Глава 11. Алекс не находила себе места

Алекс не находила себе места. Конечно, она опять подсматривала и теперь пребывала в диком отчаянии.

Сейчас, в эту самую минуту, паша посылает Блэкуэллу целую толпу невольниц, чтобы он выбрал любую на свой вкус.

И это должна быть она. Это вполне могла бы быть она – нужно лишь набраться храбрости, переодеться рабыней и пробраться к нему в комнату.

Однако решиться на это было не так‑то просто.

Ибо Алекс наконец‑то нашла в себе силы взглянуть в глаза правде. Он действительно оказался сильным, могучим мужчиной – настоящим героем прошлого века, – и он обратил на нее внимание там, на бедестане, но это еще не означало, что ему известно, что Алекс – его суженая, силой любви перенесенная сюда из двадцатого столетия. О, она по‑прежнему больше всего на свете хотела бы скорее оказаться рядом с ним. Она так долго ждала этого дня. Она не побоялась преодолеть пропасть почти в две сотни лет, разделявшую ее с любимым. Но вот теперь заколебалась, прикидывая и так и этак, к чему может привести нынешняя встреча. Он наверняка примет ее за обычную невольницу. Постарается ли он в тот же миг овладеть ею?

Они даже словом не успели обменяться – вряд ли она готова к такому повороту событий.

Но ведь она его любит. И не может упустить возможность встретиться с тем, кого считает своей судьбой. Если она останется у себя, он может выбрать другую. Алекс почти не сомневалась, что так он и поступит. Сильный, здоровый мужчина в девятнадцатом веке вряд ли станет отказываться от того, что ему предлагают.

Пришел Мурад.

– Скажи, что же мне делать?! – нетерпеливо вскричала она.

– Я знаю, где находятся отведенные ему покои, – сердито отвечал раб. – Пожалуйста, Алекс, я умоляю тебя, не говори, что собираешься это сделать!

– Да ведь вот в эту самую минуту, пока мы с тобой теряем время на болтовню, перед ним проходят парадом дворцовые невольницы. Черт побери! Ну как я могу не пойти туда?! – причитала она. – Если я останусь, он выберет другую. Мурад, я так долго ждала его, и вот теперь ты предлагаешь мне уступить? Нет, я не могу пойти на это – не сейчас, когда я наконец нашла его.

– Я ничего не понимаю, – ошарашенно уставился на нее Мурад. – Ты постоянно говоришь загадками. И что это значит, что ты так долго его ждала?

Алекс задумалась. Пожалуй, настал наиболее подходящий момент признаться, кто она такая и откуда. Сейчас, когда она готова впасть в отчаяние, пока не стало поздно.

– Что ты скрываешь, Алекс?

– Что ты станешь делать, если, к примеру, я скажу тебе, что попала сюда из будущего?

– Конечно, я рассмеюсь. – Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой‑то жалкой. – Пожалуйста, перестань шутить. Ты же сказала, что доверяешь мне.

– Прости, – прошептала Алекс. Нет, Мурад еще не готов был ей поверить. Пленница перевела дух и промолвила: – Помоги мне переодеться. Я припрятала одно из платьев Веры. А потом ты отведешь меня туда.

– Ты совсем потеряла рассудок! – Мурад схватил ее за локоть, развернул к себе лицом. – Тебя могут поймать! Ты не можешь сейчас идти к нему!

– У меня нет выбора.

– Неправда!

Алекс переоделась. В полупрозрачных шароварах и миниатюрном жилете она чувствовала себя голой. В надежде, что теперь она мало чем отличается от обычных рабынь, пленница критически осмотрела свое отражение в зеркале.

– Ну, я готова. По крайней мере не хуже, чем прежде.

– То есть ты готова к смерти?! – Мурад, схватив ее за руки, умоляюще заглянул в глаза. – Алекс, послушай меня. Пожалуйста. Ты уже достаточно пожила среди нас, чтобы знать, какое наказание грозит за то, что ты собралась сейчас сделать. Он не успеет стать твоим любовником. Вас обоих немедленно казнят – и на этом все кончится!

