Глава 6. Самый трудный путь

Мы уже некоторое время были в пути, когда к нам подошел человек, одетый весьма необычно и говоривший на диалекте, отличном от языка местных кочевников. Он с любопытством спросил, кто мы такие и откуда. И мы рассказали ему нашу легенду о паломниках. Оставив нас в сомнениях, он отправился дальше своей дорогой. Мы поняли, что столкнулись с кхампом.

Через несколько часов мы заметили в отдалении двух людей на маленьких пони, одетых так же, как недавно встреченный нами мужчина. Обеспокоенные, мы начали двигаться быстрее и с наступлением темноты набрели на юрту. Нам повезло, в ней проживала приятная семья кочевников, радушно пригласившая нас внутрь и предоставившая отдельный очаг.

Наш разговор с хозяевами коснулся грабителей. Похоже, они были здесь обычным явлением. Владелец юрты прожил в этих местах довольно долго и мог рассказывать о кхампах часами. Он с гордостью показал нам винтовку Маннлихера, за которую отдал местным бандитам целое состояние – не менее пятисот овец. Разбойники посчитали, что таким образом кочевник от них откупился, и с тех пор ему не досаждали.

Он рассказал нам о жизни грабителей. Обычно шайка базируется в трех-четырех юртах, служащих ей штаб-квартирой. Налеты происходят следующим образом: вооруженные винтовками и саблями, кхампы врываются в жилище кочевника и требуют принять их по высшему разряду. В ужасе кочевник выкладывает все, что у него есть. Бандиты набивают животы и карманы, забирают часть стада и исчезают в безбрежном пространстве. На следующий день они нападают уже на другую юрту, и так до тех пор, пока не обчистят весь район. Затем кхампы переносят свою штаб-квартиру в другое место и начинают все сызнова. Не имея оружия, кочевники покоряются судьбе, а правительство не способно защитить их в столь отдаленных районах. Однако если какой-нибудь районный чиновник добирается до этого захолустья, он не остается внакладе, ибо забирает все бандитские трофеи себе. Пойманных разбойников ждет суровое наказание: отсечение рук. Но это не останавливает кхампов. Много рассказывают об их жестокости. Иногда они даже убивают паломников, странствующих монахов и монахинь. Да уж, нам было чему радоваться!

Мы бы отдали все за винтовку нашего хозяина, по не имели пи денег, ни иных ценностей. Самое примитивное оружие и то у пас отсутствовало. Стойки для палатки, которые мы везли с собой, не могли отпугнуть даже собаку.

На следующее утро мы отправились в путь, испытывая большую тревогу. Она еще усилилась, когда мы заметили человека с ружьем, следившего за нами с вершины холма. Невзирая ни на что, мы продолжили путь, и наблюдатель исчез из виду. К вечеру мы набрели на несколько юрт, одна из которых стояла в отдалении от остальных.

Мы подошли к ней и позвали людей. Навстречу вышла семья кочевников. С выражением ужаса на лицах они отказались принять пас и растерянно показывали пальцами на другие юрты. Нам ничего не оставалось, как идти дальше. Хозяева следующей юрты встретили нас на удивление приветливо. Они ощупывали наши вещи, помогали нам разгрузиться, что вовсе не свойственно кочевникам. До нас наконец дошло: это кхампы. Мы попались, как мышь в мышеловку. В юрте проживали двое мужчин, женщина и подросток. Пришлось делать хорошую мину при плохой игре. Во всяком случае, мы не теряли бдительности и надеялись на вежливость, дальновидность и дипломатию: бог даст, они помогут нам выбраться из трудной ситуации.

Мы уселись вокруг огня. Юрту начали заполнять посетители из соседних юрт, пришедшие поглазеть на иностранцев. Мы постарались сложить свои пожитки в одном месте. Хозяева оказались навязчивы и любопытны, как цыгане. Узнав, что мы паломники, они настойчиво рекомендовали нам взять одного из их людей, очень хорошего проводника, с собой в Лхасу. Проводник уговаривал нас следовать дорогой, пролегавшей немного южнее нашего маршрута. Она гораздо удобнее, утверждал кхамп. Мы с Ауфшнайтером обменялись взглядами. Мужчина был низкого роста, крепкого телосложения, с длинной саблей на поясе. Такой тип не внушал доверия. И все же мы приняли его предложение и оговорили плату. Ничего другого нам не оставалось. Начни мы возражать, бандиты, вероятно, расправились бы с нами на месте.

Постепенно посетители разошлись по своим юртам, и мы приготовились лечь спать. Один из наших хозяев очень хотел воспользоваться моим рюкзаком в качестве подушки, и мне с трудом удалось оставить свою вещь при себе. Наверное, кхампы подумали, что там лежит пистолет. Это нас вполне устраивало, и я постарался углубить их подозрения своим поведением. Наконец от меня отстали.

Всю ночь мы с Ауфшнайтером не смыкали глаз. Несмотря на усталость, нам не составляло труда бодрствовать, поскольку женщина беспрерывно бормотала молитвы. До меня дошло: она заранее просит прощения за преступление, которое ее муж намеревается совершить на следующий день.

