Посмотри в мои глаза. 5 page

- Галочка, какой может быть ужин? – В комнату не вошел, а вбежал мужчина. Лицом он походил на Бетховена в пору расцвета. Все портила макушка, уже изрядно поредевшая. – У меня такие новости! Садись сюда, - чмокнув жену в лоб, он усадил ее на диван, - впрочем, нет, семейная трапеза – дело святое. За столом все и расскажу.

- Да что с тобой сегодня, Вадим? Может, тебя назначили министром здравоохранения?

- Я знаю, - девочка появилась в проеме своей комнаты, - наконец-то пригласили на передачу «Кто хочет стать миллионером?»

- Еще издеваются, дурехи.

- Вадим, в самом деле, или мы будем есть, или не будем. Что ты как буриданов осел мечешься?

При словах «буриданов осел» девочка засмеялась.

Мужчина тут же возмутился:

- Вот видишь, Галчонок, а потом мы удивляемся, почему дочь без должного пиетета относится к родному отцу.

- А что я сказала? Буриданов осел – это же не просто осел.

- Галя!

Девочка опять засмеялась.

- Папа, а без должного... этого самого – из той же серии, что и осел?

- Я сойду с ума! – Мужчина вскочил и пару раз пробежал туда обратно по комнате, затем так же неожиданно остановился и улыбнулся. В этот момент он был вылитый Афанасий Никитин, пусть потерявший в Индии свою шевелюру, но возвратившийся в родную Тверь живым и здоровым.

- Сдаюсь. Я сейчас тебе Галочка все расскажу, а если потом ты вспомнишь про ужин – мы обязательно поедим.

- Итак, тебя назначили министром здравоохранения?

- Нет, не назначили. Но зато мне сегодня позвонил Виктор Иванович Сидорин. Я, надеюсь, дочка, у меня еще будет возможность познакомить тебя с этим выдающимся человеком, которого я имею честь считать своим учителем. Именно благодаря ему я бросил все, порвал с хирургией, и вновь поехал в Москву, чтобы потом стать...

- Вадик, Ася это знает, - мягко заметила мужу Галина. – Я думаю сейчас существеннее то, что Виктор Иванович Сидорин родной дядя нашего друга. Я права? У него... есть новости об Асике?

- Есть. Только ты обещай мне не волноваться. Тем более все хорошо. Ну, не совсем хорошо, но он жив.

- Он нашелся?

- Да.

- Тогда почему – не совсем хорошо?

- Рассказываю со слов Виктора Ивановича, только, пожалуйста, не перебивай меня, а то я никогда не закончу. Он, я уже об Асике, как мы знаем, несколько лет назад внезапно уехал из Упертовска. Три года или даже больше о нем не было ни слуха, ни духа. Однако каждый год старики Асинкрита получали поздравительные телеграммы – с днем рождения и Новым годом.

- А у телеграмм...

- Нет, их отправляли с московского Главпочтамта. Вот. Что же дальше? Около года тому назад недалеко от Энска произошла авария – разбился автобус. В этом автобусе ехал и наш друг.

- А как...

- Узнали по паспорту.

- Но ты же сказал, что он живой?!

- Он остался жив, но...

- Слушай, не томи.

- Я не томлю, а пытаюсь правильно все сформулировать. Вообщем, видимо спящий Асинкрит ударился головой обо что-то твердое. Пара сломанных ребер – это не в счет. Хуже другое – он потерял память. И даже еще хуже...

- Ты меня пугаешь...

- Виктор Иванович рассказывает, что после того, как Асик очнулся, то... то... одним словом, он идентифицировал себя с волком, а всех окружающих его людей с другими представителями фауны.

- Это – не дурная шутка, Вадим?

- Папа, а что такое инденти...

- Асик решил, что он волк, дочка, а вокруг - звери. Слава Богу, что его взял к себе в клинику Виктор Иванович. Останься Асик в Энске... да что там говорить! – Вадим махнул рукой. – Сначала он связанный лежал, кормили его насильно. А затем случилось чудо...

