Глава 30. Гаррик взглянул на Оливию, которая тоже заметила Лайонела

Гаррик взглянул на Оливию, которая тоже заметила Лайонела. Когда он, прихрамывая, двинулся к ним, она прижала к себе дочь, готовая защищать ее своим телом.

– Ничего не говори! – торопливо проговорил Гаррик Анне. – И ничего не бойся!

Девочка кивнула и еще теснее прижалась к матери.

Добравшись до них, Лайонел остановился и насмешливо спросил:

– Ну? И к чему весь этот шум и возня?

Гаррик молча смотрел на него. Если тело настоящего Лайонела действительно погребено здесь, то мнимый Лайонел, судя по всему, этого не знал. Впрочем, он, возможно, и не убивал четырнадцатилетнего мальчика.

Неожиданно Гаррик почувствовал, как сзади кто‑то легко коснулся его плеча. Он обернулся и… никого рядом с собой не увидел. Оливия стояла слишком далеко, чтобы дотянуться до него. Должно быть, это всего лишь игра воображения.

– Здесь погребен мой брат, – медленно проговорил Гаррик, внимательно следя за выражением лица мнимого Лайонела.

Тот сначала вздрогнул, потом с притворной беспечностью расхохотался.

– Даже если здесь и похоронен кто‑то, как ты докажешь, что это тело подростка, вот уже четырнадцать лет ушедшего в мир иной?

– Так, значит, настоящий Лайонел все‑таки мертв?

– Это ты так думаешь! Я‑то хорошо знаю, кто я такой.

В словах мнимого Лайонела была своя логика, но теперь все пути назад были отрезаны.

– Вчера я послал гонца к графу Стэнхоупу с просьбой срочно приехать сюда, в Кэдмон‑Крэг, – заявил Гаррик. – Я жду его с минуты на минуту, мы начнем копать, как только он прибудет.

– Ну и дурак же ты! – презрительно сузил глаза мошенник. – Здесь нет никакой могилы!

Гаррику оставалось лишь надеяться на то, что прав окажется все‑таки он, а не его мнимый брат.

* * *

Накрапывал дождь, но он не мог помешать собравшимся в развалинах крепости. Спустя час после приезда графа и графини в Кэдмон‑Крэг все отправились на поиски тела Лайонела.

Гаррик был удивлен приездом матери и встревожен ее видом. Бледная, с красными, заплаканными глазами, она выглядела совершенно разбитой. В последний момент Элеонора отказалась идти к развалинам, заявив, что это непосильное для нее испытание.

– Не понимаю, зачем ты меня сюда вызвал? – сердито буркнул граф Стэнхоуп, но Гаррик заметил в его глазах искру не то страха, не то тревоги.

Он стоял рядом с Оливией и Анной, неподалеку от отца и упорно продолжавшего называть себя Лайонелом человека. Все были одеты в длинные плащи с капюшонами, защищавшими их от моросившего дождя. Двое деревенских жителей большими лопатами копали землю. Глядя на комья влажной земли, слетавшие с лопат, Гаррик негромко произнес:

– Прошу вас, отец, проявить сейчас максимум терпения. Погребенный здесь Лайонел заслуживает этого.

Граф бросил на сына недоверчивый взгляд.

– Твое предположение основывается на детском лепете слепой девочки! Уж не сошел ли ты с ума, Гаррик?

– Я продолжаю утверждать, что если бы Лайонел был жив, он вернулся бы домой много лет назад, – решительно заявил Гаррик.

Граф раздраженно фыркнул, а стоявший рядом с ним светловолосый самозванец был спокоен как сфинкс. Неужели Гаррик все‑таки ошибся?!

– Милорд! – воскликнул один из землекопов. – Тут ничего нет! Мы уже выкопали глубокую яму, но так ничего и не нашли!

Граф Стэнхоуп медленно подошел и осторожно заглянул в яму. Его примеру последовал Лайонел. Потом оба отвернулись, и граф отпустил землекопов домой.

Охваченный гневом, Гаррик выхватил лопату у одного из них и принялся копать дальше.

– Брось это безнадежное дело, Гаррик! – посоветовал ему граф.

– Да он просто спятил! – пожал плечами Лайонел, и в его глазах сверкнул торжествующий огонек. – Пойдемте, отец, выпьем чего‑нибудь покрепче и расскажем матушке о том, что за комедию устроил нам всем Гаррик.