Утром мы вздохнули с, большим облегчением. Сперва все казалось спокойным. Я обменял карманное зеркальце на мозги яка. Из них мы приготовили завтрак. Потом стали собираться. Хозяева с возбужденными лицами следили за каждым нашим движением и, похоже, хотели наброситься на меня, когда я передавал тюки Ауфшнайте-ру. Наконец мы навьючили своего яка, огляделись вокруг и, к своему облегчению, нигде не обнаружили нашего проводника. Семья кхампов настойчиво рекомендовала нам придерживаться южной дороги: местные кочевники якобы формировали там караван паломников, направлявшийся в Лхасу. Мы пообещали последовать их совету и поспешили убраться.

Не успели мы пройти несколько сотен ярдов, как я заметил отсутствие нашей собаки. Обычно пес следовал за нами безо всякого приглашения. Оглянувшись, мы увидели приближающихся к нам трех человек. Догнав нас, мужчины заявили: они, мол, тоже направляются к юртам кочевников-паломников, ориентируясь на возвышающийся в отдалении столб дыма. Мы сразу заподозрили неладное, так как никогда не видели столбы дыма над юртами кочевников. На вопрос о нашей собаке нам ответили: пес остался в юрте, и один из нас может сходить за ним. Тогда мы поняли их план. На кону стояли наши жизни. Кхампы намеренно задержали собаку, чтобы разделить нас с Ауфшнайтером, поскольку не отваживались напасть на двоих сразу. Возможно, их соратники ожидали нас в том месте, откуда поднимался дым. Если мы направимся туда, то столкнемся с гораздо большим числом врагов, и они легко с нами разделаются. Никто и никогда не вспомнит о нашем исчезновении.

Делая вид, что ни о чем не подозреваем, мы направились в прежнем направлении, бойко беседуя друг с другом. Двое мужчин следовали с обеих сторон от нас, а юноша шел позади. Бросая украдкой взгляды налево и направо, мы оценивали наши шансы на случай схватки. Кхампы были одеты в двойные дубленки – обычный наряд грабителей, предохраняющий их от ударов ножом. На поясе каждого бандита висела длинная сабля. Лица выражали полную невинность.

Что– то назревало. Ауфшнайтер предложил изменить направление пути, чтобы не угодить прямиком в ловушку. Продолжая разговор, мы резко повернули в другую сторону.

Кхампы от удивления замерли на месте, но тут же догнали нас и преградили путь. Суровым тоном они спросили, куда мы направляемся. «За своей собакой», – резко ответили мы. Похоже, наш ответ несколько охладил их пыл. Они поняли: мы готовы на все. Поэтому, посмотрев некоторое время нам вслед, бандиты поспешили убраться, вероятно торопясь рассказать о случившемся своим соратникам.

Когда мы подошли к юртам, нам навстречу вышла женщина, ведя собаку на поводке. После дружеских приветствий мы забрали пса и распрощались с тибеткой. Наш путь теперь лежал в обратном направлении. Двигаться вперед без оружия означало верную смерть. В результате довольно спешного перехода к вечеру мы достигли дома той дружелюбной семьи, с которой провели два дня. Они не удивились, выслушав нашу историю, и сообщили, что лагерь кхампов назывался Джак-Бонгра. Это название вызывает ужас во всей округе. После стольких злоключений провести спокойную ночь у хороших людей было для нас подарком богов.

На следующее утро мы обдумали новый маршрут. Ничего не оставалось, как направиться по самой трудной дороге через необитаемые места. Мы закупили у кочевников побольше мяса, поскольку в ближайшую неделю не рассчитывали встретить ни одной живой души. Чтобы не возвращаться в Лабрапг-Трова, мы решили преодолеть небольшой, но очень крутой подъем, надеясь выйти к нужной нам дороге. Оглянувшись на середине подъема, мы с ужасом заметили, что нас преследуют два человека. Это, несомненно, были кхампы. Вероятно, они нагрянули к кочевникам и узнали, в каком направлении мы ушли.

Что было делать? Никто из нас не произнес ни слова, но позже мы признались друг другу, что молча решили продать свои жизни подороже. Сперва мы постарались прибавить темп, но не могли идти быстрее, чем наш як. А он, как нам казалось, двигался со скоростью улитки. Постоянно оглядываясь назад, мы не могли определить, догоняют ли нас преследователи. Теперь мы поняли, как опасно находиться здесь без оружия. Острым саблям врагов мы могли противопоставить лишь опоры для палаток и камни. Нам приходилось полагаться только на собственную сообразительность. Больше часа путь казался нам нескончаемым и утомительным. Беспрестанно оборачиваясь, мы заметили, что оба преследователя отстают. Мы спешили к вершине горного хребта, высматривая место, удобное для схватки. Между тем кхампы остановились и, посовещавшись, повернули назад. Вздохнув с облегчением, мы поторопили яка, стремясь поскорее скрыться из виду на противоположной стороне склона.

Достигнув вершины хребта, мы поняли, почему бандиты от нас отвязались. Впереди простирался самый суровый пейзаж из всех, когда-либо виденных нами. Море покрытых снегом горных вершин казалось бесконечным. Вдалеке виднелась Траншималаи, а также небольшой просвет между горными вершинами: перевал Селала. Впервые нанесенный на карту Свеном Хедином, он ведет в Шигаце. Сомневаясь в том, что кхампы окончательно прекратили нас преследовать, мы не останавливались даже с наступлением темноты. К счастью, луна светила ярко.

Всегда буду помнить тот ночной переход. Никогда ранее мои силы и нервы так не напрягались. Нам удалось спастись от кхампов, по впереди ждали новые испытания. Хорошо, что я уже давно выбросил свой термометр. Несомненно, мой прибор показывал бы здесь минус 30 градусов, поскольку у него отсутствовали более низкие деления, и, конечно, он врал бы. В этот период года Свен Хедин зарегистрировал здесь минус 40 градусов.