- Асик все вспомнил? – обрадовано вскрикнула Ася.

- К сожалению, не все. Но, во-первых, волком он себя, похоже, больше не считает.

- Почему – похоже? – Галина действительно забыла про еду.

- Вокруг себя наш друг видит уже лица, но все равно... Господи, как же это сказать? На кого похож человек, определяет.

- В смысле фауны, папа?

- Точно, дочка. Что еще? К нему вернулась речь, все обычные навыки, благо он долго лежал у Виктора Ивановича. Вроде бы вернулась и память, но вернулась как-то странно. Асик помнит все, что когда-либо прочитал в книгах – в художественной литературе, учебниках. Поэзию всю помнит, а вот события своей жизни – нет. Василия Ивановича, отца своего, не узнал.

- Разве такое может быть?

- Как видишь, может быть все, даже такое.

- Но он вспоминает... когда ему рассказывают?

- Когда рассказывают или показывают – да. К примеру, говорят: вот твой отец, и Асик понимает, что это его отец. Ну, а дальше что? О чем они когда-то говорили с отцом, матерью, как его воспитывали дома – этого ему пока вспомнить не дано. Идеально было бы посадить возле него волшебника, который поминутно расскажет Асинкриту всю его жизнь, а заодно покажет, как в кино, те места, где он был, тех людей, с кем встречался.

- Что же теперь делать?

- Прежде всего, надеяться. Виктор Иванович говорит, что Асик сильно изменился, даже внешне, но руки опускать нельзя. Нет, Виктор Иванович - великий человек, он придумал все блестяще.

- Что придумал?

- А вот что. Нам не нужен волшебник с картинками. Разгадка, судя по всему, прячется в тех трех годах, когда Асик пропал. И он должен сам придти к своей разгадке. Блестяще!

- Я ничего не поняла. Медицина ему помочь не смогла, а он сам себе сможет?

- Про медицину зря ты так. Виктор Иванович считает, что мы можем убить сразу двух зайцев, даже трех. Я хороший врач – это слова Сидорина, но еще друг Асинкрита. С нами связана значительная и важная часть его жизни, согласись. Мы будем ему рассказывать...

- Мне это не нравится, Вадим, - нахмурилась Галина.

- Почему?

- Не нравится, и все. Он будет жить у нас?

- Он не будет жить у нас. Асинкрит поселится в нашем городе, здесь у него будет штаб-квартира. Самое главное я тебе не сказал. Связи Виктора Ивановича воистину безграничны. Волки! – вот что нам требуется. Сидорин раздобыл грант – то ли у немцев, то ли у голландцев – они у себя все зверье перевели, теперь спохватились и принялись спасать наше. И даже с благодарностью ухватились за идею Виктора Ивановича.

- Какую идею?

- Ты еще не поняла? Уполномоченные по правам человека есть? Теперь будет уполномоченный по правам волков – Асинкрит Васильевич Сидорин. Работа не пыльная. Приехал на место, занес в таблицу –какова была численность волков в 1913 году, какова до перестройки, какова сейчас.

- Виктор Иванович думает, что...

- Умница, догадалась! Асик должен будет выйти на тех людей, на те места, где жил последние три года. И тогда – контакт! Щелк – и все прояснится. Как в фотоаппарате – снят последний кадр, и пленка пожужжала назад.

- Не слишком ли все просто? А если он жил не на одном месте, а бродяжничал? К тому же в России восемьдесят девять регионов.

- Стоп, стоп. Никто же не утверждает, что успех гарантирован. Давай будем мыслить логически.

- Давай.

- Прежде, чем уехать из Упертовска, Асинкрит безбожно пил, почти год нигде не работал. Василий Иванович утверждает, что денег сын у него не занимал. Вряд ли Асику удалось бы рвануть даже на Урал, не говоря уже о Сибири. Более того, мы с Виктором Ивановичем допускаем, что он мог поехать к нам с тобой. Почему нет, мы же его друзья? Наша область вся в лесах, волков хватает. Центр России – вот, я уверен, ареал наших поисков...

