Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Монтескье 4 page





Это теоретическое представление заставляет Руссо в практическом отношении отнестись отрицательно к идее представительства, которую отстаивал Монтескье, ссылаясь на пример Англии. "Депутаты народа не являются и не могут быть его представителями, они только его комиссары; они не могут ничего решить окончательно. Всякий закон, который не утвержден народом в полном составе, недействителен, - это вовсе не закон. Английский народ воображает, будто он свободен; он сильно заблуждается, он свободен только в то время, когда производятся выборы в парламент; как только представители выбраны - он раб, он ничто. То употребление свободы, которое делают англичане в короткие промежутки ее существования, вполне оправдывает ее потерю, которой они заслуживают"*(948).

Идея представительства уже потому не стоит поддержки, что происхождением своим она обязана средним векам, этому мрачному периоду в жизни человечества. Классическим народам эта идея была совершенно чужда.

с. Из неотчуждаемости Руссо выводит нераздельность верховной власти. Если она вся принадлежит народу, то никому иному не может принадлежать, какая бы ни была часть ее. "Японские фокусники разрезают на части ребенка на глазах зрителей, потом, подбрасывая вверх на воздух один член за другим, они делают так, что ребенок падает на землю живым и целым. Такими же почти жонглерами являются и наши государственники: разделив государственный организм с чисто ярмарочным искусством, они соединяют потом все в одно совершенно непостижимым приемом"*(949). Это вылазки против Монтескье с его началом разделения властей.

X. "Общая воля всегда права и имеет в виду общее благо, хотя отсюда еще не следует, чтобы решения народа были всегда правильны. Желаешь всегда своего благополучия, но не всегда его видишь. Народа никогда не совратить, но обманывают его нередко, и вот тогда, кажется, будто он хочет себе зла"*(950).

Руссо различает общую волю и волю всех. Первая имеет в виду общий интерес, вторая - частный и представляет собою лишь сумму частных воль. Здесь Руссо останавливается в нерешительности перед выбором механической и органической точек зрения на народ и кончает принятием обеих.

Невольно возбуждается вопрос, какое же соотношение между общею волею и волею всех? Каким образом сумма частных воль делается общею волею? Особенно недоумение вызывает вопрос, каким образом большинство воль становится общею волею и как согласовать, с точки зрения самого Руссо, свободу человека с обязанностью подчиниться решению, которому он не сочувствует?

Это сомнение Руссо разрешает софизмом. По его мнению, вопрос ставится неверно. В действительности каждый гражданин согласен на все решения, даже те, которые приняты вопреки нему. Постоянная воля государства - это общая воля, благодаря которой граждане свободны. "Когда в народном собрании предлагается закон, то граждан спрашивают не о том, одобряют ли они проект или нет, но о том, согласен ли он с общею волею, которая также и их воля, или нет. Каждый, подавая голос, выражает свое мнение по этому вопросу и счет голосов раскрывает общую волю. Поэтому, когда берет верх мнение, противное моему, это доказывает только, что я ошибся, так как считал общею волею то, что ею не было. Если бы взял верх мой личный взгляд, я достиг бы противного тому, чего желал, и вот тогда я не был бы свободен"*(951).

Таким ответом Руссо, очевидно, не распутывает созданного им затруднения, а только выпутывается из него, по крайней мере, по видимости.

XI. Руссо различает верховную власть и правительство, и этому различию придает большое значение.

Всякое действие предполагает с одной стороны волю, которая решает действовать, а с другой стороны силу, которая осуществляет решение. Человек, идущий в известном направлении, сначала должен захотеть двинуться, а потом должен иметь ноги, которые его передвинут. Государственный организм подобен физическому. Его воля выражается в законодательной власти, его сила - в исполнительной*(952).

Законодательная власть принадлежит только народу и никому иному принадлежать не может. Но поэтому - то народу не может принадлежать исполнительная власть. Для исполнения существует особый орган - правительство (gouvernement), которое является посредником между суверенным народом и подданными. Исполнительному органу Руссо дает название "Государя", хотя бы орган был коллективный*(953).

