Сюжет третий: Смоленское сражение.

Не было ясно, какую оперативную цель мы преследовали, в чем же заключался смысл всех этих боев.

Э. фон Манштейн.

— Спросите лучше у Лукина, в чьих руках Смоленск!

А. Гитлер.

Дефекты развертывания «Барбароссы» начали проявляться еще до того, как закончилось Приграничное сражение.

Правильно построенная операция обычно развивается сама собой, почти не требуя интеллектуальных усилий от ответственных командиров. Успех главного удара обеспечивает дальнейшее нарастание событий, причем отдельные неудачи на вспомогательных направлениях лишь способствуют гармоничному течению операции. Дело сводится, в основном, к борьбе с естественным «трением Клаузевица»: «Тайной военного искусства является вести дальше наступление там, где оно идет вперед, не тормозить катящегося шара, но без помехи дать ему двигаться по наклонной плоскости». Казалось бы, после таких побед, которые вермахт одержал в Белоруссии и на Украине, «шар» будет катиться вперед достаточно свободно.

Однако изначальный план толком не ориентировал исполнителей даже в направлении «движения шара». Практически в рамках «Барбароссы» перед войсками была поставлена одна конкретная «двуединая задача»: разбить Красную Армию в западных районах страны и выйти к линии Западная Двина — Днепр. К первым числам июня вермахт выполнил эту задачу в полосе двух групп армий из трех. И?..

Корпус Манштейна получил приказ остановиться. На это у фон Лееба, командующего группой армий «Север», были все основания: оба фланга и тыл 56‑го моторизованного корпуса оказались открыты. На севере 41‑й моторизованный корпус отставал почти на 160 километров, а пехота 16‑й армии все еще переправлялась через Неман. На юге 3‑я танковая группа Гота блокировала Минск. В промежуток между Даугавпилсом и Молодечно выдвигалась 9‑я армия, но ее движение было достаточно медленным.

В центре продолжались бои за Минск и Минский укрепрайон. Добивание окруженных русских войск оказалось неожиданно трудным делом, поглотившим практически все пехотные дивизии 4‑й армии и оперативно связавшим 3‑ю и 2‑ю танковые группы.

Смежные фланги групп «Центр» и «Юг», как и ожидалось, оказались разделены Припятскими болотами. Южнее Припяти 1‑я танковая группа в тесном взаимодействии с 6‑й полевой армии захватила Ровно. Далее линия фронта круто сворачивала на восток — к Львову и Дрогобычу. Еще дальше к югу венгерский корпус и 11‑я германская армия с подчиненными ей румынскими войсками (3‑я и 4‑я армии) все еще ведут бои на линии границы.

Германский Генштаб констатировал, что полная тактическая внезапность была достигнута. Вопреки опасениям планирующих инстанций, советские войска не пытались отойти вглубь страны: они яростно сражались за каждый рубеж, при любой возможности переходя в контратаки. В этом для вермахта были как положительные, так и отрицательные стороны. Поскольку инициатива на фронте прочно удерживалась Германией, и «игра» шла пока полностью под ее диктовку, всякая прочно обороняющаяся или контратакующая дивизия могла считаться «выигранной фигурой» — наряду с уже окруженными, расчлененными и уничтоженными.

К началу июля 1941 года гитлеровцы «выиграли» советские армии прикрытия, к середине месяца они окончательно снимут их с доски. Но за этот успех пришлось заплатить несоразмерную (с точки зрения немцев) цену: только группа армий «Центр» и только убитыми потеряла к 30 июня 8886 человек: удельные потери уже вдвое превышали «норму» французской компании. Причем следует заметить, что это были не просто «условные солдаты» — это была элита элитных войск: танкисты, саперы, бойцы и командиры передовых подразделений.

При всех достижениях немцев в конце июня — начале июля уже можно говорить о кризисе оперативного маневра. Центр вырвался вперед — к Березине, оба фланга отставали, причем ни ОКБ, ни ОКХ, ни командующие группами армий не предпринимали никаких мер, чтобы выправить положение.

