Нейропсихология нормы. Проб лема ивдиввдуальных различий 6 page

Представляют интерес различия, полученные в семантическом дифференциале по фактору «кон­тинуальность—дискретность». Результаты работы показывают, что мужчины группы ППП с правым до­минантным локтем воспринимают время как более континуальное, т.е. как плавное и непрерывное, а с левым локтем — как более дискретное, прерывистое, скачкообразное и раздробленное. Сходную картину обнаруживают и женшины с разными вариантами ИПЛ.

Для объяснения этого факта могут быть приведены следующие положения: данные нейропсихологии сви­детельствуют о том, что в перцептивных процессах полушария мозга используют разные стратегии. Левое полушарие рассматривается как последовательный аналитический оператор, а правое — как симультан­ный синтезирующий оператор. Л.И.Леушина с со­авторами показали, что в процессах переработки информации каждое полушарие использует свой ме­тод: левое полушарие — классификационный, дискри-минантный, а правое — структурный, неинвариантный метод опознания (Л.И.Леушина и др., 1985).

Д.А.Фарбер и Т.Г.Бетелева отмечают, что в онто­генезе формирование классификационного инвари­антного типа восприятия связано с функциональным созреванием передне-ассоциативных отделов коры левого полушария (левой лобной доли) и что это происходит в возрасте 14— \6 лет (Д.А.Фарбер, Т.Г.Бе­телева, 1985).429

Мы считаем, что данные, полученные в семанти­ческом дифференциале по фактору «континуальность-дискретность» времени у лиц с разными вариантами ИПЛ, могут быть рассмотрены в контексте различных стратегий переработки информации полушариями мозга.

Исходя из этого, инвариантность и последова­тельность в обработке информации левым полуша­рием приводит к субъективной оценке времени как более континуальной величины, а структурная (не­инвариантная} и симультанная обработка инфор­мации правым полушарием определяет дискретный характер субъективной оценки времени.

Как уже было отмечено, приведенные результа­ты в целом подтверждают теорию об особенной про­странственно-временной организации работы мозга (Н.Н.Брагина, Т.А.Доброхотова, 1988). Впервые, одна­ко, получены данные, экспериментально подтверж­дающие справедливость этой концепции на здоровых испытуемых, выявлены закономерные связи вариан­тов ИПЛ с субъективным восприятием времени в нор­ме, выявлены также половые отличия в преобладании временных ориентации,

Полученные результаты развивают концепцию К.Левина о временной перспективе и свидетельству­ют о наличии индивидуальных различий во времен­ных ориентаииях у лиц с разными вариантами ИПЛ. Данные семантического дифференциала также сви­детельствуют о наличии индивидуальных различий в процессах временной перцепции.

Представленные результаты носят предваритель­ный харзюер (поскольку исследование продолжается), однако они уже представляют интерес для нейропси­хологии индивидуальных различий и могут быть ис­пользованы практически в психологии менеджмента (в целях профориентации и профотбора), а также в нейропедагогике для оптимизации образовательного процесса.

Т. В.АХУТИНЛ НЕЙРОЛИНГВИСТИКА НОРМЫ¹

Нейролингвистика нормы, объединяющая ней­ропсихологию нормы и психолингвистику — одно из активно развиваемых направлений современной науки. Исследования в этом направлении, к сожале­нию, мало опубликованные, ведутся в лаборатории нейропсихологии МГУ с 1989 г. Цель данного сооб­щения — раскрыть логику наших исследований и подвести предварительные итоги.

В основу работы (Т.В.Ахутина и др., 1990) были положены следующие гипотезы:

—норме, т.е. каждому практически здоровому человеку, свойственно неравномерное развитие тех или иных психических процессов;

—наблюдаемые диссоциации проходят «по швам» нормальных механизмов ВПФ и отражают их системное строение;

—норма способна компенсировать функциональные слабости, но они могут быть выявлены в условиях специального эксперимента — нейропсихологического обследования. Каким образом мы вышли на эти предположения? В конце 80-х гг. сотрудники лаборатории исследовали резидуальные проявления афазий и в соответствии с представлениями А.Р.Лурия (1969, 1973) о структуре синдромов нарушения ВПФ обнаружили взаимосвязь картины нарушений ВПФ(праксис, гнозис, память) с речевыми особенностями больных. Мы предположили, что аналогичную взаимосвязь можно увидеть в норме, и это предположение подкреплялось данными литературы о развитии речи в норме.

