Монтескье 1 page

Литература: Биография Монтескье дана Viаn, Histoire de Моntesquieu, 1878 (критика Брюнетьера, Revue de deux Mondes, 1879); лучшая монография - А. Sorе1, Montesguieu (Collection des grands ecrivains francais), 1887, pyc. перев. 1905; Faguet, Dix - huitieme sicde, 1892, стр. 137 - 192; Durckheim, Quid Secundatus politicae scientiae contulerit, 1892; Janet, Histoire de la science politique, т. II, изд. 1872, стр. 417 - 556; Jansen, Montesquieus Theorie von der Dreitheuung der Gewalten im Staate auf ihre Quelle zuruckgefuhrt, 1878; Scliwarz, Montesquieu und die Verantwortlichkeit der Eathe des Monarchen, 1892; Бершадский, Очерки истории философии права, 1892, стр. 235 - 266; Чичерин, История политических учений, т. I, 1872, стр. 355 - 396; Ковалевский, Предисловие к переводу Духа законов, 1900; Ильберт, Монтескъе ("Ж. М. Ю." 1904, N 7).

Издания: Лучшее издание в 7 томах принадлежит Лабулэ, 1876 - 1879; недавно стали выходить новые, прежде неизвестные произведения: Deux opuscules de Montesquieu, 1892; Melanges inedits de Montesquien, 1892.

I. Шарль Луи де Секонда родился в 1689 году в замке де ла Бред, невдалеке от Бордо. Он принадлежал к дворянской семье и с гордостью вспоминал, что род его насчитывает уже 250 лет. Потеряв на восьмом году мать, мальчик попал в иезуитскую коллегию, где воспитывался до 18 лет.

По выходе из коллегии, юноша отдался изучению юридических наук, что, может быть, объяснялось не столько интересом к этой отрасли знания, сколько надеждою на занятие судейской должности. Надежды эти оправдались. В 1714 году умер его дядя, барон Монтескье, и передал ему, вместе с титулом, также и приобретенное покупкою звание вице - председателя судебного парламента в Бордо. Через год 25-летний судья обзавелся семьей.

Однако интересы Монтескье выходили далеко за пределы судейского стола. Его влекла к себе литература, он проникнут был глубоким уважением к классической древности и, наконец, отдавая дань времени, занимался естествознанием. В 1721 году появился его первый крупный литературный труд "Персидские письма". Изящная форма, острое содержание, резкие намеки создали Монтескье сразу литературное имя. Особую пикантность придало обнаружение того, что автором анонимного сочинения, нападавшего на церковь и общественные порядки, оказалось лицо, занимавшее видный пост.

Литературный успех отнял у судьи всякий интерес к его делу, и он продал свою должность (1726). Вступление в Академию встретило, однако, со стороны правительства оппозицию, которая задела самолюбие Монтескье и оскорбила его. Он отправился в заграничное путешествие, объездил Германию, Италию, Швейцарию, Голландию и Англию. В Риме Монтескье был очень любезно принят папою, который не поставил автору "Персидских писем" в упрек указания на "мага, внушающего верующим, что три равно одному, что съедаемый хлеб не есть хлеб, а выпиваемое вино не есть вино". Нравы Англии не понравились Монтескье, хотя он и оценил, что в этой стране "чувствуешь себя свободно".

По возвращении в Париж Монтескье издал крупный исторический труд "Рассуждение о величии и падении римлян", 1734.

В это же время уже созревала в уме Монтескье новая работа, появившаяся лишь в 1748 году, когда автору было уже почти 60 лет. По словам Монтескье, он потратил двадцать лет труда на создание "Духа законов". И, однако, близкие друзья его, которым он сообщил в рукописи свое новое произведение, встревожились, как бы выход в свет такого сочинения не лишил автора той славы, какую он приобрел ранее. Их опасения не оправдались. Несмотря на большой объем, отсутствие системы в изложении, отрывистый слог, "Дух законов" имел огромный успех. В полтора года потребовалось 22 издания.

