Красные вампиры доктора Богданова

Проблема создания «идеальной крови» будоражила медицинскую общественность уже в начале XX века. Генетические механизмы наследственности еще не были изучены достаточно хорошо, поэтому многие ученые полагали, что именно кровь, а не гены — важнейший носитель наследственности. Научные гипотезы смешивались с аурой мистики и тайны, веками окутывавшими человеческую кровь. Запрет, наложенный Ватиканом на переливания человеческой крови, лишь добавлял ученым азарта.

Рационалисты были настроены оптимистично: любое чудо или оккультная загадка будет рано или поздно разрешена с позиций науки! Именно безупречные научные принципы лягут в основу нового, гармоничного социального общества, даже Бога для этого общества предлагалось выстроить сознательно, руководствуясь научными принципами. Своеобразная философская доктрина получила название «богостроительства», в рамках «богостроительства» всякая творческая, созидательная активность человека рассматривалась как религиозная, то есть способная разрешить сложные этические и личностные проблемы человека, которые раньше относились к парафии церкви.

Концепцию «богостроительства» отстаивала группа русских философов и социологов, к которой примыкали самобытный философ Николай Бердяев, писатель Максим Горький, Анатолий Луначарский и доктор Малиновский, строивший карьеру профессионального революционера под псевдонимом «Богданов». Под этим именем доктору суждено было вписать собственные страницы в историю крови.

Тектология. Философская доктрина товарища Богданова стала естественным результатом его разностороннего образования: он начал учебу на естественном отделении Московского университета, изучал математику, а продолжал и завершал уже в Харькове, на медицинском факультете местного университета. Математика — наука универсальная, она помогла Богданову задуматься о системном характере всех прочих существующих наук. Из этого подхода выросла тектология — наука о науках, предвосхитившая современную «теорию систем» Карла Людвига Берталанфи и кибернетику Норберта Винера. Богданов считал, что в основе всех наук лежит единая система общих принципов, изучение которых позволит повысить эффективность решения практических задач. «Опыт всех наук показывает, что решение частных вопросов обычно достигается лишь тогда, когда их предварительно преобразуют в обобщенные формы», — писал Богданов. Создатель «тектологии» подметил любопытную особенность сложных систем — соотношение происходящих в них процессов, как правило, типично для гораздо более простых организационных структур. В то же время системы по Богданову — не есть что-то застывшее, данное раз и навсегда, — они находятся в непрерывном взаимодействии и связанны циклами развития и деградации. Ученый-практик предложил использовать принципы тектологии при решении экономических задач и планировании народного хозяйства, но в силу политических взглядов, расходившихся с официальной идеологией, его идеи так и не нашли поддержки^[97].

Пленившись идеями Штайнера, считавшего кровь универсальным носителем не только наследственных, но и социальных качеств, Богданов усмотрел в них немалый практический потенциал. Кровь могла стать источником социального равенства, если осуществлять «обменные» переливания между носителями прямо противоположных социальных качеств — например, забрать 300 миллилитров крови у богатого и впрыснуть бедному, при условии, что богатый получит в обмен такое же количество крови от того самого бедного. Такие обмены можно было устраивать между трудолюбивыми и лодырями, опытными и новичками, преступниками и законопослушными гражданами, социально активными и безразличными людьми. Сам Богданов так описывает суть и смысл обменных переливаний:

«Мы… устраиваем обмен крови между двумя человеческими существами, из которых каждое может передавать другому массу условий повышения жизни. Это просто одновременное переливание крови от одного человека другому и обратно… Кровь одного человека продолжает жить в организме другого, смешиваясь там с его кровью и внося глубокое обновление во все его ткани» ^[98].

Своего рода «механический вампиризм», изобретенный доктором Богдановым, не казался современникам аморальным или примитивным. Напротив, его научная доктрина отвечала ожиданиям современников — Европа вступала в эпоху социальных экспериментов, ей требовались новые герои и новая кровь, даже потрепанный за несколько столетий образ вампира не составлял исключения.

Ночной кровопийца — упырь — был окончательно признан плодом народных суеверий и отправлен на свалку земной истории. Вероятно, поэтому в утопическом романе «Красная звезда» Богданов превратил существ, достигающих бессмертия за счет систематического потребления крови, в обитателей другой, кроваво-красной планеты — Марса. Описанную в книге цивилизацию марсиан порой называют «вампирическим коммунизмом», хотя существа, населявшие Красную звезду, — уродливые, отвратительно причмокивающие — куда больше похожи на упырей из народных сказок, чем на носителей социальной гармонии:

«…Лицо трупа обретало… странно знакомые черты. Неподвижные мутные глаза; с серых губ слетает беззвучный шепот… Зеленоватые пятна выступают на мертвом лице, увеличиваются, сливаются, западают и грязной жидкостью вытекают глаза, клочьями сходит гниющее мясо с костей…» ^[99]

Книга Богданова, предшественница нынешней научной фантастики и отчасти романов ужасов, пользовалась огромной популярностью у образованных европейских и русских читателей. Роман предвосхитил одно из популярных сегодня направлений литературной «вампирской саги», посвященное инопланетному происхождению вампиров. Но продолжать карьеру беллетриста Александр Александрович не торопился — его увлекали партийные дискуссии, оппонентом в которых он избирал то Плеханова, то самого Ильича! — одна из лучших философских работ Ульянова-Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» появилась во многом как ответ на философские работы Богданова из сборника «Эмпириомонизм». В конечном итоге за этим вечным ниспровергателем философских, научных, медицинских и партийных авторитетов вполне справедливо закрепились средневековые титулы «еретика» и «сектанта».

Но все прежние достижения Богданова были лишь прологом к главному делу его жизни — созданию института переливания крови. Путь этот был сложным, полным мистических происшествий и знаковых совпадений.