Часами мы пробивались сквозь нетронутый снег, а наши мысли путешествовали самостоятельно вдалеке отсюда. Меня мучили видения хорошо прогретой уютной комнаты, вкусной горячей еды и дымящихся теплых напитков. Как ни странно, в моих воспоминаниях возник буфет в Гразе, известный мне со студенческих дней. Мысли Ауфшнайтера витали в другом направлении. Он вынашивал черные планы отмщения грабителям и клялся вернуться к ним вооруженным до зубов. Будь прокляты кхампы!

Наконец, прервав свой путь, мы сияли поклажу с яка, забрались в укрытие и достали мешок цампы и немного сырого мяса, так как были ужасно голодны. Но как только мы взяли в рот ложки, металл прилип к губам и не отставал. Пришлось отрывать его со вздохами и руганью. Боль уничтожила аппетит, и, свернувшись вместе под одеялами, мы от истощения сразу провалились в глубокий сон, несмотря на пронизывающий холод. На следующий день, с трудом волоча ноги и даже не поднимая голов, мы двигались по пути, проложенному нашим любезным яком. Во второй половине дня нам неожиданно привиделся мираж – далеко на горизонте можно четко различались три каравана яков, бредущих по снежной равнине. Они двигались очень медленно, потом остановились, но не исчезли. Так это был не мираж! Их вид придал нам силы. Собравшись с духом, мы погнали вперед нашего бедного яка и через три часа достигли места стоянки караванов. Примерно пятнадцать человек караванщиков, мужчины и женщины, уже установили свои юрты, когда мы прибыли. Люди удивились, увидев нас, но радушно приветствовали и пригласили погреться у огня. Мы узнали, что они совершали одновременно паломническое и торговое путешествие к горе Кайлас, а теперь возвращаются назад, к озеру Намцо. Местные власти предупредили их о грабителях, и караванщики выбрали столь трудный путь, чтобы избежать встречи с кхампами. Домой они гнали пятьдесят яков и около двухсот овец, а остальное стадо обменяли на различные вещи. Караваны могли стать богатой добычей для грабителей. Именно поэтому три группы тибетцев объединились и теперь приглашали нас присоединиться к ним: сообща легче выстоять, если на дороге встретятся кхампы.

Как приятно было снова хлебать горячий суп, сидя у очага! Судя по всему, эту встречу послало нам само провидение. Мы не забыли о нашем яке, его героическом труде и попросили начальника каравана погрузить нашу поклажу на одного из свободных яков. Мы были готовы даже заплатить, чтобы паше животное немножко отдохнуло.

День за днем мы шли вместе с караванщиками и разбивали свою маленькую альпинистскую палатку за их юртами. Во время ураганов, столь обычных для этих мест, установить палатку стоило большого труда. В отличие от тяжелых, сделанных из шерсти яков юрт, наше легкое брезентовое укрытие не могло сопротивляться суровым ветрам, и иногда нам приходилось устраивать привал под открытым небом. Мы поклялись: если опять отправимся в экспедицию по Тибету, то непременно возьмем с собой трех яков, погонщика, юрту кочевников и винтовку!

Нам очень повезло, что караванщики разрешили присоединиться к ним. Но раздражал очень медленный темп продвижения. Казалось, мы просто топчемся на месте. Кочевники отправлялись в путь рано и, пройдя три или четыре мили, снова разбивали юрты и отправляли животных пастись. Перед наступлением ночи стадо собиралось вокруг юрт, где могло спокойно отдыхать, не опасаясь нападения волков.

Только теперь мы поняли, какую непосильную нагрузку возлагали на нашего бедного яка Арми-на! Наверное, он считал нас сумасшедшими, как и тибетцы, с удивлением когда-то наблюдавшие за нашими дневными восхождениями на горы вокруг Кийронга.

Во время длительных периодов отдыха мы усердно занимались заполнением своих дневников, что нам редко удавалось делать в последнее время. Мы также стали систематизировать сведения о дороге в Лхасу, которые удавалось собрать среди караванщиков. Мы беседовали с каждым из них отдельно и поочередно, выведывая названия различных пунктов и последовательность их расположения. В дальнейшем это позволило нам спрашивать у кочевников дорогу от одного места к другому. Между собой мы давно уже решили, что не можем терять столько времени и вскоре нам придется раcстаться с караваном. Распрощавшись со своими друзьями в канун Рождества, мы продолжили путь самостоятельно. Чувствуя себя свежими и отдохнувшими, мы покрыли более четырнадцати миль в первый же день. Поздно вечером мы вышли на широкую равнину, где обнаружили несколько одиноких юрт. Их обитатели, похоже, опасались нападения кхампов. При нашем приближении навстречу вышли двое хорошо вооруженных мужчин довольно дикого вида. Они грубо кричали на нас и требовали убраться к черту. Не отвечая на угрозы, мы протянули вперед руки, объясняя, что не вооружены, что мы безобидные паломники. Выглядели мы, вероятно, довольно потрепанно, хоть и хорошо отдохнули, двигаясь в составе каравана. После краткого разговора хозяин самой большой юрты пригласил нас провести у него ночь. Нам дали обогреться у огня, угостили масляным чаем и редким деликатесом – белым хлебом, вручив по кусочку каждому. Зачерствевший, словно камень, хлеб в канун Рождества среди дикой природы Тибета значил для нас больше, чем хорошо приготовленный рождественский обед, который нам когда-то предлагали дома.

