Глава 3. Путь в Тибет

Я планировал воспользоваться первой же возможностью и вернуться назад в Тибет. По нашему общему мнению, мелкие чиновники, с которыми мы встречались до сих пор, просто не имели полномочий разрешить нам остаться в стране. На сей раз мы предполагали добраться до более высокого начальства. Для этого необходимо было попасть в Гарток, столицу Западного Тибета, где находился правитель всего района.

Итак, мы прошли несколько миль вниз по широкой наезженной торговой дороге и попали в индийскую деревню Намджия. Здесь мы могли остановиться, не вызывая подозрений, поскольку пришли из Тибета, а не с равнин Индии. Выдавая себя за американских солдат, мы закупили провиант и переночевали на постоялом дворе, а затем расстались. Ауфшнайтер и Трейпель направились вниз по торговой дороге, проходившей вдоль Сатледжа, а я и Копп погнали нашего ослика в долину, которая уходила на север к перевалу, ведущему в Тибет. Судя по картам, сперва нам предстояло пройти по густонаселенной долине Спити. Я радовался, что Копп присоединился ко мне. Он был толковым, практичным и жизнерадостным спутником с неиссякающим запасом берлинского юмора.

Два дня мы поднимались вверх по берегу реки Спити, затем свернули в одну из прилегающих долин, которая наверняка должна была привести нас в Гималаи. Этот район не совсем четко изображался на наших картах, но от местных жителей мы узнали, что уже пересекли границу, когда перешли через некий мост под названием Санг-сам. На этом участке пути справа от нас всегда находился Риво-Фарджул, великолепный гималайский горный пик высотой более 22 000 футов. Мы вошли в Тибет через один из немногих его районов, прилегающих к Гималаям. Естественно, нас волновало, насколько далеко нам удастся проникнуть в страну на этот раз. К счастью, здешние люди не знали, кто мы, и никакой грозный чиновник не настраивал их против двух чужестранцев. Если нас спрашивали, мы говорили, что мы паломники, направляющиеся к святой горе Кайлас.

Первая тибетская деревня, встретившаяся нам, называлась Кыорик. Она состояла всего из двух домов. Следующая, Доцо, была значительно больше. Здесь мы увидели более сотни монахов, заготавливающих стволы тополя, которые они намеревались перенести через перевал в Трашиганг для строительства одного из зданий монастыря – самого большого монастыря в провинции Цурубин. Его настоятель одновременно являлся и главным мирским чиновником. Когда мы встретились с этим сановником, то испугались, что наше путешествие может преждевременно закончиться. Однако мы сообщили ему, будто являемся авангардом крупных европейских сил, разрешение на прохождение которых через Тибет получено от центрального правительства в Лхасе. Похоже, он поверил нам, и мы с большим облегчением продолжили свой путь. Нас ждал утомительный подъем по перевалу, который тибетцы называют Буд-Буд-Ла. Он находится на высоте более 18 000 футов. Воздух там сильно разрежен, и языки льда из соседних ледников нависают над дорогой.

По пути мы встретили нескольких бхутия, тоже направлявшихся в глубь страны. Они оказались приятными и приветливыми людьми, пригласили нас присесть к их костру и выпить чашку прогорклого масляного чая. Мы разбили лагерь рядом с ними, а вечером получили от них угощение – плошку вкусного блюда из крапивы и шпината.

Двигаясь по совершенно пустынной местности, за последующие восемь дней мы повстречали лишь один маленький караван. У меня остались живые воспоминания об одном человеке, с которым мне довелось встретиться на этом отрезке пути. Это был молодой кочевник в длинном овчинном тулупе с косичкой на голове – ее носят все тибетские мужчины, кроме монахов. Парень привел нас к своему черному чуму, сделанному из шерсти яков, где его ждала жена. Она оказалась веселым, постоянно смеющимся созданием. Внутри чума мы обнаружили сокровище – большой кусок оленины. У нас потекли слюнки. Хозяин с удовольствием продал нам кусок мяса по удивительно низкой цене. Он просил никому не рассказывать о случившемся, иначе у него могут быть неприятности. Убийство человека или животного (например, оленя) противоречит канонам буддизма, поэтому охота в этих местах запрещена. В Тибете действует феодальная система правления, при которой люди, звери и земля принадлежат далай-ламе, чьи приказы имеют силу закона.

