Встреча. Дена проснулась в ужасе перед предстоящим походом к врачу, но идти все равно придется

Нью‑Йорк

1974

Дена проснулась в ужасе перед предстоящим походом к врачу, но идти все равно придется. Он отказывался и дальше прописывать лекарства без осмотра. Повезло же ей попасть к настоящему деспоту. После осмотра она сидела у него в кабинете, умирая от желания курить, пока доктор Холлинг проглядывал свои прошлые записи и изучал результаты гастроскопии, которую он заставил ее снова сделать. Вид у него был недовольный.

– Дена, ваша язва не затягивается, хотя должна была. Честно говоря, стало даже хуже. – Он посмотрел на нее: – Вы не курите?

– Нет.

– Ни кофе, ни алкоголя?

– Нет.

– И диету соблюдаете?

– Да, полностью.

На прошлой неделе она действительно съела тарелку овсянки.

– Ну, тогда не понимаю. – Он вздохнул. – Единственная причина, которая приходит мне в голову, это обычный стресс. Так что мне остается только прописать вам постельный режим.

Дена встревожилась не на шутку.

– Постельный режим? Это как?

Он глянул на нее поверх очков:

– Дена, это именно так, как я сказал. Я собираюсь уложить вас в постель по крайней мере на три недели. У меня ощущение, что иначе вас не остановить. Вы на грани. Еще немного – и язва начнет кровоточить, и тогда только операция. Или хуже – вы умрете от потери крови.

– Но она еще не кровоточит?

– Нет, но к этому идет, если станет хоть немного хуже. И я не позволю вам себя убить.

– Но мне нужно работать. Правда. Я потеряю работу, если залягу. А я только пробилась.

– Дена, это ваше здоровье.

– Послушайте, я обещаю. Я пойду прямо домой, лягу в постель и буду пить молочные коктейли и есть пюре – правда. Обещаю. Я всю жизнь работала, чтобы попасть туда, где сейчас оказалась. Неужели ничего нельзя сделать? Может, еще каких‑нибудь таблеток пропишете?

Доктор Холлинг покачал головой:

– Нет. Вы уже все перепробовали, ничего не помогает.

– Честно говоря, я иногда позволяла себе отклоняться от диеты. И я покуриваю. Может, слишком много носилась, но я обещаю исправиться. В следующий раз вы увидите меня на сто процентов здоровее. Ну пожалуйста!

Он откинулся на спинку кресла:

– Это против моих правил, но я заключу с вами сделку. Я хочу, чтобы вы пришли через два месяца. И если лучше не станет, заточу вас в больницу, поняли?

– Да, да, поняла.

– А пока я хочу, чтобы вы побеседовали с моим другом. Может, он разберется, что является причиной этого стресса. Вы слишком молоды, чтобы доводить себя до такого состояния. Поговорите с ним, может, он поймет, что вас… снедает. Может, это не только из‑за работы.

Он написал имя и адрес. Дена успокоилась.

– Хорошо. Пойду к кому скажете.

Доктор протянул ей листок. Но, прежде чем отпустить бумажку, сказал:

– Пообещайте, что будете ходить к этому человеку не меньше двух раз в неделю, или немедленно кладу вас в больницу.

– Клянусь. Позвоню ему, как только доберусь до дому.

Если бы Дена могла, она бы выбежала из кабинета бегом.

Днем она позвонила этому О'Мэлли и три дня спустя вошла в здание, где он вел прием, и прочитала в расписании на стене: «Доктор Джералд О'Мэлли, психиатр. 17‑й этаж».

Дена пришла в ужас. Психиатр? Он что, обалдел, этот доктор Холлинг? Она хотела развернуться и уйти. Но одумалась. Холлинг узнает, если она не придет, так не лучше ли сходить, а про себя посмеяться над ними обоими.

Она поднялась на семнадцатый этаж, постучала и услышала: «Войдите». Навстречу Дене поднялся молодой врач, немногим старше ее самой, пожал ей руку:

– Здравствуйте, мисс Нордстром, я доктор О'Мэлли.

Аккуратный молодой человек смахивал на ученика частной школы и носил очки в роговой оправе. У него были голубые глаза и чистая, почти младенчески свежая кожа. Ощущение, что утром, перед уходом, его одевала и причесывала мамочка.

– Вы врач?

– Да. Присядете?

– Не знаю почему, – сказала она, садясь, – но я ожидала увидеть человека постарше и с бородой.

Он засмеялся.

– Жаль вас разочаровывать, но с бородой у меня как‑то не сложились отношения.

Он сел, приготовил ручку и тетрадь и стал ждать, когда она заговорит. Ей предстояло узнать, что он это делает весьма часто.

Наконец она произнесла:

– Гм, я здесь не для того, чтобы попасть на прием к психиатру. Точнее, я здесь не потому, что считаю, будто мне нужен психиатр, поверьте.

Он кивнул. Это он тоже будет проделывать весьма часто.

– У меня язва, и это идея доктора Холлинга. У меня просто небольшой стресс, связанный с работой.