Скрипя зубами, тот копал и копал. Пот лил с него ручьями, смешиваясь с каплями дождевой влаги. Когда он был уже готов все бросить и предаться отчаянию, его лопата неожиданно наткнулась на что‑то твердое. Вынув лопату, он увидел на ней обрывок голубого ковра.

– Стойте! – вырвалось у него.

Он снова принялся копать, теперь уже гораздо осторожнее. Внутри у него зарождался и рос суеверный страх, смешанный с предвосхищением своего триумфа. Сердце оглушительно стучало где‑то в горле. Все собрались у края ямы.

– Боже мой! – воскликнула Оливия, когда на свет Божий явилось что‑то белое, завернутое в грязный голубой ковер.

Гаррик, дрожа всем телом, упал на колени, продолжая копать руками. Из‑под земли показались человеческие кости – рука, ключица, часть грудной клетки… Больше Гаррик ничего не мог рассмотреть, потому что из глаз его хлынули слезы.

– Великий Боже! – хрипло выдохнул граф Стэнхоуп, опускаясь рядом с Гарриком на колени и тоже разгребая землю голыми руками.

– Смотрите, отец! Эти кости не могут принадлежать взрослому человеку! – едва слышно пробормотал потрясенный Гаррик, очищая от земли череп и шейный отдел позвоночника.

Когда он увидел пустые глазницы, впадины носа и рта с оскаленными зубами, его вдруг затошнило. Позыв к рвоте был настолько сильным, что Гаррик вынужден был поспешно отойти в сторону и там дать волю взбунтовавшемуся организму.

– Это… мальчик, – прошептал граф, не двигаясь с места. – Мальчик!.. Боже мой…

Стерев с лица слезы, Гаррик вернулся к найденным костям. На шее скелета виднелась золотая испанская монета на тонкой золотой цепочке!

Граф тоже заметил ее.

– Монета! – крикнул он срывающимся от волнения голосом.

Гаррик мгновенно вскочил на ноги и с ненавистью крикнул мошеннику:

– Негодяй! Я убью тебя!

– Я не имею к этому никакого отношения! – запротестовал побледневший от страха мнимый Лайонел. – Я не убийца! Я бы ни за что на свете не стал убивать собственного брата!

Гаррик непонимающе уставился на него.

– Да, Гаррик, – продолжал тот. – Он и мне был братом, как и тебе, хотя мы не знали друг друга. Я оказался недостаточно хорош, чтобы меня приняли в семью отца!

Последние слова были сказаны им с глубокой обидой.

– Значит, ты… незаконнорожденный сын графа? – догадался наконец Гаррик. – Так вот почему ты так чертовски похож на него!

– Вот именно, – кивнул тот. – Мое настоящее имя – Ричард. Мать назвала меня так в честь отца. – Он махнул рукой сторону склонившегося над останками графа Стэнхоупа. Рука его дрожала.

Тем временем граф тяжело поднялся с колен и молча уставился на своих сыновей, все еще не придя в себя от ужасной находки.

– Отец, вы знали правду о нем? – укоризненно спросил его Гаррик.

В этот момент граф показался ему совсем старым и немощным.

– Когда‑то давно, – начал он надтреснутым голосом, – еще до рождения Лайонела, ко мне пришла служанка и заявила, что ждет от меня ребенка. Тогда я не поверил ей. – Его взгляд упал на человека, еще недавно называвшего себя Лайонелом.

Внезапно лицо его покраснело, губы задрожали, он упал на колени рядом с останками настоящего Лайонела и зарыдал:

– Сынок! Боже мой… Лайонел!.. Сын!..

– Значит, вы всё знали! – обвиняющим тоном проговорил Гаррик.

– Нет, не знал, но с самого начала подозревал в нем своего побочного отпрыска…

Гаррик недоверчиво покачал головой, а Ричард встал перед графом и тихо спросил:

– Граф, вы хотя бы помните ее имя? Имя моей матери?

– Нет, таких служанок у меня было много… – простодушно признался граф.

Ричард побледнел, уязвленный этими словами до глубины души.

