Глава 13. Ксавье стоял в одном из внутренних садиков дворца, глядя поверх сверкающего на солнце фонтана

Ксавье стоял в одном из внутренних садиков дворца, глядя поверх сверкающего на солнце фонтана. Легкий ветерок с моря обдавал лицо и грудь прохладными брызгами, но Блэкуэлл не обращал на это внимания. Его взгляд был устремлен за увитую розами стену. Там находилась гавань.

На фоне морской синевы особенно четко выделялись контуры мачт и парусов, а там, вдалеке, за пределами охраняемой молом и крепостью гавани, маняще сверкала вольная гладь Средиземного моря.

Однако Ксавье было сейчас не до моря. Из головы у него не шла пленница‑американка, Вера.

Похоже, он в нее влюбился.

И хотя они были едва знакомы и такое вряд ли было возможно – тем не менее мысли о ней не давали ему спать почти всю ночь. Никогда прежде Ксавье не доводилось влюбляться по‑настоящему, да он к тому же считал, что не способен на столь нежные чувства. Но с другой стороны, какое еще объяснение можно дать этому учащенному пульсу, этому ненасытному любопытству и жгучему желанию? Он привык быть честным с самим собою. Вера оказалась необыкновенной женщиной, ее красота и отвага были поразительны. Но, возможно, ему вообще ни к чему ломать голову, придумывая достойное объяснение своим смятенным чувствам. Ведь поэты постоянно твердят, что любовь объяснить вообще невозможно!

Но что тогда он должен делать? И что он может сделать? В конце концов он был женатым мужчиной. И то, что он за все время брака и пальцем не прикоснулся к своей жене, не имеет никакого значения. Он дал клятву заботиться о Саре, и иного пути больше нет. Он останется женат – пока кого‑то из них не заберет смерть.

Он не холост, он не свободен, и в любом случае он не станет волочиться за американкой.

От этой мысли он был готов впасть в отчаяние. Ну почему судьба распорядилась так несправедливо?! Почему он встретил ее только сейчас, а не год назад, до того, как женился?!

Он чувствовал себя беспомощным. Это было так унизительно! Его бесило всякое упоминание о том, что она – пленница, даже хуже – рабыня, заточенная где‑то в недрах дворца, используемая против воли, а он ничего не может предпринять, чтобы изменить положение!

Но он сделает это. Он дал клятву Всевышнему и себе самому. Когда он покинет Триполи, Вера уедет из этого варварского города вместе с ним. Он сделает все, чтобы она в целости и сохранности добралась до Америки, – или погибнет, спасая ее свободу и жизнь.

Ксавье с трудом заставил себя думать о более насущных делах. Нельзя забывать, что он и его команда тоже в плену – и прежде всего следует думать об этом, а не о женщине, всматриваясь в очертания «Жемчужины», стоявшей на якоре в порту.

Один ее вид причинял боль. А уж тем более мысль о том, что предстоит совершить…

Корабль должен быть затоплен. И чем скорее – тем лучше, пока у него есть хоть капля свободы. Однако такая задача не под силу одному. Нужна помощь нескольких преданных матросов. Еще утром он передал паше просьбу разрешить встретиться с экипажем. И до сих пор не получил ни слова в ответ. Да он особо и не рассчитывал на него. Джовар готов горы свернуть – лишь бы держать его подальше от соотечественников.

И конечно, очень скоро они потребуют окончательного ответа. В тот же миг, как он откажется становиться «турком», и его, и команду сделают рабами – если не придумают чего‑нибудь похуже. Ксавье не тешил себя иллюзиями. Он понимал, что времени почти не осталось и надо постараться успеть сделать как можно больше.

Услышав легкие шаги на песчаной дорожке, Блэкуэлл обернулся. Показались двое рабов. Он застыл, мгновенно узнав ее.

Отсюда он прекрасно различал ее черты: она улыбалась.

