп'росто…

— Непросто?

— Он будет п'роверять тебя, твою силу. Он покажет тебе всякие ужасы… какие ты только можешь себе п'редставить…

— Я могу представить себе кучу всяких кошмариков, — дернул плечом Драко. — Особенно после того, как повидал Северуса Снэйпа в пижаме. Меня теперь ничто не напугает.

Без всякой задней мысли она протянула руку и коснулась его запястья.

— Я сове'ршенно се'рьезно…

— Я тоже.

В его серебристо-черных глазах сверкнуло лихорадочное злобное веселье.

— На этой пижаме были сердечки. Вот уж кошмар так кошмар…

— Есть вещи куда хуже… Такие ужасные, что от них можно уме'реть…

Какое-то мгновение Драко хранил молчание, а потом неожиданно наклонился к ней — так близко, что его дыхание касалось ее волос:

— А какая тебе разница, умру я или нет? — спросил он ровным голосом.

— Для меня есть 'разница…

— Нет, тебе все равно, — его глаза задумчиво изучали ее. — Обычно я не ошибаюсь в людях. А в тебе вот ошибся. Я тебе этого не прощу.

— Я же гово'рила тебе — это не моя вина…

Он подавил смешок:

— Не твоя вина? Хорошо-хорошо, один из нас здорово пьян, сразу скажу, что, к сожалению, это не я.

Она снова потянулась к нему и тронула его за рукав:

— Гово'рю же тебе — моя сест'ра…

Он отбросил ее руку так резко и стремительно, что больно ушибся о край стола.

— Не прикасайся ко мне.

— Знаю, ты чувствуешь себя п'реданным…

— Да, есть такой неприятный побочный эффект у предательства.

Неожиданно внутри нее белым пламенем полыхнул гнев, у нее перехватило дыхание — так частенько бывало в последние дни.

— Конечно, тебе только и говорить о п'редательстве, ты же у нас белый и пушистый. Я сама видела, как ты пове'рнулся спиной к единственному человеку в своей жизни, кото'рый был твоим д'ругом.

Драко побелел от ярости. Он замахнулся, и она удивилась — неужели он все же решится ударить ее? Пусть только попробует, она уж точно даст ему сдачи. И тут ее гнев и усталость разорвал шипящий голос — голос, пригвоздивший к месту их обоих, словно двух маленьких бабочек: в дверях стоял Салазар Слитерин.

— Дети, когда вы закончите ссориться друг с другом, я попрошу вашего внимания.

**************

— Ждал нас? — вытаращив глаза, переспросила Эрмиона.

Мальчик, похожий на Гарри, кивнул.

— У нас мало времени. Надо поторопиться.

— Не так быстро, — попросил Рон, таща за собой Джинни и Эрмиону. Это, в общем-то, было довольно малоэффективно — они обе сопротивлялись его усилиям с возмущенным фырканьем. — А ты вообще-то кто такой? И почему мы обязаны следовать за тобой?

— Рон, — дернула его за руку Джинни, — ты что, не видишь, как он похож на Гарри?

— И что — поэтому мы автоматически должны ему доверять? А если бы он был двойником профессора Вектор, ты что — пошла бы с ним к нему домой?

— На кого я похож? — переспросил мальчик, глядя на них, как на психов.

— На нашего друга, — быстро ответила Эрмиона, предостерегающе ткнув Рона в ладонь костяшками пальцами. — Скажи, а ты там ждал именно нас? Откуда ты узнал, что мы — именно мы, и почему ты был уверен, что мы появимся именно там? А ты… ты, наверное, Гриффиндор, да?

Лицо мальчика вытянулось и посуровело:

— Годрик Гриффиндор — мой отец, — он взглянул на девушек и отвесил им легкий поклон. — А меня зовут Бенджамин.

Джинни была потрясена.

Date: 2016-07-18; view: 255; Нарушение авторских прав