Возникновение экзогамии и рода. Превращение дуально-стадной организации в дуально-родовую 1 page

Завершение процесса формирования Homo sapiens было одновременно и окончанием процесса становления экзогамии, рода и дуально-родовой организации.

Выше уже были подробно рассмотрены причины, обусловившие завязывание половых отношений между членами разных коллективов и превращение этих отношений из случайности в правило. Как указывалось, на определенном этапе развития первобытного стада в результате расширения сферы действия половых табу сексуальные отношения между членами коллектива стали настолько ограниченными во времени, что не могли обеспечить нормального удовлетворения полового инстинкта и нормального воспроизводства основной производительной силы — самого человека. Единственным выходом из положения было образование дуально-стадной организации.

Половые отношения между членами разных коллективов, в отличие от подобных отношений между индивидами, принадлежавшими к одному стаду, могли осуществляться в любое время. Поэтому превратившиеся из случайности в правило междуколлективные половые отношения необходимо стали играть главную, решающую, основную роль в обеспечении удовлетворения полового инстинкта и нормального воспроизводства людей. Что же касается половых отношений внутри коллектива, то с возникновением дуально-стадной организации они перестали быть необходимыми и неизбежно превратились по существу в малозначащее дополнение к ставшим господствующими и преобладающими междуколлективными отношениями полов.

Возникновение дуально-стадной организации, обеспечившей полное удовлетворение полового инстинкта людей путем общения с индивидами, принадлежащими к другому коллективу, сняло все препятствия, мешавшие неограниченному расширению сферы действия половых табу. Результатом было быстрое возрастание длительности периодов воздержания от половых отношений между членами коллектива и сокращение числа промискуитетных праздников, приведшее к тому, что половое общение внутри коллектива было сведено до минимума, утратило всякое реальное значение и в конце концов фактически перестало практиковаться, за исключением лишь кратковременных периодов, приобретших чисто ритуальное значение оргиастических празднеств.

Происшедшее по существу полное вытеснение половых отношений из жизни коллектива в определенной степени было обусловлено потребностями развития производства. Половые отношения между членами коллектива и в этот период, возможно, в какой-то мере мешали производству орудий, охоте и другим видам хозяйственной деятельности. Но этим дело не исчерпывалось.

Как уже указывалось, на протяжении всего периода существования первобытного стада всем ходом жизни формирующихся людей в их головы вбивалось сознание опасности половых отношений между членами коллектива для самого коллектива, сознание того, что эти отношения вредно влияют на исход человеческой практической деятельности, что они угрожают самому существованию коллектива и тем самым его членов. Это стихийно вырабатывавшееся на протяжении десятков и сотен тысячелетий сознание вредоносности половых отношений между членами коллектива окончательно оформилось в эпоху завязывания и упрочения половых отношений между членами разных тотемистических стад.

Как уже было выяснено выше, скрещивание между членами разных тотемистических стад в необычайно короткий срок ликвидировало все вредные последствия предшествовавшего длительного инбридинга. Следствием завязывания половых отношений между членами разных коллективов было резкое возрастание рождаемости и появление необычайно жизнеспособного, крепкого и плодовитого потомства. Контраст между результатами половых отношений внутри коллективов и результатами половых отношений между членами разных коллективов был столь разительным, что не мог остаться незамеченным. Осознание вреда кровосмешения в таких условиях было неизбежно. И он был осознан, но своеобразно.

Вредные биологические последствия кровнородственного скрещивания, осознаваясь, выступали перед людьми этой эпохи как зримое, наглядное, конкретное проявление той социальной по своей природе опасности половых отношений между членами коллектива, убеждение в существовании которой навязывалось формирующимся людям на протяжении всей истории первобытного стада объективными условиями их жизни. Осознание вредных биологических последствий длительного и тесного кровнородственного скрещивания, становясь, возникало, таким образом, как форма осознания социальной по своему источнику опасности половых отношений между членами коллектива для коллектива. И тем самым бывшее до этих пор крайне смутным и неопределенным сознание опасности половых отношений между членами коллектива для самого коллектива, получая данную форму, оформляясь, становилось все более отчетливым. Так шло формирование, становление экзогамного табу, экзогамного запрета[118].