Если глазами афазиолога-нейропсихолога читать записи детской речи, когда у одного ребенка обнару­живается бедность слоговых структур и звуковое бо­гатство, а у другого — наоборот (ср. «па», «пу», «ся», «се», «ката», «газа», «сеця» вместо «упала, пуговица, сядь, серый, кататься, глаза, свеча» у одного ребенка и «татавек, татавилась, катетка, дадетка, наноная» вместо «человек, подавилась, конфетка, салфетка, холодная» — у другого; НА.Рыбников, 1926), то не­вольно возникает предположение об избирательном опережении морфо-функционального созревания от­дельных речевых зон у этих детей.

Для проверки наших предположений было произ­ведено раздельное нейропсихологическое (Н.М.Пылае-ва, Т.В.Ахутина) и речевое (АА.Цыганок, М.Ю.Мак-сименко) обследование 10 здоровых мужчин 23—46 лет с высшим образованием.

У трех испытуемых была обнаружена слабость функций III блока мозга, по А.Р.Лурия — она про­являлась в трудностях выполнения проб на кине­тическую организацию движений, в нарушении избирательности и в инертности при выполнении мнестических проб с конкурирующими программа­ми (табл. 1). У пяти испытуемых, отнесенных ко второй группе, была обнаружена функциональная слабость II блока по левополушарному типу: у этих

¹ I Международная конференция памяти А.Р.Лурия. Сб. докладов / Под ред. Е.Д.Хомской, Т.В.Ахутиной. М.: РПО, 1998. С.289-298.

испытуемых были более выражены, чем у предыду­щих, трудности в пробе на праксис позы пальцев, трудности в запоминании и вербализуемых, и не-всрбализуемых фигур, снижение слухо-речевой памяти, проявлявшееся и при запоминании одного ряда слов (10 слов, 5 слов). Наконец, у двух испы­туемых, отнесенных к третьей группе, были об­наружены зрительно-пространственные трудности (II блок) по правополушарному типу. Уже при запо­минании вербализуемых фигур, один испытуемый допустил ошибки по.типу утраты специфических («индивидуальных», по Е.Л.Кок, 1967) признаков фигуры при сохранении категориальных (О -> О, и м -> —). Более выраженные трудности отмечались при запоминании невербализуемых фигур: при успеш­ном копировании в непосредственном воспроиз­ведении — утрата двух фигур из пяти и грубое искажение третьей. Только у испытуемых этой груп­пы были выраженные признаки скрытого левшества и семейного левшества (1 испытуемый) или амби-декстрии (1 испытуемый). При выполнении пробы на праксис у них не было некоторого отставания левой руки, как у других испытуемых.

Статистическая проверка внутренней валидности батареи обнаружила ожидаемые значимые корреля­ции проб, выполнение которых зависит от одного и того же нейропсихологического фактора {табл. 2, 3). Так, оценки за выполнение проб на динамический праксис значимо коррелируют с оценками за гра­фическую пробу «забор» и за выполнение ритмов по речевой инструкции в отличие от оценок за вы­полнение пробы праксис позы пальцев (П ПП). Впол­не ожидание, что оценки за динамический праксис значимо коррелируют с запоминанием двух групп слов (0,65*) и незначимо с запоминанием одного ряда слов (0,48, р=0,16). Тогда как запоминание од­ного ряда слов, значимо коррелируя с запоминани­ем двух рядов слов, одновременно обнаруживает значимые корреляции с оценками на конструктив­ный праксис (г=0,80**, р=0,06) и на рисование (г=0,70*, р=0,02).