После подъема сил, выразившегося в знаменитом сочинении, начался их упадок. Монтескье почти совершенно ослеп, удалился от общества и в 1755 году скончался. За гробом его шел единственный представитель литературного мира - Дидро.

II. На мировоззрение Монтескье оказал влияние историзм, имевший своим представителем во Франции Бодэна. Едва ли Монтескье мог остаться вне влияния выдающегося: произведения итальянской литературы, а именно "Новой науки" Джиамбатисты Вико, которое вышло в 1725 году и представляло крупный вклад в философию истории. С другой стороны Монтескье, как и все его современники, испытал сильное влияние со стороны Локка, который превозносил и обосновал политическую свободу.

Эти влияния совпали с личными чертами характера Монтескье, послужившими им хорошею почвою. Интерес к истории соответствовал положительному, спокойному уму его, его склонности к естественным наукам. Английскому влиянию благоприятствовала любовь Монтескье к свободе, его ненависть к деспотизму во всякой форме его проявления. Государственный строй Англии был особенно симпатичен аристократизму Монтескье, воспринятому им и рождением и воспитанием.

Но в условиях окружающей среды было нечто, препятствовавшее стоять твердо на исторической почве. Это ненависть к исторически сложившимся порядкам и господство рационализма. По этой причине Монтескье и не мог создать исторической школы, для которой нужны были совсем иные общественные условия.

По-видимому, Монтескье проникнут вполне историческим духом.

"Законы, в самом обширном значении этого слова, суть необходимые отношения, вытекающие из природы вещей"*(842). Стоя на такой социологической точке зрения, Монтескье должен подчинить все общественные отношения законам развития и взаимодействия. Законы, нравы, обычаи, влияя, по закону причинности, друг на друга, в то же время необходимо определяются историческими и географическими условиями, в которые поставлено то или иное общество. И Монтескье уделяет огромное место историческим и географическим данным в своем исследовании.

Но в действительности Монтескье сын своего времени и проникнут рационалистическим духом. Он не столько выводит из фактов, сколько подводит факты под обобщения, схваченные интуитивно. "Исследуя свой предмет без всякого предварительного плана, я не знал ни правил, ни исключений, и, если находил истину, то для того только, чтобы тут же устранить ее; но когда я открыл мои общие начала, то все, чего я искал, предстало предо мною"*(843). Его исторические экскурсии имеют значение не столько данных для обобщений, сколько примеров, подтверждающих установленные а рriоri начала.

Самый историзм Монтескье носил политико-правовую окраску. В представлении Монтескье современная ему Франция уклонилась от монархии древних германцев, при которой была обеспечена свобода. В Англии германские начала развивались последовательно и неуклонно в духе развития политической свободы. Во Франции уклонение от германских начал привело к вымиранию учреждений, обеспечивавших свободу, и германский монархизм грозит перейти в восточный деспотизм. Отсюда симпатия Монтескье к Англии, как образцу правильного исторического развития древних начал; отсюда сочувствие его ко всему, что напоминало прежнюю свободу, хотя бы это была продажность судебных должностей, независимых в силу этого от административного произвола. Приближение к английской конституции было бы лишь возвращением к старой французской монархии, умеряемой независимыми сословными учреждениями.

В этом случае Монтескье мыслил так, как и представители исторической школы XIX столетия.

Материал, бывший в распоряжении Монтескье, взят им из истории, преимущественно древней, из этнографии и из личных наблюдений. Слабость наблюдательной способности Монтескье обнаруживается в неверном понимании того английского государственного строя, изучение которого было главною его задачею. Монтескье преувеличил значение разделения властей в Англии и упустил такой важный факт, как парламентаризм. Нельзя сказать, чтобы Монтескье был силен в определениях. Классификация форм правления не имеет в основе единства признаков. Соответствующие каждой форме правления принципы не отличаются ясностью.