На северо-западе сложилась обстановка, чреватая «естественной» остановкой наступления на линии Западная Двина. Удары танковых клиньев рассекли оборону советской 11‑й армии, которая, разваливаясь, откатилась к Невелю. К северу 8‑я армия более организованно, выполняя приказ командующего фронтом, отошла к Риге. Между армиями возник разрыв, который удалось прикрыть силами 5‑й воздушно–десантной бригады и 21‑го мехкорпуса. С востока подходила не тронутая в Приграничном сражении 27‑я армия.

Этих мер не хватило бы для спасения фронта, поскольку корпус Манштейна уже находился на восточном берегу Двины. Казалось, никто и ничто не мешает ему сбить не успевшую развернуться 27‑ю армию, ударив главными силами на Остров и Псков, а одновременно бросить 3‑ю механизированную дивизию по правому берегу реки на Крустпилс и Ригу, чтобы обеспечить переправу 41‑му моторизованному корпусу Рейнгардта. Но фон Лееб распорядился сначала собрать 4‑ю танковую группу вместе и подтянуть к реке пехотные части. Лишь 2 июля Манштейн получил разрешение наступать на Резекне — Остров — Псков. Группа «Север» определилась со своими планами на следующий этап компании.

Если фон Лееб ориентировал свои операции на северо-восток, по директрисе Тильзит — Ленинград, то группа «Юг» склонялась к югу. Первая танковая группа прорывалась от Ровно к Бердичеву, 17‑я армия вслед за отступающими войсками 26‑й и 12‑й советских армий продвигалась от Львова к Проскурову.

Фон Бок оказался в наиболее сложном положении. Оперативная «пустота» перед фронтом группы армий «Центр» тянула ее к востоку — на Смоленск. Но продолжающиеся бои в Минском котле связывали пока армию Клюге, а на обоих флангах зияли дыры — причем на юге, в Припятском районе, все еще маневрировала 5‑я армия русских, не разбитая, выдержавшая Приграничное сражение и, ни разу не отступившая без приказа.

К середине июля для продолжения наступления немецкое командование могло использовать не более 60 свободных дивизий. Это считалось достаточным: по мнению начальника Генерального штаба Гальдера, у РККА осталось на фронте только 46 еще не разбитых дивизий.

В реальности дело обстояло для вермахта несколько хуже. Красная Армия развернула группу армий резерва Главного командования — 74 дивизии в трех эшелонах. Учитывая недоукомплектованность советских войск, можно считать, что советская сторона выставила силы, эквивалентные 55–60 «расчетным дивизиям». Итак, фактически на фронте оказались равные силы.

При этом стратегический баланс оставался пока в пользу немцев: их резерв, в виде сил, высвобождавшихся после решения задач, связанных с уничтожением окруженных группировок, прибывал на фронт быстрее, чем советское командование могло мобилизовать новые дивизии. Это означает, ко всему прочему, что немцы должны были позволить себе оперативную паузу. Советские войска от такой паузы не получали, в сущности, ничего, кроме возможности чуть лучше организовать стационарную оборону (то есть, если наступление окажется удачным, советская сторона теряла большее число дивизий окруженными). Вермахт же приобретал множество плюсов: успевали отдохнуть танковые и мотострелковые соединения, оставалось больше времени для планирования операции, можно было получить более точную разведывательную информацию. (В середине июля германская разведка обнаруживает развертывание армий резерва противника. Уже после начала сражений второй фазы кампании). При первоначальном планировании оперативная пауза была признана необходимой, и на нее отводилось целых 20 дней. (Точнее говоря, срок перехода ко второй стадии был назначен не позднее сорокового дня от начала кампании.) Но немецкие генералы зачем–то торопились выиграть войну! Группа армий «Центр» докладывала, что для продолжения наступления ей нужна пауза всего в семь дней (кстати, она не получила и этой недели).

Немцы, конечно, ведут борьбу за выигрыш темпа — но довольно странными методами. В действительности им требовалась перегруппировка по всему фронту. На севере 16‑я и 18‑я армия уже начали мешать друг другу, на юге продолжение наступления в сложившейся — и уясненной командованием Юго-Западного фронта — группировке не сулило реального успеха, в центре откровенно не хватало войск. Операции ускорились бы, если бы наряду с перегруппировкой были введены в линию резервы ОКХ, а на их место переброшены свежие дивизии из Европы. За время, которое понадобится на проведение указанных мероприятий, высвободились бы пехотные дивизии, ведущие бои в Прибалтике, в Белоруссии, в Молдавии и на Западной Украине, а Верховное командование могло бы определиться с целями и планами на второй «такт» кампании.