Отношение между этим исполнительным органом и народом не основывается на договоре, как это полагали иные политические мыслители. Государственный договор только один - между соединяющимися в государственный союз. Акт, которым народ подчиняется государю, вовсе не договор, а только поручение, предоставляющее слуге суверена осуществлять от имени последнего принадлежащую ему власть. Если государь не глава народа, а только слуга, действующий по поручению, то, значит, народ может назначить его и сменить, когда ему угодно*(954). Если этот взгляд Руссо теоретически слаб, так как поручение также договор, зато он способен был произвести впечатление решительною постановкою вопроса.


XII. Народ, в качестве суверена, имеет своею исключительною задачею устанавливать общие положения, называемые законами. Для конкретного случая не может быть общей воли*(955).

Казалось бы, где только существует государственный быт, неизбежно должны быть законы, его регулирующие. Если основная задача суверенного народа - законодательство, как утверждает Руссо, отсутствие законов выражало бы бездействие суверена, а может быть и возбудило бы сомнение в существовании.

Но не так смотрит на дело сам Руссо.

Прежде чем воздвигнуть крупное здание, архитектор внимательно исследует почву, на которой оно должно стоять.

Точно также нельзя создавать законодательства, не определив предварительно, насколько способен народ вынести добрые законы. Вот почему Платон уклонился от составления законов для аркадян - он понимал, что, привыкши к роскоши, аркадяне не в состоянии будут вынести начала равенства*(956). Для народов, как и для людей, существует период зрелости, до достижения которого следует обождать с законами.

"Какой народ пригоден к законодательству? Тот, который, будучи уже связан общностью происхождения, интересов или соглашения, еще не знает ига законов, тот, который не имеет ни обычаев, ни укрепившихся предрассудков"*(957). Но Руссо, вероятно, и сам чувствовал, что найти такой народ для законодательного эксперимента невозможно. Поэтому он стоит на то, что хорошему законодательству должно предшествовать доброе воспитание.

Таким образом, Руссо ставит нравственное усовершенствование условием доброго законодательства. Для него не возникают сомнения, как выполнить воспитательную задачу без общих положений, исходящих от суверенного народа, не имеет ли само законодательство воспитательного значения, и не сделает ли достижение нравственного совершенства излишним само законодательство?

Интересен пример, приводимый Руссо в подтверждение своего взгляда. "Русские никогда не сделаются истинно цивилизованными, потому что они слишком рано ступили на этот путь. Петр обладал подражательным гением; он не имел настоящего таланта, который создает все из ничего. Кое - что из сделанного им хорошо, а большая часть неуместна. Он видел, что народ его в состоянии варварства, но он не заметил, что этот народ еще не созрел для цивилизации; он вздумал цивилизовать его, когда нужно было его только исправить. Он хотел создать немцев, англичан, а следовало начать с того, чтобы сделать народ русским; он мешал своим подданным сделаться тем, чем они могли быть, убеждая их, будто они то, чем на самом деле они не были. Русское государство захочет подчинить себе Европу, а само будет подчинено. Татары, его подданные и его соседи, станут его господами, а также нашими. Этот переворот мне представляется неизбежным. Все короли Европы дружно содействуют этому результату"*(958).


XII. Если верховная власть всегда принадлежит народу, то различие форм правления, наблюдаемое в действительности, относится только к организации правительства. Классификация форм правления, не как форм государственного строя, а как организации исполнительной власти, составляет оригинальную, хотя и мало научную, точку зрения Руссо. Формы правления различаются по числу лиц, образующих личность "Государя", т. е. по числу лиц, в руках которых находится исполнительная власть. Таких форм три: монархия, аристократия и демократия.

a. Демократическою формою правления можно было бы признать ту, где не только издание общих норм, но и применение их лежало бы на всем народе в полном его составе. Но такой формы правления не существует*(959), да и не могло бы существовать. Естественному порядку противно, чтобы большое число лиц управляло. В такой форме правления нельзя было бы различить суверена и правительства. Таким образом Руссо отвергает демократию, но нужно помнить, что он употребляет это название совершенно своеобразно, несогласно с общепринятым пониманием.