С внешней стороны знаменитое сочинение отличается крайнею несистематичностью. Попытки*(844) разъяснить план "Духа законов" едва ли достаточно убедительны. Автор нагромождает массу исторических и географических подробностей, не только не всегда способствующих выяснению мысли, но, напротив, заставляющих часто терять ее. Подчас автор дает обещания, которые забывает потом исполнить. Иногда он допускает непростительные исторические ошибки, напр. относит сочинение Бомануара к XII веку, тогда как сам в другом месте называет его современником Людовика Святого. Серьезное исследование прерывается обращениями к музам, к Венере, которые уже его современникам казались неуместными.

И, тем не менее, при всех недостатках, сочинение Монтескье имело огромное влияние. Оно отвечало на запрос общества дать теоретическое оправдание новому государственному строю, который обеспечивал бы политическую свободу.

III. В "Персидских письмах" Монтескье относится отрицательно к гипотезам о естественном состоянии. "Как только заходит речь о публичном праве, так сейчас принимаются за старательное исследование вопроса, каково происхождение общества; а мне это кажется смешным. Причина общества в самом факте сожития, в том, что люди родятся подле людей"*(845).

Однако, в "Духе законов" Монтескье не считает возможным обойти этот вопрос.

Не обладая еще познаниями, первобытный человек чувствует лишь свою слабость. Автору кажется, что наблюдения над дикарями вполне подтверждают это предположение: все заставляет их трепетать, все обращает их в бегство. "В таком состоянии каждый чувствует себя низшим по отношению к другим и много, если доходит до ощущения равенства с ним. Стремление нападать друг на друга чуждо таким людям; отсюда мир является первым естественным законом человека"*(846). Следовательно, в понимании естественного состояния Монтескье расходится с Гоббсом, точка зрения которого, по его мнению, не выдерживает рационалистической критики.

"Соединившись в общества, люди утрачивают сознание своей слабости; существовавшее между ними равенство исчезает, и между ними начинается война. Каждое отдельное общество приходит к сознанию своей силы; отсюда - состояние войны между нациями. Отдельные лица в каждом обществе начинают ощущать свою силу и пытаются обратить в свою пользу главные выгоды этого общества - отсюда война между отдельными лицами"*(847).

Таким образом, Монтескье стоит на точке зрения, прямо противоположной воззрению Гоббса. По мнению последнего, война господствует в естественном состоянии, а мир является достоянием государственного быта, тогда как по Монтескье первоначальное мирное состояние, с переходом в государственный быт, превращается во враждебное.

"Общество не может существовать без правительства.

Соединение всех отдельных сил образует то, что называется государственным состоянием"*(848).

IV. Рассматривая различные формы государственного соединения, Монтескье основывает различие форм правления на двух моментах: на природе правления и на принципе его. "Различие между природою правления и его принципом в том, что природа его есть то, что делает его таким, каково оно есть; а принцип - то, что управляет его деятельностью. Первая есть его особенный строй, а вторая - человеческие страсти, которые двигают им"*(849). Эти слова не совсем ясно выражают мысль Монтескье, весьма глубокую и сравнительно мало обратившую на себя внимания. Монтескье различает юридическую форму государства и психологическую основу государственной власти. Последним моментом он вносит ценный вклад в народную психологию.

По своей природе, формы правления разделяются на три вида: республиканский, монархический и деспотический. "Республиканское правление - это то, где верховная власть находится в руках или всего народа или части его; монархическое, где управляет один человек, но посредством установленных неизменных законов; между тем как в деспотическом все, вне всяких законов и правил, движется волей и произволом одного лица"*(850).