Хозяин обращался с нами довольно грубо. Когда мы рассказали ему, каким путем пытались достичь Лхасы, он сухо ответил: раз нас не убили до сих пор, то обязательно убьют в ближайшие дни. Местность кишит кхампами. Без оружия мы для них – легкая добыча. Он говорил таким фатальным тоном, каким обычно повествуют об уже свершившихся вещах. В большой растерянности мы попросили его совета. Он порекомендовал воспользоваться дорогой на Шигаце, до которой можно добраться за неделю. Мы не хотели даже слышать об этом. Тогда, подумав немного, он посоветовал обратиться к районному чиновнику, чья юрта находилась всего лишь в нескольких милях отсюда. Чиновник может предоставить нам охрану, если мы не откажемся от мысли пересечь страну грабителей.

Этим вечером нам так много нужно было обсудить, что мысль о том, как сейчас празднуется Рождество на родине, даже не посетила нас. В конце концов мы решили рискнуть и навестить бонпо. Через несколько часов мы достигли его юрты и посчитали хорошим предзнаменованием тот факт, что он приветливо встретил нас и предоставил свою юрту в наше распоряжение. Затем он пригласил своего коллегу, и мы продолжили беседу вчетвером. На этот раз мы отказались от легенды об индусских паломниках и назвались европейцами, потребовав защиты от бандитов. Естественно, мы утверждали, будто путешествуем с разрешения правительства. Я спокойно предъявил старый пропуск, выданный нам когда-то гарпоном Гартока. (Любопытна судьба этого документа. Мы трое тянули жребий, кто будет его хранителем, и выиграл Копп. Но когда он нас покидал, меня озарило, и я выкупил у него документ. Наконец его час настал.) Оба чиновника внимательно изучили печать. Пропуск произвел на них большое впечатление. Они поверили в то, что нам разрешено путешествовать по Тибету. Правда, их заинтересовало, где третий член нашей экспедиции. Мы объяснили: он заболел и отправился назад в Индию через Традун. Такой ответ вполне удовлетворил чиновников, и они обещали предоставить нам охрану. На определенных этапах пути охранники будут заменяться свежими людьми, которые сопроводят нас до главной северной дороги.

Подобная перспектива казалась нам настоящим рождественским подарком, и в душе царил праздник! Мы приготовили немного риса, сэкономленного специально для такого случая. На ужин мы пригласили обоих бонпо. Они пришли, прихватив с собой различные яства, и мы все вместе провели счастливый дружеский вечер.

На следующий день до ближайшего поселения нас «доставил» кочевник. Это напоминало забег с эстафетной палочкой. Передав нас следующему сопровождающему, охранник ушел. С ним мы покрыли порядочное расстояние и только теперь поняли, как полезно иметь с собой человека, хорошо знающего дорогу, хотя и не гарантирующего полную безопасность от грабителей.

Нашими постоянными спутниками были ветер и холод. Нас преследовала сплошная вьюга при температуре минус 30 градусов по Цельсию. Недостаточно теплая одежда являлась причиной многих страданий. Мне просто повезло, когда у одного из кочевников я купил дубленку – немного тесную, без половины рукава, но обошедшуюся всего в две рупии. Наши ботинки могли развалиться в любую минуту. А перчаток не было вообще. Ауфшнайтер обморозил руки, а меня больше беспокоили ноги. Мы стойко переносили все муки, но для прохождения дневной нормы миль требовалось большое напряжение сил. Каким счастьем было бы передохнуть несколько дней в теплой юрте кочевников! Даже их тяжелая и бедная жизнь казалась нам тогда недостижимой роскошью. Но мы не могли позволить себе никаких задержек, если хотели добраться до Лхасы, пока не иссякли продукты. А что потом? Об этом мы старались не думать.

Часто мы видели в отдалении мужчин верхом на лошадях и без труда узнавали кхампов по необычному облику сопровождавших их собак. Шерсть этих тварей не такая длинная, как у обычных тибетских собак. Псы бандитов стройные, быстрые как ветер и необычайно уродливые. Мы благодарили небеса, что нам так и не привелось познакомиться с ними и их хозяевами поближе.

Однажды мы обнаружили покрытое льдом озеро, не обозначенное ни на одной карте. Ауфшнайтер незамедлительно нанес его на нашу карту. Местные жители называют озеро Йочабцо, что означает «жертвенная вода». Оно расположено у подножия ледников. Перед выходом на большую дорогу мы повстречали нескольких оборванцев, вооруженных новейшими европейскими винтовками, перед которыми вся наша храбрость не стоила и гроша. Оборванцы, однако, не обратили на нас никакого внимания: мы выглядели слишком изможденными и обтрепанными. В данном случае очевидная бедность оказалась благом.

После пятидневного перехода мы вышли на знаменитую дорогу Тасам. Мы надеялись увидеть обычное шоссе, положившее бы конец всем трудностям пути. Представьте себе наше разочарование, когда мы не обнаружили даже намека на колею! Местность совсем не отличалась от той, по которой мы скитались в течение долгих недель. Сказать по правде, мы нашли лишь несколько пустых юрт, где могли останавливаться караванщики, но больше никаких признаков дороги не наблюдалось.

