Плато счастливой жизни

Вернувшись из отпуска (конец декабря 1962 или качало января 1963 года), я не пошел к своей подруге, дочери сверхсрочника. Как шла служба, не помню. Периодически я вступал в сексуальные отношения с некоторыми медсес­трами, но быстро все прекращая.

Так без особых событий шла моя жизнь. Был я доволь­но закручен, настолько, что потерял один зуб. Тогда зубы лечили в два сеанса. Убивали нерв, а потом ставили посто­янную пломбу. Так вот, нерв я убил, а с постоянной плом­бой тянул так долго, что у корня выросла гнойная гранулема, и зуб уже следовало удалять. Но местный стоматолог взялся его вырвать, полечить и снова поставить. Это все было сделано в начале марта. Шутя, она сказала, что теперь я стал вполне женихом, ибо запах изо рта исчез. Зуб, как ни странно, прижился, правда, потом, года через два, он все-таки выпал.

Так вот, в середине марте выпивали мы с другом у меня на квартире, а часов в десять под хорошим газом пошли на танцы. Хорошо помню, что я на военный китель надел гражданское пальто, а мой друг, наоборот, был в гражданс­ком костюме, но сверху была шинель. Было еще довольно морозно. Шли мы на танцы и почему-то решили заняться строевой подготовкой. Мы по очереди давали друг другу команды типа «Смирно, равнение направо». Во время этой команды нужно печатать шаг и поворачивать голову в сто­рону того, кто командует, и «есть его глазами». Было еще морозно, на тротуаре был снег, и было скользко. Во время печатания шага мы подбивали друг друга и падали друг на друга. Тем не менее, мы благополучно освоили минут за со­рок необходимые 500 м, которые отделяли мой дом от Дома офицеров, где были танцы, сдали верхнюю одежду в гарде­роб и пошли танцевать. Выглядели к этому моменту мы вполне прилично: головы, по крайней мере, моя, были светлые. (Или им так казалось. Вообще человек в состоянии легкого опьянения чувствует прилив сил, ясность ума и спо­собность совершать героические поступки. Это глубочайшее, а иногда трагическое заблуждение человека, находящегося в состоянии опьянения. Ошибок он делает много, мысли выска­зывает глупые, а поступки делает нередко мерзкие. Но сам собою доволен. — М.Л.)

Немножко плохо было с координацией движения, но только при выходе из дома. А к моменту прихода на танцы с координацией у нас уже было все благополучно. Золуш­ка была с подругами на танцах, и я оставшиеся несколько танцев танцевал с ней. С ней же и вышли на улицу. Она запомнила, что я натянул на себя ее шубу и долго не хотел ее снимать. Но, в конце концов, справедливость и порядок восторжествовали. Она надела на себя свою шубу, а я на себя свое пальто. Я и раньше ее провожал. Но сейчас как-то получилось, что не я ее стал провожать, а она меня про­водила, а точнее, я ее проводил, но не к ней домой, а к себе. Потом мы зашли ко мне на несколько минут.

Квартира моя была уже практически обставлена. Пло­щадь ее была 9 кв.м. В центре стоял небольшой стол и три солдатских табуретки, был светлый двустворчатый платя­ной шкаф, самодельная тумбочка, на которой стояла радио­ла. Был, конечно, и диван-кровать. Потом я забыл, что нуж­но было ее проводить. В общем, задержка получилась основательная. Как мы приступили к сексу, я не помню, но запомнил, что вела она себя пассивно, но не сопротивля­лась, но у меня ничего не получилось один раз, потом дру­гой раз. Потом я заснул, а когда проснулся, то все получи­лось великолепно. (Этот случай показывает ясно, почему люди выпивают. В состоянии опьянения человек возвращает­ся как бы в детство, в блаженство. В это время и сам ты хорош, и близкие все становятся хорошими, и мировоззрение, и мораль засыпают, и готовность к новым контактам повышается, и новое перестает пугать, и творческая активность становится выше. Исчезает сословная, национальная, поло­вая, возрастная и прочая рознь. Человек на какое-то время становится самим собой. Беда в том, что когда опьянение пройдет, характер восстановится. Но состояние опьянения, если это еще не алкоголик, четко показывает, что здоровое ядро сохранилось. К этому состоянию без всяких мировоззрен­ческих предрассудков можно вернуться, но нужно это сделать без алкоголя, а лучше в условиях психологического тренинга. Тогда возврат к самому себе станет носить не временный, а постоянный характер. Человек станет раскованным, а не развязным. Появится возможность стать счастливым. – М.Л.)

Далее я все четко помню. Более того, никогда ничего по­добного у меня не было. У нее было великолепное аромат­ное плотное тело. Я был опьянен уже от нее. О том, что она чувствовала, ничего не могу сказать, а выпытать у нее до сих пор не могу из-за немногословности. Знаю, что она никог­да не засыпала тогда, когда я засыпал после. Потом где-то под утро я пошел ее провожать, а после сразу поехал на службу. Девственницей она была или нет, так я и не понял. Она сказала, что нет, но не исключено, что это из гордости. Чтобы меня ничто не связывало. Я помню, тогда очень это­му обрадовался из-за того, что в случае чего без всяких уг­рызений совести смогу с ней расстаться.