Классификация Монтескье несомненно оригинальна, но далеко не научна. Делая упрек Аристотелю в случайном выборе признаков классификации*(851), сам Монтескье не выдерживает основного требования - единства признака. Монархия отличается у него от демократии по иному признаку, нежели от деспотизма. Почему, в самом деле, объединяет он демократию и аристократию под именем республиканского правления? Почему отделяет он монархию от деспотизма? Если Монтескье кладет в основу различия между республикою и монархиею число лиц, обладающих властью, то ему следовало бы разъединить демократию и аристократию, а монархию соединить с деспотизмом. Если же основою различия принять характер управления, законный или произвольный, то на этом признаке обосновывается различие не только в единоличном правлении, но и в многоличных. Уже Вольтер, в своей критике "Дух законов", заметил, что монархизм и деспотизм - два родных брата, которые так схожи между собою, что их можно принять друг за друга. Интересно, что ранее сам Монтескье высказался в том же духе. "В Европе правления по большей части монархические или, лучше сказать, так называемые монархические, потому что не знаю, были ли когда на самом деле такие, во всяком случае они не могут долго продержаться на этом уровне: они переходят непременно или в деспотизм или в республику"*(852).

В действительности, монархизм и деспотизм - две стороны того же единоличного правления. Монархизм - это то, что есть хорошего в самодержавии, деспотизм - это его оборотная сторона; монархизм это то, что напоминает симпатичные для Монтескье старые французские учреждения, деспотизм - это ненавистные ему современные тенденции абсолютизма. Такое различие давало Монтескье большую свободу суждений о характере современного правления, открывало возможность предостеречь от последствий режима, не стеснявшегося свободою граждан. Различие монархии и деспотии не более как политический прием, которому пришлось принести в жертву научные требования.

V. Каждой форме правления соответствует особый принцип, или иначе, каждая государственная организация имеет свою психологическую основу, предполагает известный психический склад общества.

Для деспотии таким принципом является страх, для монархии - честь, для демократии - добродетель. Монтескье впрочем, предупреждает, что "между утверждением, что известное свойство, душевное расположение или добродетель не являются главными двигателями такого - то правительства, и утверждением, что они в этом правительстве совсем отсутствуют, есть большое различие"*(853).

К сожалению, весьма важное социологическое обнаружение связи между государственным строем и общественною психикою Монтескье ослабляет внесением замечания политико-правового характера. "Таковы принципы трех видов правления. Это не значит, что в такой республике люди добродетельны, а то, что они должны быть таковыми. Из этого не следует также и того, что в данном монархическом государстве господствует честь, а в деспотическом - страх, но что они должны бы там господствовать, так как иначе эти государства не будут совершенны"*(854).

Посмотрим на характеристику каждого государственного строя в отдельности.

а. Принцип деспотизма - страх. Деспотическое правительство в добродетели не нуждается, а честь была бы для него опасна. Надо задавить страхом всякое мужество в людях и погасить в них малейшую искру честолюбия. Если в деспотическом государстве государь хотя на мгновение опустит угрожающую руку, то все пропало, так как страх, - единственное движущее начало этого образа правления, исчез*(855). "Все люди равны в государствах республиканских, они равны и в государствах деспотических; в первом случае потому, что они все, во втором потому, что все они ничто"*(856). "В деспотическом правлении, где закон есть воля государя, как бы ни был мудр этот государь, чиновник все - таки руководствоваться его волею не может, потому что не может знать ее. И потому он руководится своею волею"*(857). Потому народ должен бояться каждого чиновника, как самого государя. "Никогда не следует изменять нравы и обычаи в государстве деспотическом. Ничто скорее этого не вызовет в нем революции. Причина тут в том, что у этих государств, так сказать, совсем нет законов: там есть только нравы и обычаи, так что, разрушив их, вы разрушите все"*(858). Глава XIII "Духа законов", носящая название: "Идея деспотизма", состоит всего из двух строк: "Когда дикари Луизианы хотят достать плод с дерева они срубают дерево под корень и срывают плод. Таково деспотическое правление".

