Океан ненависти, осуждения и отвращения: внутренняя гомофобия

Недавно на уроке обществознания, посвященном глобальным проблемам человечества, мы обсуждали тему суицида (в частности, подросткового). Я захотел прокомментировать выступление одноклассницы и рассказать о своем личном опыте: кратко отметил, что пару лет назад испытывал суицидальные мысли, но смог их перебороть. Но даже этого замечания «между делом» хватило, чтобы учительница посмотрела на меня весьма удивленным взглядом.

В тот момент мое сознание пронзила одна мысль: испытывать суицидальные мысли – это не то чтобы нормально. До этого урока, признаться, я всегда считал свой «депрессивный опыт» вполне обычным: я читал про экзистенциальные кризисы, про формирование Я‑концепции в подростковом возрасте и много другой психологической теории. Но у меня была затяжная депрессия, а не нормальная подростковая идентификация.

Да, было тяжело. Да, особой причины не было. Сейчас‑то мне это понятно, а вот тогда – попробуй докажи, что причин для страданий нет.

Я не отрицаю того, что несладко пришлось подросткам, которых родители выставили за дверь, которых третировали и унижали одноклассники. Однако у меня всего этого не было, но было другое. То, что, на мой взгляд, во многом страшнее.

Психологи называют это внутренней гомофобией.

Представьте себе, что каждый раз, когда вы видите свое отражение: в зеркале, в витрине магазина, на экране телефона, – каждый раз, когда вы встречаетесь глазами с самим собой, вы погружаетесь в бездонный океан. Океан ненависти, осуждения и отвращения.

Состояние внутренней гомофобии очень на это похоже: каждый раз, осознавая какую‑то черту своей личности, так или иначе связанную с ориентацией, вы рефлекторно начинаете себя за это ненавидеть, ругать, унижать. Осознание может быть мимолетным, малозаметным, но ваш мозг упорно твердит: вы – зло. Ух, какое зло! Исчадие ада в самом расцвете сил.

Никакие рациональные доводы вас не убедят. Каждый раз, когда вы смотритесь на свое отражение, вам хочется разбить зеркало из отвращения.

Вот это и было тяжело. Перфекционист и вечно «примерный мальчик», я серьезно переживал по поводу того, что не соответствую социальным стандартам. Моим хобби стало вербальное самобичевание и самые изысканные способы психологического насилия. Я ругал себя за все, что только можно (и что нельзя – тоже), упрекал в разврате и пороке, подыскивал самые оригинальные оскорбления (некоторые такие «инвективные шедевры» я бы записал в блокнотик и сохранил для учебников по психиатрии).

Постоянные издевательства над собой серьезно подорвали мое психическое и соматическое здоровье: я проводил бессонные ночи в тяжелых размышлениях о жизни, погружался в депрессивные мысли с головой. Как следствие, я окончательно запутался в себе, не понимал ничего, что со мной происходит, и хотел сбежать от навалившихся мыслей и чувств куда‑нибудь в «прекрасное далеко».

Отказываясь от своего нового состояния, я отказывался и от всех других событий моей жизни, например от учебы. Моя успеваемость сильно съехала. К концу второй четверти мне удалось получить двойку за четверть по литературе, хотя у меня всегда были только пятерки по всем предметам.

Я долго тянул со сдачей стихов наизусть, и, конечно, окончательный срок наступил неожиданно. Учитель прямо при мне поставила подряд около десяти двоек за невыученные стихотворения. В журнал. Ручкой. Сказать, что я тогда был ошарашен, – ничего не сказать. Выйдя из кабинета, я медленно шел по коридору, не замечая никого вокруг. Сел. Выпил двенадцать таблеток валерианы. И пошел на следующий урок. Кстати говоря, рядом со мной в кабинете стояла мама, которая тоже видела все десять двоек в журнале. Как только я сам чуть отошел под действием валерианы, мне пришлось и ее успокаивать. Я не верил в то, что произошло. Я отрицал все эти события, как совершенно невозможные: ну как мой любимый учитель может выставить мне подряд столько двоек? Но на самом деле все было очень даже закономерно: отрицая события, которые со мной происходят, я отрицал и свою жизнь, а значит, стремился к суициду. А отрицал свою жизнь потому, что отрицал себя.

Ведь ориентация – тоже часть личности. Нельзя просто взять и отрезать кусок от человеческой психики. Но я этого не понимал…

Мне очень хотелось все изменить. Найти какое‑нибудь лекарство или психотерапевтический метод, которые смогут что‑то переключить в моем сознании, и – чудо! Греховное влечение пройдет!

В тот период очень помогли консультации с психологом. На этих консультациях я заметил, что часто использую метафору уничтожения: «отрубить», «отрезать», «избавиться», «подавить» – вот одни из самых частотных слов в моем лексиконе.

Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы осознать причины своего поведения. Первый раз мне было настолько чисто физически трудно произнести слово «гей», что я написал его на листке бумаги, чтобы признаться психологу. О том, чтобы сказать друзьям, например, вообще не было и речи.

Как вы уже наверняка заметили, я тяготею к графомании и чрезвычайно избыточной речи, поэтому мне придется опустить многие подробности после этой судьбоносной консультации, когда я написал на бумажке слово «гей» (до этого я резал на миллиметровые кусочки любые мои дневниковые записи и документы «с намеком», а для поиска информации в Гугле копировал последовательно буквы Г, Е и Й из разных слов в «нейтральных» публикациях; и такая психиатрия была). Если вам будет интересно, я могу написать еще одно письмо.

Могу сказать, что сейчас я ощущаю себя вполне благополучно. У меня есть несколько друзей, которым я открылся и которые меня принимают; с учебой больше проблем нет, а благодаря тому, что я справился с депрессией, мне удалось собрать свои силы и стать призером на всероссийской олимпиаде школьников. Диплом призера позволяет мне в следующем году поступить на бюджет в любой вуз России, так что очень хочу уехать в Москву и помогать там ЛГБТ‑активистам.

Всем желаю: любите себя и принимайте себя такими, какие вы есть. Только это сможет разжечь в вашей душе настоящее пламя! Удачи!;)

Н., 17 лет

Я не устану говорить маме «спасибо»

Эта история, наверное, из разряда тех, «как я объясню своему ребенку, что такое гомосексуальные отношения». Я никому ее не рассказывала, но с вами хочу ей поделиться.

Я мало что помню из детства, но это воспоминание почему‑то самое яркое, до деталей.

Мне было лет пять, когда мама, как и всегда, забрала меня после смены на работе из детсада. По пути к остановке я увидела двух мужчин, которые целовались.

Мама даже не прибавила шаг и не сказала «Фу, пидарасы», как это сделали бы другие. Я вообще никогда не видела негативных эмоций в сторону таких людей.

Подойдя к остановке, я спросила:

– Мам, почему те дяденьки целовались?

На что она мне ответила:

– Они просто любят друг друга.

Это, наверное, самый главный и единственный урок, который преподала мне мама: не осуждать никого и ни при каких обстоятельствах.

Всю жизнь я считала и свято верила, что любить нужно за душу, а не делить людей по полу.

Спасибо, мам, за это. Спасибо, что благодаря тебе я не чувствую себя «другой» и могу любить девушку, не скрывая этого. Спасибо, мам, что научила меня этому.

Когда я призналась маме, что мне нравятся девушки, она лишь сказала:

– Ну что поделать, главное, внуков мне.

И потом добавила:

– Не стесняйся этого, а если кто‑то скажет что‑то против, вспомни хук справа, которому папа тебя научил.

Я не устану говорить ей «спасибо».

Спасибо, мам, за меня.

Аня, 18 лет