И опять — внимание! На середину июля немцы еще не знают, что они будут делать за линией Западная Двина — Днепр. В тексте плана «Барбаросса», как мы уже указывали, этот этап войны не рассматривается; присутствует лишь указание, что «решение должно быть принято позже». «Позже» наступило — но командные инстанции продолжают молчать.

Здесь руководство вермахта во второй раз совершило ошибку, допущенную при планировании операции «Рот» (завершающая фаза Французской кампании) — оно посчитало, что война уже выиграна, и дальнейшие действия представляют собой прочесывание территории на предмет уничтожения разрозненных сил противника. Вспомним, однако, что и во Франции немцы столкнулись тем, что противник сумел организовать новую линию обороны, прорвать которую «с наскока» не удалось.

Во всяком случае, вместо обоснованной и запланированной паузы развернулась серия сражений, центральным из которых, несомненно, является Смоленское. Начавшись 10 июля, оно продолжалось по 10 сентября и определило ход и исход всей операции «Барбаросса». В рамках кампании Смоленская битва должна рассматриваться как генеральное сражение, от исхода которого зависела судьба всей войны. Если немцы выигрывали ее быстро (к началу августа), перед ними действительно вновь оказывалась «пустота», столь благоприятная для наступления танковых соединений. Проигрыш означал остановку половины всех сил вермахта, что немедленно приводило к заметному ухудшению позиции обеих фланговых группировок к масштабному кризису на всем протяжении фронта. В Текущей Реальности немцы выиграли операцию, но медленно и с большими потерями. В результате группа армий «Центр» потеряла возможность вести осмысленные наступательные действия — перед ней уже была готова и занята войсками следующая линия обороны, не уступавшая предыдущей.

Это оставляло шансы обеим сторонам.

Определив направление главного удара противника, советское командование предпринимает отчаянные усилия для того, чтобы создать прочный фронт если не по Березине, то по Днепру. В районе Смоленска и западнее развертывались пять новых армий — 22‑я, 19‑я, 16‑я, 20‑я, 21‑я, а также остатки 13‑й и 4‑й армий (всего в первом эшелоне 24 дивизии, еще несколько соединений подошли позднее). В тылу, за Десной, формировалась резервная группа в составе 24‑й и 28‑й армий — 19 дивизий. В первом приближении этих сил было достаточно, чтобы закрыть дыру на Березине и с боями отойти к Смоленску, где занять устойчивую оборону.

Цели вермахта менее понятны. 2‑я и 3‑я танковые группы в составе 28 дивизий (из которых 9 танковых и 6 моторизованных) собирались наступать на восьмисоткилометровом фронте в общем направлении на восток — что, очевидно, предопределяло очаговый характер сражения. В известной фразе Браухича «основным является не овладение пространством, а уничтожение сил русских» уже лежит отрицание оперативного маневра. Не будет преувеличением сказать, что немецкие войска не столько начали сражение, сколько были втянуты в него инерцией движения на восток. Операция началась 10 июля и развивалась на трех изолированных оперативных направлениях — Великолукском, Смоленском и Рогачевском.

Советское руководство проиграло первый этап борьбы и не строило больших иллюзий относительно исхода второго. Пока немецкие танковые группы оставались на ходу, противопоставить им было нечего. Но руководство Генштаба уже в начале июля прекрасно отдавало себе отчет в том, что немцы неожиданно для себя уяснили лишь к концу этого месяца: всю Россию, даже всю Европейскую Россию танки на гусеницах не пройдут. Моторесурс кончится раньше.

Это создавало шансы для советской стороны — тем более что взаимодействие между танковыми группами и полевыми армиями оставляло желать лучшего. Кроме того, одни танковые группы были мало пригодны для долговременного удержания территории, а именно эту задачу им пришлось бы решать в случае оперативного кризиса под Смоленском.