b. Принцип монархии - честь (honneur). К сожалению, представление Монтескье о чести не отличается ясностью. С одной стороны под честью он понимает "предрассудки каждого лица и каждого положения", "искание чинов и преимуществ", другими словами - тщеславие или честолюбие. "С философской точки зрения, эта честь, двигающая всеми частями государственного тела, есть ложная честь". Можно было думать, что Монтескье имеет в виду стремление стать возможно ближе к особе монарха и возможно выше толпы. Но, с другой стороны, Монтескье дает указания на понимание чести в более благородном смысле. Это видно из приводимых им примеров чести. Когда Карл IX, после Варфоломеевской ночи, дал всем губернаторам приказ избивать гугенотов, виконт д'Орт, комендант Байоны, писал королю: "Государь, между жителями и военными я нашел только добрых граждан да храбрых солдат, но ни одного палача; поэтому мы умоляем ваше величество употребить наши руки и жизнь на какое-нибудь удобовыполнимое дело"*(859). Если принять во внимание, что по взгляду Монтескье монархизм, в отличие от деспотизма, основывается на строгой законности, то, очевидно, что честь, как принцип, должна представлять нечто высокое с философской точки зрения. Это стремление соблюдать установленные правила, не поддаваясь ни соблазнам, ни угрозам. Но тщеславие предполагает соблазн.

Не трудно открыть источник ошибки Монтескье - это различие между монархизмом и деспотизмом, различие между идеалом монархического правления и осуществлением его в действительности. Пример, приведенный Монтескье, свидетельствует о борьбе в обществе двух психических начал: гордости, составлявшей пережиток феодальной независимости, и угодливости, воспитанной придворною обстановкою. Виконт д' Орт еще феодал, тогда как иные коменданты превратились уже в дворян. Монтескье, как политик, хотел показать, что монархизм, дабы не выродиться в деспотизм, должен поддерживать сознание человеческого достоинства и непреклонность. Но Монтескье, как историк, забыл о "законах, как необходимых отношениях, вытекающих из природы вещей, в силу которых с абсолютизмом несовместима свобода. Если монархизм строится на искании почестей и преимуществ, как же можно рассчитывать, что люди пренебрегут ими ради соблюдения требований закона и нравственности.

Невозможность провести границу между монархизмом и деспотизмом приводит к тому, что сам Монтескье затрудняется определить, в чем преимущество одной формы перед другой. "Правление монархическое имеет одно большое преимущество перед деспотизмом. Так как природа этого правления требует, чтобы в государственном строе было несколько государственных сословий, на которые опирается власть государя, то, благодаря этому, государство получает большую определенность, его конституция оказывается более устойчивою, а личность правителей более прочно обеспеченною"*(860). Это так неопределенно, что едва ли сам Монтескье верил в эти преимущества.

с. "Для утверждения и поддержания правительства, монархического или деспотического, не требуется большого запаса честности. Сила законов в одном и вечно подъятая длань государя в другом - все определяют и сдерживают. Но государство народное нуждается в добавочном двигателе; это есть добродетель"*(861).

Если не обращать внимания на опошленное слово "добродетель" (vertu), и понимать под ним высоко развитое чувство любви к людям и сознание долга перед обществом, то следует признать, что Монтескье правильно схватил психологическую основу демократической республики.

"Любовь в республике в демократии есть любовь к демократии, а любовь к демократии есть любовь к равенству. Любовь к демократии есть, кроме того, любовь к умеренности. Так как все должны там пользоваться одинаковым благополучием и выгодами, то каждый должен иметь те же удовольствия и предаваться тем же надеждам, что и прочие; а все это возможно только при общей умеренности и воздержанности. Любовь к равенству в демократии ограничивает честолюбие одним желанием, одним счастием - послужить отечеству более важными делами, чем прочие граждане. Все не могут быть для него равно полезны, но все равно должны быть ему полезны. Они уже с самого рождения находятся в неоплатном долгу перед ним".