Что‑то в ее облике изменилось, однако, застигнутый врасплох, ошеломленный, ослепленный восторгом, он не сразу понял, что ее кожа гораздо темнее, а волосы из рыжих превратились в темно‑каштановые. Он смутился и даже на мгновение засомневался, однако уже в следующий миг поймал себя на том, что улыбается красавице. Она оказалась еще прекраснее.

– Доброе утро.

– Привет, – откликнулась она.

Они смотрели друг другу в глаза: чудесные, трепетные мгновения.

– Ты хорошо спал этой ночью? – тихо спросила она.

Такое интимное начало удивило Блэкуэлла. Тем не менее он отвечал ей в тон:

– Нет. Меня мучила бессонница.

Она оглянулась и сказала:

– Я тоже ни на миг не сомкнула глаз.

Его окатило волной ликования. Он все понял. Как и он сам, она провела бессонную ночь – и по той же самой причине. Эти мысли пронеслись в его голове чередой неясных картин, полных неистовой страсти. Он был с ней едва знаком, благоразумие шептало об осторожности, о приличиях. Но ведь оба они пленники, оба находятся в заточении и не могут предвидеть своего будущего. В таких условиях, пожалуй, можно и позабыть о приличиях. Он стиснул зубы, стараясь сдержаться.

– Разве тебе позволено свободно ходить по дворцу? – спросил Блэкуэлл. Только теперь он заметил, что второй раб, Мурад, не отходит от нее ни на шаг и постоянно оглядывается, причем на лице его ясно написаны тревога и страх.

– Нет, – неохотно призналась она. – Не разрешено.

– Так ты подвергаешь себя ненужному риску! – не на шутку рассердился Блэкуэлл.

– Но ведь я обещала, что мы увидимся сегодня. А утро для этого подходит больше всего. Джебаль пошлет за мной не раньше вечера – или вообще ночью. – И она смущенно покраснела.

Ох, как взбесили Блэкуэлла эти слова! До безумия.

– Понятно. А если он все же станет искать тебя сейчас?

– Он никогда не вспоминает обо мне раньше полудня. – Судя по всему, она не решилась договорить до конца.

– И что же?

– Это не то, о чем ты подумал.

– Я вообще ни о чем не думал, – автоматически отвечал он. – Вера, я хотел, чтобы ты знала: я не покину Триполи без тебя.

– Ты покидаешь Триполи? – удивленно спросила она.

– Покину – рано или поздно. – Увидев выражение ее лица, он чуть улыбнулся.

– Понятно, – мигом успокоилась она. – Я хочу помочь. И я могу помочь. – Она пытливо глядела ему в глаза. – Мы могли бы сбежать отсюда вместе.

– Я надеюсь, что дело кончится выкупом, так значительно проще, – смущенно потупился он.

– Я так не думаю. Джовар люто тебя ненавидит. Паша тоже не пылает к тебе любовью. И как только ты откажешься принять ислам, их гостеприимству придет конец.

– Твой ум под стать твоей красоте.

– Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться об этом, – улыбнулась она. – Ксавье, нам надо немедленно начать составлять какой‑нибудь план.

– Нам? – Эта самоуверенность его позабавила.

– Я хочу помочь, – нисколько не смутившись, повторила она. – Я находчивая женщина. Я могу помочь. И Мурад тоже. Может быть, нам стоит сбежать немедленно. Здесь есть тайный подземный ход. Через него я выбираюсь из дворца, никем не замеченная. И пока вы наделены некоторой свободой передвижения…

– Я не могу бросить своих людей.

Она замолчала, растерянно глядя на него.

– А кроме того, у меня есть здесь еще одно дело.

– Какое дело?

– Вера, я не могу раскрыть тебе свои тайны, – улыбнулся Ксавье.

Она обиделась.

– Я обещаю, что постараюсь поскорее снова встретиться с тобой. Впрочем, об одной услуге я бы, пожалуй, попросил твоего раба. Пусть передаст от меня Нильсену пару слов.

– Запросто.

– Ты говоришь, как бывалый капитан, – ухмыльнулся Блэкуэлл.

– Я просто счастлива… – снова растерялась она, – я счастлива видеть тебя.