Формируясь как отражение становившейся реальной, объективной экзогамии человеческого коллектива, экзогамное табу оказывало обратное влияние на породившие его отношения, закрепляя возникавшую экзогамию. С окончательным оформлением экзогамного запрета тотемистическое стадо стало полностью экзогамным коллективом, окончательно превратилось в род, родовую коммуну.

Убеждение в том, что половые отношения внутри коллектива представляют для него величайшую опасность, оформившееся в период становления экзогамии и рода, настолько глубоко вошло в сознание людей родового общества, что, как об этом свидетельствуют данные этнографии, сохранялось долгое время спустя и после того, как причины, породившие его, давно уже исчезли. Экзогамное табу на всем протяжении существования и развития родового общества было одной из основных норм его морали. Нарушение экзогамного запрета рассматривалось как действие, навлекающее опасность на весь коллектив, как преступление против коллектива и сурово каралось. Обычным наказанием за нарушение экзогамии была смерть (Fison and Howitt, 1880, р.63–66; Codrington, 1889, 1891; Spencer and Gillen, 1899a, p. 100; Howitt, 1904, p. 183, 332; G.Brown, 1910, p.27; Rivers, 1914b, I; Frazer, 1914. IV, p.157; Powdermaker, 1933, p.266; Malinowski, 1948, p.389, 424–425 и др.).

С окончательным вытеснением половых отношений из жизни коллектива, с возникновением экзогамии половые отношения между членами разных коллективов из правила превратились в необходимость. В результате связь между двумя коллективами стала нерасторжимой. Дуально-стадная организация превратилась в дуально-родовую.

Дуально-родовая система возникла как социальная организация половых отношений между членами двух человеческих коллективов, т. е. как организация брачная. Первой нормой брака был, таким образом, брак не между индивидами, взятыми сами по себе, а между двумя родами, коллективами, группами людей, брак коллективный, групповой, дуально-родовой. О том, что первоначальные брачные отношения носили именно такую форму, свидетельствуют особенности классификационных систем родства турано-ганованского типа (Fison and Howitt, 1880, р.58–60; Rivers, 1907, 1914а, р.72–77; 1914b, II, р.80–85; 1932, р.66–67; Кричевский, 1936, с.260 сл. и др.).

Таким образом, на заре родового общества экономические, производственные отношения, с одной стороны, и половые, детопроизводственные-с другой, полное 1ыо исключали друг друга. Люди, входившие в состав одного хозяйственного коллектива, не могли вступать в половые отношения друг с другом. Производственный коллектив был строго экзогамным, т. е. был родом. Соответственно люди, имевшие право вступать в половые отношения, не могли принадлежать к одному хозяйственному коллективу. Они обязательно должны были входить в состав разных производственных ячеек общества, а следовательно, и жить раздельно. Если экономический коллектив был экзогамным, то дуально-родовой брак носил, если можно так выразиться, дисэкономический, а потому и дислокальный характер[119]. Взгляда на первоначальный брак как на дислокальный придерживались такие крупные советские этнографы, как С.П.Толстов (1935, с.34–35), А.М.Золотарев („Очерк истории родового строя", с.71–74, 94, 121). М.О.Косвен (19486, с.7–9; 1957, с. 126).

В силу дисэкономичности и дислокальности дуально-родового брака человек мог принадлежать только к тому коллективу, в состав которого входила его мать, и ни к какому другому. Принадлежность человека к полностью совпавшему с родом определенному хозяйственному коллективу была столь само собой разумеющейся, что никакой потребности в исчислении родства не было. Не было никакого счета родства, в том числе и материнского. Человек считался принадлежавшим к тому или иному роду вовсе не потому, что к нему принадлежала его мать, а потому, что действительно к нему принадлежал и ни к какому другому принадлежать не мог. Род практически был материнским, но это обстоятельство на той стадии никак не осознавалось и не играло никакой роли. Формой осознания единства первоначального рода, как и формой осознания единства позднего первобытного стада, был тотемизм.