– Вы выгнали ее со двора без единого гроша в кармане! – закричал он. – Она носила под сердцем меня, вашего сына, а вы прогнали ее прочь, не дав с собой ни единого пенни! Ее звали Молли Нельсон!

– Да, теперь припоминаю, – невозмутимо сказал граф. – Она была далеко не девственницей, когда мы с ней сошлись, поэтому я и не поверил, когда она заявила, что беременна от меня. Однако в тебе я сразу узнал свою породу, свою кровь и плоть.

– Вот именно! Я ваша кровь и плоть! Я ваш сын! – воскликнул с жаром Ричард.

– Сын, но незаконный, – сухо возразил граф. – Кстати, откуда тебе были известны все подробности нашей семейной жизни?

– Я вырос в Карстоне. Мать так и не решилась покинуть эту деревню рядом с вашим поместьем. Я с детства наблюдал за тем, как воспитывались братья, Гаррик и Лайонел. Я видел, как они играли, делали уроки, ездили верхом… Я шпионил за ними. Несколько раз мне даже удавалось пробраться в дом незамеченным, чтобы посмотреть, как живут мой отец и мои кровные братья. Известно ли тебе, Гаррик, что такое изо дня в день терпеть голод и холод, зная, что всего в нескольких сотнях ярдов сытно ужинают твои братья, играют с красивыми игрушками, спят в мягких теплых постелях… У них есть отец, а у тебя нет! Знакомо ли тебе такое чувство?

– Ты нас ненавидел и до сих пор ненавидишь, – тихо сказал Гаррик.

Словно не слыша его, Ричард продолжал:

– Повзрослев, я летом отправлялся вслед за вами в Кэдмон‑Крэг. Когда вы с Лайонелом, вдоволь наигравшись в пещерах на побережье, уходили домой, я тоже играл там, представляя себя законным сыном графа Стэнхоупа… У меня тоже есть права!

– У тебя нет никаких прав, – сухо оборвал его граф. – Ты не наследник, а незаконнорожденный сын. Мой наследник – Гаррик!

Ричард сжал кулаки и тихо спросил:

– Значит, вы снова всего меня лишаете, отец?

– Нет, не всего. Я позабочусь и о твоем будущем, но титула ты не получишь.

– Отец, – вступил в разговор Гаррик, – если вы с самого начала подозревали в нем самозванца, то почему убеждали меня в том, что он и есть Лайонел? Зачем объявили его своим наследником?

– Я хотел заставить тебя подчиниться моей воле, поскольку ты начисто лишен чувства сыновьего долга. А что еще мне оставалось делать?

– Ну нет! Я не марионетка! Я не собираюсь принимать это наследство и титул! Я покидаю Англию вместе с Оливией и ее дочерью!

– Гаррик! Ты не сделаешь этого! – воскликнул потрясенный его заявлением граф.

Но он уже не слушал его. Повернувшись к Ричарду, он требовательно спросил:

– Это вы вместе со своей матерью убили Лайонела? Скажи мне правду!

Впрочем, в душе он ясно понимал, что это убийство было делом других рук.

– Нет! – не колеблясь возразил Ричард. – Мы с матерью не убийцы! Я не знаю, что вообще случилось с Лайонелом и кто его убил. Идея явиться в дом графа под его именем пришла ко мне только тогда, когда Гаррик вернулся с Барбадоса, чтобы официально стать наследником титула и всех богатств графа Стэнхоупа. Я решил, что и мне полагается какая‑то часть наследства. Если бы Лайонела убил я, то не стал бы ждать четырнадцать лет, чтобы заявить свои права. Больше того, я бы ни за что не позволил откопать его тело.

Граф и оба его сына вернулись в дом в мрачном молчании. Оливия с Анной пришли туда чуть раньше.

– Мы должны наконец похоронить Лайонела, как он того заслуживает, – сказал Гаррик.

– Постой! – схватил его за руку сводный брат. – Скажи, как теперь поступит со мной отец?

Самозванец уже не был таким самоуверенным, как прежде. В его глазах отчетливо читались страх и смятение.

– Думаю, он вскоре успокоится. Как‑никак ты – его сын. Что касается меня, я никогда больше не вернусь в Англию.

С этими словами Гаррик повернулся и поспешил наверх, в покои матери, чтобы рассказать ей обо всем, что произошло в развалинах крепости. Подойдя к двери, он поднял руку, чтобы постучаться, но тотчас замер, услышав из‑за двери материнские рыдания.