Алекс поперхнулась. Она‑то знала, какая судьба была уготована Ксавье! Его казнят за связь с невесткой паши – то есть с нею. Боже, Боже милостивый! Но нет, это случится не сегодня.

– Тебе придется постоять на страже. Понимаешь, вдруг Джебалю захочется навестить Блэкуэлла среди ночи, проверить, выбрал ли он себе наложницу.

– Тебя могут заметить на входе или выходе.

– Мурад, мы даром теряем время.

– Мы обсуждаем вопросы жизни и смерти, Алекс, – едва не закричал Мурад.

– Я постараюсь удержать его на расстоянии! – закричала в ответ Алекс, едва не плача. – Я вовсе не собираюсь сегодня ночью переспать с ним – и если смогу, не стану этого делать!

– Все, чего он ждет, – рабыню, с которой он смог бы удовлетворить свою страсть. Или ты собираешься рассказать, кто ты на самом деле?

– Не знаю. – Она облизала пересохшие губы.

– Никому не будет дела до того, совершите вы прелюбодейство или нет. Чтобы оказаться на плахе, достаточно просто быть застигнутыми вместе… ты слышишь? – Он грубо встряхнул Алекс, не дождавшись ответа. – Они отрубят ему голову – если вообще не сожгут живьем, Алекс! А что до тебя – тебя сунут в мешок и утопят! Теперь ты понимаешь, чем рискуешь?

Она лишь покачала головой. Глаза ее лихорадочно блестели.

– Я иду к нему. Я не могу остаться здесь – даже если ты и прав. Мурад, ты волен пойти со мной, чтобы покараулить дверь и предупредить, если что. Но ты можешь и остаться. – Она отвернулась, стараясь не выдать страха.

Мурад стукнул кулаком по стене. В серебристых глазах стояли слезы.

Но уже в следующий миг раб мчался следом за ней по темным переходам.

Хотя отныне Ксавье считался гостем во дворце у паши, хозяин не забыл об охране. На страже у дверей отведенных капитану покоев постоянно находились двое вооруженных турок.

Одна из комнат служила спальней – в ней стояла украшенная чудесной резьбой кровать. На алом бархатном покрывале возвышалась целая гора разноцветных мягких подушек. Белые тонкие занавеси, свисавшие с потолка до пола, защищали спавшего от назойливых насекомых. Пол был устлан пушистыми арабскими коврами. В углах стояли низкие столики с мягкими пуфиками и кушетками. Столики ломились от изысканных вин, фруктов, сыра и сладостей.

Другая комната была точно такой же – и только вместо кровати здесь находилась низкая кушетка без спинки.

Ксавье ходил из угла в угол. Он только что выпроводил с полдюжины наложниц. Не то чтобы они не вызывали в нем желания. Просто он предпочитал иметь близость с женщинами, которых знал. В Бостоне у него осталась любимая. Он был ей верен. Именно так. Верность и воздержание.

В комнате было душно, и пришлось распахнуть окно, чтобы впустить прохладный ветер с моря. Подойдя к одному из столиков, Блэкуэлл налил себе бокал лимонаду. Он вновь и вновь вспоминал события минувшего вечера и старался угадать, сколько времени ему дадут на принятие решения. А еще он думал о загадочной мусульманке с чудесными изумрудными глазами, переодетой бедуином. Почему она не идет у него из головы? Мистика какая‑то.

В коридоре послышались голоса. Ксавье насторожился. Какой‑то мужчина говорил с часовыми. Боже, ну и варварское смешение наречений у них здесь! Однако накопленных за долгие годы странствий знаний во французском, испанском и итальянском языках оказалось достаточно, чтобы уловить суть беды. Господи, сейчас опять придется выпроваживать очередную наложницу!

