Цель и назначение философии. Аристотель об истоках, цели и ценности философского знания (по работе Аристотеля «Метафизика»).

Аристотель, как и предшественник его Платон, высказывал самое возвышенное понятие о назначении философии. В первых книгах своей метафизики он говорит: философия есть наука, имеющая предметом исследование первых начал и причин вещей или сущности явлений. Многие науки нужнее философии, но она выше всех наук. Все другие знания имеют целью удовлетворение нужд житейских, а философия чужда всякой корысти. Она зарождается в то время, когда добыты средства для удовлетворения физических потребностей.

Наконец, Аристотель отделил в философии науку о явлениях внешнего мира от учения о нравственности. Этим он оказал величайшую услугу - знанию. Указав философии новую цель, Аристотель дал ей и средства для достижения этой цели, которое заключаются в его логике.

Философию Аристотель делит на три ветви:

1 теоретическое - о бытии, называя ее "первой философией", наукой о первых причинах и начала. Целью ее является знание ради знания.

2 практически - о деятельности человека Целью практической философии является знание ради деятельности.

3 Поэтическая, или творческую, целью которой является знание ради творчества.

Развитие культуры находится в прямой связи с освобождением человека от природной зависимости, его порабощение государством, обществом, собственными пороками. Свобода, являющаяся центральной проблемой философской антропологии, по мере ее достижения определяет развитие человека результатами собственной деятельности, а не вмешательством внешних, в том числе сверхъестественных, потусторонних сил, тем самым культура получает глубинные философские основания реализации возможностей освобожденного труда в создании материальных и духовных ценностей. Некоторые из них носят уникальный характер, отличаются неповторимостью, имеют общекультурное значение.

Весьма характерно, что в обществе наблюдается известная синхронность в развитии философии и культуры: как их высоких достижений, так и упадка. Об этом наглядно свидетельствует европейская история античности, средних веков и Ренессанса. С этим связан вопрос о критериях развития культуры, в том числе характер (способе, уровне) отношений человека к человеку, обществу, природе, состоянии просвещения и науки, искусства, философии, лите98ратуры; роли религии в жизни общества; качественной оценки и степени познания господствующих норм жизни (гносеологический аспект культуры) и др.

Выработанная в философии и культурологии категория культуры фиксирует меру освоенности человеком своего внутреннего и внешнего мира; определённую систему способов и средств методов и регулятивов человеческой деятельности. Философская теория культуры и культурного развития исходит из того, что это – бесценный источник прогресса социума и человека, причел прогресса нелинейного и небезусловного. Культура – наследственный человеческий интеграл. Она не локализует свои феномены (явления) в отдельных сферах общества, выступая как форма существования или экзистенции, будучи не сводима к частностям природного, социального и духовного бытия.

Раскрывая роль философии в культуре, в жизни человека и общества, нельзя применять к философскому знанию так называемый утилитарный подход и искать в нем некую, пользу. В отличии от предметов домашней утвари и иных вещей, духовная культура ведь не несет в себе непосредственной пользы. Роль философии вернее всего будет сравнивать с ролью серьезного искусства. В самом деле, можно ли вести речь о «пользе» музыки Моцарта?, картины Рафаэля?, книг Л.Н.Толстого? По-видимому, в данном случае требуется иные мерки и оценки.

если говорить кратко, миссия философии, т.е. ее социокультурная роль, значения – быть особого рода формой познания, которое интегрировало в ткань духовной жизни и культуры человека и общества. Философия призвана выражать и удовлетворять специфические, духовные устремления мыслящего человека – к неохватности мироздания, поиску рациональных ответов на коренные мировоззренческие вопросы.

9, Отношение философии к действительности. И.А. Ильин о связи философии с жизнью (по работе И.А. Ильина «Религиозный смысл философии»).

Философия больше, чем жизнь: она есть завершение жизни. Но жизнь первее философии: она есть ее источник и предмет.

Среди людей, чуждых и предмету и заданию, издревле существует распространенное воззрение, согласно которому философия не имеет никакого отношения к “действительной жизни” и, сама по себе, не есть “наука”. Философия — это в лучшем случае “прекраснодушная мечта”; тогда как жизнь и наука суть нечто трезвое: трезвая практическая деятельность и трезвое теоретическое знание. Именно поэтому жизнь нуждается в науке и не нуждается в философии; а наука проверяется жизненной практикой, но вполне может обойтись без философских отвлеченностей.