Соотношение оценок за выполнение проб на кинетическую организацию движений и проб на кинестетическую организацию было предложено использовать как передний—задний индекс. В то же время соотношение оценок в пробах на запомина­ние букв и невербализуемых геометрических фигур было использовано как показатель выраженности левосторонних—правосторонних трудностей. Рас­пределение испытуемых трех групп по этим шкалам представлено на рис, 1).

Исследование речи этих 10 испытуемых включало беседу с психологом, рассказ на свободную тему (чаше всего об отпуске), рассказ по сюжетной картине, чте­ние отрывка из художественного текста. Объем устных текстов колебался от 213 до 480 слов, суммарная дли­на трех устных текстов у одного испытуемого была в среднем 1024 слова (от 802 до 1260 слов). Время чтения текстов — 3 мин. Исследование обнаружило, что каж­дой группе испытуемых соответствовали специфичес­кие речевые характеристики.

Для испытуемых первой группы был характерен замедленный или средний темп речи (79, 94 и 134 слова в минуту); средний темп чтения (154—161 слов в мин.); малая длина синтагм (3,0; 3,3; 3,8); низкий индекс прономинализации, т.е. доля местоимений по отношению к доле существительных (0,4; 0,6; 0,7); число вербальных замен ниже, чем в других группах (табл. 4).

Таблица 1

Данные нейропсихологического анализа (средние и крайние балльные оценки)

Таблица 2

Корреляционные связи проб на праксис

Таблица 3

Корреляционные связи проб на пространствен­ные функции (конструктивный праксис, рисунок

стола и куба, запоминание букв и невербализуемых геометрических фигур)

Рис 1. Локализация функциональной слабости у трех групп испытуемых

Испытуемые второй группы обнаружили высо­кий и средний темп речи (116—155); высокий за одним исключением темп чтения (168—185 при 124); большую длину синтагм (3,9—4,1 в среднем при мак­симальной длине от 10 до 15 слов); высокий индекс прономинализации (0,7—1,2); среднее число вербаль­ных замен (1—3).

Наконец, у испытуемых третьей группы был низкий темп устной речи и чтения (85, 104 и 127, 155), большая длина синтагм (4,1; 4,2 в среднем при максимальных — 11 и 13 слов), низкая доля местоимений (0,5) и срав­нительно большое число вербальных замен (2—3). При этом один из испытуемых отли­чался некоторой монотонностью речи, осо­бенно при чтении.

Таким образом, I группа отличалась от II и III групп малой длиной синтагм, в то же время I и III группы отличались от II низким индексом прономинализации и меньшей ско­ростью речи (табл. 4).

Подводя итоги исследования в целом, мы можем констатировать, что получили вполне предсказываемые Луриевской теорией нейро­психологии и нейролингвистики результаты: у лиц со слабостью функций программи­рования и контроля — отставание синтаг­матики (передняя речевая зона), у лиц со

слабостью переработки информации по левополушар-ному типу — отставание парадигматики и у лиц со слабостью функций переработки информации по пра

вополушарному типу — замедление речи, лексичес­кие трудности, которые не компенсируются усилен­ным использованием местоимений, как это делают представители предыдущей группы.

В современных исследованиях нейропсихологии нормы (Е.Д.Хомская, 1996; ЕЛХомская и др., 1997) и нсйролингвистики (см., например, пионерскую ра­боту Jh.Bever, 1975, 1992, а также многочисленные работы по унилатеральному предъявлению речевых стимулов) индивидуально-типологические особенно­сти соотносят с типом датерализации функций. Наше исследование дало возможность предполагать суще­ствование диссоциаций развития функций не только по оси право—лево, но и по оси передне—задние отделы мозга — по крайней мере, по отношению к левому полушарию с его более локализованным прин­ципом работы.

Конечно, этот вывод имеет только предваритель­ный характер, так как исследованная выборка была мала. Члены лаборатории нейропсихологии продол­жили работу в этом направлении, перейдя к дет­ским выборкам.

