Неудача----------------------------------------успех 7 page

сличения значение Sw. И в этом процессе имеют место своеобразные пороги "по сли­чению", как их можно было бы назвать. В простейших случаях они очевидны и лег­ко доступны измерению. Таковы, напри­мер, пороги наступления вестибулярно-зри-тельной коррекционной реакции на начавшееся отклонение велосипедиста с его машиной от вертикальности; пороги, ха­рактеризуемые началом коррекции дви­жения карандаша, отклонившегося от во­ображаемой прямой, которую требуется провести между точками на бумаге; поро­ги вокального управления, которые мож­но определить по звуковой осциллограм­ме обучающегося пению, стремящегося выдерживать голосом ноту неизменной высоты, и т.п. Но наиболее интересные и своеобразные черты обсуждаемого прибо­ра вскрываются дальше.

Одним из важных элементов контроля над двигательными процессами является рецепция текущих переменных Iw скорос­ти. Тахометры искусственных СУ бывают построены по различным принципам, все­гда, однако, привлекающим к делу какую-либо физическую величину, доступную прямому аппаратурному замеру и связан­ную со скоростью однозначной зависимос­тью (силу трения, сопротивление якоря на пружине, увлекаемого магнитным полем, и т.п.). Для нас существенно, что рецеп-торных приборов, способных к непосред­ственному восприятию скорости, не име­ется и в наших организмах. Но эта задача решается в центральной нервной системе совершенно особым образом и явно при помощи либо того же самого прибора сли­чения, либо его ближайшего гомолога. Ре­цепция текущего мгновенного положения движущегося организма сопоставляется в нем со свежим следом такой же рецеп­ции мгновенного положения, имевшего место At времени назад. Величину At мож­но даже ориентировочно оценить поряд­ком 0,07—0,12 с, как я постараюсь обо­сновать ниже.

Если всмотреться в протекание синте­тических рецепторных процессов самого различного рода, то вышеназванный фено­мен свежих следов (условно обозначим его этим термином) предстанет как нечто, по-видимому, чрезвычайно универсальное и обладающее фундаментальной значимос­тью. При зрительном восприятии движе-

ния мы не могли бы перципировать не только скорость, но и направление этого движения, если бы процесс восприятия не базировался на непрерывном сличении текущих рецепций со свежими следами едва прошедших. Когда мы воспринима­ем слухом мелодию или слово, перципи­руются не только отдельные последователь­ные элементы — звуки, но также временное течение мелодической линии или времен­ной рисунок фонемы вместе с их темпом. Мы качественно разно ощущаем секвен­цию тонов, идущую вверх, от идущей вниз, фонему "ва" от фонемы "ав" и т.д. Если при закрытых глазах я почувствую, что по моей коже провели линию палочкой, то восприму не просто и не только места, на которые она последовательно надавлива­ла, но и направление, и скорость ее движе­ния по коже как два отдельных качества, ощущаемые как нечто совершенно пер­вичное. Этой своей синтетичной, слитой первичностью, а также тем, что они: а) ка­чественно во всем подобны "сырым" ре­цепциям и б) держатся в активной форме только в течение малых долей секунды, "свежие следы" резко отличаются от обыч­ных явлений памяти — орудия длитель­ного сохранения центрально переработан­ных представлений.

Управление движением требует в ряде случаев непрерывного восприятия не толь­ко текущих значений расхождения (Aw), но и скорости, с которой нарастают или убывают эти расхождения. Как справед­ливо отметил Wagner, часто, например, в случаях небольших, но быстро нарастаю­щих отклонений Iw управлению принесет наибольшую пользу именно рецептор ско­рости изменений Aw, способный чутко ре­агировать на самое начало развития вред­ного отклонения еще раньше, чем успеет стать надпороговой сама абсолютная ве­личина этого отклонения. Неоспоримый факт способности наших сенсорных сиг­налов также откликаться различно на разные скорости изменений Aw говорит о том, что и в обсуждаемом приборе сличе­ния феномен "свежих следов" может иметь место, обусловливая процесс сопоставления уже не Iw с Sw, а свежего следа их разно­сти (Aw), имевшейся доли секунды тому назад, со значением этой разности сейчас. Говоря математически, это процесс воспри­ятия производной d(Aw)/dt.

