Глава 27. Мороженное сближает

Николас

После нашей поездки в горы Поконо между мной и Стеллой что-то изменилось. Это невозможно отрицать и с этим не стоит спорить. Причем эти изменения в лучшую сторону, они меня окрыляют и подпитывают, заставляя радостно трепетать все мои внутренности перед каждой нашей встречей. Мне даже на секунду показалось, что я наконец-то подобрал ключ к этой женщине-загадке. Вот только так ли это на самом деле?

По неизвестно причине мне было очень легко открыться Стелле и рассказать о своем детстве. Слова полились из меня, и я не хотел останавливаться, хотел говорить и говорить, словно в попытке избавиться навсегда от воспоминаний, которые отчасти сделали меня тем, кем я сейчас являюсь.

Сколько себя помню во взрослой жизни, я всегда был суровым, иногда жестоким, временами озлобленным. Уж поверьте, повод всегда находился. Иногда я никого и ничего не щадил на своем пути. У меня не было иного примера, лишь пример озлобленности и ненависти родом из детства. Идти напролом и не сдаваться. Я хорошо выучил этот урок.

Пережив все издевательства своего отца надо мной, уже освободившись от всего этого после его смерти, я решил раз и навсегда для себя: все будет по моим правилам и никак иначе.

К сожалению, у меня не было примера крепкой семьи, только жалкое подобие из отца-алкоголика, который избивал меня и матери, которая, кстати, не выдержала всего этого и сбежала. Я её не виню, она все же делала некоторые попытки забрать меня с собой, но отец силой отобрал меня у неё. Не знаю, почему она решила не бороться дальше, не обращалась в органы опеки, да и вообще, где были глаза всех моих других родственников? С тех пор ни я, ни моя родня ничего не слышали о ней. Где она теперь? Жива ли она?

Иногда на меня накатывали воспоминания, порождающие борьбу желания и боязни создавать семью, потому что во мне течет его кровь. Я боюсь, что не смогу стать достойным примером для своих детей, не смогу их чему-то научить и указать верный путь.

Но эти выходные, проведенные в горах Поконо со Стеллой и Райли, дали мне пищу для размышлений. Мне было чертовски уютно и комфортно с ними двоими, что заставило меня поменять свое мнение. Сейчас я полон сомнений и думаю, что все мои табу на семью были какой-то самолично сфабрикованной глупостью, ограниченностью.

После поездки я стал частым гостем в доме Стеллы, и в последнее время совсем не ночевал в гостевой спальне, словно комната Стеллы стала моим вторым домом. Такое частое времяпрепровождение в её доме для меня значило очень много. Она стала мне доверять и перестала заморачиваться по поводу и без.

В одну из таких ночевок я просыпаюсь от звука детского плача, который нарастает и становится все громче и отчетливее слышным. Открыв глаза, я ничего не могу различить в кромешной тьме. Так темно, что хоть глаз выколи. Я протираю глаза, пытаясь привыкнуть к темноте, и вижу силуэт Райли, которая стоит у изножья кровати и плачет навзрыд.

Быстро отогнав от себя сон, я соскакиваю с постели, потому что совершенно не знаю, что делать. Я ещё не отошел ото сна и мне неизвестна причина, по которой она расстроилась. Я никогда не был в подобной ситуации. Один в доме с ребенком, который к тому же плачет.

Я пытаюсь собрать все свое мужество в кулак, опускаюсь на корточки, приблизившись к Райли, и беру ее за маленькие ручки.

- Что случилось? – осторожно спрашиваю. – Тебе приснился кошмар?

- Не-е-ет, - протяжно сипит она, всхлипывая.

- Не плачь, скажи мне, в чём дело? – недоумеваю я. Она высвобождает свою руку, вытирая ей свои слезы, которые льются ручьями из глаз.

- Мамочка, - ноет она, - моей мамочки нет, - снова продолжает хныкать она.

Я в замешательстве и не знаю, что сказать. Меня всегда немного пугал детский плач, поэтому оставаясь один дома с Райли, я просто надеялся на удачу и на то, что ничего особенно не произойдет. Но вот тебе и пожалуйста: я смотрю как болван на маленькую девочку, которая ростом чуть выше метра, и не знаю, что сказать и как её успокоить.

- Её, наверное, забрали инопланетяне, - смотрит она на меня, сдвинув бровки. – Это я во всем виновата, потому что не хотела засыпать, - всхлипывает она и начинает почти задыхаться от слез. Надо срочно что-то предпринимать, иначе я сойду с ума.