- Ареал... поисков... Вадим, тебе не кажется, что нельзя на людях ставить эксперименты?

- Галочка, это не эксперимент! Как ты так можешь? Я хочу помочь другу. Мы найдем ему квартиру недалеко от нас, в нее он будет возвращаться из поездок. Эксперимент...

- Ладно, ладно, прости. Прости, говорю! Может, это действительно для Асинкрита единственный шанс?

- Конечно. И рад, что Виктор Иванович позвонил именно мне, хотя мог позвонить куда-нибудь в Новгород или Кострому. Значит, он верит мне.

- А когда должен приехать Асинкрит?

- Разве я тебе не сказал? Через два дня.

- Так скоро?

- А почему ты задергалась, Галочка? Я уже дал команду, квартиру ему ищут. В крайнем случае, одну ночку заночует у нас.

- Папочка, - подала голос Ася, - я вот посмотрела на календарь – послезавтра полнолуние. Ты не боишься волка домой приводить?

***

Ночью супруги долго не могли уснуть. Вадиму Петровичу не давала покоя фраза жены о том, что ей не хотелось бы погружаться вместе с Асиком в воспоминания о годах юности. Может быть, ей есть что скрывать от него, законного мужа? Нет, это чушь какая-то. Галочка и Асик – любимая жена и близкий друг – между ними никогда ничего не было, это он знал точно. Тогда почему? Или он видит черную кошку там, где ее нет? И вообще, в последнее время Вадим Петрович стал замечать, что ревнует Галину. Как психотерапевт он хорошо знал, ревность – признак неуверенного в себе мужчины. А откуда ей взяться, уверенности? У него сначала появилась лысина, затем брюшко, потом одышка. Или сначала брюшко, а затем лысина? Впрочем, какая разница. А Галочка, наоборот, расцвела. Успевает на этот... бодифлекс ходить, фиточаи с подругами гоняет в сауне...

И Вадим Петрович в сотый раз повернулся с левого бока на правый.

А Галина Алексеевна... Ей просто не спалось.

***

- Любашенька, какими судьбами? Впрочем, я всегда рад тебя видеть. – Вадим Петрович открыл дверь, на пороге которой во всей красе стояла подруга его жены – Люба Братищева.

- Аналогично, Вадик.

- Проходи. Галчонок сейчас душ примет и выйдет.

- Пусть не спешит. Я к тебе. И не одна.

- А с кем? – наивный Вадим выглянул за дверь. Там никого не было.

- Не с кем, а с чем, - и Люба торжественно приподняла пакет, сквозь который явственно виднелись очертания бутылки. – «Арарат». Прости, - вздохнула она, - что три звездочки, а не пять - зарплату задерживают.

- Если ты принесла мне коньяк, не дождавшись зарплаты, значит, я тебе очень нужен. Прав?

- Прав. Очень.

- Еще один твой коллега нуждается в анонимном лечении?

- Да пошли они в... сам знаешь куда, эти коллеги. Это мне нужна твоя помощь, понимаешь, мне?

- Ты нуждаешься в анонимном лечении?

Из ванной вышла Галя.

- А я думаю, с кем это мой суженый любезничает. Проходи, Любаша, поболтаем.

- Вообще-то я к твоему мужу.

- Кто-то из сотрудников «Верхневолжских зорь» упился в усмерть?

- Да вы что, с ума посходили? Нашли мать Терезу.

- Представляешь, Галочка, - смог вставить слово Вадим Петрович, - это сама Любаша нуждается...

- Я нуждаюсь только в одном: в участии! Понятно, Глазуновы? Ну... и еще в кое-какой помощи, - закончила она уклончиво.

- Ого, коньяк, да еще армянский. Как не помочь хорошему человеку? Правда, Вадим?

Несколько минут спустя, Люба продолжила.

- Не буду от вас скрывать, ребята, мне здесь тесно.

- У нас что ли? – удивился Глазунов.