Несомненно, что процессы восприятия скоростей и направлений, процессы сопос­тавлений Iw и Sw с их "свежими следами" по всем качествам рецепции и т.п. проте­кают фактически не непрерывно, не по дифференциалам времени dt, а по каким-то конечным малым интервалам At, кото­рые следовало бы назвать пороговомалы-ми. В их основе лежат значения особого рода порогов — временных, видимо, нахо­дящихся в близком физиологическом сродстве как с порогами, характеризуемы­ми скоростью психомоторных реакций, так и с физиологическими параметрами груп­пы лабильности, рефрактерности, констан­ты адаптации и т.п. и требующих, конечно, безотлагательного пристального изучения. Нет сомнения, что уже сейчас психофизио­логи — специалисты по органам чувств — будут в состоянии дополнить и испра­вить высказанное по поводу "свежих сле­дов" важными для освещения вопроса ма­териалами¹. Я же хотел бы в порядке рабочей гипотезы изложить здесь следую­щие соображения.

Еще в 30-х годах М.Н. Ливанов нашел, что амплитуды пиков бета-волн на элект­роэнцефалограммах заметным образом из­меняют свою величину от вершин к впади­нам альфа-волн, как бы модулируясь последними, что могло свидетельствовать о каких-то периодических колебаниях воз­будимости корковых элементов, протекаю­щих в ритме альфа. Walter (1954) отметил, что нижний пороговый предел частоты сли­яния мельканий, киноизображений и т.д. в зрительном аппарате близко совпадает с частотой альфа-ритма, даже индивидуаль­но меняясь параллельно с последней. Не случайным кажется, что нижний порог частоты, уже сливаемой слухом в специфи­ческое сенсорное качество звука, лежит в той же полосе частот. Далее, еще не опуб­ликованные ориентировочные наблюдения B.C. Гурфинкеля над держанием и движе­нием незагруженной руки, а также цик-

лограмметрические наблюдения Л.В. Чха­идзе (1956) над ритмами импульсов уско­рений стоп велосипедиста² указывают в полном взаимном согласии на чередование обнаруживающихся тут и там коррекци-онных импульсов в рамках все той же час­тотной полосы альфа 8—14 Гц.

Не будет ли правильным думать, что эта частота есть проявление ритмических колебаний возбудимости всех или глав­ных элементов рефлекторного кольца СУ нашего двигательного аппарата, несомнен­но, нуждающихся во взаимной синхрони­зации по ритму? Тогда мы могли бы ви­деть в ней и основу упомянутой выше разбивки сенсорного и координационного процессов на пороговомалые интервалы At, разделяющие промежутками частичной рефрактерности моменты обостренной вос­приимчивости, которая удерживает мгно­венное впечатление Iw в виде "свежего следа" до следующего такого же взлета возбудимости.

Распространенность альфа-волн по всей мозговой коре с особым преобладанием в рецепторных зонах и их синхронность по всему этому протяжению могут как будто также говорить в пользу сделанного пред­положения. Тогда мы могли бы рассмат­ривать альфа-ритм как механизм, задаю­щий координационным процессам их временной определяющий параметр, свое­го рода Sw времени, а интервалы At — как отсчеты внутреннего, физиологического ма­ятника, являющегося для этих процессов тем, что британские физиологи называют расе-maker. Нельзя не подчеркнуть, конеч­но, что вне всякой зависимости с тем, свя­зан ли этот расе-maker с альфа-ритмом или нет, физиологическое значение его как важ­нейшего регуляционного фактора и нео­тложная необходимость его метрического изучения и определения его связей с таки­ми психофизиологическими показателями, как время простой реакции, личное урав­нение и т.п., неоспоримы.