b. Существует три вида аристократии: естественная, избирательная и наследственная. Первая, под которою Руссо разумеет управление старейших (сенат, герузия), соответствует первым ступеням общественного развития, третья - худшая из всех форм правления. Вторая является лучшею формою - это аристократия в настоящем значении слова*(960). Все симпатии Руссо на стороне избирательной аристократии, но нужно помнить, что это относится только к организации правительства, тогда как верховная власть остается всегда за народом.

c. Монархия - форма правления, ложная в своем существе. "Короли желают быть самодержцами, и издавна их убеждают, что лучший к тому способ - это снискать любовь к себе народа. Это очень красивая мысль и даже очень верная в некотором отношении. К сожалению, над нею всегда будут смеяться при дворе. Конечно, власть, основанная на любви народной, значительна, но она ненадежна и условна, и никогда государи не удовлетворятся ею. Лучшие короли желают, чтобы им дали возможность быть злыми, если им это нравится, и в то же время оставаться властителями. Напрасно политический оратор стал бы убеждать их, что сила народа - их сила, и что их интерес в том, чтобы народ был богат, многочислен и грозен. Они хорошо знают, что это неправда. Их личный интерес, прежде всего, в том, чтобы народ был слаб, несчастен и не был бы в состоянии оказывать сопротивление*(961).

Существенный и неизбежный недостаток монархической формы состоит в том, что при ней высшего положения достигают не самые образованные и способные люди, как в республике, а мелкие интриганы, плуты и льстецы, которые подрывают авторитет монархии и губят ее*(962).


Чтобы избежать народных волнений при избрании государей, предпочли установить наследственную монархию, т. е. избегая волнений, предпочли видимое спокойствие мудрому управлению, предпочли подчиняться детям, чудовищам, слабоумным, чем бороться за выбор лучшего государя*(963).

"Все эти недостатки монархизма не избегли внимания писателей, но последние не нашли в них затруднения. Выход из этого, говорят они, - повиноваться без ропота. Бог посылает дурных государей в гневе своем, и их нужно переносить, как наказание Божье. Это рассуждение, конечно, весьма поучительно, но оно более уместно для проповеди, чем для политического трактата. Что бы сказали мы о враче, который, обещая чудеса, ограничивался бы тем, чтобы склонять пациентов к терпению. Понятно, что нужно терпеть дурное правительство, раз оно существует, но вопрос в том, чтобы найти хорошее"*(964).

ХШ. Каков же государственный идеал Руссо? Нельзя не заметить прежде всего, что в труде этого писателя нет никакой возможности провести границу между теорией и идеалом, между тем, что он утверждает как существующее, и тем, что он выставляет как желательное. По - видимому, для Руссо теория только служит идеалу, но Руссо готов даже как бы отрицать политический идеал. "Во все времена много спорили по вопросу о лучшей форме правления, не замечая, что каждая является лучшею при известных условиях и худшею при других"*(965).

Однако Руссо ясно дает понять, что он, следуя Платону, считает идеальным такой размер государства, который не был бы настолько велик, чтобы встретилось затруднение в хорошем управлении, и не настолько мал, чтобы явилась опасность за сохранение*(966). Доля участия каждого гражданина зависит от численного состава суверенного народа, а потому, чем больше государство, тем менее свобода*(967). Это не мешает Руссо утверждать, что признак благосостояния государств, составляющего их цель, есть населенность страны*(968). Руссо обещал указать, как можно, путем федерации, соединить выгоды большого государства с преимуществами малого, но не выполнил этой задачи*(969).

Трудно сказать, что представляет собою начало народовластья в изображении Руссо. Является ли оно историческим фактом, лежащим в основе всех форм правления, какова бы ни была их видимость, или же это идеальное требование. С одной стороны, как мы видели, Руссо утверждает, что суверенитет всегда принадлежит народу, с другой Руссо считает необходимым оправдываться, что осуществление суверенитета в народных собраниях вовсе не химера*(970). Особенно странным представляется то, что швейцарец Руссо в доказательство возможности непосредственного народовластья, ссылается на античные государства, и ни словом не обмолвливается относительно подобных явлений в современных ему кантонах его отечества. Он питался книгой там, где сама жизнь давала ему в руки материал.