Как уже указывалось в главе II, по вопросу о том, как образовалась дуально-родовая организация, существуют различные точки зрения. Одни ученые считают, что она возникла в результате разделения эндогамного коллектива на два экзогамных, другие — что она возникла в результате соединения двух ставших с ее образованием экзогамными первоначально совершенно самостоятельных коллективов. Из этих двух точек зрения единственно правильной, по нашему мнению, является вторая. Кроме приведенных выше данных, в пользу такого взгляда говорит обширный фактический материал, которым располагает этнографическая наука. На этом материале следует хотя бы коротко остановиться, ибо он позволяет уточнить некоторые моменты процесса становления дуально-родовой организации.

У довольно большого числа племен и народов, сохранивших дуальное деление, отмечено существование глубокого убеждения в том, что члены двух фратрий отличаются друг от друга рядом физических, а иногда и духовных особенностей, хотя объективными научными исследованиями реальных различий между ними не обнаруживается. Так, например, арунта говорили о членах одной половины как о „больших людях", а о членах другой как о „маленьких людях" и рассматривали первых как обладателей прямых волос, а вторых — как обладателей курчавых волос (Spencer and Gillen, 1927,1, p.42). Наделе никаких реальных различий между людьми двух половин племени ни в размерах тела, ни в характере волос обнаружено не было (1927, I, р.42; II, р.597–599). Существование подобного рода верований зафиксировано почти по всей Австралии (Mathew, 1910), причем они нередко сочетаются с легендами, повествующими о происхождении фратрий от двух различных групп предков, одна из которых пришла из далекой страны (Золотарев. 1931, с.67–68). Так, например, согласно преданию арапда (арунта), племя это образовалось во времена мангаркингер-кинна (= альчера) из неразвитых существ, делившихся на две строго отличные группы: жителей земли и жителей моря (Золотарев, 1931, с.67).

Существование глубоко укоренившегося убеждения в наличии физических и духовных различий между людьми, принадлежащими к разным фратриям, было отмечено на Новой Гвинее, Новой Ирландии, Новой Британии, о-вах Герцога Йоркского, Соломоновых, Санта-Крус, Банкс (Rivers, 1914в, і, р.22; II, р.502–507; 1932, р.28; Fox, 1919, p.122–123; 1924, р.34–37; Wirtz, 1924, S.97; Токарев, 1933, 2, с.73). Б.О.Долгих было выявлено существование пережитков подобных верований у нганасанов[120]. Важно подчеркнуть, что на всех перечисленных выше островах Меланезии подобного рода убеждение было неразрывно связано с преданиями об имевших место в прошлом вооруженных столкновениях между членами разных фратрий и с сохранявшейся до самого последнего времени ритуальной враждой между ними. „В старые времена, — писал У.Риверс (Rivers, 1914b, I, р.22), характеризуя отношения между фратриями в Меланезии, — члены двух фратрий ненавидели друг друга, и чувство вражды между ними и теперь еще существует". Существование ритуальной вражды между фратриями или более или менее отдаленных ее пережитков отмечено исследователями также у аборигенов Австралии, на о-вах Торресова пролива, на о, Онтонг-Джава, о. Тикония, о. Яп, о. Понапе, у игоротов Филиппин, в Индонезии, у нага Северо-Восточной Индии, буртиков, по всей древней Средней Азии, у народов Кавказа, Сибири (селькупов, кетов, эвенков, ульчей, нивхов, негидальцев, ительменов), в Древнем Египте, у гереро Африки, в Северной Америке (эскимосы, тлинкиты, ирокезы, крики, чикасава, чоктава, натчи, осэджи, виннибаго, хопи, пима, опата), у многих племен Южной Америки (кепикириват, бороро, канелла, апинаже, шеренте), в древнем Перу (Прокофьев, 1928, с. 102; Л.Морган, 1934а, с.56; 19346; С.Иванов, 1935; Анисимов, 1936, с.119–120, 167–177; 1959, с.67–69; Золотарев, 1939а, с. 135–148; 1964, с.16, 117–120, 143–200, 207–219, 250–256; Толстов, 1948, с.282–292, Шиллинг, 1949, с. 171; Аверкиева, 1960, с.58; Косвен, 1961, с 32; Файнберг, 1964, с. 148–150; N.Thomas, 1906, р.53–55; Spencer and Gillen, 1927, II, p.509; Rivers, 1932, p.29, „Handbook of South American Indians", III, 1948, p.375; Mur-dock, 1949, p.90; Eggan and Scott, 1963, p.49).