Я понял, что могу объясняться с тибецами, и весьма порадовался расширению моих знаний языка. Мы договорились с новым приятелем сходить на охоту вместе на следующий день, а пока удобно расположились в чуме этой молодой пары. Кочевник и его жена оказались первыми улыбчивыми и дружелюбными тибетцами, которых мы встретили, и я никогда их не забуду. Кульминация гостеприимства нашего хозяина настала тогда, когда он предложил нам деревянную бутылку с ячменным пивом. Эта мутная, молочного цвета жидкость не имела ничего общего с тем, что мы привыкли называть пивом, однако обладала аналогичными свойствами.

На следующее утро мы втроем отправились на охоту. У нашего молодого друга имелось допотопное, заряжаемое с дула ружье, а в наплечной сумке – свинцовые пули, порох и запальный фитиль. Когда мы заметили первое стадо диких баранов, парень аккуратно разжег фитиль с помощью кремня. Нас с Коппом интересовал вопрос, как поведет себя этот музейный образец ружья в деле. Тут же последовал громоподобный ответ, и, когда дым вокруг рассеялся, от горных баранов не осталось и следа. Секундой позже на большом расстоянии от нас мы увидели этих животных, несущихся галопом, спасаясь от смерти. Прежде чем скрыться за скалистым выступом, некоторые из них останавливались, бросая последний насмешливый взгляд на горе-охотников. Нам оставалось лишь посмеяться над собственной неудачей и, чтобы не возвращаться с пустыми руками, по дороге мы собирали дикий лук, который растет повсюду на склонах и очень вкусен с олениной.

По– видимому, жена нашего друга уже свыклась с охотничьими неудачами мужа. Когда она завидела нас, возвращающихся без добычи, то разразилась громким смехом, от которого ее узенькие глазки стали вообще незаметными. Она старательно приготовила еду из мяса, добытого ее мужем несколько дней назад, и теперь с энтузиазмом колдовала над ней у огня. Мы наблюдали за действиями девушки и испытали некоторый шок, когда она без тени смущения сбросила верхнюю часть своей огромной меховой шубы и обнажилась до пояса. Тяжелая шуба стесняла ее движения, поэтому женщина просто освободилась от нее и радостно продолжила свою работу. Поз же нам часто приходилось сталкиваться с такими примерами естественной простоты.

С большим сожалением мы расставались с дружелюбными молодоженами, когда, отдохнув и набив животы свежим мясом, снова отправились в путь. Во время путешествия мы часто замечали темные силуэты диких яков, пощипывавших траву на далеких склонах. Их вид пробудил в нашем осле тягу к независимости. Он рванул через бурный поток и сбросил нашу поклажу со своей спины. Злые и потные, мы погнались за ним и в конце концов настигли. Потом, когда мы сушили свои вещи на другой стороне ручья, внезапно появились два человека. Питера Ауфшнай-тера мы узнали сразу же по его мерной и медленной поступи скалолаза. Вторым был наемный носильщик. Такая встреча в столь отдаленном месте выглядит нереальной, но секрет прост: мы и Питер всегда выбирали среди многочисленных горных троп самые удобные.

После дружеских приветствий Ауфшнайтер стал рассказывать, что с ним произошло за это время. 17 июня он расстался с Трейпелем, отправившимся в Индию верхом на лошади, намереваясь выдать себя за англичанина. Он купил лошадь на свои последние деньги. Сам Ауфшнайтер приболел, а когда поправился, последовал за нами. По дороге он слышал некоторые новости о ходе войны, очень нас интересовавшие, хотя сейчас мы и находились совсем в другом мире.

Сперва Ауфшнайтер не хотел идти с нами в Гарток, где, по его мнению, нас снова выдворят из страны. Благоразумнее, считал Питер, следовать непосредственно в Центральный Тибет и присоединиться там к кочевникам. Но в результате мы продолжили свой путь все вместе, и в течение многих последующих лет я больше с Ауфшнайтером не расставался. Мы знали, если все пойдет гладко, то примерно через пять дней мы окажемся в Гартоке. Нам предстояло пересечь еще один высокогорный перевал, Бонгру-Ла. Привалы в те дни не приносили нам облегчения, на высоте 17 000 футов было слишком холодно.

Небольшие приключения вносили разнообразие в нашу жизнь. Однажды мы наблюдали за сражением диких ослов. Два самца бились, по-видимому, за первенство в стаде. Земля вздрагивала под ударами их копыт, куски торфа летели в разные стороны. Дуэлянты настолько увлеклись схваткой, что не обращали никакого внимания на нас, зрителей. Остальное стадо, падкое до зрелищ, гарцевало вокруг; арена битвы иногда скрывалась в облаках пыли.