¹ В частности, на очередь ставится естественный вопрос о том, в каком отношении стоят меха­низмы "свежих следов" к психофизиологическим механизмам всей обширной категории энграм-мирования и памяти. Данные последних лет со все возрастающей убедительностью говорят о слож­ности и многоликости той биологической первостепенной по значимости категории процессов, ко­торые обеспечивают запечатление, хранение и передачу информации. Дальнейшие исследования покажут, насколько особняком стоят феномены "свежих следов" от других, ранее изучавшихся видов запечатлевающей функции, каковы их анатомо-физиологические субстраты и т.д.

² Выражаю признательность B.C. Гурфинкелю и Л.В. Чхаидзе за сделанные мне персональные сообщения.

Мне остается остановиться вкратце еще на одной важной черте координационного процесса, самым тесным образом связан­ной с феноменом "свежих следов" и пара­метром А*.

В процессах управления движениями встречаются ситуации, при которых боль­шую, иногда решающую важность имеют коррекции предвосхищающего, антеципи-рующего характера, становящиеся особен­но заметными в тех случаях, когда на про­тяжении какого-то отрезка движения коррекции следящего типа становятся во­обще невозможными. Существует целый класс таких двигательных актов (так на­зываемые баллистические движения), осу­ществление которых только и возможно посредством подобной антеципации: ме­тание с попаданием в цель (бросание кам­ня, копья, всевозможные игры с мячом и т.д.), перепрыгивание через ров или вы­сотное препятствие, размашной удар тяже­лым молотом и т.д.

Нельзя не заметить аналогичных ан­теципации и в ряде таких двигательных актов, где они необходимо соучаствуют с коррекциями обычного следящего типа. Это возможные движения с упреждением, подобные тем, которые производят гончие, преследуя зверя, делающего "угонки" и ус­тремляясь не к видимому мгновенному по­ложению жертвы, а наперерез к предвос­хищаемой или экстраполируемой точке пересечения траекторий их бега. Таковы же бесчисленные случаи схватывания ру­кой движущегося предмета, "пятнания" мячом убегающего партнера, подстанов­ки ракетки под подлетающий мяч или шарик пинг-понга и многие другие. Mittelstaedt (1954) прямо предлагает раз­граничивать оба типа коррекций, рассмат­ривая их как два равноценных по значе­нию класса, обозначаемые им как Regelung и Steuerung. В настоящем кон­тексте более важно другое.

Существование и встречаемость — го­раздо более частая, чем кажется с первого взгляда, — коррекций предваряющего типа заставляет обратить внимание на то мно­гостороннее значение, какое имеют анте­ципации для реализации какого бы то ни было целенаправленного двигательного акта. Уже само его программирование, оп­ределяемое, как было показано выше, ос­мыслением возникшей двигательной за­дачи, представляет собой предвосхищение как требующегося результата ее решения, так и тех двигательных средств, которые понадобятся для этого (последнее хотя бы в самых общих чертах).

На подобном же "заглядывании в буду­щее" целиком базируется и огромный класс психофизиологических процессов, носящих название установки, лишь к пос­леднему времени достигшей признания всей ее значимости. Так же как при анализе отправлений задающего комплекса 2 мы обнаружили в нем иерархические ранги (уровни построения), начиная от организу­ющих программу двигательного акта в ее целом и до уровня, уточняющего "микро-Sw" от мгновения к мгновению или от At к At, так и сейчас мы не можем пройти мимо факта, что, в сущности, для того, чтобы обес­печивать выполнение микропрограммных элементов и вести за собой управляемый двигательный процесс, последование зада­ваемых Sw должно все время идти впере­ди фактического движения, опережая его хотя бы на пороговомалые отрезки време­ни At, но уже достаточные для того, чтобы нарушенное этим равновесие (между дос­тигнутым Iw и влекущим дальше Sw) обеспечивало динамику устремления к конечному результату. Таким образом, го­воря полуфигурально, текущая микрорегу­ляция движения развертывается все время между настоящим моментом t и граница­ми интервала от t — At ("свежие следы") до t + At (опережение Sw).

Н.А. Бернштейн

УРОВНИ ПОСТРОЕНИЯ ДВИЖЕНИЙ¹

Уровень тонуса (А)

...По знаку летчика парашютист выбрал­ся на крыло. Механический ветер рвал и свистел. Казалось, что шири пейзажа внизу, до краев налитые в глубокую чашу гори­зонта, мерно покачиваясь, трепещут пружи­нящей дрожью. Не хотелось разжимать ин­стинктивно стиснутых рук. Парашютист преодолел слабость и, свернувшись комоч­ком, выронил себя вниз.

