Глава 7. Они сели на первый поезд в сторону Гейтсхеда

Они сели на первый поезд в сторону Гейтсхеда. Он был набит рабочими в черной одежде, некоторые из них с удивлением смотрели на молоденькую девушку с румяным лицом, ясными темно-карими глазами и копной почти белокурых волос, покрытых соломенной шляпкой. Внешность девушки резко контрастировала с внешностью девочки, которая выглядела худой и тщедушной, даже закутавшись в жакет, который был ей явно велик.

Эмили забыла название улицы, где жила их тетя Мэри, но хорошо помнила дорогу, а также, что дом был третьим от конца.

Когда они достигли улицы, Эмили была неприятно поражена ее видом. Девушка была здесь около трех лет назад. Тогда она могла сравнивать ее только с Кредор-стрит. Теперь же сравнивала ее с Пайлот-Плейс, которая, несмотря на то что находилась близко к реке и в центре рабочего района, была фешенебельной в сравнении с остальными. Сейчас же улица была завалена бумагой, сточные канавы наполнены грязью. Казалось, что мусорщики закрывали глаза, проходя по улице, уже в течение многих недель.

Когда сестры остановились у третьего дома в верхней части улицы и увидели облупившуюся краску, разбитые порог и ступени, которые не мыли в течение нескольких лет, услышали голоса за дверью, они переглянулись, и беспокойство во взгляде Эмили отразилось в глазах Люси.

Девушке пришлось трижды стучать в дверь, прежде чем та открылась и девочка в возрасте Люси вышла к ним и спросила:

— В чем дело? Что вам нужно?

— Я... мы приехали повидать тетю Мэри. Семья Сатерн здесь живет или нет?

— Да, здесь. — Девочка в течение какого-то мгновения переводила взгляд с одной на другую, потом ее рот широко открылся, она повернула голову и крикнула через плечо: — Мама! Мама! Подойди сюда на минуту.

Через минуту миссис Сатерн наконец появилась в дверях. Когда Эмили взглянула на необъятное тело, которое почти полностью закрыло вход, она не могла поверить, что перед ней ее тетя Мэри, потому что она не помнила, чтобы та была таких размеров.

— Здравствуйте, тетя Мэри.

— Эмили и Люси! — Женщина наклонилась к ним, ее необъятная грудь почти выскочила из ее полинялой голубой блузы. — Что случилось, да еще так рано утром? Ответьте. Ради Бога! Что заставило вас приехать? Что-то случилось с вашим отцом?

— Нет, нет, тетя Мэри; он все еще в море. Можно... можно нам войти?

— Входите. Входите. Конечно, входите, девочки. — Она почти втащила их в дом, одну за другой, вместе с корзиной и плетеной сумкой, через ступени, вдоль коридора и дальше в комнату, которая, казалось, была набита детьми.

— Замолчите! Успокойтесь! Все вы, а не то я вас поколочу. — Громкий крик Мэри Сатерн на некоторое время заставил замолчать ребятишек, и все посмотрели в сторону Эмили и Люси. А их мамаша, которая все еще громко кричала, заявила: — Вот ваша кузина Эмили, помните ее? Садитесь, девочки... Ха! Я сказала - садитесь. Но это легче сказать, чем сделать. Слезьте оттуда! — Одним движением большой, но не очень чистой руки она столкнула на пол двух маленьких мальчиков и девочку, затем, повернувшись к Эмили и Люси, она сказала: — Усаживайтесь, а я принесу вам чаю. Расскажите нам, что привело вас сюда в этот час, да еще и с багажом? — Она кивнула в сторону корзины и плетеной сумки. — Последнее, что я о тебе слышала, Эмили, это то, что ты хорошо устроилась. Это сказал ваш папа, когда навещал нас последний раз.

— Да. Да, это так, тетя Мэри. Но моя хозяйка умерла, а моего... моего хозяина, ну... ну его вчера убили. А его сестра пришла и выгнала меня.

— Ну и дрянь! Почему она так поступила?

— Потому что она думает, что дом принадлежит ей, ведь она единственная родственница. Но он ненавидел ее; он даже не позвал ее на похороны жены.

— И она выставила тебя?

— Да, тетя Мэри.

— Жадная свинья. Да! Хотела бы я быть там, я бы надавала ей по заднице... Оставь в покое молоко или я засуну твой нос в банку! — Последняя реплика относилась к мальчику лет семи, который резко вытащил палец из банки со сгущенным молоком. Эмили увидела, как мальчик широко улыбнулся матери, а потом оглядела грязную, переполненную комнату. В комнате был тяжелый запах, и все говорило о бедности. Она не могла не удивляться их жизнерадостности. Ни один из девяти присутствующих ребятишек не выглядел так, как дети с Кредор-стрит, особенно из номера 18. Эмили заметила, что только на двоих из них была обувь, остальные ходили босиком. Счастливчиками были мальчик шести лет и девочка, которую она наконец вспомнила: Эмили ее видела в последний свой приезд сюда, и это была старшая дочь по имени Мария.

Мэри Сатерн, заметила, что Эмили смотрит на девочку.

— Ты помнишь ее - это Мария. Выросла, правда? Как давно ты была здесь? Около трех лет назад? С тех пор я родила еще троих. Вон они. — Она указала на детей, сидящих около очага. — Бетти почти год. Вон того зовут Майк, ему идет второй год... а Джордж... Ох, уж этот Джордж! Он такой проказник, каких я раньше не видела. Только посмотри на его глаза, ты видишь?! Ему только три года, но по уму и хитрости - все тридцать три, правда, детка? — Мэри наклонилась к сынишке. — Правда, маленький прохвост? Разве ты не хитер? — Она подняла руку и похлопала мальчугана, не так уж чтобы ласково, но с явной симпатией, по щеке; потом, продолжая разговор, сказала: — Ну ладно, пейте чай, а я пожарю вам рыбки, когда избавлюсь от некоторых из этой оравы. Знаете, ведь двое из них уже работают полный день, а двое - половину дня. О! И это большая удача. Пэт с отцом - на сталелитейном заводе; Джимми, старший, - на верфи в Хебберне. А еще двое работают на гуталиновой фабрике, пару часов перед школой и столько, сколько хотят, - после школы. Если бы они ходили в школу с такой же охотой, как на фабрику, было бы меньше проблем. Один из работников школы постоянно находится у дверей. Жаль, что они не понимают, что нужно учиться. Ах, если бы у меня когда-то была такая возможность. Ведь я никогда не училась, а теперь мне тридцать восемь лет, и я даже не могу написать собственное имя. Все, что я умею, - это рожать каждый год бедняков. Я сказала Фрэнку, что пора это прекратить, потому что я уже устала совершать очистительные молитвы после родов. Очищают меня! — Она захохотала, махнула рукой в сторону Эмили и закончила: — Да я очищусь, когда река потечет в гору.