Гаррик постучал в дверь, и плач сразу прекратился. Дверь отворилась, и Элеонора вымученно улыбнулась сыну.

– Мама, почему ты плачешь? – спросил он напрямик.

Лицо ее снова скривилось, и она поспешно отвернулась. К своему ужасу, Гаррик заметил на столе бутылку вина, уже опустошенную на треть.

Сняв мокрый плащ, он сел в кресло и печально произнес:

– Мы нашли тело Лайонела. Он не исчез, а погиб. На шее скелета мы обнаружили неоспоримое тому доказательство – испанскую золотую монету, которую он считал своим талисманом.

Графиня смотрела на сына расширившимися от ужаса глазами.

– Самозванец оказался побочным сыном отца. Прежде чем жениться на тебе, он зачал ребенка со своей служанкой. Его настоящее имя – Ричард Нельсон.

Взволнованно дыша, графиня отвернулась.

– Я знала… я знала, что он мертв… Боже мой!

– Откуда ты могла это знать? – мягко возразил Гаррик. – Не вини себя понапрасну!

Бросившись к серванту, она открыла дверцу, сдвинула в сторону пустые винные бокалы, явно уже бывшие в употреблении, и Гаррик поморщился, мысленно решив во что бы то ни стало положить конец пьянству матери. Потом она достала какую‑то толстую тетрадь в кожаном переплете.

– Возьми! – воскликнула она. – Это мой дневник! Я больше не могу хранить эту ужасную тайну!

Гаррик вздрогнул, припомнив предсказание Оливии о том, что испытания еще не кончились. Раскрыв тетрадь и полистав ее, он понял, что не в силах читать личные записи матери, и проговорил в нерешительности:

– Извини, мама, я не могу читать это. Расскажи, что в нем.

Графиня молча смотрела на него потемневшими от бесконечной скорби глазами. Прошла целая вечность, прежде чем она снова заговорила:

– Младший брат Мег Макдональд, которого звали Росс, воспылал жаждой мщения. Он и не подозревал, что Лайонел был не моим сыном, а плотью и кровью его родной сестры, страшная смерть которой заставила его пойти на отчаянный шаг. Он похитил Лайонела и…

У нее сдавило горло от слез, и она замолчала. Потом, кое‑как справившись с эмоциями, она едва слышно прошептала:

– Убивая его, он не знал, что убивает родного племянника… На следующий день после похищения он прислал мне записку, в которой объяснял, как и зачем похитил Лайонела. Я уничтожила ее, никому не показав.

– Но почему? – воскликнул Гаррик, в ужасе от жестокости матери. – Ты могла спасти ему жизнь!

– Я ненавидела твоего отца, потому что он во всем отдавал предпочтение Лайонелу, всячески ругая и презирая тебя, своего законного сына. Кроме того, я была уверена, что Росс Макдональд не решится на убийство. Я даже радовалась тому, что он на время забрал Лайонела к себе. Думала, что в его отсутствие отец изменит отношение к своему сыну. Я думала… он начнет наконец любить тебя, Гаррик.

От изумления Гаррик не мог вымолвить ни слова.

– Вплоть до сегодняшнего дня я не была уверена в том, что Росс все‑таки выполнил тогда свою угрозу и убил Лайонела, – прошептала сквозь слезы Элеонора. – Я до последнего надеялась, что Лайонел и вправду остался в живых и вернулся домой после долгих лет разлуки. Мне хотелось верить, что Ричард и есть Лайонел, чтобы хоть как‑то искупить свои прошлые грехи! – Она на мгновение прикрыла глаза. – Я уничтожила записку Росса, потому что не могла трезво мыслить. В то время я слишком часто прикладывалась к бутылке и большую часть времени находилась в подпитии. И не смотри на меня такими глазами! Я давно расплатилась за свое преступление! Все эти годы я жила с мучительным осознанием собственной вины! У меня не было радостей, не было удовольствий, не было счастья! Были только страшное горе и горькие сожаления…

Еще никогда в жизни Гаррику не было так гадко и больно. Ведь фактически виновницей смерти Лайонела была его родная, горячо любимая мать! Опустив голову, он разглядывал толстую тетрадь, много лет хранившую ужасную тайну… Внезапно раздался стук открываемого окна и… Его мозг пронзила страшная догадка!