Через два перевала Гималаи остались позади нас, чему я очень обрадовался: внизу было гораздо теплее. Спустившись в долину Инда, мы часто стали встречать караваны запряженных яков, перевозивших шерсть в Индию. Сила и размеры этих животных просто потрясали нас. Их погоняли крепкие молодые люди, раздетые по пояс, несмотря на пронизывающий холод. Как мужчины, так и женщины носили шубы, вывернутые мехом внутрь, и не вдевали руки в рукава, стеснявшие их движения. Чтобы стронуть яков с места и заставить двигаться дальше, погонщики постоянно кидали в животных камни. На нас никто не обращал никакого внимания, и мы беспрепятственно продолжали свой путь.

Мы шли пять дней подряд вдоль Инда, пока не прибыли в Гарток. Вид был незабываемый. Таких восхитительных красок, расположенных столь гармонично, я не видел ни у одного художника. На фоне сверкающих снежных вершин над чистыми водами Инда располагались светло-желтые поля с зелеными вкраплениями весенней растительности (весна в этих краях наступает только в июне).

Первая деревня, встретившаяся нам в этой дальней части Гималаев, называлась Трашиганг и состояла всего из нескольких хижин, сгрудившихся вокруг похожего на крепость монастыря, окруженного рвом с водой. Местное население отнеслось к нам довольно безразлично и не причинило неприятностей. Мы прибыли в то время, когда индийские торговцы стекаются в эти края для закупки шерсти. Нам без труда удалось приобрести у них необходимое продовольствие. Ауфшнай-тер безуспешно пытался обменять свой золотой браслет на наличные деньги. Если бы ему это удалось, он смог бы проследовать напрямую в Центральный Тибет, минуя Гарток. На протяжении всего пути нас часто останавливали респектабельные тибетцы верхом на лошадях, интересовавшиеся, нет ли у нас чего-нибудь на продажу. Поскольку мы не имели слуг и погоняли одного-единственного навьюченного осла, нас принимали за торговцев. Сами мы убедились: каждый тибетец, богатый или бедный, – прирожденный торговец, получающий истинное удовольствие от обмена или бартера.

Из книг мы знали, что Гарток является столицей Западного Тибета и резиденцией вице-короля. Судя по географическим справочникам, Гарток – самый высокогорный город мира. Однако, увидев его собственными глазами, мы не могли сдержать смех. Сперва перед нашим взором предстали чумы кочевников, разбросанные по огромной равнине. За ними виднелось несколько глинобитных хижин. Это и был Гарток. Вокруг не наблюдалось ни души, за исключением бродячих собак. Мы разбили нашу небольшую палатку на берегу Гартанг-Чу, притока Инда. Спустя некоторое время появились местные жители. От них мы узнали, что из начальства в городе сейчас находится только представитель «второго вице-короля». Мы решили незамедлительно подать ему свое прошение. Вход в его жилище представлял собой обыкновенную дыру, занавешенную грязным покрывалом. Низко наклонив головы, мы вошли в сумрачную комнату с окнами, затянутыми бумагой. Когда наши глаза свыклись с темнотой, мы рассмотрели человека, с умным и внушительным видом сидевшего перед нами в позе Будды. С его левого уха свисала серьга не менее шести дюймов длиной – знак высокого общественного положения. В помещении присутствовала также жена чиновника. За нашей спиной толпились многочисленные дети и слуги, желавшие поглазеть на иностранцев вблизи.

Нам вежливо предложили сесть и угостили сушеным мясом, сыром, маслом и чаем. Довольно сердечная атмосфера размягчила наши сердца. Беседа шла довольно свободно с помощью англо-тибетского словаря и некоторых жестов. У нас возникли надежды на успех, но мы не стали излагать наши просьбы при первой встрече. Мы сказались беглыми немцами, ищущими убежища в нейтральном Тибете.

На следующий день в качестве подарка я принес чиновнику некоторые лекарства. Он очень обрадовался и спросил, как их применять. Свои рекомендации я записал на бумаге, после чего мы рискнули обратиться к нему за разрешением на проезд через страну. Тибетец не отказал нам напрямую, но попросил подождать возвращения его начальника: тот отправился в паломничество на гору Кайлас и собирался вернуться через несколько дней.

Между тем мы подружились с нашим чиновником. Я подарил ему очень полезную в условиях Тибета вещь – увеличительное стекло – и объяснил, как с его помощью добывать огонь. Ответный дар не заставил себя долго ждать. Однажды после полудня несколько носильщиков доставили нам множество продуктов – масла, мяса и муки. А вскоре появился и сам чиновник. Когда он увидел, как мы живем в наших палатках, то не мог сдержать удивления по поводу того, какой простой жизнью живут европейцы.

