Госпожа биометрия

(Ивантер Э.В., Коросов А.В. Элементарная биометрия. Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 2010: 1–106)

Госпоже Биометрии в этом году исполняется 125 лет.

– Числа правят миром! – Провозгласил двадцать пять веков тому назад Пифагор.

– Числа правят жизнью! – Мог бы воскликнуть ему в унисон Фрэнсис Гальтон, придумавший в 1889 г. понятие biometry. Кузен Чарльза Дарвина, он изучил вдоль и поперёк «Происхождение видов» – причём его буквально заворожила глава «Изменчивость у одомашненных животных».

Эта вариабельность признаков!

Поначалу она кажется хаотической – ошеломляет своей непредсказуемостью – уходит от классификации.

Фрэнсис Гальтон первым начал осваивать признаковое пространство.

Статистически изучая поток изменчивости, он выявлял в нём соответствия, повторности, сцепления.

Вскоре был открыт закон корреляции.

Вот как его содержание передают Э.В. Ивантер и А.В. Коросов: «Взаимная связь (взаимная зависимость) двух признаков при их изменчивости, т. е. сопряжённость их вариации, называется корреляцией» (с. 51).

Книга отмечена краткостью и точностью формулировок. Успешно используя бритву Оккама, авторы отсекают подробности, избыточные для обобщающего издания. Биометрию видишь целостно: прекрасное сложение – элегантность в движении мысли.

Г.В. Лейбниц задавался вопросом: как бесконечное множество монад согласуются друг с другом? В поиске ответа он пришёл к идее предустановленной гармонии, источником которой с его точки зрения является Бог, а с нынешних позиций – синергетика.

О Биометрии можно сказать следующее: некое подобие такой гармонии она нашла для множества признаков, дав ему такое название: генеральная совокупность.

Это не-классическая гармония.

Основа у неё вероятностная.

Случайное, свободно-спонтанное в новой картине мира – её создавала прежде всего физика – взяло верх над необходимым, жёстко-детерминированным.

Биометрия тут внесла свою весомую лепту.

Ломка взглядов оказалась трудной.

Мнилось, что задето и эстетическое чувство природы – оно воспитывалось на простых и ясных композициях, имеющих малое число элементов. Тогда как биометрия опирается на сложное – массовое – нелинейное!

Гармония потеряна?

Вовсе нет! Она обрела поначалу непривычную, но на поверку более глубокую форму.

Это коэффициент корреляции Карла Пирсона.

Классик биометрии, он являлся выдающимся философом науки – его резко критиковал В.И. Ленин. Уже это указывает: стоющий был мыслитель.

Природа в эпохальном уравнении звучит на манер "Гольдберг-вариаций" И.С. Баха. Мы видим, как струи изменчивости, казавшиеся поначалу турбулентными, начинают походить на струны, настроенные по своеобычному камертону.

Имеют место и резонансы, и контрапункты.

Звучание получается полифоническое. Оно лишь для новичка похоже на белый шум – опытный слух улавливает в нём красивую структуру.

В книге мы прочтём о множественной корреляции (с. 64).

Теперь учитывается не два, а энное количество сопряжённых признаков – гармония биоса предстаёт всё более многомерной, многофакторной.

Наше чувство красоты развивалось под влиянием локальных форм.

Биометрия добавляет к ним статистические распределения.

Сколь симметрично нормальное распределение!

А вот в распределении Парето мы видим резкое правостороннее смещение

С рембрандтовской светотенью ассоциируется альтернативное распределение.

Тогда как знаменитое распределение Пуассона отмечено моментом остранения, новизны.

Вообще игра распределений часто парадоксальна: наши ожидания – и математические, и логические – обманываются. Каких детей мы ждём от высокорослого отца? Естественно, тоже высокорослых! Однако на самом деле наличествует обратная зависимость. Исходя из этих наблюдений, как бы задирающих здравый смысл, Ф. Гальтон сформулировал закон регрессии.

С госпожой Биометрией не заскучаешь!

Над входом в Академию Платона висела надпись: «Да не войдёт сюда не знающий геометрии!».

Над входом в эколого-биологический факультет ПетрГУ мне видится другой императив: «Да не войдёт сюда не знающий биометрии!».

Под руководством великого декана Эрнеста Викторовича Ивантера здесь её изучают с прилежностью и любовью.

125 лет: для науки это – ювенильная пора. А сколько сделано!