Философия, думают многие, есть “мечтательное умствование” или “умственное мечтание”: человек, слабый волею, но сильный воображением и праздный умом, бежит от очередных, “больших” запросов жизни и создает мир химерических отвлеченностей. Он утешается этим миром, “верит” в него и замыкается в нем; он пытается “заговорить” себя, обмануть и свой и чужой разум; и по степенно ограждает себя стеною громких слов, туманных настроений, утонченных и непонятных выдумок.

Здесь нет единого, общего всем предмета; нет единого и зрело го научного метода; здесь все субъективно и произвольно, ибо каж дый говорит про себя и о своем: каждый твердит о своей “химере” Ни один не понимает другого; но “все не согласны”: каждый не приемлет чужую химеру, ибо чужая — никому не нужна. Нужна своя: только она есть “истина”,— она, родная выдумка, личный миф, “моя сказка”. В ней излилась, ею закрепилась личная мечта о себе, о мире и о Боге; и отсюда ее чисто личное значение. “Чужая философия” — это чужое излияние; сколько же надо терпения, чтобы слушать подолгу и внимательно чужие излияния? Вот по чему философы не могут спорить друг с другом и не умеют дру друга выслушивать: они подобны, в лучшем случае, сонму дервишей, выкликающих, каждый про себя, никому не понятную молитву никому не известному божеству.

Для чего же все это утонченное препарирование личной мифологии? И как можно преподавать философию? Разве история ее не есть история духовных блужданий и заблуждений? Разве возможно какое-нибудь научно-философское достижение?

Бесспорно: если философия порождает одни “личные химеры”, вненаучные излияния или умственные мечты, то ее нет вовсе и преподавание ее невозможно. Все создания ее порождены игрою ума и таланта; они войдут, может быть, в объеме искусства, и тогда история философии будет поглощена историей литературы.

Однако верно ли это? Верно ли, что философия творит одни “беспредметные химеры”? что самый способ ее творчества делает ее индифферентною истине? что она оторвана от жизни и не нужна ей?

Среди тех, кто занимается философией или говорит от ее лица, есть и в наши дни немало таких, которые виновны в столь неверной репутации, сложившейся у философии и у философов. Так, германская философия последних десятилетий действительно создала немало мертвых отвлеченностей, ненужных для подлинной жизни; а философская культура России не сумела еще побороть в себе ни беспредметного импрессионизма, ни склонности к увлечению чисто личною, релятивистическою химерою. Но разве недостатки осуществления компрометируют самое задание? Разве недуги составляют самую сущность организма? Разве можно заключать от того, что чего-то нет, к тому, что оно не может или не должно быть? Разве чье-нибудь неумение доказывает что-нибудь, кроме того, что неумеющий не умеет? Если отрицать философию по этим соображениям, следует навсегда покончить не только с философствованием, но и с политическою деятельностью, с врачеванием, с педагогикой и вообще со всякой другой деятельностью; ибо везде были ошибки, всюду есть неумение, всегда будут неудачи.

Однако, быть может, враги философии допускают, что именно она является несчастным исключением из всех других деятельностей и наук; что именно у философии недуг составляет самую сущность организма; что самое задание ее таит в себе внутренний порок неосуществимости; что здесь есть мнимая проблема, порождающая сплошные гнезда недоразумений. Но это значило бы, что у философии нет и не может быть особого, самостоятельного предмета; что ей недоступен систематический метод; что она никогда не могла доказывать и никогда не сможет доказать своих утверждений; что она пуста и мертва; что у нее нет и не может быть подлинной, творческой связи с жизнью.

Тот, кто взялся бы доказать и доказал бы эти тезисы,— оказал бы великую услугу человечеству: он положил бы раз навсегда конец претензиям и посягательствам философов; он упрочил бы пределы истинной науки; он указал бы философии ее истинный предел и направил бы силы молодых поколений в сторону искусства и религии. И в результате этого подвига философия оказалась бы культурным пережитком наряду с философским камнем и жизненным эликсиром.

10, Предмет и метод истории философии. Философия и история философии.

История философии - раздел философии, изучающий исторические типы философии. При определении предмета истории философии возможны 2 крайних подхода: 1-ыйсводит философию к истории философских систем, т.е. к рассмотрению многообразия философских имен, школ, учений в хронологическом порядке. 2-ой подход сводит к анализу философских проблем, т.е. к рассмотрению философских учений в свете идей, в свете некой общей, абсолютной истины как условие научности познания. В первом случае история философия становится предметом простого повествования, во втором - предметом философской критики. В первом случае мы получаем историю без философии, а во втором - философию без истории.

Оба подхода чреваты отрывом исторического начала от философского. В первом случае история философии становится предмете простого повествования, во втором — предметом философской критики. В одном случае мы получаем историю без философии, в другом —философию без истории.