Так далек был Руссо от серьезного изучения действительности, так неясны были его политические мечтания.

XIV. Как же объяснить, при шаткости теоретических представлений и идеалов Руссо, его огромный успех в XVIII столетии, его влияние на идеи и события революционного периода?

Это влияние не подлежит сомнению. Сочинения Руссо, по выражению Блюнчли, это ключ к французской революции*(971). Впечатление, произведенное Руссо на общество, вызывалось идеею народного суверенитета в той резкой постановке, какую придал ей этот писатель. Как борьба за политическую свободу началом разделения властей обязана Монтескье, так началом народовластья она обязана Руссо. Но Руссо воздействовал не столько идеями, сколько силою проявленных им чувств, страстной любви к свободе и непримиримой ненависти. Когда мысль приготовлена к революционному перевороту, то наибольший успех выпадет на долю того, кто возбудит настроение, способное осуществить мысль на практике. Таким лицом оказался Ж. - Ж. Руссо.

На современников Руссо действовал именно этим призывом к борьбе за свободу, так что до поры до времени никто не замечал, что в глубине этого учения заготовляются новые цепи для той же свободы. "Это сочинение, пишет один из них автору "Государственного договора", читается с жадностью. Какая сила, какая глубина! Насколько вы стоите выше самого Монтескье! Ваш труд должен испугать всех тиранов - настоящих и грядущих. Он в сердцах всех разжигает любовь к свободе"*(972). Самая неясность учения, противоречивость, - эти крупные недостатки с научной точки зрения, благоприятствовали успеху. Проникшись настроением автора, каждый находил в его книге, чего сам хотел, и предполагал, чего в ней не было.

Руссо - кумир французской революции. В устах ее ораторов постоянно слышатся мысли Руссо, передаваемые нередко буквально его словами. Их речи дышат его пафосом, его красноречием. Законодательные произведения революционной эпохи проникнуты принципами Руссо. Декларация прав 1789 года (§ 3) гласит: "Начало всякого суверенитета лежит в народе; никакое учреждение или лицо не может осуществлять власти, не исходящей от народа". Конституция 1791 года передает идею Руссо следующими словами (§ 1): "Суверенитет един, неразделен, неотчуждаем; он принадлежит народу". Конституция 1793 года повторяет то же начало: "Суверенный народ есть совокупность граждан... народ отправляет свой суверенитет в первичных собраниях".

Казалось бы, политический идеал, приспособленный к маленькой Женевской республике, не мог служить образцом, когда дело шло о реформе государственного строя Франции. Но дело в, том, что французы XVIII века, воспитанные на античных образцах, привыкшие к той роли, какую играл Париж в глазах всего мира, признали, что Париж - это cite antique, a вся остальная страна не более, как его провинции. Этим соображением устранялись затруднения при пользовании идеями Ж. - Ж. Руссо.

 

Кант

 

Литература: Существует несколько изданий собрания сочинений Канта: Hartenstein, в 8 томах, 2 изданиях, 1867; Rosenkranz, в 12 томах, 1838; в настоящее время предпринято издание Прусской Королевской Академией, вышли с 1900 года тома I, II, III, IV, X, XI, XII. В русском переводе имеются лишь отдельные сочинения: Критика чистого разума (Владиславлева, 1867, Соколова, 1897, Лосского, 1907); Критика практического разума (Смирнова, 1879 и Соколова, 1897); Критика способности суждения (Соколова, 1898); Пролегомены ко всякой будущей метафизике (Вл. Соловьева, 1893); О педагогике (Любомудров, 1896). Для ознакомления с общей философией Канта можно указать: Куно - Фишер, История новой философии, т. IV, 1901, т. V, 1906; Паульсен, Иммаиуил Кант. Его жизнь и учение, 1899 и 1905; Риль и Виндельбанд, Иммануил Кант, 1905; курсы по истории новой философии Фалькенберга, Геффдинга Виндельбанда. По этике Йодль, История этики в новой философии, т. II, 1898, стр. 8 - 41. Для философии права: Новгородцев, Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве, 1901; Чичерин, История политических учений, т. III, 1874, стр. 324 - 374; Friеker, Zur Kants Eechtsphilosopliie, 1855; Sodeur, Vergleichende Untersuchung der Staatsidee Kants und Hegels, 1894; Friedlander, Kant in seiner Stellung zur Politik (Deutsche Rundschau, 1876, ноябрь); Койген, Соцгальная философия с точки зрения Платоно - Кантовского идеализма (Вопр. фил. и псих.1904, кн. 71).