Дверь открылась. Ксавье, скрестив на груди руки и грозно нахмурившись, собрался было выставить вон часовых, которые притащили сюда еще двух рабов: мужчину и женщину. Но вместо этого ошеломленно замер, не в силах вымолвить ни слова.

Он узнал рабыню. Она смотрела на капитана теми самыми изумрудными глазами.

Блэкуэлл был потрясен. Да, несомненно, перед ним стояла она, женщина с невольничьего рынка. Та, переодетая бедуином.

– Господин позволит нам войти? – спросил ее провожатый.

Ксавье лишь кивнул, не сводя глаз с ее лица – чудесного лица с высокими скулами и полными губами. То, что ее роскошные волосы, согласно здешней моде, были заплетены во множество дурацких тонюсеньких косичек, нисколько не умаляло этой ошеломляющей красоты. Глаза Блэкуэлла скользнули ниже – и удивленно раскрылись. Он впервые в жизни видел такое тело. Высокая пышная грудь, длинные стройные ноги, соблазнительно упругие бедра, нежная белая кожа. Лицо было под стать фигуре – необычное, невероятно прекрасное – и нежное.

Блэкуэлл почувствовал, как от желания обладать ею напряглась его плоть.

А она, раскрасневшись, потупила взор под его взглядом. Пусть всего лишь рабыня – она не перестала от этого быть женщиной, и к тому же неглупой. Его пристальный взгляд явно смутил бедняжку.

– Пожалуйста, – промолвил он. – Не бойся. Меня зовут Ксавье Блэкуэлл. – Непослушные губы никак не желали сложиться в улыбку. Ему хотелось обнять ее, ласкать ее, овладеть ею сию же минуту – дико, неистово. Но не следовало давать волю желанию. По крайней мере пока она так же не захочет, его, как он хотел ее.

Вот она подняла глаза. И взглянула на своего спутника, словно в поисках ободрения. Он заговорил вместо нее:

– Кхм… да. Вера говорит по‑английски. – Раб почему‑то тоже густо покраснел.

– Вера, – медленно повторил Ксавье. – Прекрасное имя для прекрасной женщины.

– Спасибо. – Она наконец‑то посмотрела ему прямо в глаза.

Наложница говорила так тихо, что Блэкуэлл еле расслышал ее слова. Наверное, стеснялась своего спутника.

– Можешь нас оставить. Я не причиню ей зла. Даю слово.

Раб вежливо улыбнулся, но его странные серебристые глаза оставались настороженными. Ксавье заметил бисеринки пота на лице. Этот малый явно был испуган, и не на шутку. Блэкуэлл нахмурился.

– Хорошо. Если… если я понадоблюсь, то буду ждать за дверью, – выдавил мужчина.

Ксавье кивнул и снова посмотрел на женщину. Та нервно обхватила плечи руками, но не спускала с него глаз.

Раб вышел в коридор.

– Вера, – мягко спросил Ксавье, – откуда ты?

Она молчала.

Либо она боится его, либо осторожничает.

– Вчера, на невольничьем рынке, я видел тебя. Ведь ты была там, правда?

– Да. Была.

Его сердце замерло на миг и вновь забилось с бешеной скоростью:

– Ты…. американка?!

– Да, – кивнула она.

Он остолбенело уставился на нее, осмысливая ее слова, – и на смену изумлению пришел гнев. Его соотечественница, американка, томится в плену у паши! Невероятно, неслыханно! Он мигом позабыл, что только что страстно хотел ее. Нет, теперь это было попросту невозможно.

Он подошел к ней – она напряглась всем телом.

– Как вас угораздило попасть в плен? – спросил Ксавье, глядя ей прямо в лицо. – Как долго вы находитесь в Триполи? В Штатах знают обо всех до одной женщинах, оказавшихся в плену. Кто ваш хозяин?

– Джебаль, – хрипло ответила она.