Ему хотелось бы признаться в том же самом, но слова не шли с языка. А еще ему хотелось признаться в том, что он женат, но и тут Блэкуэллу изменила решительность.

– Я бы хотел уведомить Нильсена, что прошу устроить нам свидание. Мне необходимо встретиться с ним, и чем скорее, тем лучше. А кроме того, я бы хотел узнать подробности о судьбе моего экипажа.

– Держу пари, что посол уже просил разрешения на встречу, – кивнула Алекс.

Ксавье беспокойно оглянулся. В саду было на удивление тихо и безлюдно.

– По‑моему, тебе пора уходить. Пока нас никто не заметил.

– О'кей. – Она внезапно протянула руку и коснулась его плеча. Эта легкая ласка обожгла его. Их глаза встретились. – Ксавье, меня назвали Верой в тот день, когда заставили принять ислам. А настоящее мое имя – Алекс.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Ну, то есть Александра. – Она трепетно улыбнулась. Ее глаза сияли счастьем.

– Александра, – прошептал он. – Мне нравится твое имя.

Алекс влетела к себе в комнату.

Следом за ней ворвался Мурад. Оба задыхались. Раб запер дверь.

– Не забывай про эту чертову краску! – сердито сказал он.

Алекс послушно прошла в ванную комнату и присела на край мраморной ванны. Мурад повернул ручки кранов в виде позолоченных раковин. С журчанием полилась вода, которая поступала во дворец из природных источников. Сердце все еще бешено билось в груди. А они с капитаном только и сделали, что поговорили несколько жалких минут.

Однако сегодня он показался еще более потрясающим мужчиной. И он сказал, что сбежит отсюда – сбежит вместе с нею.

– Сам не понимаю, как тебе удается заставить меня потакать всему этому, – пробурчал Мурад, всучив ей мочалку и кусок ароматного мыла. Алекс скинула шаровары и жилетку и залезла в воду, мгновенно ставшую темно‑бурой.

– Хотела бы я знать, что он собирается сделать, прежде чем убежит. Разве что уничтожить «Жемчужину». Неужели он вправду надеется, что сумеет организовать побег всему своему экипажу?..

Мурад долго таращился на нее, будто у нее выросли рога, и наконец задумчиво сказал:

– Он все еще надеется на выкуп. Но ты права. Как только он отвергнет предложение паши – гостеприимству нашего правителя придет конец.

– Как по‑твоему, что именно случится тогда?

– Не знаю и не хочу знать. У меня и так хлопот полон рот, пока ты млеешь над своим Блэкуэллом.

– Разве это так очевидно? – испуганно спросила Алекс.

– Это более чем очевидно, – сердито буркнул раб.

А она снова задумалась о Блэкуэлле. Ах, какое сильное у него плечо – ну просто каменная стена! И к тому же он такой учтивый кавалер! О, конечно, он немножечко бабник, но и она успела дать понять, что не имеет ничего общего с кисейными барышнями эпохи Регентства, падающими в обморок при виде мышки.

Алекс вздохнула. Ей так хотелось ласкать Блэкуэлла, самым интимным образом – и чтобы он ласкал ее. Обнимал, целовал, гладил… и овладел ею. Неистово и страстно.

Мыльная мочалка ткнулась в лицо. Она поморщилась:

– Ты делаешь больно!

– А ты давно заслужила бастонадо! – мрачно заметил раб. Мочалка стала уже совсем коричневой, а вода в ванне – черной. – Я не хочу принимать участие в твоем безумии. Алекс, держалась бы ты от него подальше! – Внезапно он остановился и спросил: – Почему ты выболтала свое настоящее имя? А что, если он станет расспрашивать про тебя?

– Я не могла не признаться. – Алекс тоже перестала оттирать ладони. – Меня трясло, когда он называл меня Верой. И мне ненавистна необходимость лгать и держать его в неведении, что я жена Джебаля. Вот только боюсь, что он и взглянуть на меня не посмеет, если узнает правду. Мурад, мне не обойтись без твоей помощи. Одной с таким делом не справиться!