 

I. В 1724 году, в буржуазной семье простых ремесленников, на далеком востоке Пруссии, в Кенигсберге, родился Иммануил Кант. Наибольшее влияние на мальчика оказала мать, в которой были сильны благочестивые стремления пиэтистического направления, видевшего веру в глубине настроения и в строгости нравственного поведения.

Школьное образование дало ему главным образом знание классических языков. В университете, куда Кант поступил 16 лет, он нашел даровитых учителей, которые сумели возбудить в нем интерес к философии и естествознанию.

Влечение к дальнейшим научным занятиям встретило препятствие в недостатке материальных средств. С целью обеспечить себя с этой стороны, Кант вынужден был по окончании университета в течение десяти лет нести на себе обязанности домашнего учителя. Это положение не было, однако, для Канта тяжелым, особенно в доме графа Кайзерлинга, где он пользовался большим уважением и почетом. Педагогическая деятельность не мешала его научным работам, и в конце своей службы Кант выпустил сочинение "Естественная история и теория неба", 1755, само по себе обеспечившее Канту известность на будущее время. Выдвинутое им объяснение происхождения мира близко к общепринятому ныне воззрению, которое поэтому носит название канто - лапласовской теории.

Несмотря на ряд научных работ, сделавших имя Канта весьма известным, ему все же не удавалось осуществить желанную мечту - получить профессуру. В 1758 году освободилась кафедра, но русский генерал фон-Корф, начальник края во время Семилетней войны, предпочел Канту его конкурента. Канту пришлось довольствоваться местом помощника библиотекаря, пока в 1770 году, на 46 году жизни, ему не открылась, наконец, возможность занять кафедру логики и метафизики.

В лице Канта мы имеем типичного немецкого профессора старого времени. Необыкновенно аккуратный как в чтении лекций, так и в своих научных работах, до педантичности строго определивший весь свой день, уклоняющийся от всяких одолжений, способных связать его независимость, крайне расчетливый в своих расходах с целью обеспечить за собою свободу - таков Кант в представлении современников и потомства. Личная свобода и порядок - основные требования характера Канта. Чуждый всякого честолюбия, погони за славой, а тем менее всякой корысти, Кант упорно отклонял предложения министерства перейти в Галле, на более видную и доходную кафедру. Кенигсберг на всю жизнь приковал к себе философа, который лишь на время гувернерства оставлял родной город и никогда не выезжал за пределы провинции. Одинокий, без семьи, Кант знал только научные интересы и привязанности небольшого круга друзей, да своего слуги Лампе.

Эта любовь к спокойствию духа объясняет поведение Канта в том столкновении с правительством, которое ему пришлось испытать под старость за свои научные убеждения. В 1794 году он выпустил в свет книгу "Религия в пределах чистого разума". В это время в Пруссии, под влиянием событий, разыгрывавшихся во Франции, обнаружилась крайняя реакция. Почетная репутация философа не спасла его от именного королевского указа, которым профессору предлагалось впредь воздерживаться от вольнодумства, под угрозою неприятных последствий. Кант ответил, что, как верноподданный его величества, он будет впредь совершенно воздерживаться - как в лекциях, так и в сочинениях - от всякого публичного изложения всего касающегося религии. Конечно, Кант не проявил особенного гражданского мужества, но семидесятилетнему старцу можно извинить его отказ от борьбы.