Свист оборвался разом, как отзвучавший выстрел. Человек стукнулся о мягкие по­душки воздуха и пошел книзу ласточкой, расправив тело и откинув голову.

Опытный в затяжных прыжках, он спо­койно ограждал себя от штопора, не напря­гаясь и лишь легко шевеля левой рукой. Тело само принимало нужные положения, пока стрелка секундомера оттикивала услов­ленные километры...

Зарисовка, которою начат этот раздел, — один из очень не частых примеров вы­ступления уровня А в роли ведущего уровня. В далеко преобладающем числе движений он уступает ведущее положе­ние более молодым своим собратьям, но не стушевывается окончательно. Напро­тив, вряд ли найдутся такие движения, в которых не лежала бы в самом их осно­вании работа этого "фона всех фонов". То, что она не бросается сразу в глаза, впол­не вяжется с ролью этого уровня как глубокого фундамента движений — ведь и фундаменты зданий глубоко скрыты под

землею, и ребенок или дикарь и не подо­зревают об их существовании. В более или менее чистом виде он выступает как ведущий уровень в те быстротечные доли секунды, пока длятся полетные фазы не­которых (но не всех) видов прыжков: стартового прыжка и прыжка с вышки в воду, прыжка на лыжах с трамплина и т.д. Эта редкость его появлений в каче­стве инструмента, исполняющего "соло" при молчании остального оркестра, объяс­няется его крайней древностью. Уровень А и выполняемые им движения — солид­нейший документ-доказательство нашего прямого происхождения от праматери рыбы, старейшего из позвоночных. Ред­кость его выступлений в ведущей роли прямо связана с тем, что человеку только в очень исключительных случаях дово­дится оказываться в положении, в кото­ром рыба проводит все свои дни: в поло­жении равновесия с окружающей средой, вне ощутимого действия силы тяжести. Очевидно, что у нас это может случаться только в редкие и краткие моменты так называемых состояний свободного паде­ния. У водных существ как нельзя более у места были эти плавные движения, даже не столько движения, сколько выравни­вающие шевеления, наклоны и округления тела. Уровень А, как уже было сказано о нем в очерке III, был уровнем еще до-конечностным, естественно специализи­ровавшимся на мускулатуре туловища и шеи. Таким же туловищно-шейным он остался и по сию пору, вплоть до нас, лю­дей, в то время как более новым об­разованием — конечностями — завладе­ли и более новые уровни, начиная с В и выше.

Каждый, кто приглядывался к своим движениям, несомненно, знает по себе, как разно между собою ведут себя в движе­нии, с одной стороны, стволовая система тела — туловище-шейная, а с другой — его же конечностное оборудование. Дос­таточно вникнуть в такие движения, как метание, прыжок с разбега, косьба, упраж­нения на снарядах и т. п., чтобы обнару­жить упомянутую разницу со всей ясно­стью. В поведении туловища и шеи, держащей голову, преобладают плавные,

¹ Бернштейн НА. О ловкости и ее развитии. М.: Физкультура и спорт, 1991. С. 139—141, 144— 158, 160—184; Бернштейн НА. Физиология движений и активность. М.: Наука, 1990. С. 135—141.

упругие, выносливые движения: это при­способительное, подвижное поддерживание, которое представляет собою своего рода смесь равновесия и движения — статики и динамики. Оно удачно названо стато-кинетикой¹. Наоборот, движения конечно­стей сильны, резки, они часто состоят из чередований (туда и обратно) и нацело и насквозь динамичны.

Объяснение этому приходит опять-таки из истории движений. С переходом жиз­ни из водной среды на сушу получили силь­но повышенный спрос движения твердые, резкие и сухие, как сама почва, на которой они совершаются, и отошли на далекий зад­ний план движения плавные и текучие, как вода. В эту же пору выработались и ко­нечности, а с конечностями пришел и но­вый верховный уровень В, с самого начала приладившийся к ним.