Раб взглянул ей в глаза и смущенно потупился.

– Повернись, – сказал он. – Хотел бы я, чтобы он поскорее узнал правду. Потому что ты скорее всего права. Знай он, что связался с женой Джебаля, – и тебе его не видать. Блэкуэлл не такой дурак!

Алекс держалась за край ванны, пока он оттирал ей щеку.

– Не вздумай ему сказать! Я никогда тебе этого не прошу!

– Да что у тебя на уме, Алекс? Ты собралась обвести его вокруг пальца, соблазнить, а потом этак между прочим прощебетать, что вообще‑то ты замужем за Джебалем? А что, если ты ошиблась? И он примет предложение паши?

– Не примет. И я сама расскажу ему обо всем, когда сочту нужным. – Алекс снова обуяла неясная тревога. – Ах, уж скорее бы мы сбежали из вашего Триполи! Может, он вообще не успеет узнать про Джебаля!

Мурад грубо повернул ее лицо, схватив за подбородок.

– Ой!

– Тихо, не дергайся! – с неожиданной злобой велел он. – Алекс, пойми одну вещь: физическое влечение не означает любовь – напротив, оно не имеет с нею ничего общего!

Она вырвалась и ополоснула волосы. К черному цвету воды в ванне прибавился красноватый оттенок хны.

– Я знаю, в чем разница!

– Ты?

– Ну не ты же! – фыркнула она.

Мурад напряженно застыл.

– Ох, прости. Я вовсе не это имела в виду, – торопливо сказала она, протянув к нему руку.

– Ты именно это имела в виду! – крикнул Мурад, отталкивая ее.

– Нет, Мурад!

В его взгляде горели обида и отчаяние. И в тот же миг оба вздрогнули: кто‑то постучал в дверь. Мурад неохотно пошел открывать, не сразу найдя в себе силы отвести глаза – причем Алекс показалось, что в последний миг в них промелькнула обреченность.

Алекс принялась прополаскивать волосы под струей чистой воды. И как ее угораздило ляпнуть такую жестокую глупость? Мурад – ее лучший друг. Хотя с другой стороны, после встречи с Блэкуэллом ей не хватает терпения выслушивать бесконечные нотации и призывы быть благоразумной.

Она вылезла из ванны, вытирая волосы полотенцем и внимательно разглядывая их на свету. Они так и не приняли прежний рыжий оттенок. Хна выкрасила их под темное дерево.

Внезапно Алекс испуганно застыла, услыхав голос вошедшей в комнату женщины. О Господи! Это же… это же Зу говорит о чем‑то с Мурадом!

Пленница едва успела обмотать голову еще одним полотенцем, как дверь в ванную распахнулась и появилась сияющая Зу. Алекс эта улыбка почему‑то казалась кошачьей – и уж во всяком случае, в ней не было видно ни капли добрых чувств. Скорее ее можно было назвать двусмысленной и злой. Алекс застыла на месте.

– Ой, Зохара, что это ты вздумала принимать ванну в такое время? – издевательски пропела она.

– Для меня время вполне подходящее, – криво улыбнулась Алекс. – Я работала над собой.

Глаза Мурада потемнели от тревоги.

– Работала над собой?

– Ну да. Я каждый день делаю сто приседаний и пятьсот прыжков на месте.

– Послушай, я знать не желаю, что за глупые шутки у тебя на уме, – нахмурила Зу свой лобик. – Джебаль недоволен. Он посылал за тобою. Где ты была? – Голос первой жены звучал нарочито безмятежно.

Алекс онемела от испуга.

– Она же сказала, что «работала над собой». Она проделывает эти странные вещи каждое утро. У нее такая привычка. Желает ли господин видеть ее немедленно? – удивительно бесцветным, спокойным голосом произнес Мурад.

Но Алекс видела, куда был направлен его предупреждающий взгляд: назад, на ванну, из которой она только что вылезла. Пленница покосилась туда уголком глаза и обомлела. Там все еще оставалось не меньше чем на дюйм черной воды.

