Глава 2. Бакунинский анархизм

Первым «истинным» анархистом традиционно считают русского деятеля середины XIX века, философа, писателя и революционера Михаила Александровича Бакунина. Как отмечает Ударцев, еще славянофилы высказывали протоанархические взгляды, так что неудивительно, что первый русский анархист был панславистом[9]. В его труде «Исповедь» можно проследить революционный путь Бакунина, развитие его взглядов и оценку им окружающей действительности. Несколько неожиданным является общее содержание данного источника: Бакунин, великий бунтарь и смелый человек, здесь пишет сломленным, приниженно-виноватым тоном, словно отчитываясь перед грозным Николаем Первым в своих прегрешениях. Насколько искренним было его покаяние – судить сложно, Бакунин явно не во всем раскаивается – своих соратников он всячески выгораживает, превозносит и их доблесть, и то дело, за которое они сражались, и ту атмосферу борьбы[10]. Вдобавок, он открыто критикует российские порядки[11].

Бакунин мог частично разочароваться в своих идеях, отсюда и самоуничижительная виноватость его исповеди – но в главном он не перестал быть борцом-революционером, это подтверждает хотя бы то, что в 1861 он бежал из ссылки и продолжил революционную деятельность.

Дворянин по рождению, Бакунин приходится родственником знаменитым Муравьевым, из которых вышли несколько декабристов и, по иронии судьбы, один прославленный своей жестокостью виленский губернатор, подавитель польского восстания[12]. Детство свое будущий революционер провел в Твери, где у него не сложились отношения с отцом. Бакунин учился в Артиллерийском училище в Санкт-Петербурге, затем проходил службу в Белоруссии. Окончив службу, полную тяжелых испытаний, М.А. Бакунин в 1836 приехал в Москву. Там он познакомился с Е. Левашовой, уважаемой дамой, водившей знакомства с многими представителями российской общественной мысли того времени[13]. В частности, именно через нее он познакомился со Станкевичем и Белинским[14].

Именно это знакомство определило революционные взгляды Бакунина. В беседах с ними он складывается как пламенный оратор и глубокий ум, подчинивший свою деятельность освобождению других.

Бакунин переехал в Германию, чтобы изучать философию. Там ему не нравится, он не любит немцев и их образ жизни. Переехав из Берлина в Дрезден, Бакунин увлекается демократическими и социалистическими идеями, пишет статьи, знакомится с Арнольдом Рухе и поэтом-революционером Гервегом. С ним он едет в Швейцарию, где так же недоволен и политикой, и людьми: «В Западной Европе, куда ни обернешься, везде видишь дряхлость, слабость, безверие и разврат, разврат, происходящий от безверия; начиная с самого верху общественной лестницы, ни один человек, ни один привилегированный класс не имеет веры в свое призвание и право; все шарлатанят друг перед другом и ни один другому, ниже себе самому не верит: привилегии, классы и власти едва держатся эгоизмом и привычкою - слабая препона против возрастающей бури! Образованность сделалась тождественна с развратом ума и сердца, тождественна с бессильем, и посреди сего всеобщего гниенья один только грубый, непросвещенный народ, называемый чернью, сохранил в себе свежесть и силу, не так впрочем в Германии, как во Франции. Кроме этого все доводы и аргументы, служившие сначала аристократии против монархии, а потом среднему сословию против монархии н аристократии, ныне служат и чуть ли еще не с большею силою народным массам против монархии, аристократии и мещанства…»[15].

Развиваются его взгляды: коммунизм он называет естественным продолжением идей социализма и целью конечного развития общества, что отмечает его становление как представителя левого движения[16].

В 1844 он узнает о доносе швейцарского политика-реакционера Блюнчли на него в посольство Российской империи, и вначале отсиживается в городке Нион, а затем вновь переезжает – теперь в Бельгию[17], в Брюссель. Заочно осужденный в России на лишение дворянства и каторгу, он решает не возвращаться. Вместо этого он отправляется в путешествие по всей Европе, сводит знакомства с Чарторыйским[18], Тургеневым[19] и Мицкевичем[20], пишет для французских республиканских журналов, продолжает занятия наукой. Он участвует во французской февральской революции, увенчавшейся успехом и провозглашением республики, затем отправляется в Россию, поднимать народ на восстание там[21]. По пути он призывает к революции и объединению славян Европы в Австрии, участвует в обороне Дрездена против прусских войск. Там он схвачен и выслан в Австрию в кандалах. Отмечается, что схваченный, он не сопротивляется, так как чувствует себя полостью разочарованным и нравственно истощенным от недавнего поражения[22]. Видимо, это и стало причиной его униженного тона в «Исповеди». В течение процесса его подвергали пыткам, но он держался стойко и мужественно. Затем его депортируют обратно в Россию. Немцы распускают слухи, будто бы Бакунин на допросах выдал многих своих сторонников (это накладывается на ранние слухи об его мифической агентурной работе на русское правительство[23]), так что его репутация оказывается подмочена.