Отзвуками былой вражды между фратриями являются предания, повествующие о борьбе между животными или птицами — тотемами фратрий. Существование таких преданий зафиксировано у австралийцев (N.Thomas, 1906, р.53–55; Золотарев, 1931. с.66–68), а также у народов Сибири (Окладников, 1950а, I–II, с.327–328; 19506, с.12–14). Следы былой вражды между фратриями мы находим в близнечных и иных сходных с ними мифах, истоки которых, как показал А.М.Золотарев, лежат в дуальном делении родового общества. Характерной чертой этих имеющих универсальное распространение мифов является вражда между братьями (Золотарев, 1939а, с. 146–148; 1964; Тайлор, 1939, с.451–456; Толстов, 1948, с.289 сл.; Василевич, 1959, с.173–184; Мелетинский, 1957, с.177 сл.). В дальнейшем своем развитии подобного рода мифы легли в основу дуализма многих религий древнего мира (Толстов, 1948, с.286–291; Золотарев, 1964).

Из всех этих данных напрашивается один вывод, который одним из первых был сделан У.Риверсом (Rivers, 1914, Ї, р.563), а именно, вывод о том, что дуальная организация возникла в результате соединения двух ранее совершенно самостоятельных и не находившихся в родстве коллективов.

Приведенный выше фактический материал подтверждает также правильность изложенного выше взгляда на процесс завязывания связей между двумя коллективами, процесс становления дуальной организации. Ритуальную вражду между фратриями вряд ли, по нашему мнению, можно рассматривать иначе, как пережиток реальной вражды между двумя коллективами, которые в дальнейшем образовали дуальную организацию. Существование вражды между двумя коллективами и следовало ожидать, если исходить из того, что первой формой завязывания половых отношений были оргиастические нападения членов одного тотемистического стада на членов другого. Последнее не могло не привести к обострению отношений между коллективами.

С неизбежно наступившим в дальнейшем изменением характера отношений между коллективами вражда между ними все в большей и большей степени становится фиктивной, все в большей и большей степени приобретает ритуальный характер. В последней форме она продолжала кое-где сохраняться и долгое время спустя после превращения дуально-стадной организации в дуально-родовую, после завершения процесса становления родового общества— первой формы существования готового, сформировавшегося человеческого общества.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Человеческое общество было вызвано к жизни возникновением и развитием производства. Процесс становления производственной деятельности был основой процесса превращения животных в людей, а зоологического объединения в подлинно человеческий коллектив, в чисто социальный организм.

Зародившаяся в недрах предчеловеческого стада производственная деятельность, развиваясь, неизбежно вступила в непримиримое противоречие с существовавшими в этом объединении зоологическими отношениями, прежде всего с существовавшей в нем биологической гаремной организацией половых отношений, в противоречие с господствовавшим в этом объединении зоологическим индивидуализмом. Возникший конфликт мог быть разрешен лишь при условии появления новых, производственных, социальных по своему характеру отношений, при условии ограничения зоологического индивидуализма, при условии ликвидации гаремной организации отношений полов, иначе говоря, при условии превращения зоологического объединения, каким было стадо предлюдей, в качественно отличное от него производственное, экономическое в своей основе объединение — первобытное человеческое стадо.