В исследовании, проведенном Л.В.Яблоковой, изу­чалось понимание речи и собственная речь детей 3—5 лет. В дополнение и уточнение данных, получен­ных при исследовании русских и немецких детей В.Кемпе (Т.В.Ахупшна, Б.М.Величковский, В.Кемпе, 1988; Т.В.Ахутина, 1989, с.170—173), было обнаружено, что примерно половина трехлетних детей использует хо­листическую стратегию понимания грам­матических конструкций — чем реже конструкция, тем больше ошибок (Актив с прямым порядком слов, или АП; Актив с обратным порядком слов, или АО; Пас­сив с прямым порядком слов, или ПП; Пассив с обратным порядком слов, или ПО). Вторая половина детей использует со­кращенную аналитическую стратегию, опираясь на правило «Первое имя — активное дей­ствующее лицо (Агенс)», они делают меньше ошибок в АП и ПО по сравнению с АО, ПП. При этом дети, пользующиеся первой стратегией, в целом имеют луч­шую собственную речь, чем дети, пользующиеся вто­рой. В 4 года большинство детей имеют вторую стратегию, т.е. дети, имевшие первую стратегию, меняют ее на вторую. В 5 лет у большинства детей отмечается снижение количества ошибок, при этом число ошибок в ПО больше, чем в ПП, что квали­фицировалось как переход к полной аналитической стратегии.

Проведенное исследование поставило целый ряд трудных вопросов: почему дети трех лет с лучшей экспрессивной речью чаще пользуются первой стра­тегией, затем меняя ее на вторую, а их ровесники, явно не опережающие их в разви­тии речи, сразу пользуются вто­рой; как предпочтение стратегии связано с нейропсихологически-ми особенностями детей, в част­ности, можно ли полагать, что ранний выбор второй стратегии связан с некоторым отставанием правополушарных функций, играющих важную роль на ранних стадиях развития речи (Э.Г.Симерницкая, 1985; D.Thai et al., 1991); наконец, какова дальней­шая судьба стратегий.

Частично на эти вопросы отвечало следующее исследование, где анализировалось выполнение успевающими детьми-первоклассниками (N=44)

речевых и неречевых тестов, входящих в нейролси-хологическос обследование. По данным обследования методом экспертов дети были разделены на следую­щие группы: 1) со слабостью серийной организации и планирования — 6 человек: 2) со слабостью пре­имущественно слухо-речевой обработки информа­ции — 8 человек; 3) со слабостью обработки зрительно-пространственной информации (поправо-полушарному типу) — 10 человек; 4) со слабостью планирования и обработки слухо-речевой информа­ции — 4 человека; 5) с выраженными комплексны­ми нарушениями — 3 человека; 6) с невыраженной комплексной симптоматикой (прежде всего передних отделов, левого ТПО, правополушарной) — 13 че­ловек.

Анализ речи трех первых наиболее противопос­тавленных групп обнаружил следующие особенности Составляя рассказ по серии картинок, дети 1 груп­пы строили короткие тексты и синтагмы, у них был низкий индекс прономинализации, они не строили сложноподчиненные предложения; противополож­ная картина была обнаружена у детей II группы и промежуточная — у III (табл. 5). Наряду с общими особенностями групп у детей и взрослых (табл. 4, 5), у них обнаруживались и отличия — они прежде все­го относятся к группе III (дети не обнаруживают

Таблица 5

Построение текстов и предложений детьми (средние и крайние значения)

тенденцию к построению длинных синтагм и не использованию местоимений, что было обнаруже­но у взрослых).

Анализ ассоциативных рядов (свободный, назва­ния действий и растений) опять же обнаружил про­тивоположные тенденции у детей I и II групп и промежуточную картину у детей III группы. Для детей I группы были характерны трудности актуализации слов в свободном ряде и особенно при назывании действий, для детей III группы — наибольшие труд­ности вызывала глтуализация слов из узкой семан­тической области — названия растений (табл. 6).