В «Исповеди» нам будут весьма интересны взгляды, которые Бакунин исповедовал до своего заключения. Насколько он анархист, чем он вдохновлялся, как его взгляды менялись? Что за человеком Бакунин предстаёт в «Исповеди»?

Своеобразием бакунинских взглядов, изложенных в «Исповеди», является то, что он – панславист. Ключевым элементом его катехизиса является объединение всех славянских народов и их освобождение от власти иноземных поработителей[24]. Необязательно его возглавит Россия – Бакунин пишет, что объединив славянские народы под своей властью, Российская империя сменит одно угнетение другим[25]. Его революционные идеи имеют под собой не только социально-классовую, но и этническую подоплеку. Он противник империй в любом виде.

Бакунин считает, что в Европе его ждет раздолье ума и нравственности, обеспечивающее ему полную свободу развития, в отличие от инертной, забитой России. Бакунин называет себя демократом[26], но он отнюдь не парламентарист[27] - парламент он считает бессильным и лицемерным политическим институтом. Он даже сторонник прогрессивной сильной власти, диктатуры, которая должна просвещать народ и готовить его к свободной жизни, постепенно делая ему уступки до тех пор, пока она не станет ненужной[28]. Своим долгом Бакунин считает «восставать против каждого притеснения»[29]. Он говорит, что призван разрушать, а не строить, строить же будут другие люди, которые выйдут из революционной среды и поведут общество к новым свершениям[30]. Он также не социалист и не коммунист, что выливается в его личную вражду с Марксом[31]. Революционными он считает народные массы, чернь, сохранившую в себе нравственную силу, особенно выделяет русские[32] и французские[33] массы. Бакунин не признает болтовни и декларативного политического поведения[34], предпочитая действия словам – хотя и сам великолепный оратор. Бакунин смел и бесстрашен, лично участвует в перестрелках, неоднократно сам берется за оружие. Он патриот[35], до такой степени, что порой неясно: действительно ли он настолько любит Россию, или это элемент его самооправдания перед Николаем?

Пожалуй, откровенно анархические взгляды высказываются им, когда он описывает Богемию. Он желает активной и радикальной революции. Его революционный план – изгнать класс землевладельцев, преимущественно немцев, раздать землю, средства производства крестьянам и простить народу все долги. Но тем не менее, он утверждает о необходимости временной суровой диктатуры и там[36]. Он питает предубеждение против немцев, как наиболее ярых врагов славянства, плохо отзывается об их жизни и национальном характере[37], отмечает жестокость пруссаков в Дрездене[38]. Интересны его взгляды на тайные общества – он выступает с инициативой создания трех независимых обществ для мещан, сел и молодежи, подчиненных строгой дисциплине, состоящих из талантливых людей и занятых революционной агитацией и пропагандой.[39] Бакунин трезво оценивает демократов[40] как неспособную к поддержанию порядка после революции силу, что подтвердилось в Праге[41]. С национальных позиций он оценивает и немцев, находя анархию (в плохом смысле этого слова) их основной чертой ума и всей жизни, выражающуюся в неспособности объединиться для революции, в отличие от французов.

Но что ещё можно найти в «Исповеди», кроме глубокого разочарования бывшего борца, который понимает свои ошибки и готов нести за них ответ – но взглядами в целом поступиться не может, ибо стоит на том? Пожалуй, немногое. Даже Николай отмечает, что раскаяние Бакунина неискренне[42], и царя как своего духовника революционер отнюдь не воспринимает. Поэтому не лишним будет проанализировать остальные произведения Бакунина.

Типичнейшим примером бакунинского творчества является «Государственность и анархия». Она относится ко второму, постсибирскому этапу его революционной деятельности, что очевидно демонстрирует нам: Бакунин разочаровался – но не смирился и не раскаялся.

