Глава 2. Рынок и нравственность

1. С развитием рыночных отношений воз-никает опасность усиления безнравст-венных и даже преступных явлений в среде детей и молодежи

Увидев крохотного мальчонку-продавца в овощном ларьке, я неожиданно вспомнил слова Макаренко о том, что в нашей стране уже не найти ребенка, кото-рый мечтал бы о собственной лавочке.

А мальчику было лет тринадцать. Отец поставил его торговать огурцами, а сам отправился за другой партией. Мальчик еще не умел быстро умножать и иногда брал ручку и делал расчеты на бумаге. В оче-реди улыбались и терпеливо ждали. Потом я разгово-рился с ним.

-- Что ты сам имеешь от торговли?

-- Отец мне дает часть денег.

-- И что ты собираешься на них приобрести?

-- Мотоцикл.

-- Ты не учишься?

-- Бросил. Чтобы торговать и считать бабки, моих классов достаточно.

Рынок не только меняет жизненные ориентации и духовные ценности, он еще и изнутри корежит и преображает культуру, образование, все устройство семейного и общественного уклада. Вместе с рыночны-ми отношениями вступают в жизнь и волчьи законы... поди разберись в них!

Слыхал, как на почве рыночных отношений под-ростки, не поделив доходы, едва не поубивали друг друга, а еще одного юнца исколотили в милиции так, что он едва добрался до своего дома. А у скольких де-тей отбирают заработанное! А как эксплуатируют их доверчивость! А какая злобность, зависть и трусость рождается в детях в жестоких схватках с нравами взрослых?! Сам видел, как побледнели, как стерлись до неузнаваемости лица подростков, когда к ним на-правился милиционер. В одну секунду они свернули свои бархатки со значками и медалями и спрятались за угол.

-- Чего вы испугались? -- спросил я. -- Разве у нас не свободный рынок?

-- Ага, -- потянул носом один из них. -- Про сво-боду только в газетах, а на самом деле за нами охотятся как за последней тварью.

-- Кто?

-- Во-первых, рэкет. А во-вторых, милиция. Мент всегда найдет повод, чтобы отобрать товар. У меня на прошлой неделе отобрали медали, которые я купил за полторы тыщи. А забрали за то, что я две медали продал иностранцам за немецкие марки.

-- Ну и что?

-- Нельзя, говорят, продавать за валюту.

-- А взрослые своих матрешек продают и за валю-ту.

-- Они отстегивают кому надо...

И потом один из них сказал фразу, над которой я долго думал:

-- Вот стану на ноги, тогда создам свое что-нибудь.

-- А как это "на ноги"? Свой ларек?

Оказывается, "стать на ноги", это не только зарабо-тать первичный капитал, но еще и обезопасить себя, найти заступников, тех же рэкетиров, это значит иметь возможность проглотить всех мелких торговцев, создать свою торговую сеть, организацию, не точку, а именно организацию: скупщики, экспедиторы, постав-щики, добытчики и даже реставраторы, художники, дизайнеры...

В Древней Греции слово "рынок" было ругатель-ным. Обозвать человека "вонючим рыбным рынком" означало крайнее, последнее оскорбление.

На прилавке золотятся мокрые красноперки.

-- Двадцать рублей кучка, -- говорит мальчик лет двенадцати.

-- Сам ловил?

-- Еще чего! Мое дело сбыть товар...

-- Сколько тебе платят?

-- Пятнадцать процентов.

-- А почему бы тебе не продавать по пятнадцать рублей?

-- А это все равно. Кому надо, тот и за двадцать купит. А кому не надо, тот и за пятерку не возьмет.

В одной школе разговорился со старшеклассниками. Рассказал о торговцах значками и рыбками. Скривились: мелкота. Бизнес надо делать крупно.

-- Как?

-- Ну, хотя бы партию кроссовок толкнуть, компьюте-ры, видео. А где взять? В этом проблема...

Поговорил с другой группой. Намекнул на то, что надвигаются страшные времена: голод, экологические беды, может быть, гражданская война. Наткнулся на яростный отпор:

-- Чепуха! Сейчас самое лучшее время. Еще ни-когда не было у людей столько свободы: куда хочешь езжай, что хочешь делай, можешь вообще не рабо-тать...

