Либертаризм: хаиек и Нозик 1 page

Либертаризм — течение в современном либерализме, которое делает акцент на правах и свободах индивида, формирующихся под влиянием общины, а государству при этом отводится минимальная роль. Либер­таризм из всех современных идейных течений, пожалуй, ближе всего подходит к анархизму. Он видит в государстве источник подавления свободы человека, нарушения его прав, искажения свободы рынка.

Все либертаристское движение можно разделить на две большие группы: либертаристов-прагматиков и принципиальных либертаристов. Прагматики защищают идею «минимального государства», но от­нюдь не потому, что защищаемые ими права человека священны, а по­скольку ограничение его функций защитой таких прав создает целый ряд преимуществ. Кредо этой группы достаточно ясно выражено Фрид­рихом фон Хайеком, писавшим, что если мы хотим удовлетворить же­лания людей, то следует отвести государству меньшую роль, а рынку большую, дав ему возможность использовать всю имеющуюся инфор­мацию о характере людских устремлений. Некоторые либертаристы полагают, что подобное ограничение роли государства позволит увели­чить производство, соответственно, максимизировать пользу, и обеспе­чить производство с максимальной эффективностью.

Фридрих фон Хайек является весьма показательным примером «со­временной» версии политической теории либертаристского прагматиз­ма. Его труды дают солидное гносеологическое обоснование опровер­жению основ социал-реформистской политики в духе «государства все­общего благоденствия». Хайек писал, что

«ничто так не разрушительно для юридических гарантий индивидуаль­ной свободы, как стремление к миражу социальной справедливости»³.

Одно время его теория рассматривалась в качестве возможной аль­тернативы кейнсианству. В процессе критики политики «государства всеобщего благоденствия» идея Хайека о том, что нарастание государ­ственного вмешательства в экономику имеет свои пределы, за которы­ми оно начинает приводить к стагфляции и представлять угрозу самому существованию рыночной системы, по существу, оказалась одним из краеугольных камней при разработке программы «рейганомики». Уже начиная с 80-х годов Хайек пытался показать, что не существует «сред­него пути» между капитализмом и социализмом. Утверждая, что рацио­нальный экономический расчет при социализме в принципе невозмо-

³ Hayek F. A. New Studies in Philosophy. Politics and the History of Ideas. Chicago: Chicago university press, 1978. P. 111.

жен, он противопоставляет ему капиталистический рынок, предлагая прежде всего рыночные способы регулирования экономической и политической жизни.

Хайек был непримиримым и последовательным противником пере­устройства общества по умозрительно сконструированным схемам и идеальным моделям. В своей известной книге «Дорога к рабству» (1944 г.) он показал, что даже умеренное огосударствление экономической жизни ведет в конечном счете к установлению тоталитаризма. Он был убежден, что общества, полагающиеся на конкуренцию, в конечном счете успешнее других достигают своих целей — вывод, который, по его мнению, подтвержден всей историей современной цивилизации.

Хайек довольно ясно различал «хозяйство» и «рыночный процесс». Хозяйство, в его понимании, это организация или социальное устройст­во, где некто сознательно размещает ресурсы в соответствии с единой шкалой целей. В создаваемом рынком спонтанном порядке ничего этого нет. Спонтанное рыночное хозяйство (состоящее из бесчисленного множества индивидуальных экономических структур), по Хайеку, обладает двумя преимуществами.

Во-первых, спонтанный экономический порядок использует знание всех его членов (а не только организатора хозяйства).

И, во-вторых, цели, которым он служит, являются частными целями индивидов во всем их разнообразии и противоречивости. Единственная цель, общая для всех, — это создание условий, при которых шансы лю­бого случайно выбранного индивида на как можно более эффективную реализацию его целей были бы весьма велики. Именно это и имеется в виду, когда утверждается, что рыночный порядок обеспечивает макси­мум и оптимум по сравнению с упорядоченным социалистическим хо­зяйством.