Главным врагом революции там все-таки предстает буржуазия, готовая претерпеть любую власть, даже жестокую иноземную тиранию – лишь бы она не отбирала их собственность и удерживала в узде рабочих и крестьян, не давая им восстать. В союзе с ними выступает католическая церковь, в частности, папа римский. Абсолютный враг революции – Германия, сочетающая верноподанический патриотизм с деспотичностью и абсолютной безжалостностью в отношении внешних и внутренних врагов[43]. Враг Интернационала и Россия – при всей любви к русскому народу Бакунин не выносит Российскую империю, в особенности как деятельного участника Священного союза и всеевропейской реакции[44].

Союзниками революции предстают как остатки прежних революционных движений, сторонники Интернационала, так и отдельные люди, в том числе и буржуа – дело в их личной убежденности в порочности существующего порядка[45]. Образованные члены высших слоев общества полезны в революции, привнося в неё организацию, сознательную нотку, а так же помогая вырабатывать важные стратегические решения.

Будущее истинной, народной демократии, считает Бакунин, заключается в организации рабочих и крестьян снизу и их давлении на органы власти, в создании подлинного народного самоуправления. Народные массы, повторяет он, и есть та сила, которая сохраняет в себе свежесть, мощь и крепость убеждений, которая позволяет им отставить бесплодные рассуждения и взяться за оружие. Именно простой неграмотный народ бесстрашнее и яростнее в борьбе за свободу, именно отсталые страны сопротивляются порабощению яростнее, как видно на примере Тироля[46]. Собственники слишком привязаны к своему имуществу, а образованные люди в массе не готовы к решительным действиям.

Что же нужно для революции, по Бакунину? Нужна нищета, доводящая массы до отчаяния[47]. Нужен патриотизм и целеполагание интересов целого выше личных[48] - которого нет, например, во Франции, по представлениям Бакунина. Нужно осознание несправедливости происходящего и четкое осознание своего права[49]. Особенно эти качества Бакунин выделяет у итальянского пролетариата, и утверждает, что социальная революция имеет все шансы начаться в Италии.

Глубокое крушение панславистских взглядов Бакунина и его становление как анархиста отмечается в рассуждениях о том, что панславизм – не более чем смена одного кнута на другой, немецкого на великорусский[50]. Буржуазно-полицейское, имперское государство представляется Бакунина средоточием зла, порождением ненавистной германской цивилизации, и упование на смену одной империи на другую он считает непростительной глупостью. Славяне, по его мнению, племя изначально «негосударственное», миролюбивое и чуждое имперскому духу[51], постоянно угнетавшееся то немцами, то татарами, то турками. Развивая мысль, в «Государственности и анархии» Бакунин предстает зрелым и сложившимся анархистом: государство, даже построенное во имя освобождения славян всего мира, непременно станет орудием их закабаления[52]. Большое государство во имя своего выживания непременно ведет имперскую политику – а где империя, там неволя и угнетение. Федерация племен невозможна, слишком могуча Российская империя – её союзники будут неизбежно подчинены и поглощены ей.

К тому же, Бакунин отдает должное немцам – соревноваться с их дисциплинированной военно-бюрократической мощью даже огромная всеславянская империя не сможет[53]. Все их государство основано на повелении и подчинении, на казарменной дисциплине, сочетающейся с неплохим образованием, на отсутствии своей воли и истовом почитании императора[54]. Безжалостная и холодная прусская военно-бюрократическая машина, абсолютно враждебная любой революции и любому освободительному движению, великолепно оснащенная и отлаженная, предстает грозным противником даже для огромной, но неустроенной и отсталой самодержавной России. Кроме того, многие в России не поддерживают царя и готовы встать на сторону немцев в случае войны: нацменьшинства Прибалтики, поляки, некоторые революционеры, распропагандированные крестьяне…

Значит, спасение вне государства. Свалить[55] немецкую государственную машину может лишь всемирная, или хотя бы всеславянская социальная революция под лозунгами свободы и равенства. Интерес, способный объединить славян – наднациональный, не связанный с узкими этнокультурными интересами – это интерес борьбы за свободу от религиозного, политического и экономического гнета, за достойный уровень жизни и заработок, за ликвидацию бесправия. Прийти к этому надлежит через интернациональную, всемирную революцию, к которой должны присоединиться славянские народы. В результате этой революции государство как элемент угнетения должно пасть. Именно из-за расхождений в области государства Бакунин не поддерживает ни коммунистов, ни социалистов. Конституция и представительная демократия видится ему также не более, чем ложью, прикрывающей уродство имперской власти[56] - пример тому Германия, политический либерализм начала XIX века не помешал ей оставаться такой же империей.

