Тем временем в Спрингс

Элмвуд‑Спрингс, штат Миссури

1974

Норма, Мак и тетя Элнер обедали в гостиной. Норма подала булочки.

– Бедняжка Тот, все утро потратила на этот пирог, и все пропало. Надо вам сказать, она ужасно невезучая.

Тетя Элнер сделала грустное лицо.

– Бедняжка Тот.

Норма сказала:

– Надо же было Синему Мальчику такое отчебучить. И как раз в тот день, когда у нее вышел такой восхитительный коричный пирог для праздничного ужина в церкви.

– Надо отдать ей должное, – сказала тетя Элнер, – коричные пироги удаются ей на славу.

– О да, что касается коричных пирогов, здесь Бедняжке Тот нет равных.

– Что за Синий Мальчик? – спросил Мак.

Норма сказала:

– Это тот, кто загубил ее пирог. Она сказала, что отошла за блюдом, чтобы переложить его, возвращается, глядь – батюшки, он весь в птичьих следах. Затоптал все напрочь.

Мак снова спросил:

– Что за Синий Мальчик?

– Ее дурацкий попугай.

Тетя Элнер сказала:

– Он не синий, скорее уж зеленый, если вы меня спросите. Ко всему прочему Бедняжка Тот, похоже, еще и дальтоник.

Норма задумалась.

– А по‑моему, женщины дальтониками не бывают. По‑моему, только мужчины… Мало того что Бедняжку Тот угораздило выйти замуж за пьяницу, так этой беды еще не хватало.

– Почему же она назвала его Синим Мальчиком, если он зеленый? – спросил Мак.

– Не знаю почему, вопрос не в этом. Вопрос в том, что он делал за пределами своей клетки? Она сказала, что ей пришлось его выбросить и начать все сызнова.

– Попугая?

– Нет, Мак, пирог.

Тетя Элнер сказала:

– Зачем уж так‑то, от птичьих следов еще никто не умирал.

Норма посмотрела на нее с тревогой.

– Не знаю, как вы, но я бы нипочем не стала есть пирог, вдоль и поперек истоптанный заразной птицей. А вдруг она к тому же сделала на этот пирог свои дела? Ужас какой – чтобы все прихожане в одночасье слегли от неведомой птичьей болезни. И подумать только, на следующий же день с ней приключилась эта история с волосами. Она говорила, что когда Дарлин выпустила ее из сушилки и стала расчесывать, волосы вылезали целыми пригоршнями. Говорила, ей повезло, что вообще на голове хоть что‑то осталось.

Тетя Элнер сказала:

– Птицы вовсю расхаживают у меня по столу, и ничего, не померла пока. По‑моему, можно было просто стереть следы, и все.

– Так, напомните мне, пожалуйста, впредь не есть в одном доме. Короче, она говорила, что Дарлин вылила ей на голову слишком много перекиси и передержала вдобавок и еще что‑то в этом роде. В прошлом году, если память мне не изменяет, она сотворила то же самое с племянницей Вербены.

– Одного не понимаю, почему вы продолжаете к ней ходить, – сказал Мак.

– Мак, а ты не думал, каково ей одной растить четверых? А все благодаря твоему милому дружку, который просто взял и дал деру, исчез в голубой дали с этой зубной медсестричкой, а ее оставил на мели с четырьмя крошками.

– Моему милому дружку? Норма, я всего‑навсего пару раз сыграл с этим парнем в боулинг. Ему было двадцать лет. Я даже не помню, как он выглядел.

– Я скажу тебе, как он выглядел. Как преступник, вот как, сплошь в татуировках. И круглые глазки‑горошины. Как ты умудрился связаться с такой темной личностью – выше моего понимания. Или тебе неважно, с кем шары гонять?

– А я не могу понять, как тебе удается с разговора о волосах перескочить на мой боулинг?

Тетя Элнер, которая по случайному совпадению как раз подкладывала себе очередную порцию горошка, сказала:

– Эти дети получили в наследство папочкины глаза‑горошины.

Норма согласилась:

– Да, но старший неплохой парнишка. – Она обернулась к мужу: – И вообще, Мак, что ты ей предлагаешь, не работать? И пусть дети с голоду помирают?

– Нет, конечно, зачем же помирать. Просто вы, по‑моему, без конца жалуетесь, какой она дрянной парикмахер. Разве нельзя подыскать другую работу, в которой она бы хоть немного соображала? Официантки, например, или что‑нибудь в этом роде?

Тетя Элнер возразила:

– Ей ума не хватит работать официанткой, дай ей бог здоровья.