- Господи, в городе нашем! В области. Газета на ладан дышит, писать нечего. Что хочешь – нельзя, что можно – не хочется.

- Ты прости, Люба, - заметила Галя, - ты не очень уж издалека начала?

- В самый раз. Так, давайте еще по чуть-чуть, и я продолжу. Стало быть, о чем я? Да, единственный шанс – Москва.

- Люба, там же квартиру снимать надо, а ты одна, у тебя ребенок....

- Галя, я все это знаю. Ты не думай, я не наивная. Без имени в Москве делать нечего. А как я могу составить себе имя?

- Как?

- Статьями. Сенсационными. Напиши я о том, как деревня вымирает или город спивается, - кто у меня это возьмет?

- Может, все дело в том, как написать, - осторожно вставил слово Глазунов.

- Вадик, не смеши меня. Пипл это не хавает.

- Не понял?

- Перевожу: народу это не интересно.

- А что ему интересно, Люба? – Коньяк дошел Вадиму до верхней коры головного мозга. – Как внук деда замочил? А вот мне интересно бы почитать о наших насущных проблемах.

- Ты не народ, Вадик, - спокойно отозвалась Люба.

- А кто же я? – опешил Глазунов.

- Вымирающий интеллигент. Ты никогда не читал «Экспресс-газету»?

- Не читал...

- Вот видишь. Но миллион людей ее читают. И я хочу публиковаться в ней. Да, да, не смотри на меня так. Еще хочу получать за свою работу нормальные деньги, - ты же знаешь - писать умею. Хочу нормально одеваться, хочу... купить машину, хочу, чтобы Олька моя...

- Люба, - остановила подругу Галина, - я тоже хочу, но мы не на митинге. Чуть тише, пожалуйста.

- Извините, увлеклась. Хочу – и мне не стыдно этого. И ты мне поможешь, Вадик.

- Каким образом? Расскажу о том, кто у меня лечится?

- Ой, ради Бога. «Экспресс-газете» так интересно, что нашего прокурора периодически отхаживают у тебя от белой горячки.

- А что будет интересно «Экспресс-газете»?

Люба сделала паузу.

- Человек-волк – вот что будет интересно.

Супруги переглянулись.

- Откуда ты узнала? – Галина отодвинула в сторону бокал.

- Откуда, откуда. Я же журналистка, мне по штату положено все знать. Лучше представь заголовок: «Оборотень с медицинским дипломом». Коллажик сделать – полная луна, наш Кремль и...

- Ты в своем уме, Люба? Он не волк, он – человек. Наш друг. Пусть пока больной, но мы его вылечим. Неужели из-за... Слушай, забирай свой коньяк и вали отсюда.

Вадим удивленно посмотрел на жену. Он не узнавал свою спокойную и даже немного флегматичную Галочку.

- Галчонок, ты немного резковата...

- Я резковата? Ты не понял, что хочет эта... карьеристка? «Оборотень с медицинским дипломом». Это ты, Люба, оборотень. Все, выметайся.

Братищева растерялась.

- Галя... я, конечно, извиняюсь... ты думаешь, я действительно что-то плохое предложила?

- Плохое? Любочка, ты чудовище!

- Но ведь они все... в газетах пишут. – И вдруг Люба заплакала. Супруги сидели молча. Люба плакала, по-детски утирая слезы.

- Не жалобь меня, слышишь, не жалобь. Я все сказала, что о тебе думала.

- Ты неправильно ду-думала. Я от-от нищеты устала. А когда узнала про-про волка... по-по-думала, что это последний шанс. Вот.

- Дуреха ты, Любка... Ладно, извини, я тоже вспылила. Давай сделаем так. Наш друг приедет завтра вечером. Может, даже лучше, если будут еще люди...

- Ты меня приглашаешь? – все еще всхлипывая, спросила Люба.

- Приглашаю.

- А как, кстати, его зовут?

- Асинкрит, Асинкрит Васильевич.

- Так, значит Асю, в честь его назвали?

- Он у нас свидетелем был на свадьбе. И вообще... это наш самый близкий друг.