Вместе с тем Хайек признает, что диктат рынка несет в себе угрозу свободе индивида. Конкуренция создает нечто вроде безличного при­нуждения, заставляя многих индивидов перестраивать свой образ жизни так, как были бы бессильны изменить его какие угодно инструкции и команды.

В то же время Хайек возражал против причисления его к сторонни­кам «свободного предпринимательства» без всяких ограничений. Опре­деленные барьеры необходимы, но это должны быть не искусственные препоны, создаваемые государством, а естественные, спонтанно возни­кающие в процессе социокультурной эволюции. Эти правила, прежде всего, включают отказ от присвоения чужой собственности и выполне­ние добровольно взятых на себя обязательств. Они воплощают в себе коллективный опыт множества поколений по разрешению конфликтов, а также обеспечивают преемственность традиции.

LAISSEZ-FAIRE — буквально «разрешать делать». Это система свободного рыночного обмена с абсолютным минимумом контроля со стороны прави­тельства.

Принцип естественного отбора — выживание наиболее приспособ­ленных социальных институтов — переносится Хайеком на историю человеческого общества. Этот отбор выдерживают лишь те системы правил (от религии и идеологии до способа организации производства), которые обеспечивают для применяющих их групп наилучшие условия для выживания, т.е. наиболее высокий уровень жизни — возможно большему числу людей.

В этом свете он рассматривает и проблему справедливости. С точки зрения Хайека, в принципе неверно увязывать справедливость с какой-либо целью распределения. Никакой индивид или группа не осуществ­ляют общее распределение богатства или какой-либо другой вещи. По­этому неправильно утверждать, что распределение может быть неспра­ведливым, поскольку это определение применимо только к действиям людей. Хайек делает вывод, что любые пути распределения существен­но противоречат свободе. Таким образом, в обществе со свободным рынком товаров, где конечный результат экономической деятельности является не следствием сознательного выбора, а результатом бесчис­ленных разрозненных выборов отдельных индивидов, вообще не может появиться идея перераспределительной справедливости, а попытки вве­сти распределение разрушительны для свободы и индивидуальности в обществе⁴. Это вполне ясная идеологическая позиция, которая отдает предпочтение вполне определенной форме свободы.

«У нас не было намерения делать фетиш из демократии. Очень похоже на то, что наше поколение больше говорит и думает о демократии, чем о тех ценностях, которым она служит. К демократии неприложимо то, что лорд Эктон сказал о свободе: что она "не средство достижения высших политических целей. Она сама по себе высшая политическая цель. Она требуется не для хорошего управления государством, но в качестве га­ранта, обеспечивающего нам право беспрепятственно стремиться к осу­ществлению высших идеалов общественной и частной жизни". Демо­кратия по сути своей — средство, утилитарное приспособление для за­щиты социального мира и свободы личности. Как таковая она небезу­пречна. Не следует забывать и того, что часто в истории расцвет куль­турной и духовной свободы приходился на периоды авторитарного правления, а не демократии, и что правление однородного, догматично-

⁴ Hayek F.A. The Mirage of Justice. London: Routledge and Kegan Paul, 1976. P. 62.

го большинства может сделать демократию еще более невыносимой, чем худшая из диктатур. Мы, однако, стремились доказать не то, что диктатура ведет к уничтожению свободы, а то, что планирование приво­дит к диктатуре, поскольку диктатура — идеальный инструмент насилия и принудительной идеологизации и с необходимостью возникает там, где проводится широкомасштабное планирование. Конфликт между де­мократией и планированием возникает оттого, что демократия препят­ствует ограничению свободы и становится, таким образом, главным камнем преткновения на пути развития плановой экономики. Однако, если демократия откажется от своей роли гаранта личной свободы, она может спокойно существовать и при тоталитарных режимах. Подлинная диктатура пролетариата, демократическая по форме, осуществляя цен­трализованное управление экономикой, подавляет и истребляет личные свободы не менее эффективно, чем худшие автократии.