– Нет! Мама, не надо! – закричал он, бросаясь к окну, но было уже поздно.

Легко, словно птица, вскочив на подоконник, Элеонора бросилась вниз, навстречу своей смерти, уже давно не пугавшей ее.

Стэнхоуп‑Холл

Она точно знала, где его искать. Держа в руке букетик желтых нарциссов, Оливия отправилась на семейное кладбище Стэнхоупов. Там, у белого мраморного надгробия, стоял убитый горем Гаррик. Почувствовав приближение Оливии, он поднял голову и едва заметно улыбнулся ей. У Оливии защемило сердце от жалости и сочувствия. Подойдя к могиле Элеоноры, она положила цветы и тихо спросила:

– Как ты себя чувствуешь, Гаррик?

Подняв на нее скорбные влажные глаза, он чуть слышно ответил:

– У меня есть ты… Ты и Анна.

– Чем я могу помочь тебе, любимый?

– Будь всегда рядом со мной, вот и все, что мне нужно…

Глаза его наполнились слезами, он перевел взгляд на материнское надгробие.

– Мне всегда будет не хватать ее, – выдавил он срывающимся голосом. – Наверное, мне никогда не понять, почему она тогда уничтожила записку, в которой говорилось об условиях освобождения Лайонела, но теперь я даже рад, что она нашла успокоение… Она не была ни злой, ни плохой…

– Она была просто человеком, – подхватила Оливия, – матерью и любила тебя всем сердцем и душой. Я тоже люблю тебя, Гаррик, и буду любить всегда.

Он порывисто обнял Оливию и горячо прошептал:

– Когда вы с Анной будете готовы к отъезду?

– Мы с Анной всегда готовы ехать за тобой хоть на край света, – без тени улыбки ответила она.

Он улыбнулся, и его глаза ожили и потеплели.

– Только ты могла дать такой чудесный в своей откровенности ответ, – прошептал он.

– Я всю жизнь ждала тебя, Гаррик, и не хочу теперь ни на час откладывать наше совместное будущее. Я так устала ждать!

– Я тоже устал от ожидания, – кивнул Гаррик. – Ты готова ехать со мной, не дожидаясь, когда Арлен даст тебе развод?

Оливия утвердительно кивнула.

– Мой муж очень коварный и непредсказуемый человек. Он вполне может в самую последнюю минуту отказаться от своего обещания. Но теперь мне все равно! Меня больше не волнуют эти условности! Я хочу только одного – чтобы ты и мы с Анной всегда были вместе.

– Так и будет, Оливия, – горячо заверил ее Гаррик. – Я увезу вас с Анной в Америку!

У нее округлились глаза от радостного волнения. Она никогда не бывала в Америке, и эта новая, пока еще чужая для нее страна почему‑то сильно влекла ее.

– Страна, где никто не знает ни нас, ни нашего прошлого… Идеальное место для того, чтобы начать новую жизнь! – мечтательно проговорила она.

– Ты словно читаешь мои мысли, – улыбнулся Гаррик, нежно целуя Оливию в губы. – Говорят, Америка – страна безграничных возможностей.

– Как же это хорошо, Гаррик! – радостно вздохнула она.

Месяц спустя

День выдался ясным и теплым. Дул легкий ветерок, по голубому небу медленно плыли полупрозрачные облака. Именно такой день как нельзя лучше подходил для отплытия в далекую неизведанную страну.

Гаррик бросил взгляд на большой фрегат, готовый держать курс к берегам американских колоний. Точнее, в Джеймстаун.

У поручней на палубе застыли Оливия и Анна. Вокруг них суетились пассажиры и матросы, готовясь к отплытию, но ни мать, ни дочь не замечали их. Обе счастливо улыбались Гаррику. Одной рукой Оливия держала на коротком поводке Трива, другой приветливо махнула Гаррику.

Он тоже махнул ей в ответ. В этот момент Оливия с Анной были так прекрасны, что казалось, он мог бы вечно любоваться ими.

– Гаррик! – нарушил его блаженное состояние отец.

Он повернулся к графу, рядом с которым стоял его побочный сын Ричард.