Эмили улыбалась. Со вчерашнего дня она думала, что больше никогда в жизни не сможет улыбаться, но здесь она улыбалась. Ее тетя Мэри была оригиналом; и она была очень хорошей, ее тетя Мэри. Она не была чистюлей, а дом был похож на мусорное ведро, но все в доме казались счастливыми, а это было самым главным. Странно, ведь она всегда думала, что счастливой можно быть только в чистоте. Но тетя Мэри и ее семейство опровергали эту мысль.

Эмили узнавала много нового, но что ей неприятно было узнать, так это то, что они не могут остаться здесь. В этом доме было всего две комнаты, а когда вся семья будет в сборе, то здесь соберутся тринадцать человек. Во всяком случае, они могут отдохнуть здесь пару часов и поболтать с тетушкой Мэри; несмотря на то что ее тетя не умела ни читать, ни писать, она была довольно сметливой.

В десять часов грязные кружки и тарелки все еще стояли на столе, а Мэри Сатерн, усадив младшего ребенка на колени, все еще делилась новостями с Эмили и Люси. Дети послушно сидели у ног матери. У Люси на лице было усталое выражение, а ее сухой кашель врывался в разговор с равными промежутками. Один раз Мэри прервала беседу и кивнула в ее сторону.

— Этот кашель очень похож на кашель моей Марии. Это плохой признак. С этим что-то надо делать. Школьный врач наблюдает за Марией. Он говорит, что девочка должна почаще бывать на свежем воздухе и что нет ничего лучше свежего воздуха для лечения такого кашля. И ты, голубушка, что-то очень тихая.

Когда огромная женщина наклонилась к ней, Люси слабо улыбнулась и утвердительно кивнула, но Эмили вернулась к прерванному разговору:

— А что с этим наймом, тетя Мэри?

— А, наем. Бывает наем работников на Большом рынке в Ньюкасле, за рекой. Если я не ошибаюсь, то это происходит в первый понедельник ноября, то есть где-то через три недели; этого слишком долго ждать. Существует наем и в Хексхэне, но это еще позже, где- то в середине ноября. Во всяком случае, я знаю, что это бывает два раза в год, в мае и ноябре. Но ты не захочешь поехать так далеко, столько миль. А послушай, девочка, что я тебе скажу. Совсем недалеко отсюда находится Феллберн. У них сегодня базарный день, да и каждую среду. Этот рынок отличается от Большого рынка в Ньюкасле или в Шилдсе. Ведь в Шилдсе очень хороший рынок, ты согласна со мной. Располагающий.

— Да, тетя Мэри, это хороший рынок... и располагающий.

— Но там нет рынка найма или есть?

— Нет, тетя Мэри.

— Ну а в Феллберне в среду после полудня обычно проводят наем, во всяком случае летом, но очень незначительный. Он проводится еженедельно, но в очень небольшом количестве, и предназначен для людей, которым нужна временная работа, типа сбора старья или помощи в заготовке сена. Или, если нужно кого-то временно заменить на ферме, например, если кто-то сильно повредил себе что-то, ну, скажем, переломал кости, то на время нанимают кого-то еще до конца года. Насколько я знаю, даже в это время года бывает, что происходит наем одного-двух человек. Ты никогда не была в Феллберне?

— Нет, тетя Мэри.

— Ну хорошо. — Она немного подумала. — Как я и сказала, это не так уж далеко, около двух или трех миль отсюда, ты можешь поехать туда на трамвае. Но не перепутай трамваи, а то уедешь в Лоу-Фелл или в Бертли. Когда ты туда приедешь, всякий тебе покажет, где находится рыночная площадь. В центре площади размещаются часы, с одной стороны которых продают овощи и фрукты, на лотках, конечно, а не на часах! — Мэри откинула голову и громко расхохоталась; затем, расстегнув блузку, она дала ребенку грудь и прижала его поближе к себе, а потом продолжила: — Как я уже говорила, с другой стороны продается в основном рыба, но имей в виду, в Феллберне она никогда не бывает свежей. В конце рыбного ряда есть пивная. Ее все знают как пивную Педди, но на табличке написано другое название - «Лягающийся осел». Как раз сбоку от пивной собираются те, кто хочет найти работу, а те, кому нужны работники, приходят и выбирают. Почему бы тебе не поехать и не попытать счастья? Конечно, в это время года это будет место где-то подальше отсюда, где-то вдали от города. Но нищим выбирать не приходится, правда ведь?

— Да, тетя Мэри. И я не отказалась бы поехать в сельскую местность, где будет тихо.

— Ой, девочка, не строй иллюзий относительно деревни. В молодости я однажды останавливалась в коттедже. Я провела там две ночи, но не могла уснуть из-за петуха, кур и свиней, не говоря уж о птицах; некоторые из них усаживались на крышу. Я мечтала поскорее вернуться домой.

Мэри снова рассмеялась, откинув голову, и вместе с головой поднялась ее грудь, а ребенок, у которого отняли еду, завопил. Тетушка прикрикнула на него:

— Ну вот! На, набивай свое брюхо. — Потом, безо всякой паузы, она продолжила:— Оставь свои вещи здесь. Никто их не возьмет. Но я думаю, что тебе лучше взять Люси с собой, потому что они должны видеть, что им можно ожидать. Кстати, ты сообщила в школу, что она уезжает?

— Нет, тетя Мэри, у нас не было времени.

— Ну, конечно. Не сомневаюсь, что у вас будут проблемы с этой стороны.

— Ей осталось ходить в школу всего семь месяцев.

— Даже в этом случае к вам будут цепляться. А может быть, и обойдется. Ну а теперь что ты собираешься делать?

— Я сделаю, как вы посоветовали, тетя Мэри, поеду туда.

— Ты можешь простоять в ожидании весь день, имей в виду.

— Да, да, тетя Мэри, но я не возражаю стоять там до тех пор, пока не получу место где-то, где мы сможем быть вместе с Люси. Иначе я не соглашусь.

— Ну, ступай, девочка, и удачи тебе. Кстати, если тебе не удастся сразу же устроиться, то ты всегда можешь вернуться сюда. Но должна сказать, что я не могу тебя приютить у себя, однако я поговорю с миссис Причард на той стороне улицы. У нее есть лишняя кровать, которую она сдает. Поэтому не волнуйся относительно того, где устроиться, мы что-нибудь придумаем. И послушай, возьми с собой кусок хлеба, потому что до конца дня ты обязательно проголодаешься.

— Спасибо, тетя Мэри, у меня в плетеной сумке есть немного хлеба и сыра. Я возьму это с собой.

— Хорошо, девочка. — Мэри Сатерн с трудом поднялась на ноги, все еще держа ребенка у груди, и, пробравшись через свое семейство в коридор, открыла входную дверь и снова крикнула Эмили: — Удачи, девочка. Потом она добавила: — Ты стала красавицей. Через год-два, когда у тебя появится грудь и немного округлишься, тебе придется вилами отбиваться от ухажеров.

