Глава 14. Почему бы ей не развлечься немного?

Почему бы ей не развлечься немного? И заодно не позлить Джейка Брейдена? О, она и без того едва сумела удержать язык за зубами, когда он наговорил Лупе столько оскорбительных вещей о ней. А эта противная наглая девка Хуана? Пришлось притвориться, что она не понимает испанского, иначе высказала бы этой распутнице все, что о ней думает!

Возможно, Анжи действительно следовало бы вернуться в отель, но было настолько очевидным, что Джейк спешит как можно скорее отделаться от нее и вернуться к своей потаскушке, что она уговорила его остаться. И что самое удивительное, Джейк согласился.

Метнув взгляд на Джейка, прислонившегося к стене, Анжи невольно задалась вопросом, о чем он размышляет. Лицо под полями черной фетровой шляпы с низкой тульей было абсолютно бесстрастным. Как всегда. Лишь в очень редких случаях в глазах отражались эмоции, но только не сейчас. По большей части он держался так холодно и отчужденно, что она не могла избавиться от чувства неловкости и никогда не знала, как поступить.

Вот и сейчас он настороженно следил за ней, словно ожидая очередной выходки. Пожалуй, стоит оправдать его надежды.

Она порывисто поднялась из‑за стола и ничуть не удивилась, когда он молниеносно сжал ее запястье.

– Что это вы делаете, мисс Линдси?

– Отсюда не видно танцующих. Разве мы не для этого пришли? Кроме того, вы не позволяете мне пить ничего, кроме воды, и согласитесь, взирать на вашу мрачную физиономию не так уж весело! Нечего сказать, большое удовольствие!

Джейк, тихо выругавшись, вскочил:

– Дьявол! Так и быть, но никаких плясок! Я вовсе не желаю драться на дуэли с ордой пылких поклонников!

Анжи промолчала, но, едва они оказались рядом с танцующими, ловко вывернулась, ступила в круг и, оглянувшись на Джейка, тихо рассмеялась. Значит, он все‑таки не выдал себя? Только ироническая ухмылка коснулась уголков жестких губ.

Только встретив его взгляд, она прочла недвусмысленное предупреждение и поспешно отвернулась.

Играли чьяпанекас, мексиканский вальс. Взяв за руку партнера, Анжи положила свободную руку на его бедро в подражание остальным. Уже через несколько минут она запомнила все па, но все еще посматривала в сторону темноволосой девушки, танцующей рядом. Шаг, притоп, взмах. Шаг, притоп, взмах. Они весело брыкались и хлопали в ладоши. Партнер Анжи засмеялся и счел за лучшее представиться:

– Я Пабло Ортега. Вы способная ученица, сеньорита…

– Линдси. Анжела Линдси.

– Можно подумать, вы с рождения танцевали мексиканский вальс.

– Танцевала, только не так.

Немного запыхавшись, Анжи позволила молодому человеку обнять себя за талию и закружить, но в это мгновение снова поймала взгляд Джейка Брейдена. Он не сводил с нее глаз, прислонившись к столбу, который поддерживал низкую крышу. Одна рука покоилась на кожаном поясе, в другой – стакан с виски, и хотя поза была небрежной, от него просто исходили настороженность и готовность в любую минуту схватиться за оружие.

Все еще уязвленная его оскорбительными замечаниями, Анжи предпочла беспечно игнорировать молчаливое предупреждение. Пусть рвет и мечет, ей все равно! Да и что он может сделать? Кроме того, ей вовсе не грозит никакая опасность, настроение у всех прекрасное, почему бы не повеселиться, пока есть время!

– Caramba! – воскликнул ее партнер, когда девушка откинула волосы и принялась энергично притопывать ногами. – Такая красавица наверняка не могла прийти сюда одна! Вы вон с тем мужчиной?

– Да. Но пусть это вас не волнует. Он ничего для меня не значит.

Темные глаза оценивающе блеснули. Молодой человек широко улыбнулся, сверкнув ослепительно белыми зубами.

– Он не волнует меня, сеньорита, но я должен был спросить. Он так свирепо смотрит на вас, что я подумал, это ваш муж или жених. Мне совсем не хочется погибнуть от пули разъяренного мужа.

Анжи рассмеялась и бросила взгляд в сторону Джейка.

– Я не замужем.

– Bueno![12]Мужья бывают такими несносными! А я… я смертельно ревновал бы вас, будь вы моей женой или нет. Прекраснее женщины я не видел, – пылко пробормотал Пабло, взирая на нее с такой жгучей страстью, что девушка насторожилась, поскорее опустила глаза и сосредоточилась на танце.