Можно было бы подумать, что самая суть этой яркой разницы движений — в различиях костно-суставных устройств туловища и конечностей. В шейно-туло-вищном стволе — мелкие звенышки мно­гочисленных позвонков, упруго, но не очень подвижно скрепленных в один гну­щийся прут, подобный резиновой палке. В конечностях — жесткие, длинные зве­нья, между которыми находятся подвиж­ные шарниры-суставы, отлично смазанные и сгибаемые почти без всякого трения. Однако первоисточник различия — не в этом. Без сомнения, и костно-суставные устройства, и нервно-мышечная система развивались, все время взаимно влияя друг на друга, но первую скрипку заведомо играла нервно-мышечная система. В ито­ге их взаимного срабатывания природе удалось возродить в туловищно-шейной системе почти всю допозвоночную, древ­нюю мягкость и изгибаемость. О чем хоть мало-мальски подобном могли бы помыслить для себя членистоногие — на­секомые или раки? Что-то сходное имеет­ся среди них разве лишь у сороконожек. И уж совсем своеобразно, что эта беспоз-

воночная по своему складу гибкость по­лучилась у нас не в каком-нибудь ином месте тела, а как раз в области нашего позвоночника.

По самой грубой схеме уровни А и В так и поделили между собой территорию тела: уровню А — ствол и опора, уровню В — движители² (конечности). Разумеет­ся, это разделение является очень упро­щенным, прежде всего потому, что над работой как того, так и другого уровня у человека довлеют высшие, корковые от­делы головного мозга. Но, кроме этого, указанное разделение труда осложнилось и неизбежным взаимным вмешатель­ством. Уровню В необходимо пришлось принимать участие и в работе мышц ту­ловища, поскольку старинные и слабова­тые "моторы" уровня А не управлялись с мощными и быстрыми движениями все­го тела и отставали от конечностей. На­оборот, для уровня А нашлось настолько важное ответственное применение в управлении движениями конечностей, что он твердо вышел там на очень видные роли, но только в качестве "уровня фо­нов". <...>

Так как наши мышцы не могут тол­кать кости, а способны только тянуть их в свою сторону, т.е. обладают односто­ронним действием, то, естественно, что для каждого из направлений подвижности в наших суставах должна иметься пара мышц взаимно противоположного дей­ствия. В локтевом суставе, например, одна мышца работает как сгибатель — это всем широко известный бицепс плеча³, другая, на задней стороне руки, — как раз­гибатель локтя (за свою трехглавость она называется трицепсом). Как легко понять, для беспрепятственной сгибательной ра­боты бицепса необходимо, чтобы разгиба­тель — трицепс, растягиваемый при сги­бании локтя, не сопротивлялся бы, не тянул бы свою сторону, как взводимая пружина, а безропотно уступал бы доро­гу. В следующей фазе движения очередь

¹ Кинетика — раздел механики, изучающий движения тел под действием.

² Движители — части машины, служащие для приведения ее в движение за счет энергии, получа­емой ими от источников последней — от двигателей. Примеры: паровозное колесо, пропеллер самолета, гребной винт и т. д.

³ В локтевом суставе есть и еще одна мышца-сгибатель, работающая сообща с бицепсом, — внутренняя плечевая мышца. Ее наличие ни в чем не меняет дела в тех физиологических взаимо­отношениях, которые рассматриваются в тексте.

дойдет до него, он начнет сокращаться и разгибать локтевой сустав; тут, наоборот, сгибателю — бицепсу придется озаботить­ся тем, чтобы как можно меньше обреме­нять это движение своею упругой особой.

Тут и начинается закулисная управ­ляющая работа уровня А. Он делает с пус­ковыми клетками и мионами мышц про­тивоположного действия как раз то, что делают с цилиндрами паровых машин их золотниковые механизмы. Как эти меха­низмы поочередно включают в работу один из цилиндров и выключают другой или другие, так и импульсы уровня А действу­ют через спинномозговые клетки на воз­будимость мышц. Когда надо отключить разгибатель, спинномозговые клетки его мионов становятся невозбудимыми, а их тонус падает, т. е. длина и степень растя­жимости увеличиваются; в следующей фазе движения — наоборот. Не требует особых разъяснений и подчеркиваний то, насколько этот скрытый, черновой фоно­вый механизм важен для гладкого и эко­номичного протекания движения.