- Слушайте, ребята, простите меня.

- Все, проехали.

- А Лизу пригласишь?

- Конечно.

- Только если она пойдет. Не сутками же ей в своем музее сидеть?

- Посидим, поговорим. Только без «Экспресс-газеты», договорились?

- Слово даю.

- А теперь колись: откуда информация. Хорошо, не говори, только кивай: Ася рассказала Оле...

Люба кивнула два раза.

- Все понятно. Придется поговорить с дамой.

В соседней комнате раздался топот босых ног.

Глава пятая.

Посмотри в мои глаза.

- Вот видишь, а ты переживала, - Вадим Петрович подошел к жене, которая мыла, оставшуюся после гостей посуду.

- Я переживала, а ты нет?

- Я тоже, конечно...

- «Я тоже» - передразнила Галина мужа. – А ты совсем осип.

- Это все ради Асинкрита: приходилось говорить медленно и громко.

- Понимаю. Ты у меня молодец.

- А уж ты... Хорошо, Галчонок, придумала...

- В смысле?

- В смысле гостей пригласить. Время пообщаться с Асинкритом у нас с тобой еще будет, зато... Короче, солнышко, ты меня поняла.

Галина с улыбкой повернулась к мужу:

- Нет, не поняла.

- Я очень за первые минуты переживал. А он молодец. Правда, с прежним Асиком контраст разительный – тот всегда был душой общества, а этот... диковатый пока.

- Диковатый... Себя поставь на его место. Приходишь в незнакомый дом, а там уйма народа. Поневоле дичиться начнешь. Так, мне надо Асинкриту постель стелить, а ты иди, пообщайся с ним.

- Пойдем вместе. Пожалуйста!

- Боишься? – насмешливо протянула Галина.

- С чего ты взяла? Просто я всегда боюсь моментов неловкости.

- Я и говорю – боишься. Ладно, пошли.

Асинкрит сидел на диване в большой комнате и листал журнал.

- Ты устал, наверное? – растягивая слова, очень громко спросил Сидорина Вадим Петрович.

- Самую малость, - поднимаясь, ответил Асинкрит.

- Ты сиди, Асик, сиди, – продолжал Глазунов с той же интонацией, - поговорим по душам. Как тебе наши друзья?

- Очень приятные люди. Особенно Сергей Кириллович.

- Это Романовский, мой коллега. Тоже психотерапевт. Практики – более двадцати лет.

- Понятно.

- А как тебе девочки, Асинкрит? – вступила в разговор Галина?

Сидорин, словно очнувшись, посмотрел на нее.

- Асик, Галя спрашивает про своих подруг, - «перевел» вопрос жены Глазунов.

- А-а... Я подумал, что речь идет про Асю и Олю. Очень... приятные. И Люба и Лиза. Я правильно запомнил?

- Абсолютно, - Галина вслед за мужчинами села на диван.

- Только Лиза... – чувствовалось, что Сидорин тщательно подбирал слова, - она вся в себе была, не с нами. А Люба да... веселая.

- Она всегда веселая, характер такой.

- Люба – очень известный в городе журналист, - пояснил Глазунов.

- Подожди, Вадик. Помолчи немножко, ты и так всех утомил сегодня.

- Галчонок, ты несправедлива, - совершенно искренне обиделся Вадим Петрович.

- А про Алису ты все верно подметил, - Галина Алексеевна не обратила на обиду мужа никакого внимания. – Трудно ей сейчас.

- Алису?

- Просто мы Лизу Толстикову Алисой зовем. Так вот у нее...

- Где-то я слышал это имя. Я с Алисой раньше не мог быть знаком?

- Вряд ли, Асинкрит. Она лет на пять моложе нас. Миша, муж ее, царство небесное, привез ее откуда-то с севера.

- Она родом из Великого Устюга, - подал голос обиженный Глазунов.

- Или из Вологды...

- Я же сказал, из Великого Устюга!

- Хорошо, но все-таки спрошу у нее самой...