Обращать внимание на то, что демократия находится под угрозой, стало модно, и в этом таится некоторая опасность. Отсюда происходит ошибочное и безосновательное убеждение, что, пока высшая власть в стране принадлежит воле большинства, это является верным средством от произвола. Противоположное утверждение было бы не менее оши­бочно: вовсе не источник власти, а ее ограничение является надежным средством от произвола. Демократический контроль может помешать власти стать диктатурой, но для этого следует потрудиться. Если же де­мократия решает свои задачи при помощи власти, не ограниченной твердо установленными правилами, она неизбежно вырождается в дес­потию.

Когда правительство должно определить, сколько выращивать сви­ней или сколько автобусов должно ездить по дорогам страны, какие угольные шахты целесообразно оставить действующими или почем про­давать в магазинах ботинки, — все такие решения нельзя вывести из формальных правил или принять раз навсегда или на длительный пери­од. Они неизбежно зависят от обстоятельств, меняющихся очень быстро. И принимая такого рода решения, приходится все время иметь в виду сложный баланс интересов различных индивидов и групп. В конце кон­цов кто-то находит основания, чтобы предпочесть одни интересы дру­гим. Эти основания становятся частью законодательства. Так рождаются привилегии, возникает неравенство, навязанное правительственным аппа­ратом...

Государство должно ограничиться разработкой общих правил, при­менимых в ситуациях определенного типа, предоставив индивидам сво­боду во всем, что связано с обстоятельствами места и времени, ибо только индивиды могут знать в полной мере эти обстоятельства и при­спосабливать к ним свои действия. А чтобы индивиды могли сознатель­но строить планы, у них должна быть возможность предвидеть действия правительства, способные на эти планы влиять. Но коль скоро действия государства должны быть прогнозируемыми, они неизбежно должны определяться правилами, сформулированными безотносительно к ка-

ким-либо непредсказуемым обстоятельствам. Если же государство стре­мится направлять действия индивидов, предусматривая их конечные ре­зультаты, его деятельность должна строиться с учетом всех наличест­вующих в данный момент обстоятельств и, следовательно, является не­предсказуемой. Этим объясняется известный факт, что, чем больше го­сударство планирует, тем труднее становится планировать индивиду...»

Фридрих фон Хайек. Дорога к рабству.

Принципиальный либертаризм отличается от прагматического, главным образом, тем, что он рассматривает права, защищаемые «ми­нимальным» государством, как естественные или фундаментальные. Права — есть благо в себе, а не в силу каких-то случайных причин, причем благо высшей значимости, которым нельзя пожертвовать ради какой-то другой цели.

Наиболее видным представителем этого течения либератаризма яв­ляется Роберт Нозик. Большая часть его основной работы «Анархия, государство и утопия» была представлена в качестве альтернативы «Теории справедливости» Роулса⁵.

Во многих отношениях Роберт Нозик — полная противоположность Джону Роулсу, начиная от происхождения (Роулс — «один из последних героев Скотта Фиццжеральда», элита из Новой Англии; Нозик — выхо­дец из бедной еврейской семьи в Бруклине), личных качеств (скромно­сти и даже замкнутости Роулса, и заметного стремления к славе и из­вестности у Нозика) и вплоть до отношения к политике (Роулс — политический философ кантовского склада, либерал; Нозик — либерта-рист, активный участник студенческих движений в молодости, склон­ный к анархизму и позднее признанный идеолог неоконсерватизма). Эта разница, однако, отнюдь не мешала им сотрудничать на протяжении десятилетий как коллегам по Гарвардскому университету.

Интерес к проблемам политической философии пробудился у Робер­та Нозика после внимательного ознакомления с трудами консерватив­ных философов и экономистов Фридриха Хайека и Мильтона Фридмэ-на. Знакомство с «Теорией справедливости» Джона Роулса вдохновило его на «ответ». В результате появилась книга «Анархия, государство и утопия», содержащая комментарий проблем, затронутых Роулсом, с позиций либертаризма. Этот труд не только вызвал большой интерес в академических кругах, но так же, как роулсовская работа, оказал пря­мое и непосредственное влияние на разработку политических программ и политические дискуссии в США и ряде других западных государств. В 1975 году он был удостоен Национальной премии за лучшую книгу года.

