Как вести себя мне, учителю, ограниченному идиотским законом

Работаю я учителем. При этом – классный руководитель. Что преподаю – не скажу, и даже более, не расскажу, в каком регионе работаю, по причине того, что в школах работает не так много мужчин, а мои регион и город небольшие, меня будет легко вычислить. Поймите, просто я боюсь потерять работу, которую люблю. А то, что я ее потеряю, я даже как‑то уверен. Простите мне мой страх.

Когда‑то… Когда‑то мне было 14 лет. С 13 лет я начал осознавать, что со мной происходит что‑то «не то». К 14 годам мне самому уже все стало ясно. Самое страшное тогда было – признаться себе самому.

Постоянно себя одергивал, наблюдал со стороны. Но в конце концов понял то, что я – гей. О том, что такое гей, я узнал из газет и журналов. Интернета у меня не было, тогда и компьютеры еще в том городке, где я рос, были в диковинку.

Хотелось бы рассказать то, что происходило со мной в первые годы после осознания себя и своей ориентации. Рассказать и о первых камин‑аутах.

14 ЛЕТ. ЕЖЕДНЕВНИК. ОТЕЦ – 1

Как‑то раз у нас в школе был классный вечер, посвященный 23 февраля и 8 марта. Девочки дарили подарки мальчикам, и наоборот. Одноклассница моя подарила мне небольшой ежедневник в коричневом переплете. Полагая, что он будет предназначаться только для моих частных записей и ничьи глаза его не увидят, я вывел на форзаце фразу «Я – гей, и я счастлив». Сейчас мне кажется, что эта фраза была моей мантрой, которую полюбил повторять. Ибо как еще можно было поддержать себя самого?

Одноклассники с седьмого класса уже находили себе девчонок, с которыми встречались. А мне было никого не найти. Да и как это можно было сделать в городе с населением меньше 10 тысяч человек при отсутствии Интернета и тому подобного?

Как‑то я сидел с этим ежедневником в одной комнате с моим отцом. Его взгляд случайно выхватил надпись на форзаце. Затем лицо его побагровело, и он спросил: «Это ты что? Про себя написал?» После чего побагровели мои уши. Казалось, их температура поднялась до точки плавления. Мне стало стыдно (за что?). Я начал что‑то лепетать, доказывать ему, что это я не про себя и вообще все это – шутка. Отец хмыкнул: «Ну‑ну». На этом разговор был окончен.

15–16 ЛЕТ. ОБЪЯВЛЕНИЕ. МАМА

Очень хотелось найти тех, кто бы меня понял. Найти парня вообще было заветной мечтой. У всех уже кто‑то был, а я оставался одиноким.

В школе мне начали оказывать внимание девушки, но я смущался, бегал от них как от огня. Им это не нравилось – многие западали на наглых парней с плохой успеваемостью и хорошими мускулами. Я не относился ни к тем, ни к другим.

Единственным способом познакомиться в то время с парнем, который был мне известен, была наша региональная газета бесплатных объявлений. А точнее, ее рубрика «Знакомства». Там оставляли объявления люди всех ориентаций и полов, их чудные адреса состояли из индексов и наборов цифр, перед которыми обычно стояли некие аббревиатуры типа «П/п», «П/д». Выпытывая у тети, что же это значит, ответ так и не получил. Потом уже догадался, что это было «Предъявителю паспорта», «Предъявителю документа».

Пытался писать парням. На конвертах указывал свой домашний адрес, а в строке «Куда» писал цифры. Не знаю, все ли письма доходили. Адресаты‑то находились в другом городе! В столице нашего региона.

Ответа не пришло ни одного. Но я не терял веру в себя. Перешел в десятый класс. У меня появилась возможность иногда по выходным ездить в город, гораздо больше родного. Первым делом, оказавшись там, я пошел в редакцию (!) и подал объявление о знакомстве – в рубрику «Срочно» (!). Вспоминая это, улыбаюсь. Девушка, принявшая объявление, немного смутилась. Но вид пыталась не подавать. Перед этим еще я завел на почте абонентский ящик.

В общем, объявление появилось в газете. Тем временем я решился рассказать о себе своему лучшему другу, который, в общем, меня не отверг. Но ему было сказано, что я би. Возможно, это тоже сыграло роль.

Короче, этот друг помог мне через месяц забрать письма из моего ящика. Оказалось, что он просто ломился от них! Мне исповедовались, присылали свои фотографии и адреса, домашние телефоны (других не было), номера пейджеров. Марки для обратных писем. Назначали встречи. Прочитав письма, я почувствовал такую поддержку, что был на седьмом небе от счастья. Вот чего мне не хватало в первую очередь!

После этого я начал знакомиться. Точнее, пытаться знакомиться. Сперва были звонки. Я звонил, мы мило беседовали, это здорово помогало радоваться жизни. А потом родителям пришел счет за межгород. Нет, не такой и большой. Но сам факт, что я куда‑то звонил, да еще и регулярно, вызвал у мамы определенный интерес. Она стала допытываться. Еще лет с 13 она начала задавать мне один и тот же вопрос: «У тебя есть девушка?», позже сменившийся другим: «А почему у тебя до сих пор нет девушки?» И это парню в 16 лет! Думаю, теперь ей стыдно.