– И каким же умом надо обладать, чтобы работать официанткой?

Норма сказала:

– Официантка должна как минимум уметь писать, чтобы заказы записывать. Она говорит, что это единственная работа в городе, где не требуется знать грамоту. Признаюсь, я читала каждую этикетку на ее банках‑склянках, прежде чем она польет мне этим голову.

Тетя Элнер все грустила.

– Бедняжка Тот… у нее и без того были реденькие волосы. Такие же, как у ее матери, прямо насквозь просвечивали.

Норма сказала:

– Я где‑то читала, что девяносто девять процентов преступников делают себе татуировки. А ты этого не знал, Мак?

– Нет.

– Так вот знай теперь. Покажи мне татуировку – и я покажу тебе преступника.

– Непременно скажу об этом преподобному Докриллу. У него тоже есть татуировка.

Норма изумилась:

– У пресвитерианского священника?

– Ага.

– Не может быть! И где же?

– На руке.

– И что там написано?

– Не помню.

– Все ты выдумываешь. Нет у него никакой татуировки.

– Есть. А у нас еще есть масло?

Норма поднялась и сходила на кухню.

– Мак Уоррен, все ты врешь. Нарочно выдумываешь, чтобы меня подразнить.

Мак засмеялся и посмотрел на тетю Элнер.

– Нет, не выдумываю. Есть у него татуировка.

– И когда же ты ее видел? – спросила Норма.

– Прошлым летом, когда мы новую пожарку строили. Он снимал рубашку.

– А где на руке?

Мак показал на предплечье:

– Где‑то тут.

– Нет, не верю я тебе. В жизни не слыхала, чтобы пресвитерианский священник разгуливал с татуировками. Ты сочиняешь.

– Норма, я не сочиняю. Мне совершенно все равно, хоть бы у него портрет Мэрилин Монро на заднице красовался, но я тебе говорю, татуировка у него есть…

– Ты хочешь сказать, что у преподобного Джона Докрилла на заднице портрет Мэрилин Монро?

– Я сказал, что мне плевать, даже если бы у него был там портрет. Теперь я уже жалею, что вообще упомянул Мэрилин.

Норма глядела на него с подозрением.

– На какой руке?

– Да не помню. Какая разница!

– Хорошо, а большая она или маленькая?

– Его рука?

– Нет, татуировка.

– Не помню.

– Мак, ты жутко ненаблюдательный. Наверное, ты единственный человек в мире, который, заметив татуировку на руке священника, не полюбопытствует, что на ней изображено.

– Может, это была какая‑то религиозная татуировка? – вмешалась тетя Элнер. – Крест, например, или Тайная вечеря?

– Тетя Элнер, я правда не помню. Я и внимания‑то не обратил.

– А я скажу вам, почему он вспомнить не может, тетя Элнер, потому что ничего он не видел, вот почему! Ты поаккуратнее, Мак, не то скажу Джону Докриллу, что ты распускаешь сплетни, будто у него татуировка.

– И скажи.

– Я знаю Бетси Докрилл и знаю, что она никогда бы не вышла замуж за человека с татуировкой.

– Тебе виднее, Норма.

– Бетси… это та, что сбежала из школы изучения Библии?

– Нет, милая, то была Пэтси.

– Кто?

– Подруга Анны Ли, Пэтси.

– Кто?

– Пэтси Хенри. Они еще устроили детский сад на заднем крыльце Соседки Дороти. Дочка Дороти, Анна Ли!

– А‑а, подружка Анны Ли. Дочки Соседки Дороти. Ну да, помню я ее, курносая такая.

– Точно. – Норма снова повернулась к мужу: – Мак, спорим на целый месяц массажа поясницы, что у Джона Докрилла нет татуировки.

– Зря, проиграешь ведь.

– Видите, тетя Элнер, не хочет спорить. Я ж говорила, он все выдумал. Он знает, что я могу позвонить Бетси и спросить.

– Давай, – сказал Мак.

– Ты меня не подзуживай, ты же знаешь, я это сделаю.

– Звони, кто ж тебе не дает. Кто я такой, чтобы отказываться от целого месяца массажа?

Норма посмотрела на тетю Элнер:

– Звонить?

– Ну позвони. Мне теперь тоже любопытно.

– Ладно, звоню. – Норма встала. – Иду к телефону… Я иду… – Она ждала, но Мак косился на нее, продолжая жевать. Она прошла в кухню и крикнула: – Последний шанс, Мак. Беру трубку… Подношу к уху… Набираю.