Вальс кончился, и музыканты заиграли быстрый харабе, который она уже успела выучить раньше. Ортега снова потянул ее в круг, и ноги сами собой нашли ритм, а тело задвигалось под пламенную мелодию. Она вдруг вспомнила о мулатке Эжени, которая двигалась с божественной грацией и чувственностью и очаровала всех мужчин в отеле «Сен‑Луис» красотой и огневой пляской.

Этот танец был таким земным, примитивным, старым как вино и таким же пьянящим. Она охмелела от власти, которую он ей давал, от восхищения в глазах мужчин и женщин, окружавших ее, и все продолжала изгибаться и кружиться, а распущенные тяжелые пряди били по плечам, и красные блики плясали на волосах.

Девушка впервые поняла, откуда в цыганах живет столь неумолимая потребность танцевать с таким самозабвением, почему они легко отбрасывают все условности и вкладывают столько страсти и эмоций в свою музыку и ее пульсирующий ритм. Она чувствовала себя художником, стоящим перед пустым холстом… та же неотступная потребность творить, разделить с окружающими мимолетную красоту и прелесть.

Тело ее двигалось словно по собственной воле, в такт быстрым звенящим гитарным аккордам. Теперь, когда волнение нарастало, Анжи легко двигалась в унисон с другими, точно так же прищелкивая пальцами, то надвигаясь, то отступая. Полузакрыв глаза, взмокшая от жары и усилий, она оказалась в самом центре толпы, озаряя партнера чувственной улыбкой. Каждое ее движение было свободным, соблазняющим, дерзким… неотразимым.

– Dios mio![13]– пробормотал Пабло, впиваясь в нее голодными глазами. – Вы слишком прекрасны! Богиня!

Но его голос доносился словно издалека. Сначала она присоединилась к танцующим, чтобы позлить Джейка, но постепенно забылась в буйной пляске, ослепленная внутренней свободой и первобытной красотой мелодии. Почему она раньше не испытывала ничего подобного? Может, все дело в этой земле, неукрощенной, непокорной, дикой земле, давшей ей мужество и силы, наполнившей земными, непонятными самой ощущениями? Ибо теперь она способна забыть обо всем на свете, завороженная волшебством музыки и танца, сознающая лишь собственную неутоленную жажду и внезапный зов тела.

Ее роскошные волосы, подобные живому пламени, горели на белых плечах, а синева платья сливалась в искристую дымку при каждом повороте. Анжи тяжело дышала, но не сдавалась.

Наконец танец завершился, и девушка на несколько минут замерла, стараясь прийти в себя. Но тут перед ней вырос Джейк. Смуглое лицо казалось высеченным из камня.

– Пора уходить, Анжи.

Она едва расслышала его, но когда он взял ее за руку, отстранилась.

– Нет. Еще рано. Я только разошлась по‑настоящему и до полуночи еще есть время.

У меня еще дела, а ты достаточно повеселилась, – нетерпеливо бросил он. Его холодное, неизменное равнодушие бесило ее и напоминало о том, что он обещал вернуться. В объятия Хуаны?

– Тогда идите! И оставьте меня здесь! Вы не мой опекун! – сердито фыркнула Анжи.

– Нет, но я отвечаю за вас. И не могу уйти один. Господи, как меня угораздило согласиться привести вас сюда! Воображал, что вы сдержите слово!

Сознавая справедливость упрека, девушка потупилась, но тут же смело вскинула голову и взглянула на Джейка. Его глаза, злые и жесткие, как кусочки желтого кремня, были полны такого презрения, что она невольно отшатнулась.

– Но я не давала вам слова, – сорвалось у нее. Правда, она тут же пожалела о своих словах, тем более что обещала подчиняться и прекрасно это помнила. Но прежде чем сумела взять обратно свои опрометчивые слова, он выбросил вперед руку, вцепился в ее запястье и с силой рванул на себя.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, сеньор, – тихо, но с отчетливой злобой вставил Пабло, подступая к ним. – Дама ясно сказала, что не хочет уходить.

Повернувшись, она мельком увидела Джейка и вдруг смертельно испугалась неистовой жестокости, исказившей на миг его лицо. Красноречиво‑предостерегающий взгляд способен было охладить кого угодно, но Пабло уже потерял голову. Сердце девушки тревожно заколотилось.