Постепенно в сексе она становилась все активнее и ак­тивнее. Встречались мы часто. Походы в госпиталь у меня свелись до минимума. На службе я мысленно наслаждался прошедшей ночью и как бы продолжал быть с ней. Разго­воров о браке мы не вели. Когда она забеременела, то сде­лала безропотно аборт без скандалов и причитаний. Потом встречались мы у меня. Уходила она одна, я ее не провожал. До сих пор стыд охватывает меня за это. Когда ее со­седка по общежитию дежурила, тогда я ночевал у нее. Ни­каких упреков от нее я ни разу не слышал. Она мне просто была рада. (Фактически это модель отношений, которые позволяют женщине удержать возле себя мужчину. Когда я сейчас решаю задачу моих подопечных женщин, как удержать мужчину, я им советую не предъявлять никаких претензий. Вообще, Золушка без всякой науки вела себя так, как будто знала принцип амортизации и принцип сперматозоида, с ко­торыми я знакомлю своих подопечных. Если бы к этому вре­мени Вечный Принц был мужчиной в истинном смысле слова, у них сразу же началась бы счастливая жизнь, и мне не о чем было бы рассказывать. Вообще о счастье всегда трудно говорить. Оно серое, круглое и незаметнее. В современной лите­ратуре, да и в прежней классической, счастливым людям не место. Все классические литературные герои — несчастные люди или подонки, подражая которым тоже станешь несча­стным или подонком. Хотите примеры? Пожалуйста. Несча­стный Гамлет. Погиб в молодом возрасте, «организовав» убий­ство еще нескольких человек. Мерзавец Печорин, загубивший Беллу, испортивший жизнь княжне Мери, Вере, контрабан­дистам и погибший в 26 лет, подонок граф Монте-Кристо, ко­торого страдания ничему не научили и благодаря которому погибли не только его враги, но и масса других людей, поименно названных и не названных. Это список я мог бы перечислять до бесконечности. — М.Л.)

Началась фактически моя семейная жизнь. Но делали мы это тайком, хотя какие могут быть тайны в маленьком городке, где все всё знают. А вот сделать по-человечески, так, в открытую, пусть даже и без росписи, я не решился. Ее очень любили на работе и всячески ей доверяли. Когда ее заведующая уезжала в отпуск, то обычно ее оставляла присматривать за квартирой. Не помню, на каком месяце наших отношений это было, но месяц мы провели там и очень сблизились. Сексу было навалом, и такого высокого качества, которого у меня ранее, да и потом никогда не было. Постепенно она становилась все опытней. Мне нравилась и ее неопытность, а потом и опытность тоже. Я, правда, тоже был не очень искушенным. Случайные краткосрочные свя­зи не давали возможности экспериментировать.

Золушка была приверженницей всяких правил и ритуа­лов, которые даже как-то изучала специально и меня ста­ралась к ним приучить. Но это было днем. Ночью она была без всяких предрассудков. Мы медленно набирались опы­та, экспериментировали. Да оно и понятно. Невозможно 1,5—2 часа находиться в одной позе. Продвигались мы в этом творчестве не очень быстро. Сексологической литера­туры не было. С друзьями мы никогда не обсуждали техни­ческих деталей. Она, как я вскоре понял, вообще никого в свою душу не пускала и не пускает, просто она со всеми была приветлива. С ней делились практически все на всех производствах, где она работала, ибо были уверены, что дальше нее это никуда не пойдет.

Так вот, когда появилась сексологическая литература, выявилось, что ничего нового, по крайней мере, в стандар­тных учебниках, мы там найти не могли, т. е. до всего дошли сами. Я был здоровым и сильным, а она была еще здо­ровее меня и очень гибкой. В общем, у нас был секс но системе дао, и дошли мы до него без чтения сексологичес­кой литературы.

Когда я был на службе, я больше вспоминал наши про­шлые ночи, как бы переживая их заново, ибо оставались даже какие-то телесные ощущения, по-видимому, связан­ные с длительным трением во время такого сверхпродол­жительного секса, где она умудрялась испытать до 5—7 оргазмов. Иногда во время праздников мы собирались ком­паниями, но все же старались быть больше одни. Если раньше мы ездили на общий пляж, то сейчас старались выбрать место, где никого не было, и был бы какой-то кустарник. Обычно нам это удавалось.