"Любовь к умеренности ограничивает в демократии стремление приобретать желанием иметь необходимое для семьи, а излишек для отечества. Богатство дает власть, которую гражданин не может употребить для собственной пользы, потому что он перестал бы быть равным. Оно доставляет наслаждения, которыми он тоже не должен пользоваться, потому что этим также нарушалось бы равенство. Поэтому благоустроенные демократии, утвердив умеренность в области домашней жизни, открыли двери для роскоши в области жизни общественной, как это и было в Афинах и в Риме"*(862).

Характеристика аристократической республики Монтескье совсем не удалась. Принцип этой формы правления - умеренность. "Этот дух умеренности и есть то, что в аристократии зовется добродетелью: он занимает там место духа равенства в государстве народном"*(863). Но после того, что говорил Монтескье о значении умеренности для демократии, непонятно, как мог он сделать это свойство характерным отличием аристократии.

VI. Приступая к анализу государственной власти, Монтескье решительно становится на точку зрения политики права. Признавая различие трех властей, законодательной исполнительной и судебной, Монтескье настаивает на их разделении, как на наиболее целесообразном средстве обеспечить политическую свободу.

"В каждом государстве есть три рода власти: власть законодательная, власть исполнительная по предметам, входящим в область права международного, и власть исполнительная по предметам, относящимся к области права гражданского. В силу первой, государь или правитель создает законы, временные или постоянные, и исполняет или отменяет существующие законы. В силу второй, он объявляет войну или заключает мир, отправляет или принимает послов, охраняет безопасность, предотвращает нашествие. В силу третьей, он карает преступления и разрешает споры частных лиц. Последняя носит название судебной, а предыдущая называется просто исполнительной властью государства"*(864).

Начало разделения властей не представляет собою открытия Монтескье. Оно известно было уже древности, оно принято было Бодэном, а в том виде, какой придает ему Монтескье, оно установлено было Локком. Монтескье в точности воспроизводит деление английского писателя, и, если начало разъединения властей связывается с именем Монтескье, а не Локка, то только потому, что общеевропейское значение имела французская, а не английская литература. Как и Локк, Монтескье определяет исполнительную власть, как сферу деятельности правительства во вне государства, совершенно не упоминая в определении о сфере внутреннего управления, которое в настоящее время составляет самую существенную сторону исполнительной власти и которое, конечно, имел в виду и Монтескье.

Развиваемый Монтескье взгляд не оставляет сомнения в том, что он имеет в виду не три функции единой государственной власти, а три государственные власти. Другими словами, Монтескье подвергает делению самый суверенитет. И это вполне отвечает той цели, какую имеет он в виду, устанавливая начало разделения властей.

Если в государстве действительно три власти, то невольно возникает вопрос: чем же обеспечивается согласное их действие? Не в состоянии ли они парализовать друг друга и, в конце концов, остановить жизнь государства? Монтескье сам предвидит это затруднение. Эти три власти должны бы в результате прийти в состояние покоя и бездействия. Но так как необходимое движение вещей заставит их двигаться, то они должны будут двигаться в согласии друг с другом"*(865).

Едва ли кого удовлетворит подобное решение вопроса или, лучше сказать, отстранение затруднения. Это согласие властей в силу высшей необходимости напоминает предустановленную гармонию Лейбница.

Может быть, если бы Монтескье прежде, чем делить власть, остановился на исследовании, что такое государственная власть, - он не сделал бы крупной теоретической ошибки.

Практическая важность указания Монтескье все же остается вне сомнения. Выдвинутое начало разделения властей являлось противоположностью наблюдавшемуся во Франции того времени смешению функций. По-видимому суды, благодаря наследственности должностей, были независимы от правительства. Но на самом деле компетенция судебных парламентов была крайне ограничена. Где только вмешивался публичный элемент, там общие суды уступали место судам исключительным. Вследствие этого суды приспособлялись к видам правительства и являлись покорными исполнителями последнего. Соединение законодательной и исполнительной власти в лице короля, а фактически в лице министров, приводило к изданиям и отменам законов по соображениям колеблющейся внутренней политики*(866). Наблюдения над печальными последствиями этой системы во Франции и сравнение с Англией, где существовало распределение функций, хотя и не в той степени, как представлял себе Монтескье, - вызвали общее внимание к точке зрения, выдвинутой Монтескье.