– Нет, нет, сеньор прав, – заверила она молодого человека. – Я пойду с ним…

Но Ортега уже протянул ей руку и замер, когда его пальцы неожиданно оказались в плену. Несколько секунд продолжался поединок золотистых и черных глаз, одинаковых в своей свирепой напряженности.

– Это тебя не касается, приятель. Возвращайся к своей выпивке и предоставь леди мне, – мягко посоветовал Джейк. Анжи задрожала. Он даже не позаботился повысить голос, хотя в нем звучали те же зловещие нотки, что и в Галвестоне, предвещающие бурю, которые человек по имени Бентон, к своему несчастью, предпочел игнорировать. Теперь молодой мексиканец совершает ту же ошибку, и Анжи едва не крикнула ему, чтобы немедленно убирался, пока не станет поздно.

Едва Джейк освободил Ортегу, тот мрачно проворчал:

– Он ваш брат? Жених?

Девушка с отчаянием покачала головой:

– Вы не понимаете. Я пришла сюда с ним.

– Но он не ваш муж, верно?

– Нет, но это не важно. Пожалуйста…

– Анжи, – потребовал Джейк, оттолкнув ее с дороги, – не вмешивайся!

Мужчины стояли друг против друга… как хищно оскалившиеся волки, готовые драться до последнего за самку, и паника почти лишила Анжи рассудка. Джейк выглядел совершенно спокойным, но что‑то в его ленивой позе противоречило неестественной сдержанности.

Рука Пабло небрежно опустилась на рукоятку револьвера. Рот под тонкими усиками слегка дернулся.

– Она сама говорит, что хочет остаться, сеньор, – негромко промурлыкал он. – Можете уходить, она под надежной охраной.

– Она уйдет только со мной. И я пристрелю любого, кто попытается вмешаться.

Музыка смолкла, и в наступившей тишине раздались встревоженные возгласы и крики. Сначала никто не смел пошевелиться, но вскоре присутствующие быстро перевернули стулья и очистили площадку для предстоящей дуэли.

О Господи, она не может двинуться и словно примерзла к месту, когда противники разошлись. Оба медленно кружили по площадке: напряженные тела, чуть согнутые в коленях ноги, от одного взгляда на обоих кровь стынет в жилах. Почему их не остановят?!

У Анжи из горла рвался истерический вопль, но она нечеловеческим усилием воли сдержалась, боясь отвлечь кого‑то из дуэлянтов. Тишина становилась невыносимой, и девушке казалось, что она вот‑вот рухнет на пол и забьется в истерике. Оба молчат… хоть бы слово сказали! А окружающим, кажется, все это даже нравится! Боже, она явно недооценила Джейка Брейдена, не подумала, что он первым бросит вызов. Кажется, сам Ортега тоже этого не ожидал.

Легкий трепет пробежал по телу Пабло, но он тем не менее смело вернул холодный неприязненный взгляд Брейдена. Мексиканец облизнул губы, и рука, державшая револьвер, нервно дрогнула. Сомнение и раскаяние, очевидно, взяли верх. Он медленно выпрямился, и, словно по волшебству, атмосфера немного оживилась. Отступив, он искоса посмотрел на Анжи и пожал плечами:

– Если она ваша, сеньор, предлагаю лучше заботиться о своей женщине. Другой мужчина может оказаться не столь уступчив, как я.

Джейк снова взял Анжи под руку, и она впервые ощутила, как тверды мускулы под красной рубашкой. Она молча позволила себя увести и, ежась от вдруг похолодевшего ночного воздуха, пахнущего сыростью, пробормотала:

– Капитан Брейден… Джейк… я не хотела…

– Это ложь, Анжела Линдси, и не трудитесь уверять в обратном! – взорвался Джейк. Впервые она видела его в таком бешенстве. – Но вашему тщеславию, должно быть, льстило видеть, как мужчины убивают друг друга из‑за вас? И не важно, что один из них мог погибнуть только ради вашей прихоти! Не правда ли, неплохое развлечение? Может, мне стоит вернуться и снова вызвать его? Правда, один раз он отступил, но во второй, возможно, наберется храбрости. Гордость не позволит струсить. Именно этого вы хотите: удовлетворить свое любопытство?

– Это… – Она замолчала, испуганная свирепыми нападками и яростью его слов. – Это несправедливо! Я вовсе не такого хотела, и вы это знаете.

– Нет, не знаю, особенно после того как весь вечер слушал ваше нытье. Кто твердил, что умирает от тоски? Нет, я оказался прав насчет вас, Анжела Линдси. Избалованное, капризное отродье, и больше ничего. Какое счастье, что Джон не дожил до свидания с вами!