В связи с этим возникает вопрос: как вообще возможна история философии в качестве исторической и философской науки одновременно? He содержится ли в самом понятии «история философии» явного противоречие? Ведь философия стремится познать вечное, сущее само по себе. Ее цель — чистое созерцание истины. История же сообщает о том, что изменяется во времени, то появляясь, то исчезая.

Если мы исходим из того, что истина вечна, абсолютна, то она не входит в сферу преходящего и не имеет истории. Если же она имеет историю, то перед нами уже не истина, а нечто, выдаваемое за истину.

Возможен ли выход из этого замкнутого круга? Выход возможен, прежде всего в силу конкретности самой философской истины, раскрывающейся как единство различий, доходящих до взаимопротиворечивости. Абсолютное может быть постигнуто только через развитие, т.е. через столкновение и взаимоотрицание частных моментов единой истины, осуществляемое в истории. Исходя из этого, Гегель определил предмет истории философии как историю открытия мыслей об абсолютном,

Русскому философу Л.П. Карсавину принадлежит, пожалуй, самый краткий очерк истории философии, раскрывающий ее предмет с самой существенной стороны — со стороны развития мыслей об абсолютном. Интересно, что эта лекция была прочитана философом в лагере своим товарищам по заключению. Вот ее основные положения. История философской мысли есть ее восхождение на пути к познанию Абсолюта.

Первое отчетливо осознанное понятие Абсолюта мы находим у Платона, основателя Академии. Он понял, что идеальный образ вещи предшествует самой вещи, т.е. относительному и множественному бытию предшествует его абсолютное основание. «Предшествует» надо понимать не во времени, а в отношении порядка бытия. Плотин, основатель неоплатонизма, в своих умозрениях постиг, что Абсолют открыт нам через свою внутреннюю различенностъ. Абсолютное единство возможно мыслить только как триаду (ум — душа — космос), которой Плотин ошибочно приписал отношение иерархии, соподчиненное™.

Радикальный успех принесло христианство в трудах отцов церкви. Из мыслителей этого периода наиболее замечательны Ориген и Григорий, Нисский. Внутрибожественное Триединство понято теперь как единство сущности, раскрывающее себя в трех лицах, или ипостасях: Отца, Сына и Святого Духа. Они равны, так как каждый обладает всей полнотой божества, но именно поэтому они различены, так как абсолютное, конкретное равенство осуществляется через столь же абсолютное различение. В Средние века мысль движется путем, как бы параллельным мыслям предыдущих веков. Учение Платона возрождается в учении о реалиях, т.е. о совпадении понятия и бытия, из чего Ансельм Кентерберийский приходит к открытию, что идея Бога есть Сам Бог, а Мейстер Экхарт постигает, что триединое бытие Бога есть его самопознание.

И наконец, на рубеже новых времен величайший диалектик, кардинал римской церкви Николай Кузанский, в своих умозрениях о совпадении противоположностей в Абсолюте приходит к мысли, что единсиво противоположностей и есть не что иное, как жизнь Абсолюта.

Последующая философская мысль подтвердила эту истину, обосновав жизнь абсолютного духа как самопознание человека, высшим выражением которого является различенностъ абсолютной истины многообразии и взаимопротиворечивости философских систем.

11, Соотношение истории философии с историей других областей знания (мифологией, религией, наукой, искусством т.д.).

История других наук не является частью самих этих наук. Так, история физики не есть раздел физики; история математики не есть част математики; история литературы не есть часть самого литературного произведения и т.д. А вот «Метафизику» Аристотеля, например, невозможно представить без истории метафизики его предшественников, которая входит составной частью в аристотелевский трактат.

Причина этого в том, что философия и история философии имеют в своей основе один и тот же предмет — дух, размышляющий о свое природе, началах, целях. Отсюда следует, что изучение истории философии есть изучение самой философии и наоборот — изучение философии означает в то ж время знакомство с историей философии. Особенностью истории философии является, далее, сам характер развития философских знаний.

Другие науки развиваются отчасти через устранение ошибочных положений, которые прежде пользовались научным признанием. Большая же часть их содержания носит характер прочных истин и сохраняется неизменной, вследствие чего новые знания и открытия влекут за собой не столько изменение и обновление приобретенного ранее, сколько прирост и умножение его. Эти науки, по словам Гегеля, прогрессируют посредством «нарастания и добавлений». Например, в развитии минералогии и ботаники кое-что из приобретенного ранее подвергается частичному исправлению, но большая часть этих наук сохраняется и развивается лишь путем прибавления нового, не подвергаясь радикальному изменению.