- Вот погляди, Асик, ей говоришь: знаю точно, а она....

Галина Алексеевна махнула рукой в сторону мужа.

- Не обращай на него внимания, Асинкрит. Любит по пустякам заводиться. – И продолжила:

- Три года они с Мишенькой душа в душу прожили. Ты не представляешь, какая красивая была пара.

- С ним что-то случилось? По лицу Сидорина было трудно понять, интересен ему разговор или он сопереживает из вежливости, дабы поддержать беседу.

- Миша занимался машинами.

- Он шофер? Авария?

- Если бы. Перегонял иномарки из Польши. И пропал. Представляешь, они уже квартиру купили, Алиса на шестом месяце была.

- На шестом месяце? Что это значит?

- Ребеночка ждала. Ну и вот, в одночасье все рухнуло. Мишу во всесоюзный розыск объявили.

- Во всероссийский. Сейчас нет Союза,- это вновь Глазунов. И, немного ехидно:

- Прости, я перебил тебя.

- Не прощу. Я знаю, что говорю. Мишу не только в России искали, но и в Белоруссии.

- Нашли?

- Нашли-то нашли, да что толку – мертвого. Полгода назад банду взяли. Раскрутили их хорошенько... Короче, они Мишу убили.

- За что? – Сидорин в упор посмотрел на Галину Алексеевну. Та даже растерялась.

- Как за что? За деньги, за машину...

- Асик, я понимаю, - вновь в квартире загремел глазуновский баритон, - ты отстал... от жизни. Сейчас убить человека ничего не стоит. Вот так и живем, как волки.

- Вадик, ну не все же такие? Просто Алисочке не повезло... Да, а ребеночка она потеряла... Мы ее, конечно, поддерживаем, как можем, но, сам понимаешь... Вот и сегодня, еле-еле ее к нам затащила. Сидит сутками в своем музее.

- Галочка, я же объяснял тебе как психотерапевт: работа – спасение для Алисы.- И уже к Сидорину, вновь медленно и громко:

- Алиса по профессии архитектор. Всю жизнь себе мечтала построить дом, чтобы от чертежа и до последнего кирпича все самой. Когда главный архитектор подмахнул не глядя разрешение на снос одного старого дома в центре города, Толстикова сказала ему все, что она думает про него.

- Так уж и не глядя, Вадик?

- Галочка, это же ирония. Конечно, глядя. Конечно, не даром. Сейчас там особняк одного нашего чинуши... С работы Алисе пришлось тогда уйти. Слава Богу, Миша ее здорово в то время поддержал. Мы с Галочкой Лизу в музей пристроили...

- Не преувеличивай, Вадик. Просто слово замолвили. Да и много ли желающих за такую зарплату в этих казематах сидеть и пыль веков глотать?

- Согласен, Галчонок. Алиса старинной архитектурой занимается, художниками.

- А у Любы все хорошо? – неожиданно спросил Сидорин.

- Без мужа ребенка нажила, одна дочку растит, без бабушек и дедушек. Что же здесь хорошего? – ответила гостю Галина Алексеевна.

- А где же муж? – продолжал задавать вопросы гость.

- Асик, ты такой наивный! – впрочем, Вадим Петрович тут же спохватился:

- Прости! Гуляет где-то.

- Вадим, скажи, почему ты так громко говоришь? У тебя что-то со слухом? Я, может, и псих, но вовсе не глухой.

Глазунов от удивления даже открыл рот. Галина рассмеялась. Ей стало вдруг легко. Какой-то порог, стоявший между ней и Сидориным, разом исчез: напротив сидел знакомый Асинкрит: спокойный, с веселыми искорками в глазах.

- Я думал... чтобы лучше... понимал. А ты выходит все...

- Скажем так – почти все. Наверное, Виктор Иванович тебе не все успел объяснить. Я уже давно из больницы. И работаю месяца четыре.

- Вот как? Занимаешься волками?

- Если можно так сказать. Жил и работал в Тамбове...

- В Тамбове. А почему?