-- Но откуда деньги брать, чтобы жить?

-- Разве это серьезная проблема?! Деньги лежат повсюду -- их надо уметь взять. Надо учиться за-рабатывать.

2. Вторая надвигающаяся опасность -- это понижение интереса к гуманитар-ному образованию, к проблемам духовной жизни людей

Думаю, что это понижение интереса -- явление вре-менное. Рыночные отношения, надвигающиеся эконо-мические беды и нищета народа, конечно же, вытес-няют потребность в духовно-эстетическом общении, но зато нельзя и не отметить того, что усиливается у мо-лодых людей жажда веры и духовного обновления. В этих условиях семье важно наполниться истинно духовным содержанием: надо говорить о книгах, об истории своего и других народов, о культуре и искус-ствах.

Важно не расставаться с заветом Федора Достоевс-кого: "Выгоднее всего быть честным человеком". Общаясь с молодыми людьми, я обратил внимание на две крайности в их душах. С одной стороны, отрица-ние нравственности, дескать, это все разговоры, а вот есть дело -- это то, что надо. И с другой стороны, признание и религиозных ценностей, и абсолютных авторитетов -- в Боге. Эти две крайности в железных тисках держат детей, и от семьи зависит, где и как будет найдена детьми та необходимая истинность пове-дения, которая позволит не утратить молодым людям высокой нравственности в выборе самих себя, вариантов своего поведения. А выбор этот всегда приходится делать. Спрашиваю у старшеклассников:

-- Раньше самыми престижными вузами были гуманитарные. Вы как считаете?

-- Кому сегодня нужна гуманитарность? Самые лучшие вузы -- торговый, финансово-экономический и юридический...

-- А юридический почему?

Улыбаются. Нет, не только доступ к государствен-ным структурам дает юридический факультет: он от-крывает широкие просторы к предпринимательству и к тому, что раньше именовалось отвратительным сло-вом "взятки".

-- Мой знакомый юрист работает в трех малых предприятиях. Думаете, сколько он имеет? Двадцать, а то и тридцать штук в месяц. А один нотариус на оформлении наследств заколачивает по сорок тысяч в неделю...

-- А вы знаете, что приватизация начинается с авоськи?

-- Какой авоськи? -- недоумеваю я.

-- В которой деньги завернутые лежат. Так, тысяч сто--двести. Швырнул авоську в угол, и через пару дней приватизация готова. Все по закону! Честно!

И это говорится с абсолютным убеждением в том, что истинная честность сегодня выглядит именно так.

"Видоизменилась" нравственность? Нет! Утрати-лась. Исчезла и попрана. Этому попранию потакает печать: как же, рынок -- панацея! Нравственно не то, что нравственно, а то, что полезно и выгодно. Выл поражен, когда услыхал по телевидению проповедь бывшего лидера пионерского движения Симона Соло-вейчика, автора многих книг и статей "про пионеров" и про коммунарское движение. В проповеди настой-чиво развивался тезис: "Нравственно то, что полезно. И правда не есть истина, а тоже то, что полезно!"

Я не против рынка, предпринимательства, коопера-ции и приобщения детей к новым формам экономичес-кого бытия, но я за то, чтобы не утрачивалось то, без чего не может быть настоящей кооперации -- без того, чем так дорожат современные западные воротилы, -- честного имени, духовных ценностей, доверия. Оче-видно, надо широко вводить в школы и в вузы спе-циальные курсы о незыблемости нравственных законов, о красоте духовных идеалов, об этике деловой жизни, кооперации и предпринимательства. Конечно же, само по себе чистое просветительство мало что может дать. Важнее, чтобы вся жизнь, все социаль-но-экономические структуры, все средства инфор-мации были пронизаны мощным духовно-творческим содержанием.

3. Соотнесение отечественной культуры и современной

народной жизни

Это особая проблема. Здесь важно по крайней мере не лгать, а сообщать детям правди-вые факты, давать достоверную инфор-мацию.