Ксавье ничего не мог с собою поделать. Его обуяла бешеная ревность. Он достаточно повидал на своем веку, чтобы не строить иллюзий по поводу ее положения. Эта женщина – рабыня, и она живет в гареме. Она прекрасна и необычна. Наверняка Джебаль успел отведать этой красоты – как, впрочем, и другие. Решение созрело само по себе, прежде чем он успел его осмыслить. Она получит свободу – так или иначе – вместе с ним и его людьми.

– Они мучили вас?

– Вряд ли бы я это пережила, – прошептала она, едва переводя дыхание. Нечто невысказанное, горевшее в обращенных к нему изумрудных глазах, вселяло в Ксавье непонятную тревогу.

А еще под взглядом этих дивных глаз его сердце колотилось так, словно он был влюбленным мальчишкой.

– Вера, мне ужасно жаль, что все так случилось. И я приношу извинения и за мою страну, и за ее правительство. Могу лишь заверить вас, что в моем лице вы отныне найдете самого преданного друга и союзника.

– Вы – настоящий герой! – прошептала она.

– Вряд ли, – засмеялся Блэкуэлл. – Так как вы попали в плен?

Ее руки бессильно опустились. Ксавье застыл от напряжения. Она нервно облизала губы.

– Это долгая история.

– О, у меня много времени, – хрипло ответил он. – Если быть точным, у нас впереди целая ночь.

А вот этого говорить не следовало. Ибо к нему немедленно вернулись мысли, которые следовало беспощадно гнать из головы.

– Я направлялась в Гибралтар, – медленно произнесла она. – К своему мужу.

– Так вы замужем… – Он не в состоянии был скрыть разочарования.

– Он скончался, – слегка зардевшись, сказала она. – Незадолго до того, как я должна была встретиться с ним.

– Мне очень жаль, – солгал он.

– Теперь это уже не так важно.

– И вас захватили корсары?

– Да.

Он любовался ею. Он буквально упивался этим прекрасным лицом. Тяжело вздохнув, Ксавье заставил себя отвернуться и отошел к окну. Боже, что пришлось пережить этой бедняжке! Его первейший долг как мужчины и как американца взять ее под свою защиту, заботиться о ее благополучии.

– Почему сегодня вы оказались на бедестане?

– Я слышала, что вас захватили в плен, – пробормотала она чуть слышно. – И пришла, чтобы увидеть вас.

Капитан подумал, что сейчас его лицо наверняка пылает. Он тут же вспомнил, каково ему пришлось сегодня, выставленному совершенно нагим на потеху жестокой толпе. Вряд ли в таком положении человеку возможно сохранить достоинство.

– Но ведь вы подвергали себя опасности? Или Джебаль позволяет вам гулять за пределами гарема в мужском платье?

– Он бы убил меня, если бы узнал. – Впервые за все это время ее губ коснулось подобие улыбки.

Блэкуэллу она показалась прекрасной, он улыбнулся в ответ.

– Я люблю свободу. – Она опять погрустнела. – Быть рабыней так… тяжко.

Ему хотелось узнать все подробности, особенно о ее отношениях с Джебалем. Однако такого рода расспросы выглядели бы как непростительная грубость, тем более что подробности и детали не должны были его интересовать.

– Может быть, мы присядем? Вы не голодны? Вы не хотите пить?

Она кивнула.

Капитан взял ее за руку. В тот миг, когда он коснулся ее, их взгляды встретились – и испуганно метнулись в разные стороны. Блэкуэлл жестом предложил гостье садиться, теперь старательно избегая прикасаться к ней. Его дыхание странно участилось.

Конечно, со дня выхода из Бостона у него не было женщины. Видимо, в этом и заключается столь необычное действие на него этой рабыни. Ведь он так и не в силах был подавить возбуждение, охватившее его с самых первых минут их встречи.

Она села на кушетку, скрестив ноги. Он тут же уставился на нее алчным взором – и отвернулся, ибо не хотел себя выдавать.

Она поежилась и торопливо поджала ноги под себя, запоздало поняв, что только что сделала и что он мог увидеть.