— Ну что вы, тетя Мэри! — Эмили наклонила голову, но совсем не от смеха, а от сильного желания заплакать, просто уронить голову на руки и заплакать.

Приняв жест Эмили за сдерживаемое веселье, Мэри толкнула ее в плечо и выпустила на порог, крикнув вслед:

— И если их там будет больше одного, то ты сможешь выбирать.

Эмили и Люси стояли сбоку от пивной Педди уже почти три часа. Их тетя Мэри сказала, что если работодателей будет больше одного, то Эмили сможет выбирать, но с ними даже никто не заговорил, ни мужчины, ни женщины. Некоторые мужчины по дороге в пивную с интересом смотрели на них, а некоторые женщины сдерживали шаг и поворачивали к ним головы, когда Люси кашляла.

У Эмили гудели ноги, ей казалось, что ее ступни распухли в ботинках; они также смертельно замерзли. Девушка с тревогой смотрела на Люси, и, когда та снова закашляла, она сказала:

— Посмотри туда, вон там находится магазин лекарственных трав, там могут продавать напиток с сарсапарилем. Вот тебе пенни. Иди и купи себе стаканчик. Это должно облегчить твой кашель. Но если этого лекарства нет, то спроси у продавца, что он может посоветовать принять от кашля. Он скажет тебе.

— Хорошо, Эмили. Принести тебе чего-нибудь?

— Нет, нет, со мной все в порядке. Иди, но не слишком задерживайся.

Оставшись одна, Эмили снова огляделась. Девушке казалось, что она знает каждую рыбину на прилавке в рыбном ряду, каждого торговца рыбой. Даже если бы она была слепой, то она узнала бы их по характерным выкрикам. Торговля шла довольно бойко в течение двух часов, но сейчас замедлилась, и Эмили не удивилась, когда мужчина с крайнего прилавка подошел и заговорил с ней:

— Надеешься найти работу, девочка?

— Да.

— Я сомневаюсь, что сегодня тебе повезет. Ты хочешь устроиться служанкой?

— Да.

— Вместе с малышкой?

— Да.

— Ну, — он покачал головой, — я сомневаюсь, что тебе повезет, сейчас не то время года. И кроме того, здесь мало такой работы.

— Я знаю, но... но я решила попробовать.

— Ничего плохого не будет, если ты попробуешь, девочка, но ты здесь с самого утра и, наверное, промерзла до костей.

— Да, я немного замерзла.

— На твоем месте, девочка, я бы вернулся домой.

— Я... я подожду еще немного.

— Да пожалуйста, ради Бога. — Он кивнул ей и улыбнулся, а затем, вернувшись к своему прилавку, начал перекидывать рыбу туда-сюда по прилавку и выкрикивать свой товар почти в пустоту.

Когда Эмили уже решила вернуться к тете Мэри, как только Люси возвратится из магазина, она увидела высокую безрессорную двуколку, въезжающую на рыночную площадь с дальнего конца, но не обратила на нее внимания. Эмили отреагировала, только когда джентльмен - а она решила, что он джентльмен, по его одежде и по красивому экипажу, которым он управлял, - остановился рядом с магазином, спустился вниз, привязал лошадь к железному столбу, одному из многих, окружавших площадь, и направился к ней.

Девушка поняла, что он собирается заговорить с ней, поскольку не отрывал от нее взгляда.

— Вы хотите наняться на работу? — спросил он.

— Да, сэр.

Он стоял молча и рассматривал ее, а потом спросил:

— Вы раньше где-нибудь работали?

— Да, сэр, я работала полный день в течение двух лет, а до этого долго работала половину дня.

— Я полагаю, в городе?

— Да, сэр. В Саут-Шилдсе.

— Значит, вы ничего не знаете о работе на ферме?

Эмили медленно покачала головой и с оттенком грусти в голосе сказала:

— Нет, сэр. Я ничего не знаю о работе на ферме.

— Вы умеете готовить?

— О да, сэр. Мне... мне говорили, что я хорошо готовлю и хорошо веду хозяйство, стирка и готовка и все остальное; все, что связано с домом.

Он поджал губы, наполовину отвернувшись от нее; затем, резко повернувшись к ней снова, он спросил:

— Вы бы не возражали присматривать за инвалидом?

— Инвалидом?.. Кем-то, кто лежит, как бы прикованный к кровати? — Ее голос повысился и охрип.

— Да, можно сказать и так.

Она широко улыбалась, когда ответила:

— Нет, сэр, я не буду возражать. Именно этим я и занималась большую часть последних двух лет. Миссис Мак-Гиллби, моя хозяйка, она... она болела и не покидала постель почти все это время, и я присматривала за ней. Она умерла три месяца назад.

— Почему у вас нет работы?

Она глубоко вздохнула:

— Мистер Мак-Гиллби... он... он тоже умер, совсем недавно.

При мысли о том, насколько недавно, в горле Эмили снова появился ком, который она с усилием сглотнула, когда джентльмен сказал:

— Я найму вас. Для начала три шиллинга в неделю плюс жилье и питание. Работа с шести до шести и позже, если понадобится; свободные полдня раз в неделю. Вам также придется научиться работе на ферме, на всякий случай, если вдруг понадобится помощь. Это касается ухода за скотом и дойки. Меня зовут Лорэнс Берч. Мой дом Крофт-Дин Хаус; он находится в миле - или около этого - от городка Фарли-Дин. Вы знаете его?

— Фарли-Дин? Нет, сэр.

На лице Эмили было то выражение радости, которое так любил Сеп. Она молча смотрела на мистера Берча, пока не увидела Люси, выходящую из магазина. Радость постепенно исчезла с лица девушки, она поникла и сказала:

— Я думаю, что должна предупредить вас, сэр. Я не одна, вон моя сестра. — Она махнула рукой.

Он оглянулся на худенькую девочку, бегущую к ним и путающуюся в полах длинного жакета. Не оглядываясь на Эмили, он спросил:

— И что, вы обязательно должны взять ее с собой?

— Мой отец в плавании, а моя мама умерла, у нас никого нет; она жила со мной в последнем месте моей работы. — Это не было ложью, во всяком случае, это было почти правдой. — Я должна заботиться о ней. И... и я должна сказать, что она не очень здорова. Но она может быть на побегушках, выполнять разные задания и делать легкую работу. Я займу ее, она будет помогать, и все, что ей нужно, - это немного еды; я не прошу никакой платы для нее.

Люси теперь стояла рядом с Эмили, глядя на незнакомого мужчину.

— Привет, — сказал он. — Как тебя зовут?

— Люси. — Эмили слегка подтолкнула ее, и она добавила: — Сэр. — Затем повторила: — Люси, сэр.

— А вас?

— Эмили Кеннеди, сэр.

Он снова отвернулся от них, посмотрел в сторону своего экипажа и пробормотал что-то, что Эмили не совсем разобрала.

— Хорошо, я вас нанимаю. Где ваши вещи? — спросил он.

— Они... они у моей тети в Гейтсхеде.

— Сколько времени вам понадобится, чтобы забрать их?

Эмили быстро прикинула.

— Чуть меньше часа, сэр.

Лоренс Берч вынул из жилетного кармана массивные часы, посмотрел на них и сказал:

— Это нормально. У меня есть кое-какие дела; встретимся здесь через час. — Он кивнул ей, потом быстро повернулся и ушел.

Девочки не двинулись с места, наблюдая за ним, пока он не дошел до экипажа. Затем, как будто кто-то подтолкнул их, они быстро побежали, остановившись только у крайнего рыбного прилавка, когда продавец радостно крикнул:

— Значит, вам повезло? Здорово, просто здорово. Вам удалось, просто удивительно.

Да, это было удивительно! Эмили продолжала думать об этом, пока трамвай громыхал вдоль дороги, и это было первое слово, которое она сказала тете Мэри.

Почти ворвавшись в дом, она сказала:

— Удивительно, тетя Мэри, удивительно, когда я уже отчаялась, я получила работу! Это... это на ферме. Называется Крофт-Дин Хаус рядом с Фарли-Дин. Его зовут Лорэнс Берч. Я буду выполнять работу по дому, учиться ухаживать за скотом и доить. И он согласился взять Люси. Он даже не возражал, он просто разрешил взять ее с собой. Правда? — Она повернулась к Люси, которая кивнула и сказала:

— Да, тетя Мэри. И он мне показался добрым.

— Ничего себе, будь я проклята! Когда вы вышли из этой двери, я думала, что у вас столько же шансов попасть на работу в это время года, как мне в монастырь. Но вам повезло. Ну, чудеса никогда не прекращаются. Какой он? Я имею в виду, как он выглядит?

— Как он выглядит? — Эмили скривила лицо, а потом сказала: — Ну, тетя Мэри, это странно, но его трудно описать. Он похож на джентльмена, если бы... ну...

— Что, если бы? — Мэри Сатерн наклонилась к ней. — Продолжай, что, «если бы»?

— Дело в том, что его голос звучал несколько грубовато, как у простолюдина. Но он был одет как джентльмен, и его экипаж был просто великолепным...

— На нем были красивые коричневые гетры, тетя Мэри, и у него карие глаза. И на нем был красивый длинный пиджак и... и высокая шляпа.

Мэри громко захохотала, указывая на Люси, и воскликнула:

— Ну и ну, она описала его лучше тебя, Эмили. Она даже заметила, что его глаза сочетаются с его гетрами. Ты далеко пойдешь, девочка, далеко пойдешь... Он толстый или худой? Высокий или низкий? — Она снова смотрела на Эмили.

— О, он довольно высокий; но не такой уж, чтобы очень высокий. Он выше моего папы. Он хорошо сложен и довольно крепок.

— Он не рассказал вам никаких подробностей относительно того, сколько людей в доме и прочего?

— Нет, только то, что я должна буду научиться работать на ферме. — Эмили не сказала, что ей придется ухаживать за инвалидом, так как тетя Мэри снова начнет расспрашивать, а им нужно было уходить. Поэтому девушка сказала: — Мы должны идти, тетя Мэри, но... но я хочу поблагодарить вас. Если бы не вы, я никогда бы не поехала туда сегодня. И вы были так добры. — Она замолчала и наклонила голову. А тетя Мэри ласково сказала:

— Да ладно, девочка, успокойся. Ты же не собираешься хныкать только потому, что нашла новую работу. И если бы я не послала тебя туда, то кто-нибудь другой сделал бы это. Бог предусматривает все. Для того и существует спина, чтобы нести груз. Для чего нам нужны ослики? — Она снова засмеялась, похлопав Эмили и Люси по плечам, и закончила: — Ну что же, поезжайте. Но не забывайте о нас. Мы будем рады видеть вас в ваши свободные дни или в любое другое время. Однако только Бог знает, куда я вас помещу, когда родится еще один. — Она похлопала себя по животу. — Мне придется принимать вас на крыше... Что это? — Она смотрела на протянутую Эмили руку, а когда увидела три шиллинга в ее ладони, она протестующе закричала высоким голосом: — О нет! Ничего себе. Три шиллинга! Будь я проклята! Что я такого сделала, чтобы заслужить их? Нет, девочка, нет. Я не возьму это у тебя!

— Ну же, тетя Мэри, я спокойно могу отдать их вам. Правда, у меня есть деньги. Я... мне удалось немного сэкономить.

— Ты уверена, девочка?

— Да, тетя Мэри.

— Все три шиллинга?

— Да.

— Тогда спасибо, девочка. — Теперь она говорила тихо. — Я не могу сказать, что они мне не нужны и что я обойдусь без них, но я все еще чувствую, что нехорошо забирать их у тебя. Да, девочка. — Она обхватила лицо Эмили ладонями и слегка сжала его, добавив: — Я всегда была рада видеть тебя, девочка, но этим ты меня очень растрогала. Я никогда этого не забуду, девочка. Такой еще ребенок, как ты, дает мне целых три шиллинга. И именно в тот день, когда у меня нет ни пенни, чтобы заплатить за газ. — Она покивала головой. — Это так. У меня нет ни пенни, чтобы заплатить за газ. Как я уже говорила, Господь добр, он заботится о своих людях. А теперь идите, девочки, а то вдруг тот парень уедет в своем экипаже без вас.

Мэри проводила их до двери, а когда сестры достигли конца улицы и оглянулись, она все еще стояла на пороге и махала им рукой. Люси сказала:

— Я люблю свою тетю Мэри. Она чудно выглядит, и в ее доме грязно, но... но я люблю ее. А ты?

— Да, конечно, — кивнула Эмили. — Нельзя судить о людях по тому, как они ведут хозяйство, или по одежде. Я поняла это сегодня.

— Как ты думаешь, нам понравится там, куда мы едем?

Эмили снисходительно улыбнулась сестре, которая никогда не была особенно разговорчивой, но возбуждение, которое переполняло ее, развязало ей язык, и она сказала:

— Понимаешь, нам придется заставить себя полюбить это место, ведь правда? И тебе придется делать то, что ты сможешь, чтобы помочь мне.

— Конечно, Эмили! Я буду помогать. И может быть, я перестану так сильно кашлять, если буду жить в деревне.

— Нет, у тебя что-то с легкими, поэтому ты, возможно, и не перестанешь...

Мужчина стоял около экипажа, ожидая; Эмили показалось, что он с облегчением вздохнул, когда увидел их. Он не упрекнул: «Я ждал вас. Где вы так долго пропадали?» Он просто улыбнулся и сказал:

— Ну наконец-то. — Потом, взяв у девушки плетеную сумку и корзину, поставил их на пол экипажа, добавив: — Занимайте места.

Эмили помогла Люси забраться в высокий экипаж, а, когда она сама приподняла длинную юбку и поставила ногу на подножку, он поддержал ее за локоть и помог забраться. Потом уселся сам и, собрав вожжи, сказал:

— Что ж, поехали.

Когда лошадь тронулась, экипаж начало качать из стороны в сторону, Люси качнулась к Эмили, они поглядели друг на друга и улыбнулись.

— Вы были когда-нибудь в Феллберне?

— Нет, сэр.

— Ну, вы, возможно, хорошо узнаете этот городок, если останетесь у нас надолго. — Он презрительно скривил губы. — Сейчас мы едем по Хай-стрит, за нами осталось место, называемое Богс-Энд. Так называют нижнюю часть города. — Он снова скривил губы, показывая, что это название является весьма сомнительным.

Через несколько минут, когда они свернули с главной улицы и проезжали мимо парка, он указал кнутом в его сторону и сказал:

— Это местный парк, а вон та дорога слева ведет к Брамптон-Хилл. Это фешенебельная часть городка.

Когда он говорил, Эмили только молча кивала. Она не очень-то интересовалась достопримечательностями, которые они проезжали, и его описанием этих мест, потому что она была совершенно изумлена тем, что произошло с ней со вчерашнего дня. Ее ум цеплялся за вчерашний день, который, казалось, был бесконечным. Не может быть, что прошел всего один день с тех пор, как она видела Сепа и говорила с ним. Не может быть, что только вчера ее выставили из дома. События не должны происходить так быстро. Но было именно так.

Внимание Эмили снова было привлечено ее новым хозяином. Он продолжал рассказывать:

— Теперь мы выезжаем из городка, между городом и деревней расположился Фарли-Дин-Холл. Дом же находится только в двух с лишним милях за деревней.

После этого он замолчал. Лошадь быстро бежала, экипаж трясло. Эмили озиралась вокруг. Она никогда ничего подобного не видела. Единственный раз, когда она была в сельской местности, - это на школьной экскурсии в Саймондсайде, и они сидели на высоком берегу над потоком вблизи пивной, которая называлась «Робин Гуд». Некоторые из детей разулись, но она не стала. Она не хотела снимать ботинки, потому что ее чулки были в дырах. Здесь местность была ровной, но вдали виднелась полоса холмов, тянувшихся довольно далеко. Поля были в основном вспаханы, но на некоторых паслись овцы, а на других - коровы.

Теперь дорога пролегала между оградами, а потом совсем неожиданно начала петлять. Равнинная местность исчезла. Они двигались в туннеле из высоких деревьев, а когда выехали, Эмили слегка испугалась, потому что теперь дорога резко спускалась в глубокий карьер. С того места, где она сидела, казалось, что если экипаж слегка сменит направление, то перевернется и полетит вниз, где на дне карьера темнела зеленовато-черная вода.

Лорэнс Берч, наверное, заметил ее встревоженный взгляд, потому что засмеялся и сказал:

— Все в порядке, мы не перевернемся. Я всегда езжу днем этой дорогой, она немного сокращает путь... По этой дороге мы въезжаем в деревню с нижнего конца.

По мере того как экипаж раскачивался и громыхал по узкой неровной дороге, Эмили думала, что это место было опасным даже в дневное время. Но она знала, что многое зависит от привычки, а мистер Берч, похоже, привык ездить по этой дороге.

Деревушка представляла собой одну-единственную улицу с расположенными по обеим сторонам домами, между которыми кое-где находились магазины. Там была бакалейная лавка с высоким окном, к двери которой вели пять каменных ступеней. Ее заинтересовало имя Джон Рингтон, написанное на табличке над окном магазина. По Шилдсу ездили фургоны, продававшие чай Рингтона. На фургонах это имя было написано большими буквами.

Между бакалейной лавкой и мясным магазином располагались четыре каменных дома. Магазин слегка удивил Эмили, поскольку практически состоял из витрины. За ней она увидела висящие на крючке баранину и половину поросенка, а также длинную связку сосисок, из чего сделала вывод, что, несмотря на незначительный размер, магазин преуспевал.

На другой стороне дороги, напротив мясного магазина, находилась пекарня и при ней булочная. Об этом было написано на вывеске над окном. За магазинами с обеих сторон улицы стояли еще несколько каменных домов. Они казались старыми, но в хорошем смысле - они прекрасно смотрелись.

На стороне улицы, где была пекарня, находилась закусочная, которая называлась «Бегущая лиса». Дальше располагались еще несколько домов, отделенных друг от друга, которые были несколько удалены от дороги, с садиками перед ними. В конце деревни стояла церковь. Это была настоящая церковь, похожая на церковь Святой Марии на Элдон-стрит в Шилдсе или на ту, которая была на рыночной площади; она не предназначалась для методистов. Рядом с церковью располагалось кладбище, а за ним начинались поля. Почти напротив кладбища находилась кузница. Она разместилась в самом конце деревни, и около нее мистер Берч остановил лошадь.

Эмили заметила, что в деревне было очень тихо, скорее всего потому, что все мужчины еще были заняты работой. Но занятия в школе должны были уже закончиться. Возможно, школа располагалась далеко от деревни. Может быть, детям приходилось ходить в Феллберн. Она также заметила, что четыре человека, мимо которых они проехали, три женщины и один старик, посмотрели на ее нового хозяина, но даже не кивнули ему. Он тоже не поздоровался с ними. Теперь она наблюдала, как он привязывает вожжи к деревянному столбу, который служил опорой для навеса возле кузницы.

Сестры повернулись и посмотрели на кузницу. До них донесся запах раскаленного железа. Эмили узнала его; на Джерроу-роуд тоже была кузница. Бывая там, она часто чувствовала этот странный запах, который у нее ассоциировался с горячим железом. Девушка разглядела кузнеца, стоявшего у наковальни, и заметила нечто странное. Он даже не распрямился, когда ее хозяин заговорил с ним, а продолжал бить молотом по наковальне. Когда он наконец закончил, Эмили услышала, как ее хозяин спросил:

— Когда мне привести его?

И услышала ответ:

— Когда угодно.

Она заметила, как мистер Берч выпрямился, как человек, готовый нанести удар, и его голос был похож на рычание, когда он закричал:

— Есть и другие кузницы, насколько вы знаете, Гудир.

— Да, но вдвое дальше и вдвое дороже.

— Послушайте, вы не правы. Говорю вам, вы не правы.

— У вас свое мнение, а у меня свое. Ее брюхо доказывает, что кто-то виноват, и вся деревня знает, кто это.

Эмили увидела, как мистер Берч сжал кулак и ударил им себя в грудь так, как обычно делает человек, который подавился, а его голос звучал так, как будто он давился словами, и она услышала, как он сказал:

— Кон никогда бы это не сделал, у него не такие наклонности. Говорю же вам, он на это не способен.

— О, не будьте таким доверчивым, это на вас не похоже! — Теперь рычал кузнец. — Он никогда не пропускал мимо ни одну юбку. Он лапал их. Я видел это своими собственными глазами.

— Да-да, возможно, но это своеобразное проявление привязанности. Говорю же вам, Кон не способен...

— Заткнитесь! И убирайтесь отсюда. Я знаю то, что знаю. И все знают. Но вот о чем я попрошу вас, прежде чем вы уйдете. Если это не он, то, может быть, вы скажете, кто?

— Да, я могу, и вы очень удивитесь. Но лучше вы узнайте это сами. Но я могу вам сказать, и я клянусь, что это не Кон. А у нее вы спросили, кто это?

— Спросил ли я ее! Да я пытался выбить это из нее.

— И она говорит, что это... Кон?

— Она не говорит ни да ни нет.

— Нет, она не скажет, она не посмеет назвать его!

— Их видели вместе около фермы Бэмфорда. Он поглаживал ее.

— Ее видели во многих местах помимо фермы Бэмфорда.

— Какого черта, что вы имеете в виду?

— Только то, что говорю. Она маленькая шлюшка. И вы не протолкнете ее в мой дом из-за ее брюха, даже не думайте. И... и оставьте это, вы меня не запугаете, Гудир.

Эмили, затаив дыхание, почти поднялась с сиденья и смотрела, как кузнец медленно опускает молот. Мистер Берч повернулся и пошел к выходу. Там он снова остановился и, оглянувшись на кузнеца, выкрикнул:

— Вы завидуете мне и моему везению, все вы. Вам неприятно видеть, как хорошо живут другие. Но могу вам поклясться в одном: вы никогда не разделите это со мной через вашу Беллу!

Последовало короткое молчание, в течение которого оба мужчины с ненавистью смотрели друг на друга. Эмили медленно опустилась на сиденье, увидев, что ее хозяин направляется к коляске. И они снова поехали.

В течение некоторого времени она старалась не смотреть на мистера Берча, но когда снова подняла глаза, то увидела на его лице выражение гнева. Из возбужденного разговора мужчин она поняла, что дочь кузнеца ждет ребенка, а кого-то по имени Кон, имеющего отношение к ее хозяину, все считали его отцом.

Девушке пришла в голову мысль, что совсем скоро она познакомится с этим Коном... И если он начнет приставать и к ней, она постоит за себя...

Эмили увидела дом в последних лучах заходящего солнца. Ничего подобного девушка никогда не видела.

В свое время она видела два или три фермерских дома: один в Марсдене, один в Саймондсайде и еще один в тот день, когда они были на школьной экскурсии, но они совсем не были похожи на это здание. Это был большой дом, сложенный из крупных каменных блоков, немного похожих на камни, которые использовались для строительства домов в деревне, но они выглядели более желтыми в последних лучах заката. Передняя часть здания была выполнена в простом стиле, а с каждой стороны парадной двери было по три огромных окна; окна второго этажа были меньше, чем окна первого, но даже и они казались слишком большими. Окна третьего этажа были еще меньше, чем окна первого, и она поняла, что это окна мансарды. Крыша была покрыта шифером, и из нее торчали, подобно башням, четыре изысканно украшенные трубы.

Хозяин провез их мимо фасада и повернул за угол. Боковая часть дома была почти такой же широкой, как фасад, и примыкала к большому двору со стеной, огораживающей его с двух сторон. В одной из стен был арочный проем.

Эмили сразу же заметила, что камни, которыми был вымощен двор, чистые, а территория совсем не походила на двор фермы. Проехав под аркой, они въехали в следующий двор. Эмили сразу же заметила, что и он не походил на фермерские дворы, которые она видела, поскольку был чистым и ухоженным. С одной стороны двора находились коровники, с другой - два больших открытых хлева и стойла с небольшими жилыми помещениями над ними; всего четыре.

Когда ее хозяин остановил экипаж, он повернулся в сторону одного из стойл и крикнул:

— Эбби!

Эмили и Люси уже соскочили с коляски, когда дверь одного из стойл открылась, и они увидели стоящего в дверях старика с бородой, закрывавшей подбородок и щеки. Девушка слегка улыбнулась про себя, подумав, что он больше похож на матроса, а не на работника фермы.

Он медленно подошел к голове лошади, не спуская глаз с Эмили и Люси. Наконец хозяин обратился к нему:

— Ну и как? Опять скажешь: «Иголка в стоге сена». Что я ответил тебе? «Ищите и обрящете». Сказал и нашел.

Эмили наблюдала за мужчинами, смотрящими друг на друга. Они могли бы быть отцом и сыном, но совсем не были похожи. И они цитировали Библию. Чудно - она почему-то всегда оказывалась среди людей, цитирующих Библию... Сеп не цитировал Библию. О, Сеп. Бедный Сеп. Если бы только она сейчас была с Сепом...

— Пойдемте, вот сюда...

При этой резкой команде Эмили подняла корзину и плетеную сумку, кивком головы позвала с собой Люси и пошла за мистером Берчем через фермерский двор, арку, еще один вымощенный двор к двери, находившейся почти напротив арочного проема, а сквозь нее - в кухню дома.

Первое, что произвело на Эмили впечатление, это размер кухни. Она была как весь нижний этаж дома на Пайлот-Плейс. Девушка быстро оглядела комнату и увидела печь для выпечки хлеба сбоку от большого открытого очага, но ей показалось странным отсутствие возле очага каминной решетки. Перед ним была только высокая длинная каменная плита. Весь пол также был сделан из каменных плит. Стены были каменными, но не состояли из плит, а были сделаны из грубого камня, как и наружная сторона дома.

— Поставьте свои вещи. — Мистер Берч указал на корзину, которую она все еще держала обеими руками. Он снял шляпу и длинный пиджак, который перебросил через руку, и со словами: «я скоро вернусь, садитесь» направился к двери в дальнем конце кухни. Но, прежде чем он добрался до нее, дверь открылась и в комнату вошел высокий юноша. Или это был мальчик?

В полумраке дальнего конца кухни Эмили никак не могла определить его возраст. Но теперь они оба приближались к ней, и ее хозяин сказал:

— Познакомьтесь, это мой шурин, мистер Конрад Фаллуэлл. Вы будете часто видеться. — Он слегка улыбнулся, а потом, посмотрев на молодого человека, добавил: — Кон работает и в доме и на ферме. Он очень ловкий юноша, наш Кон. Правда, Кон?

— Да... да, Лэрри, я... я умею делать почти все.

И Люси, и Эмили уставились на мальчика, потому что именно так Кон выглядел, несмотря на его высокий рост. Его лицо было длинным и бледным, глаза - огромными, нос - прямым. Но его рот казался слишком маленьким по сравнению с остальными чертами лица, а говорил он так, как говорил бы маленький ребенок. Однако его слова звучали вполне разумно.

— Привет... как... вас зовут?

— Эмили, сэр. А это моя сестра Люси.

Молодой человек засмеялся, и его лицо осветилось, как будто он получал большое удовольствие от чего-то, а потом повернулся к Лэрри.

— Она назвала меня... сэром. Как смешно, Лэрри... правда? Она назвала... меня сэром. Крисси никогда не называла... меня Сэром. Просто Коном. — Он снова повернулся к Эмили и закончил:

— Все... зовут меня Кон.

Эмили чуть не улыбнулась в ответ, но напомнила себе, что должна быть более сдержанной. В любом случае это был тот молодой человек, о котором говорил кузнец и который всех лапал руками. Ну-ну, она назовет его почище, чем Кон, если он распустит руки с ней... или с Люси.

Молодой человек снова посмотрел на мистера Берча и сказал:

— Я отнес наверх Рон... чашку чаю. Она хотела знать... как обстоит дело с ужином. Я... я сказал ей, что ходил к Крисси и спросил ее, не хочет ли она... она вернуться. Но Рон отказалась. Она сказала, что они собираются... переезжать. Ее отец ищет другую работу...

— Хорошо, хорошо, — прервал его мистер Берч. — Мы поговорим об этом позже. Будь хорошим мальчиком и угости девочек чаем. Я скоро вернусь. — С этими словами он повернулся и вышел из кухни.

Оставшись наедине с юношей, как определила теперь Эмили, она наблюдала, как он деловито перемещается между длинным деревянным столом, который стоял посередине кухни, и стойкой с посудой из дельфийского фарфора, стоявшей у противоположной стены, принося чашки, блюдца, молоко и сахар. Потом Кон кинулся к очагу и снял с крючка большой коричневый чайник. Хотя говорил он медленно, но движения его были быстрыми и торопливыми, как если бы он куда-то спешил. Чай в чайнике, должно быть, кипел, поскольку выплескивался из носика, когда Кон разливал его в чашки.

Юноша пододвинул чашки к краю стола, за которым сидели сестры, передав им сахарницу, сказал:

— Кладите столько... сколько хотите. Некоторые... любят сладости. Крисси и... Бетти брали по пять... полных ложек.

— О! — Эмили кивнула ему, а потом сказала: — Спасибо, но я возьму две, и Люси тоже.

Размешав сахар в чашках, сестры начали медленно пить чай, но с некоторым смущением, поскольку юноша стоял, прислонившись боком к столу, наблюдая за ними. Но он больше не говорил, а просто внимательно смотрел.

В тишине девушке показалось, что она слышит голоса, доносившиеся откуда-то сверху, но поняла, что голоса не были сердитыми, поскольку слышался смех. Спустя минуту или немного больше кухонная дверь открылась, и вошел хозяин. Глядя прямо на Кона, он сказал:

— Иди и помоги Эбби. Я скоро приду к вам, но сначала я должен помочь, — он помолчал, — Эмили устроиться и показать ей все.

— Хорошо, Лэрри. Да, я пойду... и помогу Эбби.

Послушно, как хорошо воспитанный ребенок, высокий юноша вышел из комнаты, а Лэрри Берч повернулся к Эмили, которая поднялась из-за стола, что сделала и Люси, и сказал с некоторым смущением:

— Мой... мой шурин... ну он может показаться вам сначала немного странным, у него несколько замедлена речь, как вы уже, наверное, заметили, но он вполне нормален. Вы понимаете?

Ну это еще нужно было проверить, но Эмили сказала:

— Да-да, я понимаю.

— Ну а теперь я все вам покажу. Это, как вы понимаете, кухня. Вот здесь находятся комната-холодильник, чулан для хранения мяса и кладовая. — Он провел ее через проход в каменной кладке, в котором не было двери, в небольшой коридор, в который выходили три комнаты. Мистер Берч вошел в первую из них. — Это кладовка. Здесь хранятся сухие продукты: мука, чай, сахар и прочее. В этой — он вышел из кладовой в коридор и указал на другую дверь — мы храним молоко, сыр, масло и подобные им продукты. По какой-то непонятной причине это самое холодное место в доме. Некоторые говорят, что внизу находится колодец или бежит ручей. Но пол выглядит достаточно прочным, и я никогда не пытался докопаться до истины. — Лэрри слабо улыбнулся. Потом, указав на третью дверь, он сказал: — А здесь хранится мясо.

Эмили немного постояла, заглядывая в маленькую комнату, и увидела там ветчину, свисающую на крюках с потолка, и две половинки поросенка, подвешенные к стене на одной стороне комнаты, и тушку барашка - на другой. На мраморной плите в конце комнаты лежал большой кусок бекона с перемежающимися слоями мяса и сала, а когда девушка заметила куски окорока, лежащие рядом с острым ножом, она сказала себе: «Да уж, в любом случае это будет дом, где едят мясо».

Лэрри снова повел их через кухню и через дверь вывел в холл. А здесь Эмили по-настоящему открыла рот. Здесь тоже все было из камня, но ее потрясли размеры помещения.

Ей показалось, что здесь очень пусто. На каменном полу лежали ковры. Но ее ступни чувствовали, что ковры очень тонкие, а их расцветка в сумерках казалась унылой. Окна по обе стороны от двери изнутри тоже оказались громадными, а сама дверь выглядела совершенно черной. Прямо напротив двери находилась лестница, но на полпути вверх лестница разделялась: одна часть ответвлялась вправо, а другая - влево.

Ее внимание было снова привлечено к холлу и хозяину, который открыл какую-то дверь.

— Это гостиная.

Девушка медленно вошла за ним в комнату и затаила дыхание. Это была очень красивая комната. Ничего подобного она раньше не видела. Деревянная мебель золотистого цвета, обитая голубой тканью, деревянный пол, покрытый серым ковром, - Эмили почувствовала сквозь ботинки, что он довольно толстый. В помещении тоже были высокие окна, они выходили на лужайку с солнечными часами посередине. Одно ей показалось странным. В камине уже долгое время не разводили огонь, поскольку там не было даже признака скопления мусора в задней части каминной решетки. Все было тщательно вычищено.

Потом они снова вышли в холл, и Лэрри открыл другую дверь. В этой комнате было не так много ярких цветов, она была довольно темной и унылой.

— Это библиотека, — произнес он.

В дальнем конце помещения стоял письменный стол, заваленный бумагами, но Эмили заметила, что этой комнатой пользуются, потому что в камине были видны остатки золы. Он назвал комнату библиотекой, но там было не так уж много книг. Девушка полагала, что библиотека должна быть заполнена книгами, но стены были большей частью завешаны картинами - на большинстве из них были изображены лошади.

Затем они пошли через холл назад к кухне и дальше к двери, сбоку от лестницы, которая вела в столовую. Столовая также была красивой. В ней был деревянный пол, на котором лежал толстый ковер, блестящий длинный стол, по четыре стула с каждой стороны и по креслу на каждом конце. На буфете стояло серебро, а в двух застекленных шкафах размещался фарфор.

Одно Эмили было теперь совершенно ясно. Кто бы ни работал здесь раньше, этот дом содержался в идеальном порядке. Всю мебель регулярно полировали. Она подумала, что сможет поддержать такой порядок. Да и Люси не откажется помочь.

— А это буфетная - владение дворецкого. — Мистер Берч открыл дверь и показал ей комнату, которая находилась между столовой и кухонной дверью. Вдоль стен буфетной располагались стойки с бутылками, а в конце помещения находилась деревянная мойка с приделанной к ней специальной доской. Он устало улыбнулся, говоря: — Только у нас больше нет дворецкого. — Затем, повернувшись и указывая на короткий темный проход, небрежно сказал: — Там находится задняя лестница, но она ведет только на следующий этаж.

Лэрри снова провел их в холл и начал подниматься по лестнице. Эмили увидела, что каждое ответвление лестницы ведет к длинной галерее с красиво украшенными перилами, точно такими же, что шли вдоль лестницы, и заканчивается широкой площадкой. Однако, прежде чем выйти на площадку, мистер Берч остановился и, понизив голос, сказал:

— Как я уже говорил вам, моя жена больна. Присмотр за ней будет входить в ваши обязанности. Вы поняли это?

— Да, сэр. Конечно, сэр.

Он помолчал, открыв рот, будто хотел что-то объяснить, но только сказал:

— Тогда идемте.

Они пересекли площадку и остановились около второй двери с правой стороны. Потом быстрым движением он открыл дверь, вошел в комнату и резко сказал им:

— Входите, входите.

Сестры вошли и остановились в дверях, глядя на женщину, полусидящую в кровати.

Спинка кровати была у той же стены, что и дверь, и, когда дверь открывалась, она почти касалась края кровати. Такое расположение сразу же показалось Эмили странным - ведь комната была большой, в ней было много свободного места. Она предположила, что больной женщине больше бы пришлось по душе находиться ближе к окнам, чтобы можно было смотреть из них.

Теперь девушка почувствовала, как если бы была в трансе или видела сон, что ее притягивали к себе два глаза, внимательно смотревших на нее. Это были большие светлые глаза. Возможно, серые, предположила Эмили. Но все же они казались бесцветными. Девушка тут же заметила, что без труда можно догадаться, что парень, с которым они познакомились внизу, был братом ее новой хозяйки, поскольку они очень похожи, только женщина намного старше. Она даже могла бы быть его матерью, а не сестрой. У нее был такой же прямой нос, маленький рот и длинное бледное лицо. Только ее лицо казалось намного длиннее лица юноши. Девушка также заметила, что у нее были длинные руки и тонкие ладони.

— Это Эмили... Эмили Кеннеди и ее сестра Люси. — Лэрри Берч стоял в ногах больной с напряженным выражением лица, которое соответствовало его голосу, когда он продолжил объяснения так, как если бы девушки не было в комнате. — Она говорит, что хорошо готовит и раньше присматривала за хозяйством; она также может присматривать за... — Он слегка запнулся, а потом продолжил: — За больными.

— Сколько вам лет? — Слабый голос вполне соответствовал лицу; больная говорила слегка в нос. Казалось, что слова исходят из носа, а не срываются с губ.

— Шестнадцать, миссис.

— Ты будешь обращаться ко мне «мадам».

— Да, мадам.

— А она? — Рука не поднялась с одеяла, но указательный палец был направлен в сторону Люси. — Как можно использовать ее? Она выглядит болезненной.

— Она будет помогать мне, выполняя легкую работу. Я... я не прошу для нее никакой зарплаты... мадам.

Когда Эмили говорила это, ее нижняя губа слегка дрожала. Девушка думала, что у миссис Мак-Гиллби был тяжелый характер, но эта женщина, как она поняла, будет еще хуже. Но ее выводы были тут же опровергнуты, когда женщина улыбнулась и очень мило сказала:

— Ну хорошо, теперь мы знаем, что к чему, не правда ли? Будущее покажет нам, насколько прав был мой муж, давая вам такую характеристику. — Она посмотрела на напряженного Лэрри, который не сводил с жены глаз. Затем, снова повернувшись к Эмили, она сказала: — Мы ужинаем в шесть. Я завтракаю в девять часов и обедаю в два. Мне нужно, чтобы вы кое-что делали для меня, а кое-что не делали, но об этом вам расскажет мой муж.

Она замолчала, но продолжала рассматривать их, а Лэрри Берч, обойдя кровать, сказал в той же самой резкой манере, с какой предложил сестрам войти:

— Идемте, я покажу вашу комнату.

Когда они вышли на площадку и немного отошли от двери, мистер Берч остановился и, повернувшись к ним, сказал:

— Моя жена очень страдает. Это... это из-за ее позвоночника; она совершенно не может ходить. Бывают моменты, когда с ней очень трудно иметь дело; вам придется проявить терпение. — И он пошел впереди них к дальнему концу площадки и, открыв дверь, за которой оказалась еще одна большая спальня, сказал: — Это моя комната. Все остальные комнаты на площадке предназначены для гостей.

Затем они прошли небольшой коридор и поднялись еще на один этаж; ступени здесь были более крутыми и узкими, похожими, по мнению Эмили, на лестницу в Пайлот-Плейс. Но комната мансарды, которую хозяин им показал, была больше передней комнаты в Пайлот-Плейс и намного удобнее. В ней стояла двуспальная кровать, на полу лежали шерстяные коврики; в ней также был настоящий гардероб, стоявший в углу, комод, два стула и плетеное кресло-качалка.

Когда он сказал:

— Надеюсь, что вам здесь будет удобно, — Эмили повернулась к нему и, улыбнувшись, ответила:

— О да, сэр. Да, сэр. Здесь очень мило. Правда, Люси?

— Да, очень. — Люси с восторгом осматривала комнату.

— Ну хорошо. — Теперь он улыбался. — Идите вниз, заберите свою корзину и, когда переоденетесь, приготовьте нам что-нибудь на ужин. Сегодня не имеет значения, что вы приготовите, главное, чтобы это было что-то горячее; моя жена неравнодушна к вкусным блюдам с пряностями.

— Хорошо, сэр, я сразу же этим займусь. Люси, ты оставайся здесь. — Она бегом выбежала на лестничную площадку и кинулась вниз по лестнице.

Люси, стоявшая в середине комнаты, начала кашлять. Мистер Берч повернулся к ней от двери, посмотрел и спросил:

— Кашель вызывает у тебя боль?

Девочка ответила:

— Нет, сэр. Нет, сэр. Ну... не сильную.

Хозяин внимательно посмотрел на нее, а потом вышел из комнаты. На верхней ступеньке лестницы он остановился и сильно надавил себе на глаза большим и указательным пальцами, как бы пытаясь снять напряжение. Затем, испустив глубокий вздох, больше похожий на шипение, медленно пошел по лестнице в сторону комнаты жены.