- Райли, почему ты так говоришь? – беру её за руки и заглядываю в её карие глаза, наполненные горошинами слез. – Ты ни в чем не виновата. Мама уехала на работу.

Глаза Райли замирают на мне. Ее выражение лица тотчас меняется с расстроенного на удивленное.

- Её не забрали плохие инопланетяне? – вытирая маленькими ладошками свои мокрые щёки, едва слышно вырываются у неё слова.

- Нет, - облегченно вздыхаю, радуясь внутри тому, что она, кажется, начинает успокаиваться. – Ей пришлось уехать на работу, когда ты уснула, а я остался дома, с тобой.

Райли, перестав плакать, смотрит на меня уставшими глазенками:

- Правда? – словно сомневается она в правдивости моих слов.

- Конечно, правда, - киваю я. – Зачем мне тебя обманывать? Давай я тебя уложу спать, - предлагаю ей дружелюбно, встав на ноги и протянув ей руку. Она смотрит на неё, будто не зная, пойти со мной или нет.

Райли качает отрицательно головой:

- Я не усну без мамочкиной сказки, - очень по - взрослому вздохнув и надув свои разрумянившиеся щечки, изрекает она.

- И что тогда будем делать? – я не знал, что еще сказать и пошел ва-банк, решив предоставить ей выбор. Лицо девчушки внезапно озаряет широкая улыбка.

- Давай есть мороженное! – восклицает она со шкодливым лицом, не задумавшись ни на секунду.

- Думаешь, это хорошая идея? – сомневаюсь, что стоит заняться именно этим. Кажется, не очень правильно кормить ребенка посреди ночи мороженным.

- Я никому не скажу об этом, - хитро она смотрит на меня, поджав свой ротик.

- Ну…,ладно, - сдаюсь, немного помедлив. – Только не говори маме, а то нам попадет, - пытаюсь я подговорить ребенка. Да уж, я не лучший воспитатель, кругом нарушаю все правила и устои.

Райли молчит, продолжая хитро улыбаться, и проводит сложенными пальцами по сомкнутым губам, показывая, что ее рот на замке, и наша тайна останется только с нами.

- Так, давай посмотрим, какое мороженое у нас есть, - заглядываю в морозильную камеру. Райли усаживается за стол, подперев подбородок руками.

- Так, здесь есть клубничное, ванильное, шоколадное и… сырное. Боже, кто может любить сырное мороженое? – разговариваю сам с собой вслух, вспоминая весьма странный вкус этого сорта мороженого.

Райли подозрительно молчит, поэтому я оборачиваюсь и смотрю на её серьезное выражение лица.

- Ты чего? Какое мороженое будешь? – демонстрирую ей коробку клубничного и шоколадного лакомства.

- Сырное! – говорит она. – Моё любимое!

- Вот как? – мои брови вздымаются вверх. – Серьёзно? – недоумеваю я. Только я мог так облажаться, раскритиковав именно тот сорт мороженного, который любит расстроенный ребенок, находящийся под моим контролем. Ещё минус один бал мне как няньке.

- Угу, обожаю его. Надо еще посыпать орешками, - говорит она, как ни в чём не бывало, словно не слышала мой неуместный комментарий.

- Так, где лежат орехи?

- В крайнем шкафу справа, - инструктирует она меня. Я беру миски из шкафа, решив тоже охладиться этой странной ночью. Кладу специальной ложкой два шарика мороженого для Райли и посыпаю размельченными грецкими орехами.

- Пожалуйста, мисс! – словно официант, подаю ей лакомство. Она хихикает и начинает есть мороженое.

Пока мы едим лакомство, то молчим и переглядываемся. У Райли довольное выражение лица. Я задумываюсь, насколько этот ребенок удивляет меня каждый раз. Никогда бы не подумал, что можно не любить клубничное или шоколадное мороженое, но, оказывается, не такой уж я спец в детских вкусах. Сейчас дети совсем другие, совершенно не похожие на нас.

- Так, ребенок, а сейчас идем спать! – говорю, помыв после нас миски и ложки, вытерев их и поставив на место, заметая следы нашего ночного преступления. Оглядываюсь на Райли, она лишь согласно кивает.

Перед сном я читаю ей несколько страниц её любимой сказки, после иду в спальню Стеллы и ложусь сам. Посмотрев на часы, понимаю, что прошло уже пару часов с тех пор, как Стелла уехала в пекарню, и она до сих пор не звонила.

Беру с тумбочки телефон и набираю её номер.

- Привет, - она почти сразу же снимает трубку.

- Привет, - вторю ей. – Всё в порядке?