Здесь необходимо сказать, что современная военная литература скептически относится к стратегическому таланту советских полководцев, особенно когда речь идет о 1941 и 1942 годах. Однако если это вполне применимо к руководству Западного фронта, то, как мы уже видели, командование Юго-Западного фронта очевидных ошибок не совершало. Вопрос с командованием Северо-Западного фронта мы пока оставим в стороне.

Однако уже 22 июня, как мы отмечали выше, принимается значимое решение о перебазировании промышленности на восток. В последующие дни Генштаб, действуя в сложнейшей обстановке полного развала связи и управления, организует внятную «рокировку» сил на центральный участок фронта и намечает резервные «позиции сопротивления» по линиям Нарва — Луга и Нелидово — Брянск.

К середине июля стало ясно, что немецкое наступление утратило единую руководящую линию и идет по трем расходящимся направлениям — на Ленинград, Москву и Киев. Это создавало предпосылки к стратегической изоляции немецких групп армий, дроблению их сил и — в перспективе — к остановке продвижения вглубь советской территории. Заметим здесь, что и Ф. Гальдер отмечает в своем дневнике возникшую на Восточном фронте «тенденцию к позиционности».

В этих условиях принципиальное значение обретали два географических района, которые немцы считали «неудобными» для ведения подвижных операций. На севере — Валдайская возвышенность, протянувшаяся от Невеля и Великих Лук к Валдаю и далее к верховьям Волги. На юге — район, образованный течениям двух притоков Днепра — Припяти и Десны: от Новоград-Волынского, где все еще держится 5‑я армия, до Чернигова и Конотопа.

Первый этап Смоленского сражения продолжался с 10 по 20 июля и сопровождался новыми громкими немецкими успехами. На севере 57‑й корпус отбросил 22‑ю армию и взял Великие Луки. Однако, как и все прямые удары, это наступление имело лишь ограниченный успех: советские войска закрепились восточнее города фронтом на юг. Практически 22‑я армия образовала то, что в учении об операции называется «удаленной фланговой позицией», блокировав любые попытки 3‑й танковой группы продвинуться в северном или восточном направлении. К концу августа немцам удастся справиться с 22‑й армией, но это уже не будет иметь решающего значения.

В центре дела у немцев шли значительно лучше. Они легко преодолели сопротивление советских армий, и вышли на оперативный простор: к 16 июля 3‑я танковая группа ударом с севера захватила Ярцево, 2‑я завязала бои за Смоленск, обходя его с юга. Вспомогательный удар под Могилевом привел к окружению части 13‑й армии, остатки которой откатились к югу.

В этих условиях Гудериан уже 16 июня продвинулся до Ельни, заняв выгодное исходное положение для удара на Москву. Гот ориентировал свою танковую группу на Ржев, чтобы, во–первых, разобраться в сложном положении на своем северном фланге (а при случае — окружить и ликвидировать 22‑ю и подошедшую к ней 29‑ю армии), а во–вторых — с юга выйти к Валдайской возвышенности, создавая угрозу не только Москве и сосредоточенным вокруг нее силам, но и Северо-Западному фронту.

Такое решение вполне отвечало обстановке, но фон Клюге, которому в этот момент были оперативно подчинены обе танковые группы, повернул Гота на юг, предложив заняться уничтожением окруженной Смоленской группировки. Клюге можно понять, но произошло именно то, на что надеялось советское командование: немецкие подвижные соединения потеряли свободу маневра. Темп операции мгновенно упал, и возникла возможность парировать отдельные тактические угрозы, которых было не так уж много.

Немедленно началось наступление советских войск — в центре, в общем направлении на Смоленск, и на флангах. С 20 июля группа армий «Центр» переходит к обороне по всему внешнему фронту окружения.

Удар на Смоленск силами подтянутых резервных армий имел весьма ограниченный успех. Хотя удалось пробить «коридор» к окруженным войскам 16‑й и 20‑й армий, но этот «коридор» был узким и простреливался насквозь. Кроме того, пробивавшаяся к котлу с юга 28‑я армия, в свою очередь, попала в окружение.