- В моих вещах, когда их нашли там... в автобусе, была газета «Тамбовская жизнь».

- Понятно. Решили оттуда начать? Ну и как?

- Пока ничего, а там посмотрим.

- Асинкрит, почему же ты раньше не сказал Вадиму, чтобы он... потише говорил? – спросила Галина Алексеевна.

- Чтобы не поставить его в неловкое положение, - очень просто ответил Сидорин. – Ты же сейчас засмеялась, а тогда было еще больше народу.

Глазунова с интересом посмотрела на Асинкрита.

- Значит, чтобы не поставить в неловкое положение?

- Ну да. У нас, у волков то есть, да в принципе у всех животных есть альфа-самцы...

- Кто?

- Альфа-самцы, так по-научному. Хозяева. Вожаки. На этой территории – Вадим альфа.

- Ты поняла? – торжествующе взглянул на жену Глазунов. – Спасибо, Асик, за солидарность.

- Вообще-то очень спорный вопрос – альфа ты или нет, дорогой.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Стоп, ребята, не надо, - примирительно поднял руку Сидорин.

Неожиданно скрипнула и чуть приоткрылась дверь. В проеме появилось лицо Аси.

- Дядя Асинкрит, а еще про альфов расскажите, пожалуйста.

- А ну спать немедленно, негодница, - вскинулась на дочь Галина, - я думала она уже третий сон видит...

- Как же, с вами увидишь. Папа как рихонская труба.

- Какая? – не выдержав, рассмеялся Глазунов-старший.

- Рихонская. По телевизору говорили.

- Глупая. Иерихонская.

- Какая разница?

- Вот именно. Господи, кто придет нам на смену?

- Не ругайся, Вадим, - улыбнулся девочке Сидорин. – Что тебя интересует?

- Что должны делать альфы?

- Охранять свою территорию, охотиться, заботиться о том, чтобы каждый год появлялись волчата. Или поросята, смотря о ком идет речь.

- Лучше пусть идет о волках. Что в кабанах интересного?

- Что интересного? А вот представь – конец зимы, вся еда под снегом, снег в феврале – сплошной наст, то есть застывшая корка. Чем питаться поросятам и свиньям? И вот по снежной целине впереди стада движется кабан. Движется как танк, да он и есть танк – триста килограммов веса, клыки, которые острее бритвы. И кабан вспахивает эту целину до земли, а уж те, кто следует за ним, найдут под снегом то, что им нужно.

- Вот это да! А если навстречу волк?

- Один волк?

- Да.

- Он же не глуп, чтобы перейти дорогу такому «танку». Впрочем, тигр тоже обойдет его стороной. Если стая волков – это другое дело. Стая может все.

- А если в волчьей стае кто-то не понравится альфе?

- Договоримся называть его матерый. Опять повторю, волки совсем не глупы: они сделают все, чтобы не злить матерого. А вот если на территорию стаи придет пришлый... Я ему не завидую.

- Прогонят?

- В лучшем случае, а то загрызут и съедят, – спокойно ответил Сидорин.

- Они что, людоеды? – не удержалась Глазунова.

- Им нужно жить. А чтобы жить, волку нужно мясо и вода. Лишний рот, точнее пасть – это конкурент, мешающий выжить. Сурово, но справедливо.

- Ты находишь?

- Они же волки, Галина.

- Дядя Асинкрит, а у матерого какая жизнь – плохая или хорошая?

- Вот это вопрос, тезка, - засмеялся Сидорин. – Скажу так: настоящая. Когда каждый день к тебе может придти смерть, поневоле проживаешь его... до донышка.

- Как это?

- То есть, по-настоящему, сполна, дочка – пояснил Глазунов.

- Понятно, только «до донышка» лучше.

- Какая разница как назвать, - было видно, то Сидорин где-то сейчас далеко-далеко. – Пуля, капкан, отрава, клыки кабана, рога сохатого – все и всё против тебя. И даже первоярок спит и видит, как ты ляжешь перед ним на спину...