Однако приближался момент возвращения начальства, и дружелюбие чиновника угасало. Он стал не только избегать нашего общества, но даже отказался продавать нам продовольствие. К счастью, вокруг хватало индийских торговцев, готовых поставлять продукты по нормальной цене.

Однажды утром вдали послышался звон колокольчиков. К деревне приближался огромный караван запряженных мулов. Впереди шествовали солдаты. За ними следовали многочисленные слуги, мужчины и женщины. За ними – тибетская знать. Мы видели подобное впервые. Приехал старший из двух вице-королей, которого в Тибете называли гарпон. Он сам и его жена были одеты в красивые шелковые одежды, за поясами виднелись пистолеты. Посмотреть на торжество собралась вся деревня. Сразу же после возвращения гарпон с торжественной процессией направился в монастырь воздать хвалу богам за свое благополучное возвращение.

Ауфшнайтер сочинил короткое обращение с просьбой принять нас. Не получив никакого ответа, мы сами вечером отправились с визитом к гарпону. Его дом не сильно отличался от дома его помощника, но внутри было чище и богаче. Высокопоставленному лицу, гарпону, на весь срок его назначения присваивается титул четвертого ранга в иерархии знати. Он отвечает за пять районов, управляемых знатными людьми пятого, шестого и седьмого рангов. Гарпон обязан носить золотой амулет в высокой прическе, но только тогда, когда выполняет свои обязанности в Гартоке. В Лхасе же он имеет только пятый ранг. Вся знать Тибета подразделена на семь классов, к первому из которых относится один далай-лама. Все мирские чиновники носят высокие прически, а простой люд – косички, монахи бреют головы.

Наконец нас представили гарпону. Мы рассказали ему о наших проблемах во всех деталях. Он выслушал нас с дружелюбным терпением, но часто не мог сдержать улыбки, вызванной нашим корявым тибетским. А приближенные властителя – те смеялись в открытую. Это веселье скрасило наш разговор и помогло созданию дружеской обстановки. Гарпон пообещал тщательно обдумать нашу просьбу и обсудить ее с представителем своего коллеги. В завершение аудиенции нам любезно предложили чай, сделанный по-европейски. После гарпон несколько раз посылал нам подарки, и мы начали надеяться на положительное решение своего вопроса.

Наша следующая встреча прошла в более официальной, но все же сердечной обстановке. Гарпон сидел на каком-то подобии трона, а рядом с ним, но на более низком стуле сидел помощник его коллеги. На столике рядом лежала стопка писем, написанных на тибетской бумаге. Гарпон сообщил, что может предоставить нам пропуск и транспорт только до провинции Нгари, без права посещать внутренние провинции Тибета. Быстро посовещавшись, мы попросили выдать нам пропуск до границы Непала. После некоторой заминки тибетец пообещал связаться с правительством Лхасы, но предостерег, что ответ, возможно, придет только через несколько месяцев. Нас не очень радовала перспектива провести столько времени в Гартоке. Мы все еще не расстались с идеей продолжить свой путь на восток как можно скорее. А Непал являлся нейтральной страной, расположенной поблизости от тех мест, куда мы собирались. Однако в целом мы чувствовали удовлетворение от результатов переговоров.

Тогда гарпон любезно предложил нам задержаться на несколько дней в качестве его гостей, пока он не подберет нам вьючных животных и проводника. Через три дня нам принесли пропуск. В нем говорилось, что наш путь будет проходить через следующие пункты: Нгакхью, Серсок, Монце, Барга, Токчен, Лхолунг, Шамцаиг, Труксум и Джабнак. Мы также имели право реквизировать двух яков. Пропуск обязывал жителей продавать нам продукты по местным ценам, а также предоставлять топливо и слуг на время привалов.

Получив подобные права, мы очень обрадовались. Гарпон пригласил нас на прощальный обед, в ходе которого мне удалось продать ему свои часы. В заключение он попросил нас дать честное слово, что мы не направимся в Лхасу с его территории.

Наконец 13 июля мы распрощались с Гартоком и двинулись в путь. Теперь наш маленький караван выглядел довольно прилично и состоял из двух яков с погонщиком и моего маленького ослика, хорошо отдохнувшего и нагруженного всего лишь чайником. Впереди ехал на лошади наш проводник, молодой тибетец по имени Нор-бу, а мы, три европейца, скромно плелись пешком в хвосте каравана.