Александр Александрович настороженно встретил события октября 1917 года, но затем активно принялся за просветительскую работу в новом государстве, стал инициатором создания «Пролеткульта». Факт сам по себе выглядит вызывающе: важный участок идеологической работы с массами — культура — оказался доверен застарелому идейному противнику большевиков!

Вопиющий недосмотр скоро исправили — Богданов был вынужден покинуть «Пролеткульт», лишился возможности публиковать статьи и, наконец, в сентябре 1923 года был арестован и препровожден во внутреннюю тюрьму ГПУ. Хотя формально он отошел от политических дискуссий, ему предъявили обвинение в организационной и идейной связи с группой «Рабочая правда». «Я оставил политику, но политика не хочет оставить меня», — с грустью замечал философ. Богданову пытались инкриминировать подпольную работу, направленную против правящей партии — обвинение весьма серьезное даже в относительно демократичные двадцатые годы. Единственным доказательством обвинения, в лучших традициях средневековых процессов над еретиками, служила сфабрикованная газетная статья, авторство которой приписывалось Богданову. Заключенного подвергали суровому психологическому прессингу — содержали в камере с уголовниками, без прогулок, книг и письменных принадлежностей. Но сломить «красного еретика» оказалось сложной задачей — несмотря на все меры, Богданов нашел возможность написать заявление на имя Дзержинского с просьбой допросить его лично и сумел добиться того, что заявление попало к адресату.

«История будет нашим общим судьей», — писал Богданов в заявлении.

Дальше произошло нечто невозможное — в тот же день могущественный и, без сомнения, занятой глава ГПУ Феликс Дзержинский нашел возможность лично посетить и допросить подозреваемого Богданова, беседа с глазу на глаз продолжалась более часа. Что сказали друг другу доктор, мечтавший о кровавом равенстве всех людей, которое он называл «физиологическим коллективизмом», и «железный рыцарь революции», имевший партийную кличку «Астроном», которому приписывают особый и вполне практичный интерес к мистике и оккультизму?

История хранит молчание.

Через неделю Богданов вышел на свободу, хотя его дело так и не было закрыто. Больше того — предложению вчерашнего арестанта о создании научного медицинского учреждения, изучающего проблемы переливания крови, дали официальный ход.

Перспектива обмена кровью между старыми и молодыми членами партии с целью придать юным мудрости и продлить жизнь старцев, должна была казаться необычайно привлекательной стареющим партийным лидерам. Партийные дискуссии, период политической нестабильности, последовавший за смертью вождя пролетариата, еще был свеж в их памяти, о средстве продлить собственные дни следовало позаботиться загодя.

Шестерни бюрократической машины скрипели и перемещались с раздражающей медлительностью, однако в марте 1926 года в Москве все же был открыт первый Институт переливания крови, который возглавил Александр Александрович Богданов. Глава института прошел по фронтам Первой мировой войны как военный врач и отчетливо сознавал прикладное значение переливания крови для развития оперативной медицины, в первую очередь военной хирургии, и был не праздным мечтателем, а экспериментатором-энтузиастом. Поэтому в институте многое было сделано впервые — приглашенный в институт профессор А.Богомолец и его сотрудники делали открытия в области внутренней секреции; были выработаны «правила исследования доноров, гораздо более строгие, чем где-либо на Западе»; велись успешные опыты по трансфузии трупных тканей^[100]; были проведены первые полные переливания крови.

Богданов участвовал во многих экспериментах лично — с 1924 по 1928 год сделал себе 11 переливаний крови, пять из которых были объемом по 900 мл. Переносил он эти операции без каких-либо реакций, сам участник опытов находил их эффект вполне удовлетворительным. Люди, знавшие Александра Александровича, отмечали его моложавый вид и бодрость, у ученого были основания надеяться, что доведенные до совершенства обменные переливания крови никогда не останутся «механическим вампиризмом», а превратятся в новую панацею, которая позволит возвращать людям не только здоровье, но и молодость, а со временем подарят человеческой расе бессмертие^[101].

Но были ли люди готовы принять такой щедрый дар?

…В 1927 году, поравнявшись со зданием Института переливания крови, деловитые москвичи одергивали чесучовые костюмы и суеверно ускоряли шаг, а стареющие дамы поступали обратным образом — останавливались и старательно поправляли шляпки, чтобы оправдать заминку — они вытягивали шеи и пытались заглянуть в окна учреждения, о котором ползли зловещие и противоречивые слухи. Гражданочки женского пола щебетали в нэпманских кондитерских и шляпных салонах про чудодейственные процедуры омоложения, которые совершаются в «институте крови».

Средней руки чиновники шептались, что там запросто оживляют мертвых собак, да и пациенту могут перелить кровь из трупа какого-нибудь пьянчуги, сбитого грузовиком, исключительно в целях научного прогресса. Насчет прогресса — еще вопрос, а головная боль от такого мероприятия обеспечена, вроде сам бутылку водки выпил. Факт, ответственные работники рассказывали — такие врать не будут!

Суеверные няньки, молочницы, домашние работницы и аккуратненькие старушки, столкнувшись на церковной паперти или на рынке, пугали друг друга историями совсем уж жуткими. Будто бы в Москве объявилась страшная секта: по ночам они ловят зазевавшихся граждан, силком запихивают в кареты «скорой помощи» и свозят в «институт крови», шприцами откачивают из бедолаг кровушку — всю, как есть — а потом пьют из граненых стаканов. Трупы сразу же жгут прямо там, в тайном крематории — иначе обескровленные мертвяки расползутся по всей Москве и сами примутся сосать кровь у граждан, как чистые упыри. Называется страшная секта — богдановцы!..

Date: 2016-05-16; view: 335; Нарушение авторских прав