– Да. И я знаю, чего он хочет. Я подожду тебя, – заявила Зу, стреляя по сторонам глазами. Внезапно слащавая улыбка исчезла, и она злорадно воскликнула: – А это что такое?

Алекс проследила за ее взглядом. Некогда белая мраморная ванна стала грязно‑коричневой, и возле стока все еще крутилась воронка черной воды. В голове осталась одна мысль: «Это конец».

– Ты выкрасила волосы хной! – обличающе взвизгнула Зу.

Пока они спешили по дворцу, Зу не меньше пяти раз повторила, что Джебаль будет вне себя, когда узнает, что она покрасила волосы. При этом первая жена не скрывала злорадства.

Алекс не слушала ее. Она трепетала при мысли о том, что была на волосок от разоблачения. Зу не потрудилась присмотреться к ней внимательнее, иначе непременно заметила бы и более темный оттенок кожи на кистях и ступнях, и коричневые перепонки между пальцами, куда не успела дотянуться жесткая мочалка. Да, судьба посылала недвусмысленное предупреждение. Алекс обливалась холодным потом.

Джебаль поднялся при их появлении. Он сидел за столом, ломившимся от фруктов и сладостей, хотя и не думал есть. Радостно улыбаясь, он протянул руки навстречу Алекс. Взметнулись разноцветные одежды.

Зу смиренно осталась сзади со своей приклеенной улыбочкой. Алекс позволила Джебалю на миг заключить себя в объятия. Он тут же отпустил ее и внимательно поглядел жене в лицо. Его улыбка угасла.

Алекс подавила новый приступ паники, заставив себя смотреть ему прямо в глаза. Неужели ему что‑то известно? Или он что‑то заподозрил? Заметит ли он, как потемнела местами ее кожа? Не видел ли ее кто‑нибудь с Блэкуэллом в саду? Мурад ведь без конца твердит, что во дворце полно шпионов и что у стен есть уши.

– Ты посмела заставить меня ждать. Я ждал тебя почти целый час! Почему? Где ты была? – сердито начал он.

Зу встряла прежде, чем Алекс успела открыть рот:

– Она перекрасила волосы, Джебаль. Они теперь не такие рыжие. И она пыталась их отмыть! – захлебываясь от восторга, выпалила первая жена.

Алекс вздрогнула, увидев, как Джебаль гневно уставился на нее.

– Что ты наделала? – вскричал он, срывая с нее паранджу.

– Прости.

Джебаль грубо схватил ее за коричневые пряди.

– Я так и сказала, что ты будешь гневаться, господин, – промурлыкала Зу.

– Мне нравились твои волосы, – промолвил Джебаль, не спуская глаз с непокорной. В его взгляде появился неприятный холод. – Кто тебе позволил это сделать?

– Никто, – удрученно выдавила Алекс. – Джебаль, я не думала, что ты обидишься.

– Но я очень обиделся, – надменно заявил Джебаль. – Ты можешь объяснить свой проступок, Зохара?

Джебаль всегда казался добрым. Алекс впервые видела его в такой ярости.

– Я… я и не думала, что от хны мои волосы потемнеют – я лишь старалась сделать их поярче, чтобы тебе было еще приятнее на них смотреть. – Робкая улыбка угасла на ее губах.

– Ты не имеешь права делать что‑то со своими волосами и со своей внешностью, прежде чем не получишь моего соизволения, – отчеканил Джебаль, однако его лицо тут же посветлело: – Ты хотела порадовать меня?

– Да, – еле сдерживая вздох облегчения, прошептала Алекс. Джебаль был старше ее, однако подчас вел себя как избалованный мальчишка. При желании она могла бы запросто водить его за нос – если бы не гонор независимой женщины двадцатого столетия, не позволявший проявить хотя бы внешнюю покорность этому дикарю.

– Может быть, тебе лучше подумать об иных способах доставить мне приятное, к примеру, завтра вечером. Зу, поди прочь!