У Бердяева читаю: "К. Леонтьев не верил в русский народ, как не верил ни в какой народ. Великий народ держится и процветает не собственной автономной стихией, а организующей принудительной силой". Значит, по К. Леонтьеву, не свобода и народность, а деспотически-разумная власть. Сравни-ваю ленинско-сталинское определение: "Диктатура пролетариата опирается на насилие, а не на закон". То есть насилие возводится в культ. Неправовое госу-дарство. Без свободы. И леонтьевское: народ наш лю-бит власть больше, чем закон. Хороший "генерал" ему приятнее хорошего параграфа устава. Любая консти-туция, как и любой парламент в России, приведут к пугачевщине, к голоду и разрухе.

У меня спросили дети: "Вы согласны с этим?" Я ответил: "Нет. Нужны хорошая конституция, хоро-ший парламент и хорошие честные люди во главе реформ. С последним крайне трудно. Здесь есть некоторая психологическая закавыка. Особенностью наших, в частности, бесчестных граждан стало убеж-дение в своей абсолютной честности. Этому способству-ет рынок, собственнические тенденции: все дозволено. Не случайно и термин сочинен: прихватизация..."

Вторая особенность: каждый бывший "абсолютно честный" предельно активно гребет под себя. Тот же К. Леонтьев говорил, что в России не может быть честных людей, могут быть святые, но не честные. Предел и беспредел. Святая любовь к Отечеству, к Идее, к Самосожжению и обыденные безбожие, бунт, воровство, грабеж, безличный коллективизм, клано-вый деспотизм... Поистине: "Ты и обильная, ты и бессильная..."

Во многих семьях прочно живет здравый смысл: "Все воруют, поскольку мир устроен несправедливо, а потому и ты гляди в оба". Здравый смысл диктует и такое: "Будь всегда честным и добрым".

Два берега у полноводной реки, именуемой рынком!

Снова и снова сердце родительское обращается к библейским заповедям: "Не воруй! Не лги! Не завидуй! Не бери чужого!" В них и только в них истинная правда! Только честный человек может быть хорошим работником, семьянином, гражданином, человеком, любящим свою семью, свою родину.

Вспоминаю мысли Толстого из "Круга чтения": "Последнее прибежище негодяя -- патриотизм". И далее: "Патриотизм в наше время выставляется пово-дом оправдания и всякого общественного зла и личной выгоды". И еще: "...самые ужасные злодеяния -- шпионство, поборы с народа и ужасные смерто-убийства, войны -- совершаются людьми ради патрио-тизма, и совершающие их гордятся этими злодея-ниями".

Вижу три педагогические проблемы. Первую сфор-мулировал учитель: "Как же учить любить отечество? Какое? Рассказывать детям о сегодняшних злодеяниях сегодняшних правителей -- значит взращивать не-нависть, злобу".

Вторая проблема обозначилась в диалоге с учени-ком. "В России законы не действуют", -- сказал старшеклассник. Я спросил: "Почему?" Он ответил: "Круговая порука беззакония". Другой пояснил: "Воровское государство". -- "Как же быть? Бороться или смириться?" -- "Вы уже ответили на этот воп-рос, -- сказали дети. -- Смирение -- тоже борьба".

По третьей проблеме одна родительница сделала та-кой вывод: "Сейчас трудно удержаться от злобности. Но надо, иначе погубим и мужей, и детей".

Как тут не вспомнить слова Достоевского: "Страну спасут женщины".

4. Детей надо ориентировать на труд. Правда, помноженная на трудовое уси-лие, -- едва ли не главный воспитатель личности

То, что дети втягиваются в производительный труд, в труд по обеспечению себя и своей семьи необхо-димыми продуктами -- это замечательная, хотя в чем-то и печальная реальность. Поверьте, грустно смотреть, как в конце двадцатого века юноши и девушки пользуются допотопной мотыгой, чтобы возделать землю и получить урожай. Но иного выхода нет. И главное здесь другое -- дети учатся работать. И если бы правительство действительно дало бы каждой семье землю, быт семьи значительно улучшился бы. Выступая перед родителями, я нередко объясняю им, что участие детей в производительном труде есть величайшее благо.