– Может, ты все‑таки изменишь свое решение? Может, хотя бы на время отложишь свой отъезд? – без всякой надежды спросил граф.

Теперь он выглядел гораздо старше своего возраста. Обнаруженное место погребения Лайонела и неожиданное самоубийство второй жены сильно подкосили его. Только теперь он стал понимать, как много в его жизни значила Элеонора.

– Нет, отец, мое решение неизменно, – отозвался Гаррик. – В этой стране меня уже ничто не держит.

Граф молча проглотил обидные слова сына, а в глазах Ричарда мелькнула радость.

– Увидимся ли мы когда‑нибудь снова? – тихо спросил граф.

– Вряд ли, – не стал обнадеживать его Гаррик.

– Ведь ты – мой сын, – дрогнувшим голосом произнес вдруг граф. – Знай, я люблю тебя!

Гаррик оторопел от такого неожиданного признания и, помолчав, произнес:

– Отец, важны дела, а не слова. Ваши слова опоздали на целых двадцать шесть лет. Я так хотел услышать их в детстве!

Граф смущенно откашлялся и вымолвил:

– Хорошо, хотя бы теперь ты будешь знать о том, что я тебя люблю. Если когда‑нибудь надумаешь вернуться, я буду несказанно рад и всем расскажу правду о мнимом Лайонеле, а своим наследником сделаю тебя, Гаррик.

При этих словах в глазах графа мелькнула надежда, но Гаррик сделал вид, что ничего не заметил.

– Пусть общество тешится иллюзиями, – хмыкнул он, зная, что и по сей день весь высший свет считает Ричарда Нельсона Лайонелом де Вером, поскольку граф решил не предавать истину огласке.

Гаррику уже было все равно, главное, он получил наконец долгожданную свободу. Пускай Ричард радуется своему высокому титулу и богатому наследству.

– Мне пора, – бросил Гаррик, глядя на Ричарда, до сих пор называвшего себя Лайонелом. – Знай, я не держу на тебя зла.

Тот молча кивнул и негромко произнес:

– Счастливого пути! Жаль, что тебя не будет на моей свадьбе.

– Желаю вам с Элизабет долгого и счастливого семейного союза! – Гаррик старался говорить без тени иронии, ведь оба стоили друг друга. Потом повернулся к графу: – Как только мы прибудем на место и обоснуемся, я напишу вам, отец.

– А я, в свою очередь, постараюсь, чтобы Арлен Грей не забыл о своем обещании дать развод Оливии, тогда ты сможешь жениться на ней, – решительно заявил граф.

Гаррик был приятно удивлен обещанием отца, но почуял какой‑то подвох.

– Чем я смогу расплатиться с вами за такой подарок? – настороженно спросил он.

– Взамен я хочу получить от тебя… наследника!

Граф довольно улыбнулся, видя, как сын тоже расплылся в улыбке.

– Больше всего на свете я хочу внука, – повторил граф с необычной для себя нежностью.

– Вот в этом я с вами совершенно согласен! – улыбнулся Гаррик. – Хотя бы один‑единственный раз в жизни мы с вами думаем одинаково, отец…

Он представил, как в один прекрасный день Оливия станет его женой и родит ему ребенка – а может, и не одного! – и его сердце радостно забилось.

– Прощайте, отец! – вымолвил он с поклоном.

Граф тоже кивнул, не сделав ни малейшей попытки обнять сына на прощание. Но когда Гаррик повернулся и пошел к фрегату, глаза его наполнились слезами.

Оставив навсегда позади свое не слишком счастливое прошлое, Гаррик шел к сияющему любовью и надеждой будущему.

Оливия призывно махала ему рукой, Анна радостно подпрыгивала на месте, сеттер возбужденно лаял.

Вот оно, его будущее, – Оливия, Анна и далекая незнакомая страна, где они начнут новую жизнь!

Взойдя на палубу, он вместе со своей новой семьей стал с интересом наблюдать, как матросы отдавали швартовы. Спустя минуту большой фрегат отчалил, медленно унося под своими парусами смелых путешественников, отважившихся отправиться в далекую, дикую, совсем еще не обжитую, но от того не менее прекрасную страну под названием Америка.

[1]Дом для душевнобольных в Лондоне. – Примеч. пер.

Date: 2015-12-13; view: 277; Нарушение авторских прав