- Уфф, - вздыхает она. – Уже практически всё уладили. Оказывается, произошло возгорание на кухне, одна плита была не выключена и завтра кто-то за это поплатится, - по голосу слышно, что она вымоталась из-за всех этих событий.

- Может, нужна, какая помощь от меня?

- Нет, Ник, всё нормально. Ты и так мне помогаешь, оставшись с Райли дома. Мы с Патриком уже всё здесь уладили, - услышав это имя, у меня автоматически сжимается челюсть. Я бы хотел быть рядом с ней, чтобы во всём разобраться, а не этот ублюдок. Почему-то я не переношу его на дух. Словно он тот, кто пытается у меня украсть внимание Стеллы. «Успокойся, Ник, - говорю себе.- Он просто друг и партнер по бизнесу и ничего более».

- Ты не звонила, и я начал волноваться, - говорю спокойно, стараясь не выдать своего раздражения от упоминания имя Патрика.

- Спасибо, что переживаешь за меня.

- Приезжай скорей, без тебя так холодно спать, - смотрю на пустую половину кровати, на которой всегда спит Стелла, и провожу рукой по простыни.

- Скоро буду, поспи пока, - говорит она тихо-тихо.

- Не смогу. Мне нужно, чтобы ты меня убаюкала. Только ты можешь это сделать, - хнычу как маленький, чувствую, что стал гребанным романтиком. Скоро сам себя перестану узнавать. Но этой женщине я готов говорить нежности и свои искренние чувства двадцать четыре часа в сутки, и никогда не устану.

- Похоже, я прямо сейчас всё брошу и примчусь к тебе, - флиртует она со мной своим сладким голосом.

- Жду - не дождусь, - подыгрываю, желая, чтобы она оказалась рядом со мной прямо сейчас, подальше от этого напыщенного Патрика.

- Скоро буду, милый, - кладет она трубку, не давая мне возможность продолжить наш телефонный флирт. Чёрт возьми, она меня просто невероятно заводит. И, кстати говоря, Стелла крайне редко называет меня не по имени. Эти ее обращения «милый» или «дорогой», которые она произносит своим непревзойденным голосом, затуманивают мой мозг.

Так и не дождавшись Стеллу, я всё же уснул и проснулся только утром, обнаружив её рядом с собой. Решив не будить её после напряженной ночи, я отправился на кухню, чтобы приготовить завтрак.

Я провозился на кухне целый час и, в результате, стол заставлен разной едой: бекон, яичница, блинчики, оладьи. На любой вкус и цвет.

- У нас сегодня просто пир, а не завтрак, - говорит Стелла, когда я поворачиваюсь, неся к столу две чашки кофе, и замираю от неожиданности на месте, пытаясь не расплескать кофе в чашках. И как она так неслышно пробралась на кухню?

- Уф, - выдыхаю я. - Ты меня до чертиков напугала, я чуть кофе не разлил по всему полу, - говорю я.

- После того, что ты приготовил, я бы с удовольствием убралась, даже если бы ты залил полы всей квартиры. Ты – мой герой! – хвалит она меня и быстро целует в щёку.

- Просто было нечем заняться с утра, - скромничаю, усаживаясь за стол напротив нее.- Райли еще спит? – закидываю в рот кусочек хрустящего бекона, который обожаю есть по утрам.

- Уже одевается, - Стелла потягивает черный кофе без сахара. - Райли сказала, что вы ночью ели мороженое. Она пошутила? – смотрит она испытующе на меня. Я, замерев на секунду, продолжаю жевать, не зная, то ли признаться, то ли всё отрицать.

Я молчу, не желая раскрывать наш маленький секрет.

- Николас, ты мне можешь сказать, - говори она, пленяя меня своим взглядом. Ох, чертовка! Как ей можно не поддаться?

- Ох, уж эти женщины! – восклицаю театрально я.- С вами нельзя сохранить ни один секрет.

- Ну, Райли предупредила, что это ваш секрет и просила меня тоже никому не говорить, - посмеивается Стелла над проделками дочери.

- А ты взяла и всё мне рассказала. Ай-яй-яй, Стел, не хорошо, - грозно машу ей пальцем.

- Не могу держать язык за зубами. Грешна! – поднимает она руки, давая понять, что сдаётся.

Мы смеемся, и эта искренняя радость наполняет всё пространство вокруг. Я чувствую, что безумно счастлив здесь и сейчас, с ней и больше ни с кем. И мне не нужно больше ничего, лишь всегда ощущать эту полноту внутри – в душе и в сердце, когда я рядом с ней.

На данный момент я даже не могу себе представить иной жизни.