Как велика и значительна в общем и целом фоновая работа уровня А, ярче все­го заметно на болезненных случаях, ког­да по каким-либо причинам она нару­шается в ту или другую сторону. Тут появляется либо общая скованная одере­венелость всего тела, мертвенная маска ничего не выражающего лица, скудные, с большим трудом начинаемые движения либо, наоборот, глубокая разболтанность и расслабленность во всех суставах. Та­кому больному, лишенному тонуса, мож­но легко закинуть обе ноги за голову или завязать его всего чуть ли не узлом, сам же он ни одного связного движения, ни одного даже умеренного усилия произве­сти не может.

Здесь нельзя обойти вопрос о том, имеет ли рассматриваемый уровень какое-либо касательство к ловкости и какое-нибудь значение для последней. Так как уровень А не ведет у человека никаких движе­ний и даже по отношению к позам тела бывает ведущим только в совсем особых, исключительных случаях, то, очевидно, можно ставить эти вопросы только при­менительно к его фоновой службе. Мы должны выяснить, имеет ли какое-либо значение для проявления качества ловко-

сти та или другая степень развития или совершенства фонов, доставляемых уров­нем А?

Несомненно, имеет, и немалое. Сутулая, согбенная фигура, вялость мышц, руки, об­висшие вдоль тела, как белье на веревке, легко наступающие головокружения — вот, может быть, в несколько сгущенных красках, что получается при неблагопо­лучии с уровнем А, даже не имеющем под собой никаких непоправимых, анатомичес­ких мозговых повреждений. Ясно, что пы­таться проявлять ловкость с таким дви­гательным аппаратом — все равно что писать сломанным карандашом.

Однако если чрезмерно расширять гра­ницы понятия ловкости, имеется опасность довести их до совпадения с границами того, что вообще называется хорошей координа­цией движений. Между тем оба эти поня­тия — не одно и то же, и было бы жаль лишиться по невнимательности четкого понятия настоящей ловкости, ценного и нужного во многих отношениях. Поэтому приходится сказать, что необходимой пред­посылкой для ловкости является хорошая двигательная координация, а уж для этой последней столь же необходима безупреч­ная фоновая работа уровня тонуса и осан­ки (А). Подобно этому для того, чтобы ис­печь хлеб, нужна мука, а для того, чтобы выросло зерно, из которого она делается, нужен дождик; однако было бы неточно сказать, что необходим дождик для того, чтобы испечь хлеб.

В последующих уровнях построения мы встретим гораздо более четкие и не­посредственные предпосылки для ловкос­ти. В заключение этой характеристики необходимо прибавить, что действия уров­ня А — ив роли ведущего, и в роли фо­нового — почти полностью непроизволь­ны и в большой степени ускользают от нашего сознания. Он — глубоко внизу, в трюмах мозга, и нам очень редко дово­дится спускаться туда, чтобы обозреть и проверить его работу сознательным на­блюдением. Но он обычно хорошо оправ­дывает доверие, не любит вмешательств и так же благополучно обходится без них, как и внутренние органы тела. Двенад­цатиперстная кишка или селезенка тоже ведь не часто докладывают нашему созна­нию о своей работе!

Уровень мышечно-суставных увязок (В). Его строение

<...> Уровень мышечно-суставных увя­зок, иначе — уровень синергии, с присвоен­ным ему буквенным знаком В, читателю уже знаком. Это именно он выработался для обслуживания разнообразных локомо-ций по суше, а потом и по воздуху, когда в них приспела необходимость у позвоноч­ных. Он — современник и партнер их ко­нечностей. Он, наконец, первый уровень построения у позвоночных животных, при­менивший для длительных и сильных со­кращений поперечнополосатых мышц тела те частые цепочки импульсов (по 50—100 в секунду), так называемые тетанусы <...>.