Поясняя, я прибегаю и к таким фактам, которые каждый родитель может проверить и убедиться в их достоверности.

Однажды я спросил у музыканта, возвратившегося из Японии: "Ваше самое сильное впечатление?" Он ответил: "Годовалый ребенок с веником в одной руке с совочком в другой -- убирает улицу".

Обследование американских, австралийских и европейских школьников показало, что подросток занят учебно-спортивной и трудовой деятельностью до 16 часов в сутки, из них на труд уходит до 6 часов. К совершеннолетию мальчик зарабатывает на квартиру и машину.

В Царскосельском лицее в первой половине дня было 5 часов занятий, во второй -- столько же. Вечернее время посвящалось книгам, музыке, обще-нию. Рабочий день макаренковских колонистов вклю-чал 5--6 часов производительного труда на заводе, за-тем учебные и клубные занятия -- итого 15--16 часов.

Помню, как один из министров образования, еще не став министром, сказал мне с невероятной убеж-денностью: "В школе, которую мы создадим, труда не будет!"

Когда мною для наших школьников был опубли-кован в "Науке и жизни" учебный план, где подростку предлагалось учиться и трудиться до 10 часов, роди-тели забросали журнал протестующими письмами: "Не устраивайте детям каторгу!"

Помню, с какой яростью вычеркивали у меня в "Литературной газете" абзац о производительном детском труде, а я так же яростно вставлял абзац, пока редакция коммунистического воспитания не выдох-лась, объявив мне: "Что ж, придется нам расстаться, и навсегда!" Они свое слово сдержали. Вот уже пятнад-цать лет в этом отделе я не печатаюсь. Честь и хвала журналистам, сумевшим "защитить" счастливое детство!

Я работал в школе-интернате, где у детей (до восьмого класса) было 180 га земли, 10 га огорода, две фермы, столярные мастерские: дети вставали в шестом часу утра, чтобы накормить животных, поработать в поле и на огороде до занятий. У нас было изобилие: своим трудом мы создавали условия для гармони-ческого развития.

Небезызвестный Гаргантюа вставал в четыре утра, читал божественный текст, прыгал, взбегал на скалы, играл в подвижные игры, фехтовал и уставал так, что несколько слуг выжимали от пота его одежду -- и так весь день... Попробуйте разбудить городского мальчик в четыре утра и предложить ему вынести мусор-ное ведро, или вымыть лестничную площадку, или сбегать на рынок...

В романе "Паразитарий" я проследил целенаправ-ленное разложение молодых людей: из поколения в поколение "воссоздаются" безынициативные, потребительско-злобные папы и мамы. Спит неразбуженная Россия! Спят отяжелевшие папы и мамы, спят на работе, в городском транспорте, у голубых экранов, спят сытые и полуголодные, семейные и холостые, с похмелья и с недосыпу, удачливые и несчастные -- всеобщая лень, а может быть и не лень, а судьбоносное безразличие или безграничная усталость от истори-ческих тревог; так вот это нечто всеобщее накрыло бес-конечную раздольную ширь, лишь изредка назойли-во-вяловато повторяется нелепый вопрос: "Будет катастрофа или нет?" И каждый чувствует: непре-менно будет! Вселенская паразитарная лень поддер-живается гигантских размеров праздной болтовней. Болтают дети в подворотнях, в школах, в кружках, срываясь на капризный ор: "Мало развлечений!" Болтают молодые неумытые люди: "Не реализуемся!" 7 лет депутатской болтовни, -- это не о том, как рабо-тать, а о том, как толочь воду в ступе. 7 лет народ болтает о том, что депутаты наживаются на пустой болтовне, -- всеобщая злоба смешалась с ленью и напрочь вытеснила самое главное в жизни человека -- ТРУД!

Еще раз утверждаю: начать бы с малого -- дать де-тям и молодым людям землю! Дать добротные участки школам и вузам, заводам и фабрикам! Попробовать ввести талоны не на сахар и водку, а на труд, на заработок, на достаток, доступный любому, кто поже-лает трудиться!