Он удовлетворенно кивнул и сделал пометку. Она откинулась на спинку и стала ждать, что он скажет.

Он молчал.

– В общем, поэтому я и здесь – из‑за стресса по работе.

– А‑га, – кивнул он, – а чем вы занимаетесь?

– В смысле?

– Какая у вас работа?

Дена была поражена.

– Телевидение!

– Что вы там… делаете?

– Я на нем работаю.

Он кивнул и стал ждать, что она продолжит. Повисла еще более длинная и неуклюжая пауза.

– Вы могли меня видеть. Я беру интервью в вечерней программе новостей.

– Нет, простите. К сожалению, я не имею возможности часто смотреть телевизор.

Он совсем сбил ее с толку.

– Ну ладно. В общем, это важная работа, и…

Вдруг Дена почувствовала раздражение. С какой стати объяснять, кто она такая и что делает.

– Вы наверняка говорили с доктором Холлингом насчет моей язвы. Он считает, что я должна с кем‑то побеседовать о стрессе. – Дена взглянула в сторону кушетки. – Я не должна лечь или… еще чего?

Доктор О'Мэлли сказал:

– Только если сами захотите.

– Ага. Ну а… закурить можно?

– Я бы попросил этого не делать.

Дена разозлилась уже не на шутку.

– У вас что, аллергия какая‑нибудь?

– Нет. Просто с язвой курить не следует.

Дена злилась все больше. Закинув ногу на ногу, она принялась покачивать туфлей. Парень‑то настоящий кретин.

– Слушайте, я пришла только потому, что обещала доктору Холлингу.

Он кивнул.

– Ну так я не знаю, что мне нужно говорить. Не хотите задать мне какие‑нибудь наводящие вопросы?

– А о чем бы вы хотели рассказать? – по‑прежнему уклончиво спросил он.

– Я вам уже сказала. У меня на работе нервная обстановка, мне трудно заснуть, я думала, вы мне что‑нибудь пропишете, и все.

– Предполагается, что сначала мы немного побеседуем.

– О чем вы хотите побеседовать?

– Вас беспокоит что‑нибудь определенное, о чем бы вы сами хотели поговорить?

– Вообще‑то нет.

Он смотрел на нее и ждал. Она оглядела кабинет.

– Послушайте, я уверена, что вы хороший человек, и не хочу обижать вас, но я во все это не верю. Все это нытье и жалобы на то, что твои мама и папа сделали, когда тебе было три года. Может, некоторым это подходит, но я никаким боком не принадлежу к их числу.

Он опять кивнул. Она продолжала:

– Я не в депрессии, у меня отлично идет работа. У меня нет желания спрыгнуть с Бруклинского моста, и я не считаю себя Наполеоном. Родители меня не били…

Доктор О'Мэлли, что‑то пометив в тетрадке, сказал:

– Расскажите мне побольше о ваших родителях.

– Что?

– О ваших родителях.

– Нормальные были родители, они умерли, но они не привязывали меня к спинке кровати и ничего такого не делали. Я очень общительна. Обо мне всегда говорят, что я уверенная в себе и мудрая. Люди приходят ко мне со своими проблемами. Если откровенно, все говорят, что я самый нормальный человек в мире, а в моей работе, поверьте, это явление довольно редкое.

– Братья, сестры?

– Что братья‑сестры?

– Есть?

– Нет. Я одна.

– Ясно. – Он записал: «Единственный ребенок». – Сколько вам было, когда умерли родители?

– Отец был убит на войне до моего рождения.

Он ждал. Она оглядывала кабинет.

– Сколько лет нужно, чтобы стать психиатром?

Доктор О'Мэлли сказал:

– Много. А ваша мать?

– Что?

– Сколько вам было, когда умерла мать?

– Не помню. На психиатра нужно меньше учиться, чем на настоящего врача?

– Нет, не меньше. Что вызвало смерть?

Дена посмотрела на него:

– Чью?

– Вашей матери.

– А‑а, ее сбила машина. – Дена принялась рыться в сумке.

– Ясно. Какие вы чувства испытали?

– Такие, какие обычно испытывает человек, чью мать сбивает машина. Но потом все проходит. Нет ли у вас какой‑нибудь жвачки или еще чего?

– Нет, к сожалению.

Он ждал, что она продолжит, но она молчала. Через минуту она еще больше разозлилась:

– Слушайте, я пришла не для того, чтобы меня анализировали. Мне это не нужно. Жаль огорчать вас, доктор, но я абсолютно счастливый человек. У меня есть все, что я хочу. У меня есть любимый. Все идет как нельзя лучше, единственный минус – это язва.

Он кивнул и сделал пометку. Да что там у него за почеркушки, крестики‑нолики, что ли? Как только время сеанса закончилось, Дена тут же ушла. Интересно, о чем она будет говорить с этой хладнокровной рыбиной целых два месяца? Как с ним вообще можно о чем‑то разговаривать? Он же идиот, неандерталец.

Даже телевизор не смотрит, господи прости.