Округ Юма, Аризона, США. Дрика при первом уроке стрельбы воображения не поразила, но и плохого сказать о ней было нечего

Дрика при первом уроке стрельбы воображения не поразила, но и плохого сказать о ней было нечего. Сначала пугалась выстрелов, щурилась и часто моргала, потом немного втянулась. А через час уже стала попадать в самодельные мишени из картонных коробок. На десяти метрах из пистолета, на полусотне — из «хеклера». Для мертвяка меткость пока недостаточная — тому надо в лоб целить или куда-то около, но в человека должна попадать. Ещё учить надо, но, по крайней мере, труды пойдут не впустую.

Отстреляла она магазин из «штайра» с оптикой — и в этом мне понравилась куда больше. На двух сотнях ярдов пули шли очень даже кучно. Сказалось то, что руки у Дрики слабые для удержания оружия на весу, а из положения лёжа и с упора, с сошек — начал выручать глазомер художника. Моторика ведь мышечная у стрелка и художника похожа на самом деле, глаз — рука, поставить точку не промахнувшись и выставить прицельную марку, остановив в нужном месте. Затем подумал и пришёл к решению, что сегодня же заставлю Дрику тренировать руки, причём активно. Не годится так: пусть хоть с гантелями занимается.

Сам я тоже немного пострелял из этой винтовки и остался вполне доволен ею как лёгкой снайперкой. Кучность была вполне терпимая, стрелять было легко. Случись чего — и с пары сотен метров я легко ухлопал бы любого зомби, возникни такая необходимость. В завершение пострелял из «зига» с полуторакратным «акогом». И этот прицел мне очень понравился — целиться двумя глазами не мешает, наведение на цель мгновенное, почти как с «холосайтом», но меткость растёт. Полезная штука. Правда, после этого сразу же вернул на место «холосайт», а полуторакратник решил переставить на запасную М-4. Пусть будет — так и нашим, и вашим получится.

Затем Джефф, пристально наблюдавший за нашими упражнениями, да ещё и учивший Дрику, сказал:

— У девочки неплохо для первого раза: есть глазомер, только надо руки тренировать. И со спуском пистолетным заниматься целыми днями — целиться в камешки. А теперь поехали. Нечего время терять.

И наша «боевая» «тойота», повиляв между холмами, за которыми мы прятались, вновь выкатила на дорогу, буксанув в пологом кювете и поднимая за собой шлейф густой жёлтой пыли. Джефф, кстати, в салон теперь залез, а Дрика перебралась на тесноватое заднее сиденье полуторной кабины. Впрочем, она там вполне нормально пристроилась при своей хрупкости и гибкости — это мне с моими габаритами там не повернуться.

Ехали настороженно, постоянно оглядываясь. С одной стороны, здесь простор для маневра — поля кругом, а с другой… единственное укрытие — холмы, но нас от них отделил узкий оросительный канал с водой, через который только пешком можно перебраться. А с противоположной же стороны на все обозримое пространство тянулась плоская, как стол, равнина, разделённая на аккуратные прямоугольники полей. Изредка встречались фермерские домики, выглядевшие безлюдными и брошенными, но это в основном были времянки, сами фермы находились в других местах.

Дорога сначала прилежно повторяла конфигурацию оросительного канала, тянущегося вдоль холмов, затем ей это надоело, и она вдруг выпрямилась, повела нас в поля, прямая как стрела, но, словно застеснявшись такого порыва, резко свернула вправо, снова прижавшись к холмам и старательно повторяя их очертания.

Впереди показалась развилка, наш пыльный просёлок упирался в узкое асфальтированное шоссе, ведущее на север, в глубину гигантского полигона, который тянулся справа от нас, за той самой линией холмов.

— По девяносто пятому поедем, до поворота на Империал Дам, — сказал Джефф, выворачивая руль.

Пикап слегка подпрыгнул, вывалившись на асфальт, а затем начал разгоняться, быстро потеряв пыльный хвост, волочившийся за ним, пока его колеса месили пыль грунтовки.