На сей раз Зу не очень‑то удалась ехидная улыбка. Алекс следила за тем, как первая жена выплывает из комнаты, покачивая бедрами. Классная секс‑бомба. По гарему постоянно ходили слухи, что она бесподобна в постели с Джебалем – как, возможно, и с другими любовниками. У Алекс на этот счет безошибочно работала интуиция, да и Мурад соглашался, что сия особа все последние недели развлекается с любовником.

– Давай присядем. Я хочу поговорить, – предложил Джебаль, улыбаясь совсем по‑мальчишески.

Алекс выдавила из себя улыбку, тревожась об упомянутом им завтрашнем вечере. Не очень грациозно она опустилась на низкую тахту, Джебаль – рядом с нею.

– Зохара, известно ли тебе, зачем я призывал тебя сегодня?

– Нет, – прошептала Алекс.

– А ты знаешь, какой сегодня день?

– Не совсем точно, – засомневалась она.

– Сегодня тринадцатое июля.

Алекс напряженно замерла.

– Завтра исполнится ровно год со дня нашей свадьбы, – провозгласил Джебаль.

Алекс утомленно прикрыла глаза. И как она могла забыть?

– Если я правильно все помню, мы сговорились, что тебе потребуется год, чтобы оплакать первого мужа.

– Ну да, конечно, разве я могла об этом забыть? – Алекс облизала трясущиеся губы. – Джебаль, ты был ужасно мил со мною и невероятно сострадателен!

Он улыбнулся, легонько лаская ей руку.

– Твой траур длится уже больше года. Расскажи мне, что ты теперь чувствуешь?

Алекс кое‑как подавила новую волну паники. Только этого сейчас не хватало. Ей надо сосредоточиться, ей надо найти выход.

– Я тоскую по родине, – осторожно начала она. – Я скучаю по своей стране и соотечественникам, Джебаль.

– Все еще? – воззрился он на нее.

Алекс отважно кивнула, затаив дыхание.

– А я‑то думал, тебе здесь нравится, – огорчился Джебаль. – Я думал, ты счастлива.

– Так оно и есть. Но дом есть дом…

– Я не могу отпустить тебя, Алекс. Ты моя жена. И я слишком к тебе привязан. И не позволю никуда уехать. Кроме того, ты еще должна родить мне сына.

Алекс молчала. У Зу родились уже три девочки – и ни одного мальчика.

– Ты не останешься у меня сегодня ночью?

– Ч‑что? – Она подумала, что наверняка стала в этот миг белее снега.

– Останься со мною сегодня, – пылко воскликнул Джебаль, становясь на колени. Алекс застыла, не чувствуя, как его ладонь гладит ей щеку.

Горячие пальцы скользнули вниз, к шее, к плечу. Их взгляды встретились.

Никогда прежде он не прикасался к ней подобным образом. Алекс замерла, как кролик перед удавом, не смея отстраниться.

– Я… у меня ужасная головная боль. – Она знала, что вряд ли это сработает, но ничего лучше придумать не успела.

– Оно и видно, – сердито выпалил он, выпрямляясь.

– Ты… возьмешь меня силой? – прошептала она.

– Нет.

Алекс закрыла глаза, едва не лишившись чувств от радости.

– По крайней мере не сегодня, – добавил Джебаль. Его фигура грозно высилась над нею. – Однако я теряю терпение, Зохара. Я всего лишь мужчина. А ты слишком красива. Твое место – в моей постели!

Алекс покорно кивнула.

Джебаль заметался по комнате. Полы его одеяний развевались в такт движениям, и украшения ослепительно сверкали в пламени свечей. Наконец он обернулся.

– Завтра годовщина свадьбы, и мы должны отпраздновать ее вместе, – произнес он, прожигая пленницу гневным взглядом. – Надеюсь, это будет тебе приятно.

Бедняжка кое‑как заставила себя подняться на негнущихся ногах. Горло свело судорогой, и она лишь молча кивнула.

Было совершенно очевидно, что время, отпущенное судьбой, подошло к концу.

Date: 2015-12-13; view: 302; Нарушение авторских прав