Таблица 6

Актуализация ассоциативных рядов (средние и крайние значония в абсолютных числах)

Для оценки понимания речи были использованы два эксперимента: на понимание активных—пассив­ных конструкций (выбор одной из двух картинок) и на понимание обратимых предложений с предлогами («В ящике бочонок»). В первом эксперименте наихуд­шие результаты показали дети II группы, во втором — дети III группы (табл. 7). Хотя наши выборки слишком

Таблица 7

Понимание предложений детьми 7 лет (число ошибок)

малы, чтобы делать надежные выводы, тем не менее эти результаты вполне ожиданны и объяснимы: во втором эксперименте нужна ориентировка в простран­стве, а не только квази-пространственное ориентиро­вание, как в первом эксперименте. Можно думать, что трудности в таком оперировании, как и слабость слу-хо-речевой памяти и восприятия со слуха, объясняют худшие успехи II группы по сравнению с I. Что каса­ется стратегий понимания, то у детей I группы это скорее сокращенная стратегия с опорой на порядок слов, тогда как у детей II группы она не наблюдается.

В настоящее время заканчивается обработка дан­ных 4-х-летнего нейропсихологического лонгитюда школьников 1—4 классов, проведенного Н.Н.Полон­ской и Л. В.Я блоковой, отдельные данные из него уже опубликованы (1998).

В последние годы в лаборатории нейропсихо­логии МГУ при активном участии А.В.Курганского разрабатываются компьютеризованные версии ней-ролингвистических тестов. Были апробированы ме­тодики:

1) узнавание иерархических буквенных стиму­
лов (большая буква составлена из набора маленьких
букв);

2) верификация грамматической правильности
словосочетаний прилагательное—существительное:

3) лексическое решение;

4) повторение слов с грамматической подсказ­
кой (дипломные работы М.Г.Большаковой, 1995;
О.В.Мшшнкиной, 1996; Е.Каширской, 1996; И.Жуко­
вой, 1998, выполненные под руководством Т.В.Аху-
тиной и А.В.Курганского).

Остановимся на одном их этих исследований, где так же, как и в описанных выше работах, ставился еопрос о соотношении нейролингвистических и ней-ропсихологических показателей у испытуемых в нор­ме. В эксперименте на лексическое решение (Е. Каширская, Т.В.Ахутина, А.В.Курганский, 1997) каждому испы­туемому предъявлялось 240 пар «подсказка—целевой стимул», при этом целевой стимул был или реальным словом (30 слое длиной в 4—6 букв), или псевдосло­вом (N=30 той же длины), а первое слово семантически близким (например, стакан — банка) или семанти­чески далеким (например, наган — банка). Подсказка появлялась на экране компьютера на 100 мс после пре­дупредительного сигнала. Затем после паузы в 300 мс (1 условие) или в 1000 мс (2 условие) предъявлялся целевой стимул, на который испытуемый отвечал на­жатием правой или левой клавиши мыши. Вслед за данными литературы, предполагалось, что экспери­мент с короткой паузой и инструкцией, что первое слово служит предупредительным сигналом, модели­рует процессы автоматического распространения лек­сической информации, а второй вариант — с длинной паузой и инструкцией обращать внимание и на первое слово — моделирует контролируемое распространение информации (A.M.Collins, E.A.Loftus, l975;R.M.Shiffrin, W.Schneider, 1977).

Этот эксперимент, проведенный с 31 испытуе­мым, обнаружил эффект семантической подсказки

{16 мс для первого условия и 17 мс для второго). 20 человек из общего числа испытуемых прошли нейропсихологическое исследование и по его резуль­татам были разделены на 3 группы: 1) со сла­бостью серийной организации и планирования (4 чел.), 2) со слабостью процессов переработки информации (II блок) по левополушарному типу (9 человек), 3) со слабостью II блока по правополушарному типу (7 человек).