Русский народ ничем не связан, по мнению Бакунина, со своим государством, даже более – изначально враждебен ему[57]. Все завоевательные походы, вся имперская сущность России ничем не отзывается в душе простого крестьянина или рабочего, а вот результаты – неволю и бедность, гибель родных на войне – он видит сразу. Вот еще одна причина, по которой народные массы – реальная революционная сила. Несмотря на все усилия по возбуждению патриотизма, царская власть не пользовалась в народе и половиной того авторитета, на который претендовала[58]. Ложный национализм под эгидой православия и народности не способен заполнить идеологическую пустоту– Бакунин отказывает элите Российской империи даже в этническом родстве русскому народу, называя её татаро-немецкой[59].

Бакунин очень много внимания уделяет национальному вопросу. И ключевым моментом в его идеях о том, почему у разных народов проявляются такие разные качества, определяющие внешнюю политику, является территориальное положение. Более всего развиты, по его мнению, страны приморские, близкие к очагам торговли, которые активно впитывают чужую культуру и новинки в разных областях, приспосабливая их к своей национально-этнической культуре и организации[60].

Идеал общественной жизни для Бакунина – вольный союз производительных общин, областных федераций и ассоциаций, не имеющий центральной власти и основанный по принципу доброй воли. Он глубоко практичен и реалистичен[61], называя анархизм тем, что не вычитано из книг, а является совокупностью реальных народных чаяний и взаимоотношений[62]. Государственная власть противопоставляет себя народу, а значит, должна быть уничтожена. Тех, кто согласен с самим существованием государства, он революционерами не считает[63].

В «Кнуто-германской империи и социальной революции» Бакунин развивает свои взгляды. Это произведение исполнено критики в адрес буржуазии, приводя в пример её откровенно компрадорское поведение во Франции. Парламентаризм и народное представительство – ложь и такая же несвобода, как и в абсолютистском государстве[64]. Буржуазия – откровенно предательская для государства и враждебная пролетариям сила[65] (здесь видно развитие бакунинских взглядов: буржуазия предстает тайным врагом, с которым договориться нельзя, причем врагом лицемерным и вероломным по своей сути, несмотря на все псевдобунтарское фразерство, неспособным принимать реальное участие в народной революции[66]), противопоставить ей можно только мощное народное возмущение. Для достижения оного необходимо начать пропаганду в деревне[67], преодолев противоречия между рабочими и крестьянством, которое может быть весьма полезным и мощным союзником в деле революционной борьбы. По мнению Бакунина, революционная борьба не ослабит и мощи государства, наоборот, приведет к патриотическому подъему масс[68].

Он призывает к суду и расправе над бонапартистами за их жестокость в подавлении рабочего движения[69]. Он (возможно даже – чересчур) идеализирует французских рабочих, описывая их простоту нравов, доброту и великодушие, которым беззастенчиво пользуются буржуазные реакционеры[70]. Похожее мнение Бакунин высказывает и о пролетариате немецком, говоря, тем не менее, что хотя немецкий народ невежественен, забит и доверчив, революция «способна разбудить в нем чорта»[71]. Ошибкой, по мнению Бакунина, является их слепое следование за популярными социалистами и коммунистами, их уверенность в необходимости государства. Тем не менее, он отдает должное германским рабочим, утверждая, что и в них присутствует стремление к социальной революции, а так же понимание мотивов и целей их государства – как только в ходе франко-прусской войны немцы начали побеждать, несмотря на патриотическую пропаганду, распространяемую правительством и буржуазией, симпатии пролетариата при виде завоевательного характера военных действий переметнулись на сторону французов[72]. Особняком среди народа, ближе к врагам революции, чем к её друзьям, у него стоят лавочники и зажиточное крестьянство[73], склонные к поддержанию правительства и не готовые участвовать в революции.