Мама начала просто засыпать своими вопросами. Видимо, она уже что‑то чувствовала в тот момент. В конце концов, после вопросов «А может быть, тебе нравится кто‑то старше?» и «Куда ты все звонишь?», я не выдержал, сказал, что мне нравятся парни, звякнул вилкой о тарелку на кухне, встал из‑за стола и убежал в нашу с братом комнату.

Что было потом – я не помню. Почему‑то все выветрилось. Не помню наших разговоров. Наверное уж, они были. Как позже призналась мама, она позвонила психиатру, но ей сказали: «Это не болезнь. И это не лечится». После чего ее вопросы прекратились…

17 ЛЕТ. НОЧЬ. ОТЕЦ – 2

После злосчастного случая с ежедневником мы на тему моей личной жизни с отцом не общались. Но случилось кое‑что похуже всех ежедневников мира вместе взятых.

Как‑то раз глубокой ночью, сидя в нашей с братом комнате, я, испытывая естественные природные позывы, сидел и рассматривал картинки с обнаженными парнями. Картинки эти я взял на диске у одного парня, с которым познакомился в том городе, куда поступил в университет. В честь поступления мне приобрели компьютер. Пользоваться я им мог только на выходных – когда приезжал домой. Дверь в нашу комнату была стеклянная, но прикрытая занавеской. И вот сижу я, перелистываю картинки, и вдруг слышу из‑за двери убийственно‑тихий голос отца: «Ложись спать…» Меня начало трясти. Тем не менее я все выключил и лег.

Рано утром, когда мне нужно было ехать в другой город и университет, мама собирала меня на учебу. Отец вышел и сообщил ей: «Он… ночью… голых смотрит…» Мать спросила его: «И что?» Он продолжил: «…мужиков». Ответом матери было «Я знаю». Затем они начали ругаться. А я уехал учиться.

Как‑то отец пришел домой пьяным (он приходил домой пьяным почти каждый день, не с тех пор, а вообще). Пьяный, он плакал и обещал купить мне машину, если я перестану заниматься «этим». Ох, отец, если бы ориентация менялась покупкой машины… Да и зачем ее менять? Это абсолютно бессмысленно. Это – природа. Еще у нас с ним как‑то был разговор по поводу того, что «от этого бывает СПИД», на что я только усмехнулся. Его хватило на две минуты этого разговора. В трезвом состоянии.

30 ЛЕТ. СЕГОДНЯ. СЕМЬЯ И Я

Позже всех узнал брат. Для него было шоком то, что родители уже давно все знают. Однако его шоковое состояние не помешало гоняться за мной ночью по квартире. Я думал, он меня прикончит. Но он просто избил.

После из‑за этой и других причин мы три года не разговаривали, проживая в одной квартире. Сейчас уже все не так.

Надо сказать, что в каком‑то смысле мне повезло – меня не выгоняли из дома, не грозились убить, хотя пару раз отец и называл меня «голубым» по пьяной лавочке, в очередной раз скандаля с матерью.

Родители не отрекались от меня. Брат перестал выкидывать кренделя. Можно сказать, что меня приняли таким, какой я есть. А можно и не согласиться. Ведь с отцом мы вообще не обсуждаем мою личную жизнь. Мать нет‑нет да и намекнет, что это у меня что‑то затянулся пресловутый «подростковый период», а когда‑то она убеждала меня попробовать секс с девушкой! Не убедила. С братом мы нормально общаемся и даже дружим. Хотя при нем я стараюсь не смотреть, к примеру, фильмы с тематическими откровенными сценами. И иногда краснею, когда речь вдруг заходит об однополых отношениях.

Я успешно окончил первый университет, затем второй. Побывал за границей, принял участие в парадах гордости, почувствовал свободу от мнений окружающих. Во время моей второй учебы у меня появились новые друзья – подруга (лесбиянка) и друг (бисексуал), мои одногруппники.

Вместе нам приходилось выслушивать речи от преподавателей о том, что «мальчики уходят в геевские сообщества, не найдя себе девушек», наших одногруппников в стиле «Всех нужно расстрелять» и так далее… Но вся эта махровая гомофобия – ничто по сравнению с нашими личными успехами, с тем, что мы приняли и осознали себя. Конечно, здесь, в России, ЛГБТ еще многое предстоит сделать. Но это – тема для других размышлений. Главное сейчас – не бояться себя. Страх – это самое худшее. Думаю, что дети‑404 понимают это, как никто. Я горжусь вами и уважаю вас за вашу смелость и решительность, свободу и непосредственность. И имейте в виду – что бы с вами сейчас ни происходило – будет лучше. И никаких других вариантов. Верьте в себя. Будьте собой.

Сегодня я думаю о том, что делать, если ко мне подойдет в школе ЛГБТ‑подросток из моего класса и признается об этом. Как вести себя в случае обсуждения однополых отношений. А такие дискуссии могут возникнуть и в шестом классе! Такие разговоры спонтанны… Как вести себя мне, учителю, ограниченному идиотским законом? Пока ответа нет. Кроме того, меня мучают и другие вопросы. Но об этом, возможно, в другое время и в другом письме.

Простите за пространность текста и смазанность эмоций.

Аноним

Date: 2016-02-19; view: 352; Нарушение авторских прав