Несмотря на слабость организма, с неприятными свойствами которого Кант боролся всю жизнь гигиеною и силою воли, философ, с начала 90-х годов стал быстро слабеть физически и умственно. В 1797 году он принужден был оставить чтение лекций. В 1804 году старческая слабость положила конец его скромному, но значительному существованию.

II. В истории новой философии замечаются те же два периода, как и в истории древней: от вопроса о сущности внешнего мира мысль переходит к самому мыслящему субъекту. Этот переходный момент связывается по преимуществу с именем Канта.

Но следует заметить, что и рам Кант в своем внутреннем развитии пережил те же два момента. Сначала его внимание сосредоточивается всецело на проблемах космологических и метафизических. В шестидесятых же годах он переходит от внешнего мира к внутреннему, и обращает внимание на вопросы антропологии и этики. В связи с новыми интересами находится, вероятно, открытие чтений по естественному праву, с 1767 года. Этот поворот внимания привел к наивысшей точке его философии, к критицизму, который зарождается около 1770, и выражается в "Критике чистого разума", появившейся первым изданием в 1781 году. Тем же духом проникнуты "Критика практического разума" 1798 и "Критика способности суждения", 1790.

Невольно останавливает на себе внимание чрезвычайно позднее появление трудов Канта по вопросам этики и особенно права. Правда, еще в 1785 году появились "Основы метафизики нравов". Но сочинение, посвященное специально праву "Метафизические начальные основания учения о праве" вышло в свет в тот самый год, 1797, когда автор его был вынужден прекратить свое преподавание вследствие ослабления умственных сил.

Философия права Канта складывается под влиянием тех же трех факторов, как и мировоззрение других философов.

На философию Канта, особенно нравственную, кладет сильный отпечаток индивидуальность философа. В философии Канта трудно сказать, где кончается его личность и где начинается учение. Отличительными чертами его характера являются любовь к независимости и чувство долга. Чтобы быть свободным, Кант всю свою жизнь подчиняет принципам и точно их соблюдает. Стремление к закономерности вызывается склонностью к порядку, возможность не отступать от принятых принципов поддерживается сильною волею (ты можешь, потому что ты должен). От этой неуклонной принципиальности характер Канта приобретает черты строгости и холодности.

С того момента, как Кант приступил к занятиям философией (1740), и до того, когда он выступил ее преобразователем (1781), прошло слишком сорок лет, в течение которых миросозерцание Канта испытывало влияние различных направлений философской мысли. Он начал под давлением немецкой философии Вольфа, популяризатора Лейбница, проникнутой догматизмом и рационализмом. С таким мировоззрением Кант связал натур философию Ньютона. Далее мысль Канта подвергается сильному воздействию английской философии, сначала в форме эмпиризма Локка, а потом скептицизма Д. Юма.

В области этики Кант сперва поддался английским моралистам, особенно в лице Пэфтсбюри, а потом испытал сильное влияние естественного чувства Ж. - Ж. Руссо. В области политики Кант не мог не испытать влияния Вольфа, который выступает теоретиком полицейского государства. С точки зрения этой доктрины возвышению и укреплению государства подчиняются все нравственные цели. Личность человека не имеет большой цены перед задачами государства, осуществляемыми государем (отдача подданных в солдаты иноземцам для поддержания финансов). Государство заботится о добродетели подданных, как о политическом средстве: безусловное подчинение государству должно было вести к уничтожению всякой индивидуальности.

Это немецкое направление должно было поддаться под напором французских идей, под влиянием Вольтера, Монтескье, Руссо. Последний произвел на Канта особенно сильное впечатление. За чтением "Эмиля" Кант впервые забыл распорядок дня. Портрет Руссо был единственным украшением скромного кабинета профессора. Для Канта заслуга Руссо в мире нравственном была та же, что Ньютона в мире физическом: оба открыли под многообразием форм порядок, данный самою природою. Кант поддался мысли Руссо, что наука и культура не играют роли в деле выработки нравственного сознания. Под влиянием французского писателя Кант пришел к убеждению, которому остался навсегда верен, что нравственность имеет первоначальную и независимую основу в самой природе человека. На этом фундаменте построил Кант свою этику.