На последнем отрезке пути нас сопровождала пара суровых женщин. Они довели нас до дороги Тасам и вежливо распрощались. Мы сделали привал в одной из пустых юрт и разожгли огонь. После чего провели ревизию оставшихся продуктов. Нам следовало радоваться: наиболее трудный участок пути остался позади, и сейчас мы находились в пятнадцати днях ходьбы от Лхасы. Но на радость просто не находилось сил. Нас заботили обморожения, недостаток денег и продуктов, мы очень беспокоились о своих животных. От моего преданного пса остались лишь кожа да кости. У нас едва хватало продуктов на двоих, и четвероногому другу перепадали крохи. Его лапы были в ужасном состоянии, он уже не мог идти рядом с нами, и часто мы часами ждали на привалах, пока он нас догонит. Яку приходилось не легче. Неделями он не находил достаточно травы для питания и тоже отощал. Миновав озеро Йо-чабцо, мы вышли из зоны снегов, но даже сухая трава встречалась редко, и у животного не хватало времени ее вдоволь пощипать.

Несмотря на все это, на следующий день мы вновь отправились в путь. Тот факт, что теперь мы шли по караванному пути и не чувствовали себя более словно Марко Поло в неизвестности, поднимал наш моральный дух.

Первый день пути по дороге Тасам мало чем отличался от нашего путешествия по необитаемой территории. Нам не повстречалось ни одной живой души. Порывистый ветер нес снег и туман, превратившие наш путь в адову пытку. К счастью, ветер дул в спину и подталкивал нас вперед. Дуй он в лицо, мы не смогли бы пройти и шага. Все четверо вздохнули с облегчением, когда заметили вдали придорожную юрту. В этот вечер я сделал в своем дневнике следующую запись: «3 декабря 1945 года. Сильная вьюга и туман. Первый туман, который мы встретили в Тибете. Температура примерно минус 30 градусов. Самый утомительный день из всех предыдущих. Вьюк беспрестанно сползал со спины яка, и мы почти отморозили руки, водворяя его на место. Один раз заблудились. Пришлось возвращаться две мили. К вечеру достигли придорожной станции Ньяцанг. Восемь юрт. Одна занята дорожным чиновником и его семьей. Встречены гостеприимно». Приближался наш второй Новый год в Тибете. Нельзя без сожаления вспоминать о том, чего нам удалось достичь за это время. Мы оставались «нелегальными» путешественниками, измотанными, страдающими от голода оборванцами, вынужденными обманывать местных чиновников, стремящимися к иллюзорной, почти недостижимой цели – Запретному Городу. В новогоднюю ночь наши взоры сентиментально обратились к дому и семье. Однако подобные мысли не могли отвлечь нас от суровой реальности, в которой мы были вынуждены бороться за жизнь посредством неимоверного напряжения всех моральных и физических сил. Сейчас провести вечер в теплой юрте значило для нас больше, чем получить дома в подарок на Новый год гоночную автомашину.

Поэтому мы встретили праздник Святого Сильвестра по-своему, решив задержаться на станции Ньяцанг – немножко расслабиться и дать передышку животным. Наш пропуск и здесь сослужил добрую службу. Спали мы допоздна. Когда завтракали, около полудня, возле нашей юрты послышался шорох. Вошел повар бонпо с лисьей шапкой на голове и, объявив о скором прибытии своего хозяина, начал работать. Искусно лавируя, он метался по помещению, готовя достойную встречу важному гостю.

Визит высокого чиновника мог стать весьма значимым событием для нас, но, пробыв в Азии довольно долго, мы знали, что понятие «высокий чиновник» здесь довольно относительно. Вскоре прибыл бонпо в сопровождении многочисленных слуг. Это был торговец на службе у правительства. В настоящее время он обеспечивал перевозки нескольких сотен тюков сахара и хлопка в Лхасу. Услышав о нас, бонпо, естественно, захотел расспросить иностранцев. Я уверенно предъявил ему наш дорожный пропуск, произведший на тибетца хорошее впечатление. Сбросив маску строгого законника, он пригласил нас присоединиться к его каравану. Предложение нас заинтересовало, и, отказавшись от еще одного дня отдыха, мы начали паковать вещи, так как караван трогался в путь во второй половине дня. Один из погонщиков, взглянув на нашего Армина, превратившегося в скелет, грустно покачал головой и в конце концов предложил за незначительную плату перегрузить наши вещи на одного из тасамских яков, чтобы наше животное могло идти налегке. Мы с удовольствием согласились и тотчас пустились в путь. Нам пришлось следовать за караваном пешком. Бонпо и его слуги, поменяв лошадей, выехали позже, но вскоре нагнали пас.

Мы принесли большую жертву, отказавшись от целого дня отдыха и отправившись в двена-дцатимильный переход. Мой бедный пес был слишком изможден, сопровождать нас не мог, и поэтому я оставил его в селении, чтобы он не издох по дороге.

Следуя за караваном, мы ежедневно покрывали большие расстояния. Благодаря покровительству бонпо нас повсюду встречали радушно. Только в Лоламе дорожный чиновник оказался подозрительным, потребовал предъявить разрешение на проход в Лхасу и даже не снабдил топливом для костра. К сожалению, мы не успели удовлетворить любопытство ретивого служаки, поспешив укрыться в юрте: вскоре после нашего приезда вокруг скопилось множество подозрительно выглядевших людей. Мы сразу же узнали з них кхампов, но чувствовали себя слишком измотанными и предоставили остальной части нашего каравана разбираться с грабителями. По крайней мере у нас уже нечего было украсть. Кто-то из бандитов попытался сунуться к нам, но после наших окриков убрался восвояси.