После недолгого молчания они услышали, как Норма говорит:

– Здравствуй, Бетси. Это Норма. Как ты? Хорошо. Как мама? Хорошо. Да нет, ничего. Мы тут просто сидим, кушаем. Тетя Элнер у нас… Макароны с сыром и ветчиной, печеные яблоки, горошек. Знаешь, глупо, конечно, такие вещи спрашивать, только не думай, что я рехнулась, но я тут читала статью о татуировках… татуировках… да… э‑э… у Джона есть татуировка, нет? А‑а… ну так я и думала. Да нет, что ты, я так просто, мы подумали, может, он знает кого‑нибудь, у кого есть. Ага. Ну ладно, беги, отпускаю. Ты у нас человек занятой. До вторника. Береги себя.

Норма вернулась в гостиную, села за стол и принялась есть.

Мак подождал. Потом сказал:

– Ну?

– Что – ну? – Норма на него не взглянула.

Тетя Элнер спросила:

– Есть у него татуировка или нет?

Норма потянулась за булочкой.

– Мак Уоррен, я тебя убью.

– Меня? За что?

– Я выставила себя полной дурой, и все из‑за тебя.

– Из‑за меня?

– Единственный раз в жизни ты не наврал… и позволил мне выставить себя полной дурой. Ты прекрасно знал, что у него есть татуировка, черт тебя подери.

– Я так и сказал, что есть. Разве нет, тетя Элнер?

– Да, он так и сказал.

– Ты должен был меня остановить. А ты позволил мне спокойно пойти и…

Тетя Элнер спросила:

– Что там нарисовано на татуировке, агнец?

– Нет.

– Ну а что?

– Просто сердце, а внутри имя.

– Какое?

– Ванда.

Тетя Элнер удивилась:

– Ванда?.. Мне казалось, его жену зовут Бетси.

Норма гневно смотрела на Мака:

– Мак, я тебя убью.

– Интересно, кто такая Ванда, – полюбопытствовала тетя Элнер.

– Не знаю, и уж конечно я не стала спрашивать.

– Бедная крошка Бетси.

Норма взглянула на улыбающегося Мака:

– Чего это ты такой довольный?

– Полагаю, после обеда меня ждет первый массаж.

Норма покачала головой:

– Вот видите, тетя Элнер, видите, с кем приходится иметь дело? Вечно я ловлюсь на его дурацкие пари.

– Может, его мать звали Ванда?

Мак хмыкнул:

– Нет, тетя Элнер, вряд ли это имя его матери.

Тетя Элнер была заинтригована.

– Норма, она никак не намекнула, чье это имя?

– Нет. И к тому же не слишком обрадовалась, что я вообще спрашиваю. Нам обеим было ужасно неловко, так что спасибо тебе большое, Мак!

– Ума не приложу, почему ты мне не поверила.

– Да кто же в здравом уме поверит, что пресвитерианин, тем более священник, будет расхаживать с татуировкой? Не каждый же день с этим сталкиваешься.

– Может, это из Библии?

– Нет, тетя Элнер, – сказала Норма. – Сомнительно, чтобы в Библии встречался персонаж по имени Ванда.

– Может, это жена одного из апостолов?

– Нет, дорогая. – Норма нахмурилась в сторону Мака: – А тебе я вот что скажу. Благодари свою счастливую звезду, что когда я за тебя вышла, на тебе не было татуировки с именем другой женщины.

– Что?

– Что на тебе не было имени этой девицы Аннет, не то бы я с тобой в первый же день развелась.

– Ах, ах, да ради бога.

Тетя Элнер спросила:

– Кто такая Аннет?

– Никто, – сказал Мак.

– Не позволяйте ему дурачить вас, тетя Элнер.

– У нас было одно свидание, а она раздувает из этого целый роман.

Норма встала и начала прибирать со стола.

– А я случайно узнала, что у вас было два свидания.

– Как ты узнала?

– Узнала, и все. Неважно. – Норма отправилась на кухню достать из холодильника рисовый пудинг.

Мак подмигнул тете Элнер:

– А я вот что сделаю. Завтра пойду и закажу твое имя, прямо поперек груди, ладно?

Норма, выдавливая джем на пудинг, крикнула из кухни:

– Не вздумай. Не хватало только, чтобы ты себя всего покрыл татуировками. Потом ты присоединишься к банде рокеров и начнешь грабить банки. Как раз об этом я всю жизнь и мечтала: стать женой преступника.

Мак взглянул на тетю Элнер, которая в ожидании десерта уже держала наготове ложку.

– Моя‑то совсем сбрендила.

– Да, но рисовый пудинг у нее бесподобен.