И снова нас ожидали недели пути. За весь следующий месяц мы не встретили ни одного населенного пункта. Нам попадались только стоянки кочевников и одинокие хижины тасамов, являвшихся караван-сараями, где можно было остановиться и сменить яков.

В одном из таких тасамов мне удалось обменять своего осла на яка. Я вначале очень гордился сделкой, однако вскоре пожалел о ней. Як оказался скотиной настолько упрямой, что мне порой хотелось просто прибить его. Впоследствии мне удалось обменять это животное на более молодое и меньшее по размеру. Новый як тоже доставлял мне немало хлопот, пока ему в нос не вставили кольцо из можжевельника. Привязав к нему веревку, я мог теперь спокойно вести своего быка, прозванного Армином, по дороге.

Мы двигались по довольно красивой местности. Широкие равнины перемежались сопками, прорезанными низкими проходами. Нам часто приходилось переправляться через быстрые и холодные ручьи. В Гартоке нас несколько раз поливал дождь, здесь же стояла в основном хорошая и теплая погода. Все мы отрастили густые бороды, предохранявшие лица от солнца. Прошло много времени с тех пор, когда мы в последний раз видели ледник, но на подходе к тасаму в Барке вновь повстречали целую череду сверкающих ледников. Над всем ландшафтом доминировал пик Гурла-Мандхата высотой в 25 000 футов. Впечатляла также священная гора Кайлас. Будучи на 3000 футов ниже, она высится в божественном уединении – вне Гималайской гряды. Когда мы впервые увидели Кайлас, наши тибетцы бросились ниц и стали молиться. Буддисты и индусы считают эту гору домом великих богов, и самая большая мечта всех верующих – совершить на нее паломничество хоть раз в жизни. Они часто тратят годы, проходя тысячи миль, чтобы добраться до Кайласа. В дороге паломники живут подаянием в надежде, что в награду следующая реинкарнация сделает их более пристойными людьми. На подходах к Кайласу повсюду можно встретить огромные груды камней. С годами они увеличиваются: каждый паломник, следуя древним традициям, добавляет в эти груды новые камни. Мы тоже хотели пройти мимо священной горы, но недружелюбный хозяин караван-сарая в Барке запретил нам изменить предписанный маршрут, пригрозив лишить в будущем транспортных услуг.

Целых два дня мы имели возможность наблюдать за ледниками. Нас, альпинистов, больше, чем Кайлас, привлекала величественная Гурла-Мандхата, отражавшаяся в водах озера Манасаровар. Мы разбили палатки на берегу озера и не могли оторвать глаз от неописуемо красивой картины огромной горы. Казалось, она выросла из озера. Само озеро считается священным. Возле него расположено немало монастырей, где паломники останавливаются и совершают религиозные обряды. Многие верующие ползают вокруг озера на четвереньках и уносят домой кувшины со святой водой. Каждый паломник считает своим долгом окунуться в ледяные воды Манасаровара. Мы тоже искупались в нем. Здесь со мной чуть не произошло несчастье. Отплыв недалеко от берега, я попал в трясину, откуда мне удалось выбраться только путем неимоверных усилий. Мои друзья так ничего и не заметили.

Поскольку наше путешествие не совпадало по времени с периодом паломничества, по дороге нам встречались в основном торговцы. Мы также видели много подозрительных типов: район считается своеобразным Эльдорадо для грабителей, не способных устоять перед соблазном напасть на торговцев, часто посещающих окрестные рынки. Самый крупный местный рынок расположен в Джанийме, представляя собой огромный лагерь из сотен палаток. Легкие палатки индусов сделаны из дешевого хлопкового материала, а юрты тибетцев, изготовленные из шерсти яков, настолько тяжелы, что для их перевозки требуется як, а то и два.

Несколько часов мы брели в восточном направлении вдоль озера. Казалось, мы идем по берегу моря. Удовольствие портили только комары, которые отстали от нас лишь тогда, когда мы отошли подальше от воды.

По дороге в Токчен мы повстречали довольно внушительный караван: новый губернатор района Цапаранг направлялся к месту своей службы из Лхасы. Мы остановились на обочине дороги, и наш проводник приветствовал вельможу глубоким почтительным поклоном, всячески выражая свое верноподданство. Он объяснил охране причину нашего присутствия здесь, направленное на нас оружие убрали, а нам предложили сухофрукты и орехи.