На следующее утро мы обнаружили пропажу нашего яка. Прошлым вечером стреноженный и отпущенный пастись, теперь он пропал. Проходимцы, досаждавшие нам накануне, также исчезли. Отсюда следовал прямой вывод: они его и украли. Потеря яка была для нас сильным ударом. Мы вломились в юрту тасамского чиновника и в ярости бросили к его ногам вьючное седло и сбрую, заявив, что это он виноват в потере нашего животного. Мы очень привязались к своему очередному Армину, единственному яку, честно служившему нам, но не имели времени для скорби. Нужно было догнать караван, ушедший несколько часов назад вместе с нашей поклажей.

Уже несколько дней мы продвигались по направлению к огромной горной цепи. Это была Ньенчентангла. Здесь пролегал лишь один путь – через перевал прямо в Лхасу. Дорога змеилась меж низких холмов, по совершенно пустынной местности: даже диких ослов не встречалось. Погода и видимость значительно улучшились: даже на расстоянии шести миль место нашего очередного привала казалось расположенным надалеко.

Следующую остановку караван сделал в местечке, называемом Токар. Отсюда начинался подъем в горы, и очередная придорожная станция находилась в пяти днях ходьбы. Страшно было подумать, как нам удастся преодолеть такое расстояние. Однако мы очень старались не сломаться и закупили достаточно мяса, чтобы поддерживать силы.

Дни тянулись бесконечно, а ночи еще дольше. Нас окружали невероятно красочные пейзажи, а однажды караван вышел к одному из самыхболь ших озер в мире – Нам-Цо, или Тенгри-Нор. Но мы едва взглянули на него, хотя давно хотели увидеть. Долгожданное зрелище не могло избавить нас от апатии. Разреженный воздух затруднял дыхание, а перспектива подняться на высоту 20 000 футов парализовывала волю. И все же время от времени мы с восхищением смотрели на высоченные горные пики, встречавшиеся по пути.

Наконец мы достигли вершины перевала Гу-ринг-Ла. До нас нога европейца только один раз ступала сюда. Англичанин Литлдейл посетил эти места в 1895 году. Свен Хедин определил высоту перевала в 20 футов и назвал его высочайшим в трансгималайском регионе. Думаю, не ошибусь, назвав Гуринг-Ла самым высокогорным перевалом в мире, проходимым во все времена года.

Здесь мы снова повстречали типичные груды камней, украшенные разноцветными флагами. Возле них находился ряд каменных плит с высеченными текстами молитв. Они вызывали восхищение у тысяч верующих, перед которыми после долгого и изнурительного пути перевал открывал прямую дорогу к самому святому из городов.

Нам повстречалась огромная толпа паломников, возвращавшихся в свои далекие дома. Трудно сосчитать, сколько раз на этой дороге звучали слова «от mani padme hum» – древней молитвы буддистов. Паломники бесконечно ее повторяли, надеясь, что она защитит их от «вредного газа», как они называли нехватку кислорода. Право, люди чувствовали бы себя лучше, если бы вообще не открывали рта!

Время от времени на склонах внизу мы замечали скелеты животных, свидетельствовавшие об опасностях этого пути. Один погонщик рассказал, что здесь почти каждую зиму в снежных заносах погибают паломники. Мы благодарили Бога за хорошую погоду, стоявшую во время нашего подъема на 7000 футов.

В начале спуска пролегал ледник. Меня снова удивила необычайная способность яков находить путь по льду. С трудом удерживая равновесие, я думал о том, насколько проще было бы скользить по этим ровным заснеженным поверхностям на лыжах. Похоже, мы с Ауфшнайтером оказались единственными людьми, способными рассуждать о лыжах на дороге паломников, ведущей в Лхасу.

По пути нас нагнала молодая пара. Они шли издалека и с радостью присоединились к каравану. Между нами завязалась беседа, и юноша поведал нам интересную историю.

Его спутница, симпатичная молодая женщина с розовыми щеками и толстыми черными косами, счастливо жила со своими тремя мужьями – тремя братьями. Она вела хозяйство в юрте кочевников в местечке Чангтанг. В один прекрасный вечер к ним забрел путник и попросился на ночлег. Между молодыми людьми вспыхнула настоящая любовь с первого взгляда. Они поняли друг друга без слов и на следующее утро ушли вместе. Миновав заснеженную долину, испытали восторг, оказавшись на дороге в Лхасу, где намеривались начать новую жизнь.

Образ влюбленной девушки остался в моей памяти лучом света среди мрака тех тяжелых дней. Однажды на отдыхе красавица достала свою сумочку и, улыбаясь, угостила каждого из нас сушеным абрикосом. Ее скромный подарок показался тогда нам таким же ценным, как кусок черствого белого хлеба, которым кочевник накормил нас в рождественскую ночь. Во время путешествия я понял, насколько крепки и выносливы тибетские женщины: девушка следовала за нами без устали и несла поклажу наравне с мужчиной. Ее мало беспокоило будущее: в Лхасе она могла наняться дневной служанкой и со своим деревенским здоровьем легко заработать на жизнь.