В мозгу Анжи словно что‑то взорвалось. Не помня себя от гнева, она развернулась и ударила его по лицу с такой силой, что на темной коже остался белый отпечаток ладони. Звук с тошнотворной ясностью отдался в ушах, но Джейк и глазом не моргнул. Зато Анжи машинально попятилась, столкнувшись с его взглядом, вонзившимся в нее ледяной сталью. Ей смертельно захотелось убежать, скрыться, только бы не видеть и не слышать того, что он способен сказать и сделать, но похоже, на земле не осталось такого укромного местечка; да если она и попытается, он легко ее схватит. Девушка мужественно распрямила плечи.

– Оставьте моего отца в покое.

– Попробуй еще раз проделать то же самое – и тебе несдобровать, – тихо пообещал Джейк. – Я стерпел две пощечины. Третьего раза не будет. Не испытывай судьбу.

Она отчего‑то сразу поверила ему. Гнев исчез так же быстро, как загорелся, и Анжи смятенно взглянула на него, не зная, что делать. Она и вправду весь вечер его дразнила, задетая тем, что он постоянно ее отвергал. Может, всему виной крепкое виски? Но как она могла вести себя так глупо и по‑детски? В эту минуту она была сама себе противна, но все же попыталась сохранить достоинство:

– Мне не следовало распускать руки…

– Вот именно. Не следовало.

Дверь кабачка открывалась и закрывалась, бросая попеременно тени и свет на его лицо. Музыканты снова взялись за инструменты; где‑то неподалеку залаяла собака.

– Джейк, простите, я была не права, – вырвалось у Анжи, прежде чем она успела прикусить язык, но тут же поняла, что хотела извиниться. В конце концов, она достаточно честна перед ним и собой, чтобы признать правду. – Я вела себя ужасно, и вы имели полное право рассердиться.

Джейк насторожился и удивленно поднял брови.

– Уже поздно, мисс Линдси. Матушка наверняка о вас беспокоится.

Мама уже в постели. Бетт каждый вечер приносит ей сонный отвар, – неловко пояснила девушка, захваченная непрошеными воспоминаниями о безжалостных, требовательных поцелуях и самозабвенных объятиях в ту ночь на пароходе. Пусть он старался держаться подальше, все равно не сумел скрыть, что хочет ее и не намерен ограничиться поцелуями.

Она тотчас убедилась, что была права, когда Джейк резко бросил:

– Я уже говорил, Анжи, что ничего не обещаю женщинам: ни романтики, ни цветов… Как только все кончится, каждый пойдет своей дорогой.

Ей следовало бы бежать, но ноги подкосились, она вдруг ослабела и затрепетала не столько от холода, сколько от предвкушения чего‑то нового и нежданного. Почему в его присутствии она теряет контроль над собой и мечтает лишь о его прикосновении, о поцелуе, о жарком смятении, которое он будит в ней своими ласками… да‑да, она жаждет всего этого, хочет слышать снова и снова его хриплый шепот, свое имя на его устах.

Язык не слушался Анжи. Каждая частичка ее существа рвалась к нему. Она бессильна перед этим властным зовом… неужели он тоже испытывает нечто подобное?

– Джейк…

Он потянулся к ней. Смуглая кожа словно обтянула скулы, и лицо казалось напряженным и замкнутым.

– Молчи. Ради Бога, Анжи, я всего лишь человек, и моя выдержка имеет пределы. Сделай милость, исчезни как можно скорее, потому что я не обещаю быть галантным джентльменом, если будешь продолжать в том же духе. Ах, Иисусе!

Анжи подалась к нему, потрясенная плохо скрытым бешенством в голосе и нестерпимо‑голодным взором. Он притянул ее к себе. Она знала, что нужно отстраниться, но под ее ладонью грохотало его сердце, а мышцы рук натянулись, как тетива. И она не шелохнулась.

А потом было уже поздно: он вел ее в отель. Они пересекли крохотный пустой вестибюль и пошли по коридору, освещенному тусклой керосиновой лампой.

В его комнате было душно и жарко, и таинственные тени сразу же окутали их влажной темнотой. Джейк зажег маленькую лампу и повернулся к Анжи. Она почувствовала его взгляд и неловко переступила с ноги на ногу, не зная, что делать.

– Джейк, – застенчиво начала она, – я…

– Ш‑ш‑ш, Анжи.