В такой науке, как математика, ее история представляет собой лишь сообщение о новых добавлениях. Так, элементарная геометрия в том объеме, в котором ее изложил Эвклид, является с тех пор окончательно ставшей наукой, не имеющей истории. Иная картина наблюдается в истории философии. Здесь мы не видим (при сохранении основного объема знаний) ни постоянства содержания, ни замены ошибочных, опровергнутых ходом исследовании положений на истинные.

История философии обнаруживает себя как процесс постоянно возобновляющихся попыток изменения целого посредством тотальной критики, опровержения и ниспровержения предшествующих теорий, радикального сомнения и скепсиса в правомерности хотя бы одного философского положения. В этом и состоит особенность философского знания. По словам К. Ясперса, то, что признается всеми в качестве непреложных истин, становится тем самым научным фактом и не является больше философией, переходя в область конкретных знаний.

12, Генезис философии и его основные особенности. Г.В.Ф. Гегель о начале философии и её истории (по работе Г.В.Ф. Гегеля «Лекции по истории философии»).

Мы определили понятие философии как мысль, которая в качестве всеобщего содержания есть все сущее. История философии, значит, покажет нам, как эти определения выступают в этом содержании последовательно друг за другом. Пока же мы ставим лишь вопрос, где начинается философия и ее история.

Общим ответом на этот вопрос является, согласно вышесказанному, следующее: философия начинается там, где всеобщее понимается как всеобъемлющее сущее, или, иначе говоря, там, где сущее постигается всеобщим образом, где выступает мышление мышления. Где же это произошло? Где это началось? В этом состоит историческая сторона вопроса. Мышление должно существовать для себя, получить существование в своей свободе, оторваться от природного и выйти из созерцательной погруженности; она должна, как свободная, войти в себя и таким образом достигнуть сознания свободы. Началом философии в собственном смысле мы должны признать тот момент, когда абсолютное уже больше не существует как представление и когда свободная мысль не только мыслит абсолютное, но и постигает его идею, т. е. когда мысль постигает бытие (которое может быть также и самой мыслью), познаваемое ею как сущность вещей, как абсолютную целостность и как имманентную сущность всего на свете, – постигаемое ею, следовательно, как мысль, хотя бы оно и выступало как внешнее бытие. Таким образом, простое нечувственное существо, которое иудеи мыслили как бога (ибо всякая религия есть мышление), не есть предмет философии; предметом философии является, например, положение: “сущность, или первоначало, вещей есть вода, огонь, мысль”.

Это всеобщее определение, мышление, полагающее само себя, есть абстрактная определенность: оно есть начало философии, но это начало есть вместе с тем нечто историческое, конкретный образ народа, принцип которого составляет то, о чем мы уже говорили выше. Если мы говорили, что для появления философии необходимо сознание свободы, то этот принцип должен лежать в основании характера народа, у которого философия получила начало. Народ, обладающий этим сознанием свободы, основывает свое существование на этом принципе, так как законодательство и все состояние народа имеет свое основание лишь в понятии, которое дух составляет о себе, в категориях, которыми он обладает. С практической стороны с этим связан расцвет действительной политической свободы; последняя появляется лишь там, где самостоятельный индивидуум, как индивидуум, знает себя всеобщим и существенным, где он обладает бесконечной ценностью, или, иначе говоря, там, где субъект достиг сознания личности и, следовательно, хочет без дальнейшего быть признанным самим по себе. Свободная философская мысль находится непосредственно в следу­ющей связи с практической свободой: как первая есть мышление абсолютного, всеобщего и существенного предмета, так и вторая, мысля себя, сообщает себе определение всеобщего. Мыслить означает вообще облечь нечто в форму всеобщности, так что мысль, во-первых, делает своим предметом всеобщее или, иначе выражаясь, определяет предметное, единичность вещей природы, находящихся в чувственном сознании, как всеобщее, как объективную мысль; и, во-вторых, нужно, чтобы, познавая и зная теперь это объективное и бесконечное всеобщее, я вместе с тем сам оставался и продолжал стоять по отношению к нему на точке зрения предметности.

Вследствие этой общей связи политической свободы со свободой мысли философия выступает в истории лишь там и постольку, где и поскольку образуется свободный государственный строй. Так как дух, если он хочет философствовать, должен расстаться со своим естественным волнением и погруженностью в материю, то он еще не может это сделать в том образе, с которого мировой дух начинает и который предшествует ступени этого разделения. Эта ступень единства духа с природой, которая, в качестве непосредственной, не представляет собою истинного и совершенного состояния, есть вообще сущность Востока; философия поэтому начинается лишь в греческом мире.