Сменившее стадо предлюдей первобытное человеческое стадо уже не было зоологическим объединением, однако оно еще не было и подлинно социальным организмом, подлинно человеческим обществом. Оно представляло собой организм социально-биологический, формирующееся человеческое общество. Возникновение первобытного стада положило начало процессу обуздания животного индивидуализма, процессу борьбы социального и биологического. С возникновением первобытного стада старая, биологическая организация половых отношений исчезла, а новая, социальная не появилась. В результате половые отношения — отношения чисто биологические — приобрели совершенно неорганизованный, беспорядочный характер. В таком виде они стали существовать рядом с формирующимися социальными отношениями.

Возникновение первобытного человеческого стада, объединения более крепкого и сплоченного, чем предшествовавшее ему стадо предлюдей, — сделало возможным дальнейшее совершенствование производственной деятельности. Развитие производственной деятельности необходимо предполагало повышение уровня сплоченности первобытного стада, дальнейшее вызревание производственных отношений. Развиваясь, производство рано или поздно неизбежно должно было потребовать такого уровня сплоченности первобытного стада, который был несовместим с существованием в нем неограниченного промискуитета, должно было потребовать таких отношений между формирующимися людьми, существование которых было несовместимо с существованием между ними ничем не ограниченных, беспорядочных половых сношений.

Новый возникший конфликт не мог быть преодолен путем появления внутристадной социальной организации половых отношений. Формирующиеся производственные отношения не были еще настолько сильны, чтобы подчинить себе половые отношения, упорядочить и организовать их. Однако они уже настолько окрепли к тому времени, что были способны частично вытеснить остающиеся неупорядоченными половые отношения из жизни коллектива, превратить эти отношения из постоянно существующих в периодически возникающие. В результате первобытное стадо раздвоилось во времени на коллектив почти чисто производственный, социальный организм и на почти полностью биологическое воспроизводительное объединение.

Дальнейшее развитие первобытного стада прежде всего состояло в том, что в результате прогресса производственной деятельности формирующиеся производственные, социальные отношения все в большей и большей степени вытесняли отношения половые, детопроизводственные из жизни людей, т. о. в том, что оно все в большей и большей степени становилось коллективом социальным, производственным и все в меньшей и меньшей степени объединением детопроизводственным, биологическим.

Логическим завершением этого процесса должно было бы быть полное вытеснение отношениями социальными отношений половых, биологических из жизни первобытного стада, т. е. его превращение из организма биосоциального, каким оно являлось, в организм исключительно лишь производственный, в подлинно социальный. Однако в действительности процесс становления человеческого общества завершиться путем постепенного, плавного вытеснения половых, биологических отношений не мог. Первобытное человеческое стадо с полным вытеснением половых отношений из жизни его членов не превратилось бы в подлинно социальный организм. Оно просто перестало бы существовать.

Биосоциальный организм не мог превратиться в социальный путем постепенного заполнения старой формы новым содержанием. Производственные, социальные отношения могли более или менее успешно формироваться в оболочке первобытного стада лишь до определенного предела. По достижении его первобытное человеческое стадо вступило в период своего кризиса. Старая форма стала непреодолимым препятствием на пути развития содержания. Ни процесс формирования производительных сил, ни процесс становления производственных, социальных отношений не мог завершиться без коренной перестройки структуры формирующегося общества. И она произошла.