— Может, был смысл поехать вдоль канала? — спросил я. — Выше вероятность, что увидим что-то интересное. Люди будут тянуться к воде.

— А мы так возвращаться будем, — ответил он. — Здесь по пути две территории полигона, хочу в них заглянуть. Охрана здесь частная, можно встретить знакомых.

— А что за компания охраняет полигон? — заинтересовался я.

— Они напрямую охранников нанимают, подчинены полигонному начальству, — ответил Джефф. — А вот главным над ними мой приятель — раньше вместе работали инструкторами.

— Это у национальных гвардейцев? — уточнил я.

— Точно.

Шоссе тянулось меж двух гряд невысоких холмов, местами заросших жёлтым кустарником и травой. В своё время, когда в этих краях копали что каналы, что места под прокладку шоссе, никто вывозом грунта особо не заморачивался — зачем его вообще вывозить в пустыне? Его вываливали рядом неряшливыми насыпями, которые постепенно зарастали скудной пустынной растительностью и прекрасно исполняли роль дополнительной защиты от наносов песка.

Но это в мирное время, а сейчас такая картина напрягала: видимость с дороги была ограничена буквально десятком мест в каждую сторону, а сама дорога была прямой, как натянутая верёвка, и устроить на ней засаду так просто, что с такой задачей справился бы и младенец. Ни обнаружить заранее, не сманеврировать, ни укрыться. Беда, да и только.

Такие мысли не успокаивали, я даже скинул карабин с предохранителя и держал его в руках, готовясь открыть огонь во всё подозрительное, что бы ни увидел. Мою нервозность заметил Джефф, который и сказал:

— Не думаю, что здесь что-то может случиться. Нормальные люди должны ехать вдоль реки, а здесь пусто. Какой смысл тогда тут засады устраивать? Только под солнцем жариться. Высматривай свежие следы колёс от дороги за насыпь — тогда это будет подозрительно.

Тут он прав, конечно: дорога пуста, кто будет поджидать на ней случайных проезжих? Есть и получше охотничьи угодья в окрестностях. Однако я решил не расслабляться и всматривался в обочины и насыпи впереди до боли в глазах в поисках следов свернувших с дороги машин.

Километров через пять я заметил две огромные пушки, стоящие прямо в пустыне. Перекрёсток, знакомое место. А это два экспоната: могучая гаубица калибра М1 в двести сорок миллиметров и «атомная пушка» М65 — продукт «холодной войны»: перелицованная германская железнодорожная пушка высокой мощности К5 и переставленная на автомобильный трейлер. Вообще местный военный полигон был богат на подобного рода экспонаты, выставленные в самых неожиданных местах и являющиеся местами паломничества туристов и местных школьников.

Мы свернули прямо между образцами артиллерийской монструозности и вскоре увидели четыре стоящих кучкой старых танка, а дальше, справа от дороги, виднелось множество широко разбросанных по окрестностям строений — какие-то склады, контейнеры, сетчатые заборы, и всё это словно нанизано на сеть отличных асфальтированных проездов, соединяющих эти разрозненные на первый взгляд участки территории в единую систему.

— А что это? — подала с заднего сиденья голос Дрика, до этого момента молчавшая.

— Нечто вроде промзоны при жилом городке, — ответил я. — Чуть дальше будет посёлок, где живут те, кто работает на полигоне. А здесь их склады, всякие офисы и прочее.

— А там дальше что? — спросила она, вглядываясь в горизонт. — Самолёты?

— Там небольшой военный аэродром, — ответил уже Джефф. — Одна полоса и пара рулёжек. «Геркулесы» садятся обычно.

И впрямь далеко-далеко были видны силуэты двух военных самолётов, с такого расстояния казавшиеся не зелёными, какими они были на самом деле, а серыми, словно из бумаги вырезанными.

— Кто-то есть, кажется, — сказал Джефф, останавливая машину и протягивая мне бинокль. — Посмотри, кто там, на два часа.