Подойдя к ней, он со странной нежностью сжал ее лицо большими загорелыми ладонями и заглянул в фиалковые очи. Анжи задохнулась. На этот раз его глаза переливались всеми оттенками расплавленного золота, отражавшего огоньки света. Проведя большим пальцем по ее губам, он нагнул голову, и она покорно опустила ресницы и слепо подалась к нему. Джейк терзал ее смятый поцелуями рот, пока напряжение не покинуло ее, а скованные страхом губы не шевельнулись. Он запустил пальцы в ее распущенные волосы и медленно раскинул их по плечам. И снова поцеловал, на этот раз проникая языком все глубже, чтобы изучить потаенную пещерку.

У Анжи закружилась голова. Его пьянящие ласки теплом разливались по ее телу, лишая воли к сопротивлению. Она хотела всего, что он сделает с ней, мечтала оказаться в сильных объятиях, почувствовать его страсть. С того самого вечера, как увидела его на балу в Новом Орлеане, Анжи отчего‑то знала, что именно он поведет ее за собой, уничтожит старательно воздвигнутые барьеры осторожности и сдержанности, которые всегда оставляли ее безразличной к записным соблазнителям. Словно именно Джейка она ждала всю свою жизнь.

И теперь он пробудил ее, проводя руками по груди и бедрам, лаская через тонкий атлас платья, пока не потерял терпение.

– Давай снимем это с тебя, – пробормотал он, расстегивая пуговицы и крючки с ловкостью опытной горничной.

Анжи, все еще обнимая Джейка, почти не заметила, как платье синей лужицей улеглось вокруг ног. На ней осталась только тонкая сорочка, влажная от пота и льнувшая к телу так, что девушка самой себе казалась обнаженной.

Когда Джейк повел ее к постели, Анжи внезапно вспомнила о Симоне и ее отчаянной любви к Жан‑Люку. Краденые часы свиданий… и тихие рассказы Симоны о том, что они делали, вещах, слишком невероятных, чтобы быть правдой. Никто не способен на подобные выходки! Она даже представить не могла, чтобы матушка разрешила трогать себя в таких местах, которых, по словам Симоны, любили касаться мужчины!

Но теперь она сама позволила Джейку все или почти все… лечь рядом и ласкать ее груди через шелк сорочки. С таким же успехом она могла быть совсем голой, ибо прозрачная ткань льнула к ней, как вторая кожа, ничего не скрывая.

Джейк нагнул темноволосую голову и накрыл губами ее сосок, с силой втягивая в рот розовый камешек. Кинжальный жар пронзил ее, сворачиваясь раскаленной спиралью в животе и будя странную неудовлетворенность. Девушка что‑то неразборчиво пробормотала, но он не остановился, да, правду говоря, она и не хотела его останавливать. Кажется… кажется, впереди ждет нечто необыкновенное, сказочное, и зажженное им пламя поглотит ее, если он сейчас отстранится. И Анжи выгнула спину, запуталась руками в его волосах и притянула Джейка к себе.

Когда он чуть отодвинулся, она ощутила, как мокрый шелк приятно холодит тело. Но Джейк немедленно стал ласкать другую грудь, неустанно обводя языком тугой твердый сосок. Пламя разгоралось все ярче, поднималось выше, а пульс в расщелине между бедрами бешено бился с нарастающей частотой.

О Боже, что с ней происходит? Она хотела чего‑то, но не знала, что именно облегчит, снимет эту неугомонную, жадную, мучительную потребность, ее руки бесцельно шарили по его спине, натыкаясь на гладкую кожу безрукавки, касаясь жестких черных завитков на затылке.

Джейк внезапно сел, тяжело дыша и, по всей видимости, стараясь взять себя в руки. Он долго смотрел на Анжи, прежде чем уронить нежный поцелуй в раскрытую ладонь ее руки, и, не отрывая глаз от девушки, поцеловал каждый пальчик, чем немного унял свирепые терзания, и прижал губы к ее запястью.

Слава Богу, он знал, что делать, как успокоить ее безмолвные страхи. Медленно, с бесконечным терпением он продолжал покрывать поцелуями ее руку, продвигаясь вверх, пока не достиг плеча. И только тогда зарылся лицом в ее шею, щекоча кончиком языка розовую раковину ушка, так, что по спине девушки прошел озноб.

Он поцеловал ее висок, лоб, прежде чем спустился к губам, где немного задержался, отыскал ртом бешено бьющуюся жилку в ложбинке шеи и снова скользнул к груди, пока она не затрепетала от беспомощного, но сладкого предвкушения.