Значительно более опасными для немцев оказались действия на крайних флангах, где 22‑я армия атаковала 57‑й корпус в общем направлении на Великие Луки и поставила его в крайне тяжелое положение. Тем временем на юге 21‑я армия взяла Рогачев и Жлобин, а кавалерийская группа Петровского начала охватывать южный фланг группы армий «Центр», давно уже висящий в воздухе. Немцы парировали эти контрудары, использовав дивизии, высвободившиеся под Минском, а также резервы ОКХ. Практически к концу июля эти резервы уже истаяли, будучи введенными в бой по частям для решения тактических задач в различных точках Смоленского сражения. Хуже распорядиться своим резервом было просто нельзя. В известной степени он оказался просто «снят с доски» — почти как советские армии прикрытия.

Итак, немцы добились новых крупных успехов, продвинувшись на 170–220 километров. Но теперь подвижные части вермахта окончательно оказались связаны совершенно не адекватными им задачам по блокированию окруженных войск. Наступать на восток было уже некому.

Сражение под Смоленском потеряло всякую форму. Советские армии пытались деблокировать окруженную группировку; это не привело к дальнейшим успехам, но заставляло противника все более и более расходовать свои силы. Причем речь шла о наиболее ценных кадрах элитных дивизий. Потери в танках во 2‑й и 3‑й танковых армиях составили 60–70 % их списочного состава. Остро проявилась проблема с моторесурсом. Только одной 3‑й танковой армии срочно требовалось 300 новых моторов. В распоряжении же тыловых служб ОКХ «на все надобности» было 400 моторов. И их еще требовалось доставить к линии фронта.

Генерал–фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр», 4 августа заявил Гитлеру, прибывшему на Восточный фронт: «Дальнейшее наступление группы армий «Центр» я считаю, мой фюрер, опасным и предлагаю в сложившейся обстановке занять прочные позиции, чтобы переждать русскую зиму».

К началу августа план «Барбаросса» уже прекратил свое существование. Слишком много времени потеряли гитлеровские войска под Смоленском, под Таллином, на рубеже реки Луги, в районе Киева, где 1‑я танковая группа завязла в русской обороне, так и не сумев превратить тактические успехи в оперативные. «Крупнейшее наступление вермахта захлебнулось… Сточки зрения немецкого военного искусства, кампания была безоговорочно проиграна — поскольку первоначальный план был, опровергнут, а для создания нового не было времени».

…К середине» июля Главное командование вермахта выходит из анабиоза и осознает, что три группы армий Восточного фронта ведут три совершенно различных сражения с совершенно различными целями, а сама операция «Барбаросса» окончательно приняла вид наступления по расходящимся направлениям. 30 июня, еще до начала Смоленского сражения; Гитлеру приходит в голову мысль повернуть соединения Гота и Гудериана на север. Однако это означало отказ от всякой активности в направлении на Москву, с чем не могло согласиться ни руководство ОКХ, ни командующий группой армий «Центр» фон Бок.

19 июля появляется на свет «Директива № 35», ориентирующая танковые соединения фон Бока на Валдайскую возвышенность (Гот, подготавливая наступление на Ржев, действовал в духе этой директивы). Однако 23‑го числа из ниоткуда возникает «дополнение» к этой директиве, полностью меняющее ее характер и ставящее операции на Восточном фронте с ног на голову. Теперь предполагается каким–то образом объединить Гудериана (ведет бои под Смоленском и Ельней) с Клейстом (начинает прямое наступление на Киев с узкого плацдарма между Житомиром и Бердичевым) под общим руководством 4‑й армии и направить эту группировку на Ростов и далее на Кавказ «вплоть до Баку». Армия Гота отправлялась на север, а группе армий «Центр» (где, как легко видеть, оставались лишь 9‑я и 2‑я армии без подвижных войск) предписывалось взять Москву.

Эту директиву без лишних слов отменили, и 12 августа выходит новый документ, нацеливающий войска группы «Центр» на Москву — то есть регистрирующий сложившееся положение дел как должное. Приказ, впрочем, остается на бумаге, поскольку наличные войска фон Бока втянуты в Смоленское сражение. В этих условиях у фюрера германской нации возник план одной из самых грандиозных операций Второй Мировой войны.