Каждый уровень построения движений — это ключ к решению определенного класса двигательных задач. <...>И зада­чи синергии больших мышечных хоров, и задачи всяческих локомоций возникли очень давно: они гораздо старше всех по­звоночных животных и народились вмес­те с продолговатыми животными форма­ми и их телерецепторами. Оттуда ведет свое происхождение и уровень В. Это по­чтенный старец, он, по сути дела, старше, чем "рыбий" уровень А. Именно вследствие его старости не удивительно, что на его дол­гом веку ему довелось пережить много биологических изменений. Он обитал в передних (грудных и головных) нервных узлах членистоногих, обосновался у позво­ночных в системе нервных ядер так назы­ваемого промежуточного мозга, когда эти ядра еще были верховными во всей нервной системе, и, как увидим вскоре, вынужден был сдать многие из своих позиций и на­следственных прав, когда пришли и захва­тили власть более молодые и сильные пе­редние отделы мозга.

В истории развития головного мозга очень ярко проявляется один неуклонно со­вершающийся процесс, который получил название энцефализации¹. Он состоит в том, что по мере возникновения новых этажей и надстроек в мозгу в них одни за другими перекочевывают отправления, которые

раньше обитали в более низовых и старых отделах мозга. Несколько выше у нас был случай упомянуть о том, как постепенно все больше утрачивал свою самостоятельность спинной мозг. Еще у лягушки после полно­го ее обезглавливания он в состоянии уп­равлять многими сложными и целесообраз­ными рефлексами. Быстро обезглавленная курица может пробежать сотню своих ша­гов, может даже взлететь на высокий бал­кон. Кошка после отделения у нее спинно­го мозга от головного путем перерезки уже не может ходить, но у нее сохраняется один из важных фонов ходьбы: чередующееся пе-реступательное движение лапами, которое можно обнаружить, если подвесить ее туло­вище на лямки. У человека, как показыва­ют соответствующие заболевания, и этот че-редовательный, переступательный фон требует для своего управления сохраннос­ти уровня В, т.е. уже середины головного мозга.

Таким же порядком ушло кверху и многое из того, что долгие миллионы лет было неотъемлемым достоянием уровня В. Он все еще уровень синергии и мышеч-но-суставных увязок, но уже не уровень локомоций, как был когда-то. Мы застаем его у человека на очень и очень ответствен­ных фоновых ролях, но значительная часть тех отправлений, по которым он был веду­щим еще у низших пресмыкающихся, с тех пор эмигрировала из него кверху, к более современно и тонко оборудованным разделам мозга. Мы и найдем их все в следующих разделах, под буквою С.

Ознакомимся вкратце с анатомической основой уровня В у человека. Это стоит сделать еще и потому, что как раз у этого уровня она очень отчетливо отражает в себе принцип сенсорных коррекций, который мы выдвинули как самую главную основу всей двигательной координации.

Двигательные ядра уровня В, так на­зываемые паллидумы, или бледные шары, находятся в самой глубине головного моз­га. Исходящие из них двигательные не­рвные проводники тянутся от них не дальше как на 2—3 сантиметра книзу, до так называемых красных ядер, как соста­вы груженых вагонов с городских скла-

¹ Энцефализация — от греческого слова "энцефалон" (буквально — "внутриголовное"), означаю­щего головной мозг. Слово это, быть может, знакомо читателю по вошедшему в быт выражению "энцефалит" (воспаление мозга).

дов до ближайшей большой товарной станции в предместье. Эти красные ядра представляют собою исполнительные не­рвные центры низового уровня А: на них-то кроме их самостоятельных отправле­ний по специальности этого уровня и ложится добавочная нагрузка по переот­правке импульсов уровня В вниз, к пус­ковым клеткам.

Конечно, красные ядра не оставляют "грузов", прибывающих к ним сверху, от паллидумов, "нераспечатанными", они их видоизменяют и перерабатывают. При этом, несомненно, красные ядра отправля­ют вниз импульсы своего собственного уровня А, одним физиологическим спосо­бом, так сказать, на одном языке, а тран­зитные импульсы уровня В — на совсем другом. Здесь физиологии предстоит еще многое доисследовать.