И лишь потом, встав на колени, снял последние лоскутки, еще оборонявшие ее скромность – сорочку и чулки, – и швырнул на пол. Анжи умирала от желания прикрыться руками, но старалась не шевелиться, прижав к бокам стиснутые кулаки и ощущая, как горит все тело.

– Боже… ангел… как ты прекрасна…

Сипловатый голос казался ей самой нежной лаской, а взмах ресниц – таким же хмельным, как прикосновение руки, и она снова вздрогнула.

Неожиданно его ладонь легла на красное кружево волос между бедрами, и девушка нервно дернулась.

– Лежи смирно, ангел. Я не причиню тебе зла. Ты и сама это знаешь…

Она знала, но так трудно лежать обнаженной перед ним, по‑прежнему одетым, позволять исследовать потаенные складки своего тела, загораясь от каждого касания. В животе снова возник странный трепет, а каждый клочок кожи сделался таким чувствительным, что она вскрикнула, когда он снова принялся ласкать ее… там…

Она смотрела поверх его склоненной головы и млела под руками, с настойчивой нежностью игравшими чуть влажными складками шелковистой плоти. Млела и таяла, как масло на огне. Неожиданно он поднял голову и с мучительной гримасой неутоленного желания прижал палец к ноющему бугорку, средоточию ее муки, так, что Анжи тихо застонала.

Ускользающее наслаждение было совсем рядом, за поворотом, но она не знала, как его достичь, и лишь все сильнее напрягалась, выгибаясь навстречу его ищущей руке, к обжигающим прикосновениям, все приближавшим к неизведанному.

Вот он, взрыв, разметавший ее на миллионы сверкающих осколков…

Девушка забилась в экстазе, почти не слыша его успокаивающего бормотания, вжимаясь бедрами в его ладонь, пока восхитительные судороги пробегали по разгоряченному телу.

С губ срывались едва слышные всхлипы.

– О, Джейк, – шептала она, – Боже… как хорошо…

– Да, ангел.

Он поцеловал ее и нежно пообещал:

– И будет еще лучше.

– Не может быть… – бессильно засмеялась она.

– Поверь, – шепнул он, обжигая ее страстным взглядом. – Поверь мне, милый ангел. Это только Пачало. Пожалуйста… коснись теперь ты меня. Твоя очередь… О нет, не отстраняйся. Тебе нечего бояться… все равно отступать уже поздно…

Он прав. Но как трудно заставить себя выполнить просьбу!

Расстегнутая рубашка обнажала его грудь. Он взял ее руку и прижал к теплой смуглой коже. Под ее ладонью бугрились мышцы, и она почувствовала, как он напрягся, когда она распластала пальцы на его животе. Он поспешно снял пояс и расстегнул штаны, одновременно потянув ее ладонь ниже. Какой он горячий!

Девушка поспешно отстранилась. Джейк негромко рассмеялся:

– Ну вот, все не так уж плохо, правда?

– Правда, – выпалила Анжи, но тут же прикусила губку. И отвернула лицо, когда он приподнялся и сбросил безрукавку и рубашку. Послышался металлический звон: это пряжка ударилась о стол. Он встал, и Анжи зажмурилась, охваченная чем‑то вроде паники, едва Джейк избавился от сапог и штанов.

Господи… Господи… все совершается слишком быстро, а она даже не знает, готова ли к главному событию в своей жизни и сумеет ли выдержать то, что ждет впереди. О, все противоречивые эмоции совсем сбили ее с толку, а желание, нараставшее в ней все эти недели, буквально пожирает ее…

Матрац прогнулся под его весом, и он снова растянулся рядом, как огромная бронзовокожая кошка с обжигающим, как раскаленное железо, телом. Он лежал лицом к ней и сейчас сжал ее подбородок и снова потянулся поцеловать ее. Девушка не шелохнулась, только задрожала, едва его рука легкой лаской коснулась ее груди. Язык снова прижался к соску, чертя влажные круги, пока Анжи не задохнулась. Его пальцы продолжали терзать упругую маковку второй груди, беспощадно крутя и потирая ее, так, что Анжи беспокойно заметалась. Неустанное, настойчивое биение между ног началось снова, и она покрепче сжала бедра, чтобы немного прийти в себя, но это лишь усилило муки.

Словно понимая, что она испытывает, Джейк принялся сосать сильными, ритмичными движениями, и Анжи едва не потеряла сознания, боясь, что больше не вынесет.