VII. Государственный строй, основанный на принципе разделения властей, будет лучшею формою правления. Господствующий абсолютизм, который сосредоточивает все власти в одной особе государя, должен уступить место конституционной монархии, в которой законодательная власть принадлежала бы народным представителям, а исполнительная - монарху; судебная же власть, которая, по мнению Монтескье, "в известном смысле совсем как бы не власть", не имеет постоянных органов, а вручается временно выборным из народа присяжным.

Образцом такого государственного строя может служить Англия. Это "народ, непосредственным предметом государственного устройства которого является политическая свобода"*(867). "Не потребуется много труда для того, чтобы разыскать в конституции политическую свободу. Если можно увидеть ее там, где она есть, если она уже найдена, то зачем более искать ее?"*(868).

Чем же объяснить, что именно в Англии развился государственный строй, наиболее отвечающий идеальным требованиям? Причина кроется в том, что Англия осталась наиболее верной древнегерманским началам. "Всякий, кто пожелает прочитать великолепное творение Тацита о нравах германцев, увидит, что свою идею о политическом правлении англичане заимствовали у них. Эта прекрасная система найдена в лесах"*(869). Племена германцев, которые завоевали Римскую империю, как известно, пользовались большою свободою. Народ участвовал в управлении сначала непосредственно, потом через представителей. Отсюда развилась аристократическая монархия. "Это было хорошее правление, обладавшее способностью сделаться лучшим. В нем установился обычай давать освободительные грамоты, и вскоре гражданская свобода народа, прерогативы дворянства и духовенства, власть государей оказалась в таком состоянии, что я не знаю, было ли когда-нибудь на земле правление столь хорошо уравновешенное, как-то, которым пользовались все части Европы в то время, как оно существовало там"*(870).

Но почему же именно в Англии, и только там, германские начала привели к конституционной монархии, построенной на строгой законности? Монтескье, который ставит политические и гражданские законы в зависимость от физических условий, а прежде всего от климата, дает такое объяснение. "Для нации, у которой порождаемая климатом болезнь удручает душу до такой степени, что поселяет в ней отвращение ко всему на свете и к самой жизни, для людей, которым все стало невыносимо, - наиболее подходящий образ правления был бы тот, при котором они не могли бы слагать вину своих зол на одно лицо; при котором страной управляют не столько люди, сколько законы, и где, поэтому, для изменения государственного строя приходилось бы ниспровергать самые законы"*(871).

Если к этому присоединить нетерпеливый характер и мужество англичан, то объяснение политического строя Англии будет готово.

Но если так, если этот строй является продуктом особенностей страны и политического склада англичан, как может этот строй считаться подходящим для народа, живущего в иных географических условиях и обладающего иным складом характера? Сам же Монтескье признает, что, "наиболее сообразно с природою то правительство, особенные свойства которого наиболее соответствуют характеру народа, для которого оно установлено"*(872). "Законы должны находиться в таком тесном соответствии со свойствами народа, для которого они установлены, что только в чрезвычайно редких случаях законы одного народа могут оказаться пригодными и для другого народа"*(873).

Политика Монтескье не согласуется с его историзмом.

VIII. "В виду того, что в свободном государстве всякий человек, за которым признается свободная душа, должен управлять сам собою, законодательная власть должна бы принадлежат всему народу. Но так как в больших государствах это невозможно, а в малых связано с большими неудобствами, то необходимо, чтобы народ делал посредством своих представителей все, что он не может делать сам"*(874).

Date: 2015-12-13; view: 696; Нарушение авторских прав