Ксавье постарался играть роль радушного хозяина. Он налил ей холодного лимонаду. Принимая бокал, она коснулась его пальцев. По спине капитана побежали мурашки.

До боли сжимая кулаки, он постарался не обращать внимания на то, что они сидят так близко и что с каждым вздохом ее грудь чуть колышется. Он не мог припомнить, чтобы хоть раз в жизни был так околдован какой‑нибудь женщиной.

– Вы давно здесь, у этих дикарей?

– Четырнадцать месяцев.

– И никто ничего не знал. – Он смотрел, как она пьет лимонад. – До нас не дошло ни единого слова. Не понимаю.

– Нильсен заявил протест, когда я еще только появилась здесь.

Он окончательно утратил дар речи. Он был поглощен созерцанием пухлых чувственных губ. Ему надо было бы воспользоваться услугами одной из рабынь этой ночью.

Ее глаза лихорадочно горели. Она нерешительно протянула руку. Ксавье вздрогнул, когда она коснулась его руки.

– Вы невероятный человек, – с чувством прошептала она. – В точности такой, каким я вас представляла.

– Простите, не понял, – сдавленно выговорил он.

– Это не важно. – Они все еще глядели друг на друга.

Он невольно взглянул на разбросанные на кушетке подушки. И Блэкуэлл тут же представил, что она распростерта под ним на этих подушках, нагая и прекрасная. Он с трудом отвел глаза.

– Смогу ли я увидеть вас еще?

– Да. Хотя это будет и непросто. Но я найду способ.

– Возможно, в ближайшие дни я буду наделен некоторой степенью свободы, – заметил Ксавье, несколько раздосадованный столь решительным заявлением. – Как мне найти вас? Я бы, наверное, сам смог устроить следующую встречу.

– Мне было бы легче позаботиться о встречах. Ведь я лучше вас знаю дворец, его обитателей и их привычки.

Он недоуменно уставился на нее: прежде ни одна женщина не позволяла себе говорить с ним в подобном тоне.

– Ох, простите, – зарделась она. – Я только подумала…

– Пожалуй, вы правы, – неохотно признал Ксавье. – И вы удивительно храбрая женщина. Храбрая и прекрасная.

Она смущенно улыбнулась и, кажется, чуть расслабилась.

Ксавье снова пожирал ее глазами. Он был на волосок от того, чтобы выпустить на свободу бушевавшее в нем дикое пламя. Чтобы схватить эти руки, отвести их в стороны, опрокинуть ее на кушетку, сорвать эти прозрачные одежды и дотронуться до ее белых грудей. Он с трудом перевел дыхание и сказал:

– Мне необходимо повидаться с Нильсеном.

– Может быть, я могу вам помочь? – просияла она.

– Нет. Я не хочу без нужды подвергать вас опасности.

– Я не так уж беспомощна, Ксавье, – улыбнулась она.

– Вам никто не говорил прежде, что ваша речь кажется немного необычной? – улыбнулся он.

– Да, не раз… Мой Мурад знает это место, как свои пять пальцев. И он сможет передать весточку Нильсену.

– Мурад? Это тот раб, что пришел с вами? Ему позволено ходить, где он хочет?

– Ну, не совсем. Однако он располагает большей свободой, чем я.

– А какие, скажите, у вас с ним отношения? – полюбопытствовал Ксавье. Он ясно видел, что между ними есть определенная близость. К тому же Мурад примерно ее возраста и весьма недурен собою.

– Мы с ним оба пленники здесь, – ответила она. – И мы близкие друзья.

В его голове тут же поднялся вихрь странных подозрений. Уж не нашла ли она утешение от тягот плена в объятиях Мурада? Это было бы вполне естественно. Ох, он снова бешено ревновал. Да что же это с ним творится?

Капитан вскочил, не в силах усидеть на месте и не доверяя собственной выдержке в такой опасной близости от нее.

– Уже очень поздно.

Она мигом оказалась на ногах. Блэкуэллу бросились в глаза ловкость и грация ее движений, больше похожие на мужские, чем на женские. Хотя она на все сто процентов являлась женщиной – и его тело отлично это понимало.