– Джейк… не надо… – простонала она, – не могу больше…

– Тише, ангел. Можешь. Можешь…

Но его тихие увещевания потерялись в водовороте новых ощущений, и Анжи забыла, что хотела сказать. Все это так отличалось от того, что она видела в мечтах, и первый приступ стыда, когда она осталась обнаженной перед ним, растворился в странном неотступном напряжении, требовавшем разрядки, заставлявшем ее дойти до самого конца, испытать пределы вновь обретенной чувственности, казавшейся такой чудесной и пугающей.

Он втянул в рот другой сосок, и потребность все нарастала, словно внутри все туже затягивалась шелковая веревка, и Анжи, продолжая стонать, подалась к нему. Тело становилось все тяжелее и таким чувствительным, что малейшее прикосновение посылало по всему ее существу бурю огненных искр.

И когда ей показалось, что она вот‑вот взорвется от охватившего ее напряжения, Джейк замер и взглянул на нее горящими страстью глазами, окаймленными густыми пушистыми ресницами. Не сводя с нее глаз, он снова взял ее руку и медленно повел по твердым мускулам груди к плоскому животу. Она почувствовала, как сокращаются под ладонью мускулы, темные завитки волос щекотали пальцы, но Джейк упрямо тянул ее руку вниз, пока она не затаила дыхание.

О, эта часть его тела так отличалась от того, что она себе представляла: твердая, горячая. И одновременно странно мягкая, с бархатистой головкой. Джейк продолжал удерживать ее, закрыв глаза и буквально вибрируя от напряжения. Потом медленно отнял свою руку.

Ее пальцы обвились вокруг набухшей плоти, гладя, лаская, неспешно двигаясь вверх‑вниз, и эта пока еще невинная игра заставляла кровь быстрее бежать в жилах. Вздыбленный стержень трепетал при каждом ее прикосновении, и она услышала, как Джейк едва слышно простонал сквозь стиснутые зубы:

– Иисусе…

Она всмотрелась в его лицо, всегда казавшееся таким жестким и неприветливым, но сейчас искаженным чем‑то вроде боли. На шее беспорядочно билась жилка, и стоило ей чуть сжать руку, как он бессильно откинул голову.

Теперь она осмелела, спеша так же хорошо узнать его тело, как он – ее. Жадно гладила его грудь, живот, ощупывала рубцы и шрамы, маленькие и длинные, плоские и узловатые.

– Господи, Анжи, – вырвалось у него, когда она снова сжала его готовое к бою копье, и на этот раз он удержал ее руку и молниеносным движением толкнул Анжи на спину, раздвигая коленом ее бедра.

Глаза его сверкнули таким огнем, что Анжи поняла: больше он ждать не будет. Джейк навис над девушкой, и его раскаленная плоть вошла в нее… совсем чуть‑чуть. Ощутив нестерпимое давление, она застонала. Но Джейк поспешно заглушил невысказанную жалобу свирепым поцелуем, отвлекшим ее от безжалостного вторжения.

Он целовал ее жарко, пламенно, по‑хозяйски властно, пока она не забыла, что должно случиться в следующее мгновение. И тут он вонзился в нее, одним рывком войдя до конца, погрузившись в тугую расселину. Анжи изогнулась и вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, ибо неприятные ощущения почти сразу же прошли, так быстро, что показались почти нереальными.

Девушка тяжело дышала и не двигалась. Джейк поднял голову и с беспокойством взглянул на нее. И хотя лицо его заострилось от напряжения, голос был ласковым, почти нежным.

– Самое худшее позади, девочка. Даю слово. Больше никакой боли.

Не совсем поверив, Анжи закрыла глаза, но, когда он стал двигаться медленными, уверенными выпадами, ее не слишком усердное сопротивление куда‑то пропало. Правда, острая, хотя и мимолетная, боль все же уничтожила сладостное возбуждение, владевшее ею раньше.

Но он опять стал целовать ее, лаская губами и языком, пронзая ее и отступая. Наслаждение казалось не таким острым, как раньше, потому что рана от бесцеремонного вторжения была еще свежа, но вскоре возбуждение снова начало расти. Бедра поднялись, встречая его настойчивые толчки, и вскоре они уже двигались вместе, во вновь найденном идеальном ритме.

Как странно, что совсем недавно она даже не знала о его существовании, а теперь они близки, как только могут быть мужчина и женщина… Неужели он вот так же ласкал Эжени? И ту, неизвестную Анну? Ну конечно, иначе и быть не могло, и безрассудная, слепящая ревность на мгновение застлала ее мозг. Они познали то же самое, что и она!

Нет, не стоит думать об этом сейчас, когда он сжимает ее в объятиях. И подарил ей такие чудесные ощущения… Может, все‑таки она ему небезразлична… может, он даже любит ее, иначе не был бы так заботлив и нежен…

По мере того как убыстрялись толчки, она инстинктивно подлаживалась под движения Джейка, так что все мысли вылетели у нее из головы и лишь хриплые ласковые слова звучали в ушах небесной музыкой. Он называл ее ангелом, дорогой девочкой…

Наконец он сдавленно пробормотал что‑то и, на миг напрягшись, бессильно обмяк на ней, все еще сжимая в объятиях, прежде чем откатиться и лечь на бок.

Анжи лежала неподвижно, пока сердце снова не забилось ровно, но непонятная пустота так и не была заполнена, томление не было утолено. Неужели это все? Разве не ожидал ее некий… некий грандиозный апофеоз?

Она почувствовала его взгляд и внезапно застеснялась. И когда отвела глаза, Джейк тихо рассмеялся.

– Надеюсь, ты не вообразила, что это все, малышка? – лениво протянул он. – В таком случае ты ошиблась. Поверь, не все сразу. Твое блаженство еще впереди.

– Сколько же мне ждать?

Немного расстроенная крушением своих великих надежд, она вовсе не рассчитывала, что он ее поймет. Но как ни странно, Джейк понял.

– Милая… посмотри на меня.

Но она не послушалась, и тогда он приподнял ее подбородок. В уголках его рта таилась легкая улыбка, а во взгляде – нечто вроде нежности.

– Один Бог знает, почему женщины созданы так, что первый раз для них самый неприятный, а чаще всего и тяжелый. Не то что для мужчин. Но потом… потом будет гораздо лучше. Намного. Даю слово.

Девушка напряженно замерла. Потом? Значит, они встретятся снова, и в таком случае он прав: все будет куда лучше Она это чувствует.

Анжи со вздохом положила голову ему на плечо, и о г прижал ее к себе, так что она впервые за долгое время обрел покой и почувствовала себя в безопасности. Как прекрасно лежать вот так рядом, словно они давние любовники.

Успокоенная мерными ударами его сердца, Анжи мед ленно расслабилась. Так вот что это такое – познать мужчину, ощутить истинную близость, куда более.

удовлетворяющую, чем само физическое слияние. Никакие рассказы Симоны не могли подготовить ее к случившемуся. Но может, это потому, что Джейк так отличается от Жан‑Люка. Да‑да, наверняка так и есть. Иначе почему ей так хорошо? Настолько, что даже в сон потянуло?

И хотя было уже поздно и она знала, что пора возвращаться в отель, все же закрыла глаза… всего на несколько минут…

Казалось, что прошла целая вечность, но на самом деле уже минут через двадцать Джейк пошевелился, и Анжи сквозь дремоту запротестовала, когда он стал будить ее.

– Нужно идти, Анжи. Ну же, ангел, не капризничай. Одевайся.

Она неуклюже поднялась, позволив ему обтереть себя тепловатой водой из тазика и немного покраснев, когда он осторожно провел тканью между бедер. Потом помог ей одеться, заглушая поцелуями все возражения, и встал на колени, чтобы натянуть белые шелковые чулки.

Девушка покачнулась, и он поспешно подхватил ее под руку.

– Сейчас тоже оденусь и отвезу тебя. Богу известно, как мне хотелось провести с тобой ночь, но тогда утром беды не оберешься.

Утром… Как она встретится с ним лицом к лицу при солнечном свете? И что при этом почувствуют они оба? Может, теперь Джейк станет относиться к ней нежнее? Или отвергнет, как Жан‑Люк – Симону?

Девушка дрожала, и Джейк пробормотал, что зря она вышла из дома без шали.

– Днем здесь жарко, как в аду, но по ночам дует ледяной ветер.

Они подъехали к ее отелю, и Джейк, велев кучеру подождать, проводил Анжи в вестибюль. К счастью, здесь было темно и ни одной живой души, кроме портье, да и тот стоял к ним спиной, в тени высокой пальмы в горшке.

Погладив Анжи по щеке, Джейк тихо велел:

– Иди прямо к себе, милая. Не стоит навлекать на себя лишние неприятности.

Но позже, уже проскользнув незамеченной к себе в комнату и лежа без сна на огромной кровати, она с тревогой гадала, не начались ли уже те беды, которых так опасался Джейк.