За три дня пути нам не встретилось ни одной юрты. Наконец мы заметили столб дыма, поднимавшийся в небо. Оставалось только гадать, из трубы ли он или горит дом. Но когда мы приблизились, то почувствовали восхищение: «дым» исходил из горячих источников. Перед нами предстало настоящее природное чудо: несколько ручьев, пузырясь, вырывались из-под земли, а посреди клубов пара на пятнадцатифутовую высоту бил великолепный маленький гейзер. Поэзию сменила проза! Нашей следующей мыслью было принять ванну. Молодая пара не одобрила подобную идею, однако нас это не остановило. На поверхность выходил кипяток, но быстро остывал до терпимой температуры на морозном воздухе. Мы спешно превратили один из маленьких прудов в удобную ванну. Купание доставило нам огромное удовольствие! После Кийронга помыться или принять ванну было негде, а наши волосы и бороды задубели от мороза. В соседнем ручье водилось много рыбы приличного размера. Голодные, мы хотели поймать ее и сварить прямо в горячем источнике. Но способа ловли придумать не сумели. Свежие после купания, мы поспешили вдогонку за караваном.

Ночь мы провели в юрте погонщиков яков. Здесь впервые в жизни у меня случился острый приступ радикулита. Я всегда считал его свойственным лишь пожилым людям и даже не мыслил столь скоро познакомиться с ним лично. Вероятно, болезнь развилась в результате частых ночевок на сырой земле.

Однажды утром я не смог встать. Кроме безумной боли, меня терзала мысль о том, что я не смогу продолжить путь. Стиснув зубы, я заставил себя подняться на ноги и сделать несколько шагов. Движение помогло, но с тех пор мне приходилось страдать каждый день па протяжении первых нескольких миль пути.

К вечеру четвертого дня после перехода перевала мы достигли Самсара, где имелась придорожная станция. Наконец-то мы попали в обитаемое место с домами, монастырями и замком. В Самсаре располагался один из важнейших перекрестков дорог в Тибете: там пересекались пять дорог, и караванное движение шло довольно интенсивно. Придорожные дома были переполнены, а животных обменивали на почтовых станциях. Наш бонпо жил здесь уже два дня. Даже ему, исполняющему государственное задание, обещали заменить яков только через пять дней. Он предоставил нам комнату, топливо и слугу. Мы настроились на длительное ожидание, поскольку не могли продолжить путь самостоятельно.

А в качестве дневного отдыха мы сходили к горячим источникам, пар которых виднелся издалека. Черные бурлящие воды обычного озера стекали в чистый ручей. Естественно, мы пожелали помыться и зашли в воду до того места, где она оставалась еще приятно теплой. Чем выше мы поднимались вверх по ручью по направлению к озеру, тем горячее становилась вода. Ауфшнайтер сдался первым, а я продолжил путь в надежде, что жар положительно воздействует на мой радикулит. Я брел по горячей воде, неся добытый еще в Кийронге последний наш кусок мыла. Остановившись, я положил его на берег рядом с собой, намереваясь в конце купания хорошенько намылиться. На беду, за мной внимательно наблюдала местная ворона. Внезапно она спикировала вниз и унесла мое сокровище. С криком я выскочил из воды, но через секунду нырнул обратно, стуча зубами от холода. В Тибете вороны такие же воровки, как у нас сороки.

На обратном пути мы впервые увидели тибетские войска – пятьсот солдат совершали маневр. Простые тибетцы не очень любят армию: солдаты имеют право реквизировать все, что захотят. На привалах они ставят палатки строгими рядами. Местному населению не приходится обеспечивать военным кров, но оно вынуждено предоставлять им транспорт и даже ездовых лошадей.

Когда мы вернулись домой, нас ждал сюрприз. К нам подселили человека, чьи колени были закованы в колодки, и он мог передвигаться только очень короткими шажками. С улыбкой, будто о нормальном явлении, он поведал нам, что является убийцей и грабителем, сперва приговоренным к двумстам ударам плетью, а затем – к пожизненному ношению колодок. У меня по спине побежали мурашки: неужели нас тоже причислили к разряду убийц? Однако мы скоро узнали: в Тибете преступник не обязательно должен находиться под надзором. Нашего соседа никто не ущемлял в социальном плане. Осужденный бандит мог общаться с кем угодно, а жил подаянием. И надо сказать, жил неплохо.

По округе расползлась весть о прибытии сюда европейцев, и любопытствующие постоянно приходили поглазеть на нас. Среди них нашелся приятный молодой монах, перевозивший какие-то грузы в монастырь Дребунга и собиравшийся в путь на следующий день. Узнав, что вся наша поклажа состоит из одного тюка, а мы хотели бы продолжить путешествие как можно скорее, он предложил воспользоваться свободным яком из его каравана. Монах не задавал никаких вопросов о наличии у нас разрешения на проезд. Мы и раньше догадывались: чем ближе подберемся к столице, тем меньше возникнет у нас проблем. Вероятно, считалось: достичь здешних мест без пропуска иностранцы не способны. Однако мы предпочитали нигде не задерживаться слишком долго, дабы не вызывать подозрений.

Мы сразу согласились на предложение монаха и распрощались с нашим бонпо, выразив ему огромную признательность. В путь отправились в полной темноте после полуночи. Перейдя через район Янгпачен, мы вошли в долину, граничащую с равниной, окружающей Лхасу.