– Как я не подумала – вы наверняка изнемогаете от усталости!

– Ну, не совсем, – натянуто улыбнулся он.

Она застыла на месте. Смущенно опустила глаза. Но вот она подняла взор – медленно и нерешительно.

Он словно прирос к полу, не в силах двинуться, не в силах заговорить. Прошло немало времени, прежде чем он обрел дар речи.

Она опередила его:

– У меня почему‑то… сердце колотится, как бешеное. – И нервно рассмеялась.

Ксавье, не в состоянии отвести взгляд, снова засомневался, сможет ли он сдержать себя.

– У меня тоже.

– Знаю, – прошептала она, оставаясь на месте. Не делая попытки приблизиться или отдалиться.

Он должен, должен держаться от нее подальше. Напрягшись всем телом, оглушенный, растерянный, Ксавье ринулся в дальний угол комнаты. Невидящим взглядом он уставился на усыпанное звездами небо. Кто она такая? Почему его так тянет к ней?

– Мы с вами встречались прежде? – обернулся он.

– Не совсем.

– То есть?

– Мне довелось побывать в особняке Блэкуэллов.

– Когда? – резко спросил он.

– Вас я там не застала. Я никого не застала. Ну, вообще‑то я просто проходила мимо.

– Вы из Бостона?

– Из Нью‑Йорк‑Сити.

– В Бостоне у вас друзья? Родные?

– Да, – выпалила она, нервно теребя тесемки на жилете. – У меня там друзья.

Он так и впился в нее взглядом. Что‑то опять не так. Отчего она вдруг так погрустнела? Из‑за его расспросов? Или оттого, что он до сих пор даже не поцеловал ее?

– Кого вы навещали в Бостоне?

– Разве это так важно?

– Я уверен, что мы встречались с вами. Где‑то, у кого‑то.

– Нет.

– Но может быть, я знаком с вашими друзьями?

– Нет, не думаю, – прошептала она.

Он пристально смотрел на нее. Бедняжка явно растерялась. Боже, какой же он негодяй. Этой женщине довелось пережить все ужасы и унижения плена, а он так грубо допрашивает ее.

– Простите. – С неловкой улыбкой он подошел поближе. – Сам не знаю, что на меня нашло. Я не хотел расстраивать вас, Вера.

Она застыла на месте, прижавшись спиной к двери, не отрывая глаз от его лица.

И тут случилась самая естественная вещь на свете. Чувствуя себя неловким от напряжения, Ксавье прикоснулся к нежной щечке. Она застыла, словно лань под взглядом охотника, не в силах шевельнуть пальцем.

– Я никогда не причиню вам зла, – услышал он свой голос.

– Знаю, – шепнула она. По лицу оттенка слоновой кости покатилась слеза.

– Почему вы плачете? – Она всхлипнула. – Больше ты не останешься одна, Вера, – зашептал он. – Верь мне. Теперь я с тобой, и вместе мы преодолеем все: клянусь всем, что есть у меня в жизни святого!

– Да, – выдохнула она. – Боже мой, Ксавье, я знаю. – По щеке катилась новая слеза.

– Пожалуйста, не плачь. Понимаешь, я ужасный трус. И вид женских слез обращает меня в бегство.

Она улыбнулась.

Блэкуэлл все еще прикасался к ее щеке. Он понимал, что должен убрать руку, но вместо этого погладил пальцем влажную щечку. И уже в следующий миг должен был припасть к ее губам.

Она тоже почувствовала это. Тишина навалилась на них, словно душное тяжелое одеяло. Ксавье казалось, что он слышит, как судорожными толчками бьется его сердце – и ее тоже.

Он отнял руку. В конце концов, он прежде всего был джентльменом и гордился этим.

– Доброй ночи, Вера. Давайте постараемся встретиться завтра.

Он физически ощутил, как тяжело опустилась ее еле прикрытая жилеткой грудь.