В нашем облике не осталось и следа европейского лоска. Мы жили как кочевники, в последние три месяца спали главным образом на свежем воздухе – с меньшим комфортом, чем даже местные жители. Мы разбивали лагерь, разводили огонь и готовили еду под открытым небом в любую погоду. И выглядели мы довольно потрепанными. Но наши мозги от испытаний отнюдь не отупели. Очень мало европейцев посещали эти места, и мы знали: все виденное нами может оказаться весьма ценным впоследствии. В то время мы думали, что скоро вернемся домой. Общие тяготы и опасности сплотили нас, каждый знал все положительные стороны и недостатки другого, поэтому мы могли помочь друг другу в минуту депрессии.

Так мы шли по невысоким перевалам, пока не добрались до истока Брахмапутры, который тибетцы называют Цангпо. Район этой реки очень интересен с географической точки зрения: здесь находятся истоки Инда, Сатледжа, Какснали и Брахмапутры. Для тибетцев, всему придающих символический религиозный смысл, названия указанных рек связаны с именами священных животных – льва, слона, павлина и лошади.

Следующие две недели мы шли вдоль Цангпо. Питающаяся из многочисленных ручьев, сбегающих с близлежащих Гималаев, река постоянно увеличивается в размерах, и чем больше она становится, тем спокойнее ее течение. Погода постоянно менялась. В течение нескольких минут можно было либо замерзнуть, либо изжариться на солнце. Ураганы, дожди и зной сменяли друг друга за считанные секунды. Проснувшись однажды утром, мы обнаружили, что наши палатки занесло снегом, который через несколько часов растаял под горячими лучами солнца. Наша европейская одежда не соответствовала таким условиям, и мы завидовали тибетцам: они прекрасно себя чувствовали в своих практичных овчинных шубах, стянутых поясом, с длинными широкими рукавами, игравшими роль рукавиц.

Несмотря на все неудобства, мы быстро продвигались вперед, останавливаясь в каждом придорожном постоялом дворе. Время от времени нам открывался вид Гималаев, природная красота которых, с моей точки зрения, не могла ни с чем сравниться. Кочевники встречались нам все реже и реже. Зато мы наблюдали за газелями и онаграми, появлявшимися на противоположном берегу Брахмапутры. Приближался Джабнак, последний населенный пункт, обозначенный в нашем пропуске. Далее власть нашего друга из Гартока уже не распространялась. Но нам не пришлось принимать самостоятельного решения относительно последующих действий. Мы провели в Джабнаке два дня, а на третий из Традуна за нами примчался запыхавшийся гонец. Оказалось, двое высокопоставленных чиновников желают нас видеть. Мы сразу же отправились в путь и провели ночь в пустынном месте, где обитали только дикие ослы. Джабнак покинули без сожалений: он состоял-то всего из одного дома, принадлежавшего представителю монастыря в Бонгпа. Даже ближайшая юрта кочевников находилась в часе ходьбы.

Следующий день остался в моей памяти на всю жизнь. После недолгого пути по равнине мы заметили блистающие золотом башни традунского монастыря. Выше их в лучах утреннего солнца сверкали льдами огромные годы: Дхаулагири, Аннапурна и Манаслу. Поскольку Традун находился в дальнем конце равнины, мы еще в течение нескольких часов могли любоваться великолепным видом. Даже необходимость переходить вброд через ледяные воды Цачу не испортила наши впечатления.

Уже вечером мы прибыли в Традун. В последних лучах заходящего солнца красные стены монастыря, его позолоченная крыша выглядели сказочно красиво. Дома местных жителей, обычные глинобитные хижины, сгрудились за вершиной холма, защищавшего их от ветра. Все местное население, собравшись толпой, молча ожидало нашего прибытия. Нас сразу же провели в специально приготовленный дом. Не успели мы распаковать свои вещи, как появились слуги и очень любезно передали нам приглашение своих хозяев прийти к ним. Полные предчувствий, мы проследовали в резиденцию двух высоких чиновников.

Сквозь толпу шепчущихся о чем-то лакеев нас провели в просторную комнату, где на высоком кресле восседал улыбающийся и холеный монах, а рядом – его мирской коллега. Несколько более низких сидений занимали настоятель монастыря, монастырский чиновник из Джабнака и торговец из Непала, немного знавший английский и выступавший в качестве переводчика. Для нас приготовили скамейку с подушками.

Сначала предложили чай и пирог, оставив вопросы на потом. Наконец нас попросили показать наш пропуск, который все присутствующие внимательно рассматривали, передавая из рук в руки. В комнате стояла напряженная тишина. Оба высоких чиновника стали не спеша высказывать свои сомнения. Действительно ли мы немцы, беглые военнопленные? Просто невероятно… Может, мы англичане или русские? Нас попросили принести свои вещи. Их разложили на полу и стали тщательно рассматривать. Главное, что интересовало тибетцев, – есть ли у нас оружие или радиопередатчик. Но ни того ни другого у нас не было. Единственная вещь насторожила наших хозяев – книги по тибетской грамматике и истории.