Развитие первобытного стада с ограниченным промискуитетом не только сделало эту перестройку необходимой, но и создало условия для ее осуществления. Вытеснение половых отношений социальными было необходимым условием развития производственной деятельности в этом стаде. Но на определенном этапе оно неизбежно привело к появлению все более углублявшейся тенденции к превращению воспроизводства основного элемента формирующихся производительных сил — человека — в суженное. Так как нормальное воспроизводство человека является необходимым условием существования производственной деятельности, то с этого момента наряду с потребностью в вытеснении половых отношений из первобытного стада в нем возникла новая, также производственная по своему источнику, но прямо противоположная ей потребность в расширении полового общения между формирующимися людьми.

Конфликт между этими двумя взаимно исключавшими друг друга потребностями мог быть разрешен только путем превращения вытесняемых из жизни человеческих коллективов детопроизводственных отношений, из отношений между членами объединения в отношения между членами разных объединений. Завязывание половых связей между членами разных первобытных стад неизбежно было и установлением определенных, социальных по своему существу, отношений между стадами. Возникли системы, состоявшие из двух взаимобрачующихся первобытных стад, — дуально-стадные организации. Появление их создало возможность окончательного и полного вытеснения биологических, половых отношений из жизни каждого коллектива, полной и окончательной победы социальных отношений внутри коллектива, превращения этих отношений в единственно существующие в коллективе, иными словами, создало возможность возникновения экзогамного коллектива — рода.

Каждая из дуально-стадных организаций представляла собой формирующуюся дуально-родовую организацию, а каждый из входивших в состав такой системы коллективов являлся не чем иным, как формирующейся родовой коммуной.

Начало превращения первобытного стада в род, начало сбрасывания старой формы и возникновения новой сделало возможным выход из кризиса и завершение процесса формирования производительных сил и социальных отношений. С возникновением рода и дуально-родовой организации детопроизводство было подчинено производству, биологические половые отношения подчинены производственным, социальным, был обуздан и поставлен под постоянный повседневный контроль коллектива самый мощный и антиобщественный из всех зоологических инстинктов — инстинкт размножения, половой. Обуздание полового инстинкта было ведущим моментом процесса обуздания зоологического индивидуализма. Поэтому завершение обуздания полового инстинкта означало завершение обуздания зоологического индивидуализма вообще. С завершением становления рода и дуально-родовой организации окончился процесс борьбы социального и биологического, процесс становления человеческого общества.

Род возник, когда социальные, производственные отношения одержали окончательную победу над отношениями половыми, биологическими и полностью вытеснили последние из человеческого коллектива. Экзогамия, таким образом, является отнюдь не внешним признаком рода. В негативной форме в ней выражается сущность рода, состоящая в том, что род является первым коллективом, в основе которого лежат исключительно лишь социальные отношения, первым чисто социальным, чисто производственным объединением[121]. Возникновение рода было появлением первого подлинно социального организма, первой формой существования готового, сформировавшегося человеческого общества. С превращением первобытного человеческого стада в род закончился один крупный период истории человечества — период становления человеческого общества и начался другой — период развития готового, сформировавшегося человеческого общества.

Производство, каким оно было вплоть до появления прибавочного продукта, предполагало и требовало такого объединения производящих существ, в котором поведение каждого из его членов определялось бы не стремлениями удовлетворить свои инстинкты, а выражающими потребности производства (и тем самым потребности производственного объединения) нормами и правилами, одинаково обязательными для всех членов объединения, в котором все его члены независимо от физической силы и других индивидуальных качеств обладали бы одинаковыми правами и обязанностями, предполагало и требовало такого объединения, которое было бы подлинным коллективом, было бы коммуной, предполагало и требовало коллективистических, коммунистических отношений, отношений равенства, дружбы и взаимопомощи. И весь процесс становления человеческого общества был процессом формирования такого коллектива, процессом формирования первобытной коммуны. Человеческое общество формировалось как первобытно-коммунистическое общество. Человеческие, социальные отношения становились как первобытно-коммунистические отношения. Человек, формируясь как общественное существо, формировался как существо непосредственно общественное, как коллективист. Это вытекало из самой сущности процесса становления человеческого общества как процесса обуздания зоологического индивидуализма. Отрицанием зоологического индивидуализма мог быть только человеческий, социальный коллективизм, только первобытный коммунизм. Подлинный человек мог возникнуть только как коллективист и он возник как коллективист.