III. В то самое время, когда рационализм достигает высшей точки своего влияния, он получает сильный удар от руки Канта, раскрывшего всю неосновательность его притязаний.

Вопрос об основной задаче философии Канта представляется спорным. Для одних существенный результат предпринятого Кантом труда выражается в отрицании возможности какого бы то ни было познания за пределами опыта. Другие видят все значение его работы в доказательстве возможности рационального познания мировой сущности. С одной точки зрения Кант разрушил иллюзию метафизики, как науки; с другой - он только подвел новый, более прочный, фундамент для метафизики. Если судить по результатам философии Канта, на которой вскоре пышно расцвели спекулятивные системы, то следовало бы признать верным первый взгляд. Если же держаться смысла и духа Кантовой философии, то необходимо согласиться с правильностью мнения, что задача и сущность критической философии - чисто отрицательная*(973).

Такое двойственное понимание лежит на ответственности самого Канта. Как строго научный мыслитель, он твердою рукою задернул занавес за непостигаемым. В поисках же твердой нравственной опорой, Кант пытается приподнять часть им самим задернутой занавеси.

Явилось ли этическое учение Канта логическим выводом из его теоретического учения, или же он искал теоретического обоснования для своего уже сложившегося нравственного убеждения? Теоретическая или практическая проблема составляет основу его философии?

Две вещи наполняли душу Канта всегда удивлением и благоговением: "звездное небо над нами и нравственный закон в нас"*(974). Примирить эти две проблемы - составляло органическую потребность Кантовского духа. По всей вероятности, ход мысли Канта был таков. Прежде всего, он задался целью найти научное обоснование своим моральным и религиозным убеждениям, за которыми он отверг всякое эмпирическое происхождение и которым в то же время он придал абсолютное, общечеловеческое значение. Однако теоретическое исследование не оправдало надежд и отказало в научном обосновании. Кант был слишком честный мыслитель, чтобы обманывать самого себя, но в то же время нравственное сознание, этот основной нерв философской мысли Канта, не могло примириться с отрицательным результатом. Душевное раздвоение привело Канта к убеждению в раздельности теоретического и практического элементов, с признанием первенства за последним: недоступное познанию, - доступно вере.

IV. Философия Канта есть критицизм. Становясь в положение третейского судьи, разбирающего процесс между философскими направлениями, критическая философия берется разрешить спор между догматизмом (Декарт, Спиноза, Лейбниц) и скептицизмом (Д. Юм), между рационализмом (Лейбниц - Вольф) и эмпиризмом (Бэкон, Локк). Этой цели Кант достигает, сосредоточивая свое внимание на условиях познавательной деятельности человека.

Против догматизма и в пользу скептицизма Кант решает спор в том смысле, что убеждение во всемогуществе разума, способного дать познание всего сущего, путем извлечения из произвольно принятой предпосылки, не соответствует границам, поставленным самому разуму; против скептицизма и в пользу догматизма Кант признает, что имеются постоянные, незыблемые основы рационалистического познания, не подлежащие сомнению. В пользу эмпиризма и против рационализма Кант признает, что материал наших суждений дается нам извне, путем опыта, что познаваемо только то, что дано в опыте; в пользу рационализма и против эмпиризма утверждается, что не все понятия получаются из чувственного восприятия, что возможность усвоения и обработки опытного материала дана а рriori самым существом духа.

Таким образом, философия Канта следует указанию Сократа: всякое построение философской системы должно иметь исходным пунктом самосознание разума. Разум обязан взглянуть на самого себя и оценить свои силы. Ни к чему все попытки разрешения глубоких вопросов, "если самосознание разума не сделается истинной наукой, различающей с геометрическою достоверностью правильное употребление разума от ничтожного и бесплодного"*(975).







Date: 2015-12-13; view: 441; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.017 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию