Интеллект — динамическая модель личности

В психологии используются весьма разнообразные и достаточно противоречивые определения и понятия «интеллект», как мы могли убедиться в первой части книги. Хроматический тезаурус в этом смысле является более однозначным и непротиворечивым. Для примера рассмотрим хроматический анализ социокультурного значения гендера. Как уже говорилось[mcclxxviii], нами используется системно-функциональная модель, близкая, с одной стороны, к «динамической структуре личности» К. К. Платонова[mcclxxix], а с другой, — к представлению интеллекта, по Пиаже[mcclxxx], и поэтому далее называемая «интеллектом» (лат. intellectus — «ощущение», «восприятие», «понимание»). Вслед за В. М. Аллахвердовым[mcclxxxi] мы полагаем, что при подразделении содержания личности на «неделимые» составляющие элементы можно будет единообразно описать структуру любого личностного проявления. Поэтому попытаемся представить значение интеллекта для психологии на уровне его компонентов, которые с позиций построения информационных моделей могут оптимально описывать «неделимые» составляющие элементы личности.

Так как сознание оперирует не стимулами, а значениями и смыслами [mcclxxxii], то для построения такой модели в хроматизме используется лишь семантико-характеристическая информация. С позиций социума человек представляет собой личность. В психологии для обозначения различных сфер личности принято использовать такие прилагательные как «сознательное», «бессознательное» и «подсознательное», по-видимому, считая их характеристиками личности. В хроматизме эти характеристики субстантивированы и выделены в качестве характеристических функций интеллекта. Соответственно, и интеллект подразделяется согласно его основным функциям на сознание (социальное), подсознание (культурное) и бессознание (природное).

Вообще говоря, человек в социуме обречен на осознание своих действий. Поэтому с позиций социума первым понятием должно быть рассмотрено «сознание». В психологии, однако, термин «сознание» заимствован из гносеологии и поэтому, — по четкому определению В. М. Аллахвердова, — омонимичен, противоречив и плохо определен [mcclxxxiii]. Так, например, рассмотрим следующие соображения К. К. Платонова[mcclxxxiv]: «Личность — это человек как носитель сознания. У животных и новорожденного человека именно потому нет личности, что у них нет сознания. Как только у ребенка начинает появляться сознание, он начинает становиться личностью». Отсюда несложно вывести, что новорожденный ребенок не является и человеком. С этим, я полагаю, даже психологи не согласятся.

В то же время в психоанализе и аналитической психологии тремин «сознание» достаточно однозначен, непротиворечив и семантически определен настолько, что вполне может служить нашей модели интеллекта. Итак, под сознанием в хроматизме понимается произвольно осознаваемые функции социальной обусловленности, вербальное мышление, принципы формально-логической переработки информации и «понимания» (в науке, философии и т. п.).

В психической сфере существуют разные блоки (инстанции), отличающиеся друг от друга уровнем осознанности… Сознание содержит не всю информацию, которую получает организм. Осознанная информация не существует без наличия неосознанной информации (ср. «смутные ощущения» Титченера, «обертоны» Джеймса, «отрицательные ощущения» Фехнера, «фон» гештальтистов и т. д.) [mcclxxxv]. Поэтому оставшаяся часть информации перерабатывается в подсознании и бессознании.

Однако в психологии можно встретить, к примеру, такие рассуждения: «…вся психика человека в большей или меньшей степени сознательна, поскольку “бессознательные” и “подсознательные” психические явления отличаются от “сознательных” не качественно, а только количественно…»[mcclxxxvi]. Метафизичность этого положения следует даже с позиций диалектики («количество переходит в новое качество»); с позиций же психологии здесь, вообще говоря, невозможно что-либо подтвердить или опровергнуть из-за отсутствия каких-либо определений для “сознательных”, “бессознательных” и “подсознательных” явлений. В то же время нейрофизиология полностью опрвергает правомочность этих рассуждений, ибо находит совершенно различные морфологические образования даже на уровне корковых и подкорковых центров.

Подсознание определяется неосознаваемыми и / или частично (в инсайте, к примеру, непроизвольно) осознаваемыми функциями культурной обусловленности, образно-логических операций и «восприятия» (в искусстве, творчестве и т. п.), а также эстетического (внепрагматического) восприятия, творчества, игры и т. п.

Бессознание включает в себя принципиально неосознаваемые функции природной обусловленности «ощущений» (цветовые феномены ВНС, аффектов и т. п.) и генетического кодирования информации. Это связано с тем, что генетический фактор… оказывает влияние на сознание…Появление и нервной системы, и сознания генетически предопределено [mcclxxxvii].

Все это позволяет дать и определение: интеллект является динамической системой функционально выделенных «атомарных» компонентов, каждый из которых включает в себя строго характеристические смыслы (как по отношению друг к другу, так и к внешней среде). Структура же интеллекта как способ связи между этими компонентами, как мне кажется, может рассматриваться лишь на уровне их материальных субстратов (центров или областей головного мозга, элементов ЦНС или ВНС и др.) прежде всего в морфологии, физиологии, и затем уже в психологии.

Психология как наука о душе и / или социуме в основе своей является наукой, изучающей прежде всего субъективное, то есть относительно идеальное. В хроматизме же объясняются функциональные свойства этого идеального на основе анализа информационных процессов[mcclxxxviii]. Поэтому личность как открытая — взаимодействующая с обществом — система может быть представлена (с позиций полученной модели интеллекта) лишь при учете характера информации, циркулирующей в системе «личность — социум».

Каким образом можно выявить функциональные проявления общества? Любое общество характеризуется прежде всего культурой, характеристическими составляющими которой можно считать науку, искусство и религию. Несложно показать, что все характеристики науки определяются функциями сознания (как компонента интеллекта — см. выше), характеристики искусства — функциями подсознания и наконец, характеристики религии — совокупностью функций под- и бессознания. При анализе же взаимодействия личности и социума психолог прежде всего должен выявить доминанты в каждой из этих систем — в системе интеллекта и в системе социума.

Так, например, маловероятно, чтобы в интеллекте человека, пришедшего за знаниями в ВУЗ, доминировало бессознание. Вместе с тем, получая весьма противоречивую картину психологических знаний, этот человек не может не включать доминанту бессознания, поскольку формальной логикой эти знания объяснены быть не могут. Поэтому-то нередко на экзаменах и защитах дипломов студенты и дают ответы в полном соответствии с верой в непостижимый — ни их, ни формальной логике — характер существующих знаний о психике человека.

Таким образом, к объяснению функций личности в ее взаимодействии с обществом можно подойти, если искать нечто объективное и материальное — как коррелят для объяснения их субъективности и идеальности. В хроматизме этим объективным свойством явились с одной стороны, отведения электрической активности различных центров головного мозга, а, с другой, материализованные в памятниках культуры цветовые каноны, в которых тысячелетиями осуществлялась объективация субъективного в целях оптимального воспроизводства жизни[mcclxxxix]. В соответствии с хроматическими планами этих каноно[mccxc]. нами и были выявлены межиндивидуальные, объективированные принципы системно-функционального анализа и моделирования взаимодействия личности и социума.

Это позволяет вернуться к понятию личностного смысла гендера и его биосоциокультурному значению для общества. По данным Р. М. Фрумкиной[mccxci], статус цветообозначений в науке сопоставим лишь со статусом терминов родства, что позволило нам предположить системно-функциональную взаимосвязь родства (продолжения рода) и концептов цвета, которые равнозначно канонизировались всеми традиционными культурами. Многотысячелетняя воспроизводимость гендерной семантики цветовых канонов по существу являлась объективацией субъективных проявлений интеллекта. С одной стороны, это показывало, что канонизировались личностно-ценностные архетипические (глубинно значимые, связанные с выживанием вида) гендерные параметры оптимизации выбора брачных партнеров. С другой стороны, эти же каноны воспроизводились традиционными культурами в целях оптимизации репродуктивной функции, важнейшим условием выполнения которой являлось физическое и психическое здоровье будущих детей с последующей возможностью их обучения и социализации.

Очевидно, эти условия полностью могли выполняться только при адекватном выборе друг другом потенциальных партнеров, что предполагало их «любовь» как хроматическую взаимосвязь всех компонентов обоих интеллектов друг с другом. Так, например, фемининный мужчина, согласно цветовым канонам, выбирал маскулинную женщину, которая выбирала его, — поскольку этим создавалась гомеостатически устойчивая динамическая система взаимодействия всех компонентов их интеллектов, как это моделируется на цветовом теле по закону гармонии Гете-Оствальда. Аналогично фемининная женщина выбирала мужчину и т. д. и т. п.

Положим, этот выбор был детерминирован гендерными характеристиками партнеров и создавал оптимальную систему. Тогда возникала и культурная потребность в канонизации качественных свойств гендера в цветовых (не ограниченно-вербальных, а идеально-психологических) концептах. На этом выборе эмпатически мог сказываться и предметный цвет (раскрасок, одежд, предпочтений и т. п.) как маркер гендерного концепта цвета, который моделировал партнерам основные компоненты интеллектов друг друга в целях создания прочных связей, то есть взаимообусловленного выживания индивидов (оптимальная рекреация обоих партнеров) и воспроизводства вида (всесторонне здорового потомства).

Итак, выявленная семантика гендера (в сочетании с представленными выше результатами хроматического анализа цветовой семантики) позволила построить, если можно так сказать, атомарно-трансактную модель взаимодействия полов. Эта модель, как нам кажется, может оказаться полезной при анализе поведения человека в современном обществе с учетом представленной здесь биосоциокультурной обусловленности личности.

Обобщения по цвету

Как уже говорилось, в хроматизме обобщение по цвету принято соотносить с понятием “цветового кодирования”. Для более четкого понимания этого представим три основных цветовых кода, каждый из которых связан с определенным компонентом интеллекта.

Во-первых, “абстракция” цветообозначения как процесс отвлечения от “конкретного” цвета относится прежде всего к научному мышлению, то есть определяется его формально-логической выводимостью чистым сознанием (рацио) исключительно на понятийном уровне. “Абстракция” же, как результат указанного вида мышления, ограничена характерным отрывом опосредующих связей ее компонентов от “конкретного”, от историчности, что обуславливает “умерщвляющую все живое” схематичность и / или “схоластическую абсолютизацию” формально-логических связей.

Замечу в этой связи, что еще Артур Шопенгауэр присваивал для формально-логических обощений термин «бесцветные понятия»[mccxcii]. В самом деле, при понятии цветовое определение практически всегда служит уточняющим конкретизирующим признаком (желтый стул, красные шторы и т. п.), тогда как при образе — обобщающим, сублимирующим (голубые мечты, розовое детство и т. п.). В этой связи напомню, что с левым полушарием головного мозга, с одной стороны — в хроматизме, соотносятся функции сознания, а с другой, — в нейропсихологии, абстрагированное, инвариантное к ряду преобразований описание формы с параллельным независимым описанием отдельных ее свойств; систематические ошибки взаимно симметричны и одинаковы для всех наблюдателей[mccxciii].

Вместе с тем, не следует забывать о том, что образ, вызываемый словом-понятием, может иметь и чувственную основу[mccxciv]. Нередко это связано с тем, что слово обозначает ряд слабо дифференцируемых значений различных объектов, которые не могут быть переданы каким либо одним предметом. Так, например, слово «красный» может заключать в себя множество оттеночных смыслов от темно-розового до пурпурного. Отсюда чувственная основа слова «красный» оказывается настолько обширной (чем собственно стимул красного цвета), что нередко становится не адекватной ему, поскольку неограниченно расширяет семантическое поле значений красного цвета.

Во-вторых, принцип творческого мышления предполагает уход интеллекта от рациональности, от сознательного вида мышления, поскольку общепринято положение, согласно которому в инсайте чувственно-образный уровень обобщения не обязательно согласуется с формально-логическим. Это связано с тем, в частности, что в теории творчества деятельность сознания (как компонента интеллекта) считается исключительно конечным этапом творения. Началом же принято считать подсознание (“сновидное состояние”, озарение и т. п.) логика которого, как правило, не вписывается в рамки формальной логики научного мышления. В правом полушарии головного мозга (с его активностью в хроматизме связаны функции подсознания) осуществляется полное конкретное описание изображения, в котором описание отдельных его свойст неразделимо; систематические ошибки несимметричны и неодинаковы для разных лиц[mccxcv].

И, наконец, в-третьих, известный в психофизике принцип метамеризации светоцветовой информации позволяет сделать вывод о третьем типе кодирования цвета. Под метамеризацией обычно понимают бессознательный процесс ощущения смеси различных спектральных цветов одинаковыми. В психофизике до сих пор это свойство бессознания считается «недоработкой природы», «неадекватной реакцией механизмов цветового зрения», «дефектом цветоощущения» и т. п. В хроматизме же это свойство выделено как стадия первичной обработки, систематизации и обобщения цветовой информации внешней среды[mccxcvi].

Таким образом, рассмотренные принципы цветового кодирования позволили выявить три принципиально различных вида обобщения. С одной стороны, в науке и / или в философии принято доводить осознанное формально-логическое объединение "однородных" предметов до вербализуемой на понятийном уровне и не всегда представимой (“бесцветной”) абстракции. В самом деле, деятельность сознания (как компонента интеллекта) приводит предмет к абстракции, совершенно пренебрегая цветом и формально объединяя принципиально различные хроматические представления в одном понятии.

С другой стороны, в творческом процессе и / или в катарсисе цветовой терапии обыкновенно происходит неосознаваемое чувственное (образно-логическое) объединение свойств "разнородных" предметов как представимая на образно-ассоциативном уровне и не всегда вербализуемая сублимация в виде их архетипического и / или апертурного цвета, и / или оттенка, и / или колорита и т. п. [mccxcvii]

И наконец, сюда же (к характеристике архетипов) можно отнести метамеризацию как цветовой код бессознания (в частности, сетчатки глаза). По-видимому, бессознание и обеспечивает такое кодирование информации внешней среды, которое оказывается адекватным пропускной способности интеллекта.