В нашем пропуске указывалось: цель путешествия – Непал. Этот факт, похоже, немного успокоил хозяев, и они пообещали оказать всяческое содействие. Нам позволили отправиться в путь на следующее утро. Пройдя через перевал Корела, мы можем достигнуть Непала за два дня, сказали чиновники. Но мы хотели во что бы то ни стало задержаться в Тибете и не намеревались отказываться от своей идеи без борьбы. Мы просили предоставить нам убежище, упирая на нейтралитет Тибета, и сравнивали его со Швейцарией. Тибетцы вежливо, но настойчиво настаивали на соблюдении условий, изложенных в нашем пропуске. Однако за долгие месяцы наших приключений мы уже познакомились с азиатским менталитетом и знали: здесь не принято сдаваться раньше времени. Завершающая часть наших переговоров прошла в совершенно спокойной обстановке. Чашки чая сменяли одна другую. Хозяева доверительно сообщили: здесь они выполняют функции сборщиков налогов, а в Лхасе не являются такими важными персонами, как тут, в Традуне. Вместе с тем они путешествовали с двадцатью слугами и огромным числом вьючных животных, отчего казались очень высокопоставленными вельможами, по крайней мере министрами.

Перед уходом мы четко дали понять, что желали бы задержаться в Тибете еще на некоторое время. На следующий день слуга принес нам приглашение на ленч от бонпо – так называют всех знатных тибетцев. Нас угощали великолепными китайскими макаронами. Вероятно, мы выглядели очень голодными: нам накладывали на тарелки груды еды. Нас потрясло то мастерство, с каким местные жители пользуются палочками для еды, поддевая ими даже единичные зернышки риса. Обстановка создалась дружеская, часто звучал сердечный смех. В конце приема подали пиво, которое лишь добавило веселья нашему собранию. Я заметил, что монахи пиво не пили.

Постепенно разговор коснулся наших проблем. Оказалось, местные власти решили направить письмо центральному правительству в Лхасе: только одно могло разрешить нам остаться в Тибете. Нас попросили составить послание на английском языке, которое эти два чиновника собирались приложить к своему письму, уже готорому. Мы выполнили их просьбу незамедлительно, и в нашем присутствии оба документа официально запечатали сургучной печатью и передали курьеру, тут же отправленному в Лхасу.

Даже не верилось, что к нам отнеслись столь дружелюбно и позволили остаться в Традуне до получения ответа из столицы. Учитывая наш менее удачный опыт общения с чиновниками более низкого ранга, мы попросили дать нам письменное подтверждение устного разрешения на проживание здесь. И нам его выдали. Наконец мы вернулись в дом, где нас поселили, счастливые от всего произошедшего. Не успели мы опомниться, как дверь распахнулась и в помещение вошла целая процессия тяжело нагруженных слуг. Они принесли нам мешки муки, риса и цампы (мука из ячменя), а также четырех забитых овец. Мы не знали, кого должны благодарить за такую щедрость, пока управляющий, сопровождавший слуг, не сообщил, что это подарки от двух наших знакомых высоких чиновников. При расставании тибетец произнес слова, послужившие мне потом хорошим уроком. Тибету чужда поспешность европейцев. Нам следовало научиться терпению, если мы хотим достичь своей цели.

Сидя втроем в нашем доме и разглядывая подарки, мы с трудом верили, что удача наконец нам улыбнулась. Наша просьба разрешить проживание в Тибете направлялась сейчас в Лхасу, и мы имели достаточно продуктов, чтобы продержаться здесь в течение нескольких месяцев. Над головой была прочная крыша, а не зыбкий свод палатки, служанка, женщина немолодая и некрасивая, разжигала огонь и приносила воду. К сожалению, мы не могли сделать бонпо ценных ответных подарков. У нас оставалось лишь немного лекарств и надежда на то, что нам еще удастся отблагодарить наших благодетелей надлежащим образом. И в Гартоке, и здесь мы убедились в учтивости знатных людей из Лхасы, о которой так много рассказывал сэр Чарльз Белл в своих книгах.