⁵ Nozick R. Anarchy, State and Utopia. New York: Basic Books, 1974.

Работа Нозика — фундаментальное политико-философское осмыс­ление основных идей либертаристского кредо. Будучи крайней формой либерализма, либертаризм проводит различие между ценностями инди­видуальной свободы и ценностями благосостояния и равенства. Опира­ясь на эту единственную ценность свободы, он пытается сформулиро­вать правила того, что индивиды могут делать по отношению друг к другу, какова их роль в организации государства и какой властью это государство вообще должно обладать.

Характерно, что сфера влияния индивида совпадает с властью, воз­лагаемой на него капиталистической экономикой, или экономикой сво­бодного предпринимательства. Индивид обладает формальной властью обретения собственности, покупки и продажи ее, найма рабочей силы и продажи своей собственной рабочей силы. Он может разбогатеть или разориться — все зависит только от него самого, от его способностей, усилий, везения, наконец. Государство со своей стороны может лишь обслуживать эту систему. Оно может предпринимать какие-то действия, вплоть до наказания, ради предотвращения применения силы (убийств, ограблений и т.д.) и мошенничества, но оно не имеет права облагать собственность налогами или конфисковывать ее во имя того, чтобы ока­зать помощь нуждающимся, или же организовывать общественные ра­боты для сокращения безработицы. Бедные сами должны о себе позабо­титься, или же рассчитывать только на милосердие. Пенсии или страхо­вание здоровья допустимы и могут существенно снизить риск наступ­ления трудных времен, однако любые коллективные попытки решения этих вопросов вне пределов защиты личности и ее правомерной дея­тельности должны быть переданы в сферу добровольных клубов и ассо­циаций.

Взгляды такого типа отстаивала целая плеяда политических мысли­телей разных времен, начиная от Адама Смита и кончая Мильтоном Фридмэном, придавшего этим идеям утилитаристскую легитимацию: данная система является законной в силу ее эффективности, поскольку в результате положение каждого гражданина улучшится. Но коль скоро данное утверждение труднодоказуемо, эгалитаристские системы пред­ставляются с позиций утилитаризма в качестве более предпочтитель­ных, поэтому либертаристы обратились к другому политико-философскому основанию своих воззрений. Нозик предлагает взять в качестве такого основания определенную концепцию индивидуальных (моральных или естественных) прав.

«У индивидов есть права и существуют вещи, которые никакая другая личность или группа не могут сделать по отношению к нему, не нару­шая этих прав»⁶, —

это утверждение в самом начале книги «Анархия, государство и уто­пия» уже достаточно ясно обозначает точку отсчета принципиального либертаризма.

Причем Нозик полагает, что речь идет не только об уважении этих прав, а о том, что они должны обладать статусом фундаментальных или более или менее абсолютных ограничений. Понятие «права как ограни­чения», или, как он иногда поясняет, «ограничение моральной стороны» означает, что речь идет о гарантиях защиты каждой личности. Абсо­лютный характер данного ограничения предполагает, что индивидуаль­ные права не могут быть нарушены ради решения каких-либо социаль­ных целей, например, целей благосостояния или безопасности всего общества. Наконец, он рассматривает эти права как фундаментальные, т.е. они есть благо в себе и не зависят от внешних целей, будучи осно­ванием морального мышления. Но если индивидуальные права прини­маются в качестве отправного пункта, то вполне логична идея «мини­мального» государства как лучшего из возможных способов гарантиро­вания этих прав. Более сильное государство непременно станет нару­шать эти права, если только оно не опирается на анонимное согласие всех граждан, ибо, помимо всего прочего, у людей есть также право на отказ от своих прав.

«Минимальное» государство более предпочтительно, чем анархия, поскольку последняя не может дать гарантий защиты индивидуальных прав. Кроме того, у него больше возможностей для того, чтобы стать узаконенным, нежели у государства перераспределительного типа, ко­торое не в состоянии опираться на полное согласие своих граждан и поэтому обязательно предполагает принуждение вплоть до открытого насилия по отношению к какой-то их части.