К этому времени я приобрел велосипед, и на пляж мы ездили на велосипеде. Она всегда садилась на раму. Во вре­мя езды я ее целовал в шею. Наверное, поэтому, она никогда не хотела ездить сзади на раме, где было бы значительно удобнее. Один раз у нас был секс прямо на пляже. Начи­нало темнеть, давно уже рядом никого не было. Удалось ее уговорить. Ни до, ни после я никогда ничего подобного не испытывал. И описать, кстати, не могу. Один раз было, что я проснулся только во время оргазма. Она даже не замети­ла, что я во время всего секса спал. Но оргазм был восхи­тительный. Разумеется, мы не только занимались сексом. Мы много беседовали. Она рассказывала мне о своей жиз­ни, я — о своей. Кроме того, я говорил о разных умных ве­щах: философии, астрономии, мифологии, которыми увлекался еще с институтских времен. Все это она слушала со вниманием. С ней же я делился и своими планами, плакал­ся в жилетку, о том, какая неудачная у меня судьба. Как писал Шекспир, «она меня за муки полюбила, а ее за со­страданье к ним». Оглядываясь назад, я понимаю, что, ско­рее, я позволял себя любить. Лишь позже я выяснил, что полюбил ее сам. Уже потом я выяснил, что я мог есть конфеты, апельсины и не угощать ее. Понятно, что мне не было жалко. Апельсины лежали на тарелке. Я их ел и не следил, берет ли она. Потом она мне рассказала все это. Мне стало стыдно, но что поделаешь. Не приучен я был к галантности с детства. Может быть, потому что был единственным ребен­ком, ради которого и жили родители, ибо любви друг к друг они не испытывали. Этот дефект есть во мне и сейчас. По­этому интеллигентно-аристократическое общество меня не принимало. Да и одет был не по моде. Здесь военная форма, и она всегда в моде. Еще одно преимущество армии.

Постепенно я привыкал к армии и не всегда переодевал­ся в гражданскую одежду, когда был не на службе. Золуш­ка, сама того не подозревая, не только скрасила мое суще­ствование в армии, но придала всему этому положительный оттенок. Характер у нее был ангельский. Я не слышал не­сколько лет от нее ни одного упрека, хотя теперь я пони­маю, что вел себя по отношению к ней, мягко выражаясь, не по-джентельменски, а если точнее, подло. Но об этом несколько позже.

Второй отпуск

Наступил отпуск 1963 года. Впервые я поехал не домой, а в Сочи. Был, по-моему, октябрь. Поехал, конечно, один. Это был бархатный сезон. Снял я квартиру. Со мной был один спокойный мужчина примерно одного возраста. Мы с ним сошлись и вкусами. Вот здесь я впервые понял пре­лесть моногамии. Я спокойно отдыхал, плавал, ходил в по­ходы. Мне в голову не приходило искать себе временную подружку. Встречал я там моих знакомых, которые маялись сексуальной озабоченностью. Меня вся эта курортная жизнь сто лет не интересовала. Это.были совершенно нео­бычные ощущения. У меня есть женщина, а все остальные мне не нужны. Мне просто нужно хорошо отдохнуть. Мой приятель был примерно таких же взглядов. Мы с ним на­шли очень уютный ресторан, зал которого выходил прямо к морю. По-моему, он и назывался «Прибой». Мы ужина­ли, слушали неплохую музыку и даже не пытались кого-то пригласить на танец. Да и женщины с нами не заигрыва­ли, Теперь-то я отличаю женщин, живущих в моногамии. Они будут с тобой ласковы, приветливы, дружелюбны и пр. Однако сексуальные отношения даже в виде легкого флирта их глубоко не интересуют, Особенно это чувствуется в танце. Никакой зажатости, полная свобода в движении, упоение танцами, но не тобою. Только идиоту придет в го­лову флиртовать с такой женщиной, имеющей мужчину, которого она любит. Так вот и женщины с нами не заигры­вали. Они это чувствуют еще лучше, чем мы, мужчины. И вообще состояние моногамии — великолепное состояние. Оно очень помогает в работе, когда твой сотрудник — при­влекательная женщина. Тебя это не волнует, и ты можешь сосредоточиться на работе,

К концу отпуска меня неодолимо потянуло к Золушке, и я даже приехал на несколько дней раньше срока, чего прежде со мной не было. В это время она уже занималась на подкурсах. Я сразу же туда пошел. Она тут же с них ушла. Такое нетерпение сейчас довольно часто показывают в зарубежных фильмах. Надо сказать, показывают неплохо. И такое чувство может быть только тогда, когда ты встреча­ешь свою любимую после долгой разлуки. А ведь любая разлука с любимой — долгая.

Когда я стал задумываться о совместной жизни, меня сразу стало тяготить и то, что она медсестра, и то, что я, возможно у нее не первый, и то, что она чуть старше меня, и то, что другой национальности. И то, что раньше меня радовало, то же самое стало огорчать. Я хотел бы, чтобы она хотя бы не работала в приемном покое, а лучше, чтобы пошла учиться в институт. Проблема «первый — не первый» у нас с ней просто никогда не обсуждалась. Так вот пошла она на подкурсы, для поступления в мединститут. Вскоре ей предложил начальник физиотерапевтического отделения перейти на работу в свое отделение, но она отказалась не потому, что не хотела, а потому что медсестры отделения заставили ее отказаться, ибо знали, что она учится на подкурсах, а потом будет поступать в мединститут и может испортить им весь график отпусков.

Комментарии:

Date: 2016-05-15; view: 1260; Нарушение авторских прав