Бакунин признает за народами свободу самоопределения, утверждает, что вместо того, чтобы стать провинциями Российской или Германской империи, прибалтийские земли должны объединиться в национальную конфедерацию[74]. Главный враг для него – по-прежнему германский империализм, и он предлагает не только всем славянам, но и всей Европе объединиться против аппетитов хищной прусской империи[75], несущей другим народам лишь штык и шпицрутен. Отдельной критики у Бакунина удостаивается покойный Николай Первый[76], «германизированный Чингисхан», близкий Отто Бисмарку по своему тираническому духу («Кнуто-германская империя…» относится к 1870 году, так что становится окончательно понятно, что его покаяние в «Исповеди» - не действительное отчаяние, а жест отчаяния в попытке облегчить свою участь. Бакунин с годами лишь радикализируется в своем неприятии империи и буржуазии). Не понимает М.А. Бакунин неприязни немцев к русским, объемлющей все слои общества Германской империи – он по пунктам оправдывает всё то, что немцы привыкли ставить в вину России, таким образом, его антигерманские и прославянские настроения в «Кнуто-германской империи…» достигают абсолюта. Ключевым моментом в формировании завоевательно-бюрократической сущности прусского государства, которое он осуждает ранее, Бакунин считает протестантизм, «религиозно подчинивший Германию власти её принцев», лишивший и массы, и буржуазию, и дворянство свободы воли и инстинкта народного возмущения. Необходимость подчиняться, по его мнению, в характере типичного немца сложилась именно по этой причине.[77] Особенно эти качества, как ни странно, проявляет буржуазия, поэтому все её псевдореволюционные воззвания и декларации, по Бакунину – не больше, чем желание силой мощного и деспотичного государства обезопасить свои капиталы и получить доступ к власти, чтобы и дальше угнетать рабочих. Оттого и патриотизм как либеральной, так и консервативной части буржуазии – чем мощнее и деспотичнее кажется лавочнику государство, тем больше он уверен, что оно сможет защитить его от народного недовольства. Ради этого он готов поступиться даже частью свободы.[78] Особенно, по Бакунину, лжив и декларативен либерализм буржуазии немецкой[79] - все по той же причине, что германский народ, когда остальные страны боролись против религиозной и феодальной тирании, остался в стороне от этой всеевропейской народной борьбы, а принятие протестантизма усугубило положение, породившее немецкий национальный характер – трудолюбивый, дисциплинированный, скромный, покорный и терпеливый – и в то же время холодный, жестокий и склонный к самому грубому шовинизму. Словом, рабский по природе и призванию. И лишь славяне – чехи, поляки, русские – испокон веку вставали на пути этого торжествующего лавочника[80]. Лишь в пятнадцатом веке, с изобретением книгопечатания, в закосневшую Германию проник дух перемен, дух Ренессанса – только чтобы, подменив Возрождение Реформацией, гуманизм – новой религией, прийти к той же реакции и той же несвободе[81].

Революция, согласно Бакунину, разрушает сложившуюся систему угнетения масс, тем самым пробуждая в них самостоятельность[82], заставляя думать над положением дел в стране применительно к собственному положению. Разрушаются шоры на глазах народа – патриотизм, религиозные догмы, пропагандистские клише в народном сознании, апатия и неверие в то, что можно что-то изменить. Развивается, как выразился Бакунин, инстинкт бунта[83]. Это нечто, заложенное в человеческую природу и идущее от наших древних предков, столь же естественное, сколь и человеческий разум[84].

Таким образом, родоначальник русского анархизма Михаил Александрович Бакунин - убежденный сторонник замены государства на федерацию свободных тружеников, он ратует за всемирную социальную революцию крестьян и рабочих, он противник империализма, буржуазного общества и национального угнетения в любых видах. В то же время, он не поддерживает ни социалистов, ни либералов. Своеобразие его взглядам придает национальная, даже несколько националистическая окраска – Бакунин ратует за славян, как локомотив социальной революции, с крайним предубеждением относится к немцам, и вообще выделяет в каждом народе специфические черты, на основании которых делает далеко идущие выводы. Правомерно это или нет, сказать сложно, но в современном анархизме, к примеру, национальный фактор отступает на второй план.

Бакунин не только теоретик. Он участвовал в вооруженных восстаниях, поддерживал национальные и рабочие движения, в том числе деньгами, участвовал в работе печатных изданий. Так что можно сказать, что он напрямую внес вклад в воплощение анархизма в жизнь.