Первый принцип, введенный в теорию Нозика, таким образом, за­ключается в том, что каждый индивид обладает тремя фундаменталь­ными правами: во-первых, правом на физическую безопасность, во-вторых, правом на неограниченные ничем свободы и, в-третьих на не­отчуждаемую собственность без его на то согласия. Нозик практически повторяет сказанное Локком о правах индивида в условиях «естествен­ного состояния».

Нозик пишет, что его взглядам на «хорошо организованное общест­во» противостоят две теоретические «угрозы»: идея безгосударственно-

⁶ Nozick R. Op. cit. P. IX.

го общества (анархия) и теория государства, выходящего за пределы «минимального», т.е. такого, которое берет на себя функцию перерас­пределения, или ставит перед собой цели развития, модернизации и т.д.

АНАРХИЗМ — политико-идеологическая концепция, требующая упраздне­ния государства и ликвидации всякой власти, имеющей возможность приме­нять принуждение. Она провозглашает своей целью общество с максималь­ной личной свободой, справедливым распределением материальных благ, в котором общие задачи выполняются по добровольному согласию. Термин «анархизм» введен в 1840 году П.-Ж.Прудоном.

Анархистский социальный порядок, не допускающий никаких при­нудительных действий со стороны государства, назван в качестве ис­ходной посылки в нозиковской аргументации. Данная позиция, а также сопутствующие ей обстоятельства — нерушимая свобода личности и абсолютное право собственности на свое тело и свои владения — во многом воспринимаются как данность. Права есть выражение «естест­венной свободы» и анархия — возможность их реализации. Нозик по­пытался показать, что место анархии может быть занято «минималь­ным» государством без нарушения анархической легитимности. Однако необходимым условием этого перехода становится добровольное согла­сие людей.

Сами же анархисты рассматривают любое движение в направлении принудительных институтов как аморальное, иррациональное и ненуж­ное — в их концепции «естественного состояния» никаких серьезных проблем вообще не возникает. Но это крайность. Многие мыслители анархистского толка все же предполагали наличие некоторых основа­ний, которые делали движение в направлении государственности ра­циональным и необходимым, например, ради выживания. Тем самым они признают аргументацию Т.Гоббса, изложенную им в «Левиафане». В любом случае моральность этой тенденции может придать только согласие, а далеко не все люди столь уж рациональны, чтобы принять это. При этом модель «общественного договора», некоего гипотетиче­ского контракта, т.е. согласия в малой группе, переносимое затем на всех граждан, считается неадекватной, ибо в соответствии с анархист­скими установками предполагается согласие именно всех, так как необ­ходимо уважать естественные права каждого человека.

Л.С.Мамут пишет:

«....Индивидуализм анархистского толка, сохраняя в себе идею противо­поставленности абсолютно самодовлеющей личности обществу как та­ковому, связывает ее (личности) свободу, полноценное бытие с тоталь-

ным упразднением всех политических форм. Этим он резко отличается от того буржуазного индивидуализма, которого придерживались, ска­жем, Т.Гоббс и другие идеологи, мыслившие по стандартам этатистско-

Любое государство воспринимается анархистским сознанием как аб­солютное зло, оно — источник всех социальных пороков.

Новизна подхода Нозика, попытавшегося преодолеть трудности, связанные с необходимостью согласия на введение любых государст­венных форм, заключается в его стремлении объяснить, каким образом государство может вырасти из естественного состояния без нарушения чьих-либо прав, однако не прибегая к идее «общественного договора».

Нозик пишет, что если бы даже существовало локковское «естест­венное состояние», т.е. если бы сбылась мечта анархистов, «минималь­ное государство» все равно появилось бы при двух условиях: во-первых, если люди будут действовать, руководствуясь собственным интересом; во-вторых, если они будут уважать права других людей, не нарушать их, или, по крайней мере, находить форму компенсации в случае нарушения. В сущности, этот аргумент представляет собой ква-зи-договорное узаконивание «минимального государства».