Поскольку нам предстояло провести тут месяцы, мы стали составлять планы, как использовать это время. Обязательно следовало провести экспедиции на Аннапурна и Дхаулагири, а также на северные равнины. Однако немного погодя нас навестил настоятель монастыря, действовавший от лица местного губернатора. Он сообщил следующее. Мы можем пребывать в Традуне лишь при одном условии: не удаляться от города на расстояние больше одного дневного перехода. Ходить на экскурсии нам разрешается куда угодно, но только до вечера. О нарушении этого указания незамедлительно сообщат в Лхасу, а там неминуемо сделают выводы не в нашу пользу.

Деревня, где мы жили, состояла примерно из двадцати домов, расположенных у подножия холма, на вершине которого возвышался монастырь. В нем проживало только семь монахов. Крохотные домишки села сгрудились в кучу, но при каждом из них имелся двор для хранения различных припасов. Все сельчане обязательно подрабатывали торговлей или транспортными перевозками. Настоящие же кочевники жили разрозненно на равнине. Нам удалось посетить несколько религиозных празднеств, самым впечатляющим из которых был праздник урожая. У нас сложились хорошие отношения с местными жителями; мы их довольно успешно лечили от ран и коликов.

Монотонную жизнь Традуна время от времени нарушали визиты высокопоставленных чиновников. Мне живо запомнилось прибытие второго тарпона, направлявшегося в Гарток.

Караван еще не был виден, когда появились солдаты и объявили о его приближении. Затем подъехал повар и сразу же приступил к приготовлению пищи. И лишь на второй день прибыл сам гарпон со своим караваном в сопровождении тридцати слуг. Все население, включая нас, собралось его встречать. Вельможа с семьей приехали на великолепных мулах, и старейшины деревни, взяв мулов под уздцы, проводили каждого члена семьи в отведенные для него покои. Сам гарпон произвел на нас гораздо меньшее впечатление, чем его дочь. Это была первая ухоженная молодая женщина, которую мы видели с 1939 года. Она показалась нам весьма симпатичной: одетая в шелка, с накрашенными красными ногтями. Возможно, с румянами, пудрой и помадой девушка слегка переборщила, однако оставалась свежа и чиста. Мы спросили, не она ли самая прекрасная дама в Лхасе, но красавица скромно возразила, что в столице хватает более очаровательных женщин. Мы заскучали по ее очаровательному обществу, когда на следующий день процессия вновь тронулась в путь.

Вскоре после этого в Традун прибыл еще один гость – непальский государственный чиновник. Он приехал специально, чтобы встретиться с нами, но выдавал себя за паломника. Мы чувствовали: он хотел убедить нас отправиться в Непал против нашей воли. Чиновник обещал: в Катманду нам обеспечат радушный прием и дадут работу. Наше путешествие организует и фанансирует само правительство – оно уже выделило триста рупий. Все это звучало довольно заманчиво, возможно, даже слишком соблазнительно, но мы знали, как велико британское влияние в Азии, и не решились ехать в Непал.

Спустя несколько месяцев мы начали терять терпение и действовать друг другу на нервы. Копп неустанно повторял, что с удовольствием примет приглашение отправиться в Непал. Ауфшнайтер, как обычно, выбрал свой собственный путь. Он купил четырех овец, которых собирался использовать в качестве вьючных животных для поездки в Чанг-танг. Все это напрямую противоречило нашему первоначальному решению ждать письма из Лхасы, однако мы сильно сомневались в положительном ответе оттуда.

Потеряв терпение, Ауфшнайтер в один прекрасный день ушел вместе со своими навьюченными овцами за несколько миль от Традуна и разбил там собственный лагерь. Мы помогли ему перенести вещи и пообещали навестить завтра. Копп тоже начал собираться. Местные власти были очень довольны, что он решил отправиться в Непал, пообещали даже предоставить ему транспорт. Но они не одобряли поведения Ауфшнайтера и у дверей нашего дома выставили охрану. Но на следующий день Ауфшнайтер неожиданно вернулся. Двух его овец задрали волки, и это отрезвило Питера. Втроем мы провели еще один вечер.

Утром Копп распрощался с нами. Провожать его собралось все население деревни. Теперь из семи беглых военнопленных и пяти человек, пробравшихся в Тибет, здесь остались двое: я и Ауфшнайтер. И неудивительно: ведь только мы были альпинистами, морально и физически подготовленными к одинокой и трудной жизни в насквозь продуваемой ветрами стране.

Стоял конец ноября, и караванные пути почти опустели. Монастырский чиновник прислал нам пару овец и несколько тюков сухого помета яков для очага. Подарки пришлись очень кстати: температура воздуха уже не поднималась выше 12 градусов по Цельсию.

Date: 2016-05-25; view: 284; Нарушение авторских прав