- Дядя Асинкрит, кто такой первоярок, и почему он спит...

- Дочка, не слишком ли много вопросов. Не видишь, дядя Асик очень устал.

- Ничего, - грустно улыбнулся Сидорин. – Обещаю, придет время – и я все тебе расскажу. И о первоярке, и о чем он мечтает. Сейчас уже действительно поздно, иди спать.

К удивлению родителей, Ася не стала возражать и канючить. Попрощалась – и ушла к себе.

- Да, пора спать, завтра успеем поговорить, - поднялась Галина. – Асинкрит, я тебе на диване в кабинете Вадима постелила. Вот увидишь, будет удобно.

- Спасибо.

Когда жена вышла, Глазунов, перейдя вдруг на шепот, спросил друга.

- У меня тоже вопрос, послушай. Только если, что не так, скажи сразу.

- Хорошо, спрашивай, - устало откликнулся Сидорин.

- Мне Виктор Иванович говорил, что ты вместо лиц видишь... ну, ты меня понимаешь.

- Раньше видел.

- А теперь?

Асинкрит пристально посмотрел на Глазунова.

- Я вижу человеческие лица. Обычные лица.

- Это чудесно.

- Я тоже так считаю.

- То есть ты перестал...

- Нет, не престал, - спокойно ответил Сидорин, - у каждого из нас есть глаза.

- Я тебя не очень понял.

- Чтобы увидеть перед собой человека с сердцем крысы, не обязательно, чтобы он имел крысиную голову. Ведь так? Зато у него есть глаза, через которые я увижу его сердце.

Они замолчали. Неожиданно Глазунов тихо, почти просяще спросил:

- А что ты увидел в моих глазах? На кого я... похож?

- Петрович, кто-то говорил о последнем вопросе?

- Асик, ты ушел от ответа.

- Я не ушел. Повторю то, что сказал твоей дочери: всему свое время.

- Ушел...

- Ладно. Человека я вижу, Вадик. Хорошего человека.

- Правда?

- Волки жестоки, но не льстивы. Мы... они... не шакалы.

- Ты не волк, Асик.

- Я не знаю кто я – и это самое печальное.

- Ты должен...

- Вадим, давай не будем об этом. И вообще, у меня к тебе просьба.

- Слушаю.

- Я благодарен за все, что ты делаешь для меня, но все-таки определись.

- В каком смысле?

- Кто ты для меня – доктор или друг.

- Но я хотел...

- Мне нужен друг, Вадим. Понимаешь?

- Кажется, да.

- И еще. Не зови меня больше Асиком. Я же не щенок.

Глава шестая.

Собиратель.

В хлопотах, связанных с переездом и обустройством на новом месте незаметно летели для Сидорина последние дни лета. И не будь помощи Глазуновых и Братищевой, ему пришлось бы совсем несладко. Но все постепенно образумилось и, как любил говорить Вадим Викторович, «устаканилось». Сидорин собрался в свою первую командировку на север области, в край лесных озер и непроходимых еловых чащ.

За день до отъезда Асинкрит позвал к себе семью Глазуновых и журналистку, которая своей энергией и неиссякаемым оптимизмом, открытостью и всяким отсутствием жеманности расположила его к себе.

Глазуновы пришли с бутылкой шампанского и целой сумкой, буквально забитой альбомами. Супруги показывали Сидорину фотографии и совсем новые, и те, черно-белые, любительские, что запечатлели пору их студенческой юности. Асинкрит словно ребенок показывал пальцем на снимки: «А кто это?» «Что с ним сейчас?» Супругам явно нравилось вести друга по тропе воспоминаний, и они, перебивая друг друга, торопились рассказать как можно больше. Любаша сидела за столом, подперев подбородок рукой, румяная и захмелевшая, и с улыбкой смотрела на этих людей.

- Давно мне так не было хорошо, ребята, - сказала она, воспользовавшись паузой, во время которой Петрович извлекал из сумки новый альбом. Галина удивленно посмотрела на подругу:

- А я думала, что ты скучаешь.