Образование государства, по Нозику, проходит четыре стадии.

Первая стадия. В силу неудобства «естественного состояния» инди­виды формируют «агентства защиты»⁸. Сначала, по-видимому, это бу­дут ассоциации взаимопомощи, объединяющие членов одной семьи или друзей, но скоро обнаружатся неудобства: все должны владеть оружи­ем, к тому же в группах такого типа легко возникают трения. В конце концов ассоциации обязательно уступят место «агентствам защиты», которые за соответствующую плату возьмут на себя роль арбитра, а также наказания виновных.

Вторая стадия. Одно из агентств или их объединение начнут доми­нировать на некоей территории⁹. При этом возникают три возможности:

1) если одно агентство выиграет все сражения, то оно, естественно, станет доминировать на данной территории, и люди окажутся перед выбором — либо присоединиться к нему, либо вообще остаться вне сферы действия какого-либо агентства;

2) если одно агентство выиграет на одной части территории, а вто­рое — на другой, то территория окажется расколотой так же, как и на­селение; будет установлена граница;

⁷ Мамут Л.С. Этатизм и анархизм как типы политического осознания. М.: Наука, 1989. С. 191.

⁸ Nozick R. Op. cit. P. 12—15.

⁹ Nozick R. Op. cit. P. 15—17.

3) если два агентства продолжают борьбу и ни одно из них не смо­жет добиться окончательного верховенства, то вероятнее всего они предпочтут третейский суд, тем самым сформировав объединение агентств.

На первых двух стадиях рациональный собственный интерес на­правляет людей в сторону «минимального государства». Однако пока еще называть государством возникшее образование рано. Новый режим

«очевидно, не обеспечивает защиту для всех на данной территории, как это делает государство, и он явно не обладает и не претендует на тот тип монополии на применение силы, которая обязательна для государства»¹⁰.

Третья стадия. «Агентства защиты» начинают защищать права сво­их клиентов от независимых индивидов¹¹. Основанием для этого являет­ся делегирование клиентом своего права на самозащиту тому агентству, которое уже доказало свое превосходство по сравнению с другими по­добными агентствами.

Четвертая стадия. Доминирующее агентство может как-то ком­пенсировать независимым лицам неудобство того положения, в котором они оказались, распространив и на них свою защиту или предоставив им средства для самозащиты¹².

Результатом этих четырех стадий развития и становится «минималь­ное государство». Оно предлагает защиту для каждого и провозглашает монополию на применение силы в том смысле, что лишает независимых лиц права на навязывание силой своих прав по отношению к другим индивидам.

И все же здесь есть и отличия от «минимального государства». Во-первых, независимые люди все еще могут навязывать свои права друг другу. Во-вторых, независимые платят налоги ниже уровня полноправ­ных членов общества. Может показаться, что в этом случае многим сно­ва захочется стать независимыми, однако мотив получения защиты от независимых окажется сильнее¹³.

Вывод Нозика означает: если кому-то нравится «естественное со­стояние» Локка, то есть все основания считать, что он признает и «ми­нимальное государство».

Под естественной свободой Нозик понимает обладание некоторыми «негативными» правами, т.е. правами по отношению к другим, прину­дительно вмешивающимся в наши дела, а также право на собствен­ность. Эти права противоположны по смыслу «социальным правам»,

¹⁰ Ibid. Р. 51.

¹¹ Ibid. Р. 101—108.

¹² Nozick R. Op. cit. P. 10—11.

¹³ Ibid. P. 113.

носящим позитивный характер, они также обращены к другим, но дают право на обладание чем-то (право на образование, право на пенсию и т.д.). Нозик же «позитивные права» отрицает в принципе, хотя и не рас­крывает в своей книге, на каких именно основаниях. Он как бы откла­дывает рассмотрение этой проблемы до выяснения моральных основа­ний его теории в целом. Вместо этого он рассматривает несколько слу­чаев, содержащих вопросы морали, с тем, чтобы обеспечить интуитив­ную поддержку своей теории и показать относительность других под­ходов. При этом приоритет отдается положению об уважении к людям в кантовской интерпретации (категорический императив и положении о моральной автономии индивида).

КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ — термин, введенный Иммануилом Кантом для обозначения того требования, которое предписывает нам делать что-либо безусловно, то есть независимо от того, что мы хотим, или от того, каковы наши цели. Согласно Канту мы осознаем принципы морали как Кате­горический императив. Он называет его высшим принципом морали. Смысл его заключается в следующем: «Поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла быть вместе с тем и принципом всеобщего законодательства». В работе «Основы метафизики нравственности» Кант писал: «Теперь я ут­верждаю: человек и вообще всякое разумное существо существует как цель сама по себе, а не только как средство для любого применения со стороны той или другой воли...»

Иными словами, речь идет о действиях, принимающих во внимание, что все человечество воплощается в каждом индивиде, и человек нико­гда не должен рассматриваться как средство, а не цель. Эта идея служит у Нозика нескольким задачам.

Нозик полагает, что она опровергает утилитаризм, ибо немногие люди могут быть использованы просто в качестве средства для увели­чения благосостояния других; отрицает патернализм, так как человек может оказаться средством для себя самого и своего собственного бла­гополучия; а также теорию справедливости Роулса, в особенности его принцип дифференциации, коль скоро таланты и собственность граж­дан могут быть направлены во благо наименее им ущи х групп. Очевид­но, однако, что ссылка на Канта отнюдь не служит подлинной основой для моральной философии Нозика. Нозик не ставит вопрос о признании кантовской моральной эпистемологии, создается впечатление, что его увлекает лишь интуитивная сторона выводов из Канта.

Отрицание любой формы государства, выходящей за пределы «ноч­ного сторожа» — «классической» либеральной метафоры — имплицит­но присуще правам, которые Нозик приписывает индивидам. Признание прав такого типа, фундаментальное для политической морали, автома-

тически предполагает отрицание любой теории справедливости, преду­сматривающей перераспределение богатства или предписывающей оп­ределенный тип деятельности. Государство, для того чтобы осуществ­лять эти функции, вынуждено будет постоянно нарушать права челове­ка.

В основе этого подхода лежит положение о высшей ценности есте­ственной свободы в политической сфере. В этом смысле Нозик не привносит ничего нового. Его вклад в развитие теории справедливости сводится в основном к общей классификации концепций социальной справедливости, которую он предлагает, а также в попытке выявить главные слабости всех других концепций (разумеется, за исключением своей собственной). Нозик полагает, что принципы справедливости мо­гут быть охарактеризованы в трех основных ипостасях: с точки зрения истории, целей и способа достижения критерия.

Исторический принцип справедливости ставит распределительную справедливость в зависимость от того, как она сложилась. Иными сло­вами, действия человека в прошлом, или же какая-то ситуация могут привести к созданию дифференцированных прав или вознаграждения за какие-то поступки.

Целевой принцип справедливости ставит распределительную спра­ведливость в зависимость от соответствия состоянию дел и какой-то структуры или цели.

Наконец, принцип справедливости как критерий увязывает распре­делительную справедливость с каким-то специфическим историческим фактом, характеристиками индивидов, такими, как моральная ценность, талант, производительность и т.п.

При такой классификации принцип дифференциации Роулса может быть отнесен к целевым принципам, поскольку он относится только к всеобъемлющим структурным результатам, а именно: благосостояние наименее имущих должно быть максимизировано. То же можно сказать и о разнообразных утилитаристских концепциях. Но такая концепция или теория справедливости, полагает Нозик, неприемлема, поскольку предполагает справедливость, индифферентную по отношению к лич­ной судьбе каждого человека. Судьба человека оказывается связанной с ней только в том смысле, соответствует ли она или нет наиболее пред­почтительной структуре, хотя интуиция подсказывает любому непред­взятому наблюдателю, что справедливость имеет смысл только по от­ношению к вполне конкретному человеку. Косвенный интерес, диктуе­мый прежде всего заботой о наиболее эффективной социальной струк­туре, явно недостаточен.