В таблице 2 показано, как изменяется предметный цвет (слева направо по трем нижним строкам) в зависимости от компонента кодирования); графа “Уровень обобщения” включает в себя результат кодирования и носитель долговременной памяти данного предмета. Как следует из таблицы, на уровне под- и бессознания результатом кодирования является архетип, который, в свою очередь, подразделяется на сублимат (как результат кодирования информации в подсознании) и метамер (бессознание).

Таблица 2. Цветовые коды интеллекта

Таким образом, хроматические принципы переработки информации позволили представить архетип как психофизическое образование, одновременно связанное двумя типами обобщения, которые поддаются разделению и последующему анализу. Поэтому указанные виды обобщения в их строгом понимании должны определяться никак не принципом исключенного третьего (или / или), а принципом функционирования естественного интеллекта (и/и) с выявлением доминант интеллекта, определяющих вклад каждого из компонентов в данный цветовой код.

Для наглядности приведем результаты экспериментов, в которых исследовалась связь между реальными цветовыми оттенками и словесными цветообозначениями[mccxcviii]. Оказалось, что хотя и можно представить ситуацию, когда, например, словом зеленый будет называться любой оттенок зеленого цвета, тем не менее само цветообозначение зеленый имеет вполне отчетливое значение для носителей языка — гораздо более узкое, чем все множество зеленых оттенков. Разумеется, это положение остается справедливым по отношению к любым другим цветам и их оттенкам.

Как отмечает А. П. Василевич, мы имеем каким-то образом структурированное множество цветовых оттенков, в котором чисто условно выделяются области близких цветов. Оттенкам в языке соответствуют слова; при этом непрерывность, присущая цветовому пространству, уступает место дискретности, свойственной языку.

Если вслед за У. Матураной[mccxcix] признать, что вербальный язык коннотативен, а не денотативен, и что функция его состоит в том, чтобы ориентировать интеллект в его собственной (информационной) области, а не в том, чтобы указывать ему на независимые от него сущности, то очевидно, что усвоенные в процессе фило- и онтогенеза ориентирующие взаимодействия воплощают в себе прежде всего функцию неязыкового происхождения. В условиях же естественного отбора повторяющихся взаимодействий эта функция по-видимому, и порождала в процессе эволюции систему ко-оперативных консенсуальных взаимодействий между людьми.

Такова гипотеза У. Матураны. Если же предположить, что семантика этих взаимодействий в силу ее коннотативного характера близка к смыслам архетипов, на существование которых указывал К. Г. Юнг, то возникает и необходимость введения понятия для такого рода психологических образований, объективированных филогенезом. Именно неразрывность знака и смысла в апертурных цветах позволила связать последние с образ-концептами (ОК)[mccc].

Для примера приведу отрывок из доклада Энн Сулливан, преподавательницы в школе для слепых детей. Когда слепой девочке сказали, что она — белая, а один из слуг — черный, она заключила, что цвет определяет род занятий; и когда я спросила ее о цвете кожи кого-то, о профессии которого она не знала, она, казалось, растерялась и, наконец, произнесла: “Синий”[mccci].

Как предположила Элеонора Рош, существуют перцептивно выделенные цвета, которые очень легко привлекают внимание и запоминаются лучше, чем другие. Когда же осваиваются имена категорий, имеется тенденция сопоставлять их с выделенными стимулами, а затем по принципу стимульной генерализации они переносятся на другие[mcccii].

Так, стимульный образец цвета является инструментом, с помощью которого мы опредмечиваем свой ОК во внешней среде. Для наглядности этот процесс можно было бы сравнить в размышлениями Витгенштейна (Философские исследования, § 50) о воображаемом «эталоне цвета», который хранится в Париже и является инструментом вербального языка для формулировки адекватных высказываний о цвете. В самом деле и там, и там этот неосознаваемый «эталон цвета» опредмечивается: в первом случае — в краске внешней среды, во втором — в слове сознания (как внутренней среды интеллекта).

Отсюда, следуя логике Витгенштейна (о том, что «цель языка — выражать мысли»[mccciii]), можно предположить, что цель ОК — обобщать смысл этой мысли в распредмеченном виде. Именно это объясняет многие сложности психолингвистических исследований. И об этом, наверное, лучше всего сказал Генрих фон Клейст [mccciv]: «Для поэта было бы лучше всего, если бы он мог передавать сами мысли без слов». Выше мы убедились в этом при анализе «Черного квадрата» Малевича[mcccv].

Date: 2016-11-17; view: 283; Нарушение авторских прав