Проведенный анализ обнаружил, что испы­туемые разных групп отличались и по времени реакции, и по выраженности эффекта подсказки, и по ошибкам. Данные таблицы 8 отчетливо показыва­ют, что автоматическая переработка информации бы­стрее всего производится испытуемыми I группы и медленнее всего III группой. Контролируемая перера­ботка, требующая обычно больше времени, чем авто­матическая, у испытуемых III группы не отличается от автоматической. Эффект подсказки (табл. 9) в усло­виях автоматической переработки информации был выражен у испытуемых I и II групп, но отсутствовал в III группе, что еще раз свидетельствует о функцио­нальной слабости автоматической переработки инфор­мации у этих испытуемых. В условиях контролируемой переработки информации облегчающий эффект под­сказки сменяется на тормозящий в I группе, во II и III группах эффект имеет обычное направление, т.е. у I группы обнаруживается интерферирующее воздей­ствие подсказки. Полученные эффекты находятся в со­ответствии с хорошо известными в классической нейропсихологии фактами о связи трудностей авто­матических процессов со слабостью правополушарных функций и наличии тормозящего влияния конкури­рующих стимулов при дисфункции передних отделов.

Таблица 8

Время реакции в тесте на лексическое решение, мс

Таблица 9

Эффект семантической подсказки в тесте на лексическое решение, мс

Итак, исследование с применением точных ме­тодов оценки речевых реакций испытуемых, как и предыдущие, отчетливо указывает на связь речевых и нейропсихологических характеристик испытуемых.

Заканчивая обзор (к сожалению, краткий и не­полный) исследований по нейролингвистике нормы, проведенных в лаборатории нейропсихологии МГУ, вернемся вновь к представленным в начале статьи ги­потезам. Несмотря на поисковый, предварительный характер этих исследований, все они достаточно од­нозначно и согласованно подтверждают правомерность предложенных нами гипотез — выявляемые диссоци­ации функций отражают компонентную структуру ВПФ, наличие общих или «родственных» компонентов в вербальных и невербальных функциях. Полученные результаты, указывая на перспективность избранного направления, одновременно ставят ряд серьезных тео­ретических вопросов, ждущих своего рассмотрения.

Ю.В.МИКАДЗЕ НЕЙРОПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА СПОСОБНОСТИ К ОБУЧЕНИЮ¹

Интерес к проблеме отставания детей в учебе на начальных этапах учения в школе вновь обострился в последнее время в связи со значительным ростом ко­личества учащихся, для которых усвоение школьной программы представляет трудности. По различным дан­ным число неуспевающих школьников превышает 30% от общего числа учащихся. Своевременное выявление причин, приводящих к неуспеваемости в младшем школьном возрасте (7—10 лет), и соответствующая кор-рекционная работа позволяют уменьшить вероятность перерастания временных неудач в хроническую не­успеваемость, что в свою очередь снижает возможность возникновения у ребенка нервно-психических и психосоматических расстройств, а также различных форм девиантного поведения, развивающихся на ос­нове стрессовых состояний.

Нейропсихологический подход к исследованию причин, приводящих к отставанию в обучении, ба­зируется на трех основных положениях, развивае­мых в психологии и смежных дисциплинах.

Первое из них связано с представлениями о функ­циональных системах и гетерохронии роста и тем­пов развития различных структурных образований и связей между ними. Согласно этим положениям, «одной из основных закономерностей жизни ор­ганизма является непрерывное развитие, поэтапное включение и смена его функциональных систем, обеспечивающие ему адекватное приспособление на различных этапах постнатальной жизни» (П.К.Ано-хин, 1968, с.81). В последние годы получен ряд данных по морфогенезу нервной системы, свидетельствую­щих о неравномерном созревании различных мозго­вых структур и последовательном их включении в целостную работу мозга (Л О.Бадс^ян, 1984; Струк­турно-функциональная организация..., 1990).

Гетерогенность развития функциональных систем может детерминироваться разными факторами: экзо­генными, к которым относятся специфические усло­вия жизни ребенка, влияющие на формирование психического развития (экологическая ситуация, семейные отношения, культурная среда, уровень жизни, включенность в обучающие и воспитатель­ные программы и др.), и эндогенными, связанны­ми с индивидуальной спецификой морфогенеза мозга.