Процесс формирования первобытной коммуны завершился с возникновением рода. Первобытная коммуна возникла как коммуна родовая. Первобытный коммунизм был родовым коммунизмом. Отношения собственности в родовой коммуне всецело носили коллективистический характер. Никакой другой формы собственности, кроме коллективной, родовой собственности, в первобытной коммуне не существовало. Члены рода совместно владели средствами производства, сообща производили и сообща потребляли. Характерной чертой родовой коммуны было полное равенство всех ее членов. Между сородичами существовали отношения дружбы, сотрудничества и взаимопомощи. Род был монолитным, сплоченным коллективом.

Но родовой коммунизм носил по необходимости ограниченный характер. Эта ограниченность родового коммунизма была обусловлена той же причиной, которая обусловила коммунистический характер первобытного производства, — именно низким уровнем развития производительных сил.

Ограниченность первобытного коммунизма проявлялась прежде всего в том, что коммунистические отношения были замкнуты в пределах рода, ограничены рамками каждого отдельного коллектива. Соответственно такой же ограниченный характер носила и первобытно-коммунистическая мораль. Действие ее норм, предписывавших заботу о каждом члене коллектива, взаимопомощь и т. п., распространялось лишь на членов данного конкретного рода. Все, что было вне рода, было вне сферы действия норм и правил, определявших взаимоотношения членов рода. Родовая коммуна для каждого из его членов была всем. Существование человека вне рода было абсолютно невозможным. Поэтому каждый человек родового общества мог мыслить и мыслил себя прежде всего как неотъемлемую часть коллектива. Господствовавший в роде коллективизм, возникший в борьбе с зоологическим индивидуализмом и как отрицание последнего, был настолько силен, что не только исключал какой бы то ни было индивидуализм, но и делал невозможным развитие человеческой индивидуальности.

Имевший своей основой неразвитость производства родовой коммунизм неизбежно должен был рано или поздно в результате развития производительных сил уступить место новому обществу — классовому. Возникновение последнего было крупным шагом вперед. В течение целого периода истории человеческого общества только классовые производственные отношения могли обеспечить возможность совершенствования производительных сил. Но переход от родового общества к классовому, представлявший собой явление в целом несомненно прогрессивное, был в определенном отношении и регрессом. Для подавляющего большинства человечества классовое общество принесло с собой тяжкий социальный гнет, нищету, голод, страдания, полное подавление личности. Трудящиеся массы были задавлены непосильной работой на других, лишены права на достойное человека существование, низведены до положения животных. Возможность развития своей индивидуальности была исключена для представителей эксплуатируемых классов существовавшими общественными отношениями.

Частная собственность и неразрывно связанные с ней отношения эксплуатации и угнетения, возникнув, разъединили людей, обособили их, поставили во враждебные отношения друг к Другу. „Старое общество, — писал В.И.Ленин, характеризуя классовое общество, — было основано на таком принципе, что либо ты грабишь другого, либо другой грабит тебя, либо ты работаешь на другого, либо он на тебя, либо ты рабовладелец, либо ты раб" (ПСС, т.41, с.312). Классовое общество возникло как отрицание родового общества и тем присущего последнему коллективизма. Вместе с ним вновь возник индивидуализм.

Этот индивидуализм отличался от подавленного родовой коммуной зоологического эгоизма. С возникновением классового общества человек не перестал быть существом общественным. Он им был и остался. И именно в силу этого он превратился в индивидуалиста. Индивидуалистом его сделали новые общественные отношения, пришедшие на смену родокоммунистическим, — отношения эксплуатации и угнетения. Возникший вместе с классовым обществом индивидуализм был порождением общественных отношений, был проявлением общественной сущности человека, но проявлением извращенным, искаженным, проявлением, отрицавшим свою собственную сущность.