Теперь она была почти рядом! Ее название всегда вызывало у нас трепетные чувства. Во время трудных переходов и ужасных холодных ночей мы вспоминали слово «Лхаса», и оно придавало нам силы. Наверное, ни один паломник из самой отдаленной провинции так не рвался в Священный город! Мы уже подошли к Лхасе ближе, чем Свен Хедин. Он предпринял две попытки пробраться сюда через регион, по которому двигались и мы, но оба раза его задерживали в Чангтанге войска, прибывшие из Ньенчентанглы. Естественно, двое бедных странников выглядели менее подозрительно, чем караван Хедина. А еще нам помогало знание тибетского языка и выработанная в скитаниях особая тактика поведения.

Ранним утром мы достигли Дечена, где предстояло провести день. Это нам не нравилось. Здесь располагалась резиденция двух районных чиновников, а они могли проверить у парочки иностранцев пропуск.

Наш друг монах еще не прибыл. Путешествуя верхом, он, вероятно, отправился в путь, позволив себе прежде хорошо выспаться.

Мы начали осторожно присматривать жилье для нас и тут познакомились с молодым лейтенантом, который любезно уступил нам свою комнату, поскольку собирался уехать после полудня. В окрестных селениях он собирал деньги для армии. Мы рискнули попросить его прихватить нашу поклажу с собой, естественно, за отдельную плату. Он сразу же согласился, и несколькими часами позже мы шествовали в хорошем расположении духа за его караваном прочь из Дечена.

Но радость оказалась преждевременной. Около последних домов деревни кто-то окликнул нас. Обернувшись, мы увидели важного джентльмена в богатой шелковой одежде. В нем легко узнавался бонпо. Вежливо, по властно он поинтересовался, откуда мы пришли и куда направляемся. Нас спасла только смекалка. Уважительно раскланявшись, мы сказали, что отправились на короткую прогулку, а все наши бумаги остались дома. Возвратившись назад, мы с нетерпением будем ждать встречи с его превосходительством. Трюк удался, и мы отправились дальше.

Вокруг простирался весенний пейзаж. По мере продвижения вперед пастбища становились более зелеными. На плантациях щебетали птицы, и нам было жарко в дубленках, хотя на дворе стояла лишь середина января.

До Лхасы оставалось всего три дня пути. В этом районе в качестве транспортных средств использовались различные животные: ослы, лошади, коровы и быки. Яки встречались лишь в составе караванов, ибо у местных жителей не хватало пастбищ для их выпаса. Повсюду мы видели крестьян, занимающихся ирригацией полей: останься до весенних дождей земля сухой – ее сдует ветром. Часто требуется труд многих поколений, чтобы постоянное орошение сделало почву плодородной. Здесь слишком мало снега для защиты озимых, и крестьяне собирают лишь один урожай в год. Высота 16 000 футов над уровнем моря также оказывает большое влияние на методы землепользования. На такой высоте произрастает только ячмень, а крестьяне являются наполовину кочевниками. В некоторых районах ячмень созревает за 60 дней.

Долина Толунг, по которой мы теперь шли, находилась на высоте 12 000 футов над уровнем моря. Здесь выращивали корнеплоды, картофель и горчицу.

Последнюю ночь перед прибытием в Лхасу мы провели в крестьянском доме. Ничто не могло сравниться по красоте со стилизованными деревянными зданиями Кийронга. В этих же местах дерево было редкостью. Из мебели в жилищах имелись только маленькие столы и кровати. Дома строились из глиняных кирпичей, без окон. Свет проникал лишь через дверь и дымовое отверстие в потолке.

Мы остановились у зажиточных крестьян. Они обрабатывали землю помещика, отдавая ему большую часть урожая, а остаток забирали себе. Двое из сыновей наших хозяев трудились наравне с родителями, а третий собирался стать монахом и бездельничал. Семья держала коров, лошадей, домашнюю птицу и свиней. Последних я впервые видел в Тибете. Здесь их не откармливают, животные находят пищу сами, в частности едят отбросы.

Мы провели беспокойную ночь, обдумывая следующий день, который должен был определить паше будущее. Главный вопрос заключался в следующем: если нам удастся проникнуть в город, позволят ли нам остаться там? У нас кончились деньги. Как нам при этом жить дальше? А наш вид!

Ну просто бродяги из Чангтанга, а не европейцы. Поверх запятнанных полотняных штанов и изодранных рубашек мы носили очень обтрепанные дубленки. Ауфшнайтер ходил в полуразвалившихся индийских армейских ботинках, да и моя обувь смотрелась не лучше. Наверное, босиком мы выглядели бы приличнее. А наиболее шокировало аборигенов следующее. Подобно монголам, тибетцы не имеют волос на лице и теле, мы же давно не брились и безобразно обросли. Нас часто принимали за казахов, выходцев из Центральной Азии, группами приезжавших во время войны в Тибет со своими семьями и скотом, а затем растекавшихся по стране. Тибетская армия стремилась депортировать их в Индию. Казахи обычно светлокожи, голубоглазы и бородаты. Мы походили на них, чем объяснялось холодное отношение к нам многих кочевников.

Преобразиться перед прибытием в Лхасу возможным не представлялась. Даже имей мы деньги, где купили бы новую одежду?

В деревне Напгце лейтенант покинул нас, уехав в Лхасу. Он выделил нам корову и слугу. После расчетов с офицером паше «состояние» составляли полторы рупии и последний кусочек золота, зашитый в одежду. Поторговавшись с хозяином своего жилья о цене транспортивки багажа, мы решили в крайнем случае оставить вещи тут. Среди них, кроме дневников, заметок и карт, не было ничего ценного. Нас ничто не удерживало.

Date: 2016-05-25; view: 299; Нарушение авторских прав