Я взял обрезиненный увесистый бинокль, приложил к глазам, направив в указанном направлении. Так и есть, люди — два белых фордовских пикапа в простой рабочей комплектации, возле них несколько человек с карабинами. Все в зеленоватых бейсболках и рубашках, в чёрных разгрузках, в светлых брюках. Прайват секьюрити, без вопросов.

— Охрана вроде, — сказал я и передал бинокль обратно Джеффу.

Тот принял его, всмотрелся, затем кивнул:

— Они самые. Поехали, пообщаемся.

— Ты только осторожней, — сказал я.

Народ нынче нервный, а если кто нервный, да ещё и вооружённый, то это может быть опасно. Как-то не хочется на дурную пулю налететь.

— Я там с большей половиной лично знаком, — ответил Джефф. — Узнаем у них, что здесь и как.

Наш ярко-красный пикап тронулся с места и поехал в сторону промзоны, вызвав заметное внимание у охранников. Стоявшие доселе кучкой, они быстро рассредоточились в редкую цепь, агрессивности, однако, не проявляя. Когда мы подкатили ближе, Джефф с удовлетворением кивнул и сказал:

— Троих из них я знаю, всё в порядке.

— Хорошо, если в порядке, — философски ответил я, после чего повернулся к Дрике: — Ты всё же не расслабляйся. Вообще ни с кем, понятно? Времена теперь такие… странные.

— Да ладно, не пугай девочку, — усмехнулся Джефф. — Нормальные это ребята.

При этих словах мне вспомнились толстяки, папа с сыном, которые при иных обстоятельствах тоже были всем нормальными на загляденье, а вот в данном конкретном случае превратились в два мешка с дерьмом. Так что… всякое бывает, всякое.

Но в данном случае ничего страшного действительно не произошло. Мы ещё подъезжали к стоящим охранникам, как Джефф высунулся из окна, крикнул что-то, что я не разобрал, и помахал рукой. Люди заулыбались, заметно расслабились. «Тойота» подрулила ближе, тормознула, Джефф заглушил двигатель.

— Привет всем, — сказал он, вылезая из машины и протягивая руку здоровяку с подковообразными усами и слишком маленькими для его большого красного лица чёрными очками.

Тот вполне сердечно её пожал, затем Джефф представил нас:

— Дрика, Андре — мои друзья, вместе спасаемся.

— Дик, Пабло, Митч, Арни, Сэл, Хосе и Айзек, — быстро представил мужик с усами свою компанию, начав с самого себя.

Все по очереди кивнули и пожали мне руку. Заодно все косились на Дрику — местный фетиш, «бейб с пушкой». Она всем сдержанно улыбалась и, как я заметил, держалась всё время чуть позади меня. Правильная реакция молодой женщины для трудных времён.

— Как вы тут устроились? — с ходу спросил Дика Джефф. — А то мы пока спрятались у чёрта в заднице, но теперь хотим немного разобраться, что творится вокруг города.

— Ну, как сказать… — немного задумался усатый Дик. — Военных здесь пара взводов всего с полковником во главе. В основном мы, частная охрана, люди из пограничного патруля, кое-кто из национальной гвардии подтянулся, и маринз с авиабазы дали человек пятьдесят на усиление. Полиция и аризонская, и калифорнийская. Весь SWAT Юмы почти в полном составе. В общей сложности человек пятьсот боеспособных набралось — это если без семей считать. А что, думаешь к нам перебраться?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Джефф. — А как устроились? Много вас.

— А что тут устраиваться? Персонал полигона в своём городке живёт, с этим проблем нет. А остальные возле плотины, в пляжных домиках и в трейлерах.

— Верно, — кивнул Джефф. — Там можно весь город разместить. А в остальном как? Что дальше планируете?

— Там какие-то инженеры к плотине турбины пристраивают и провода тянут — вроде электростанцию запустить хотят, — ответил Дик. — Это всё, что я знаю.

— Пока разговор о том, чтобы обеспечиться энергией, едой и топливом, — встрял Хосе — невысокий сухой парень с короткой бородкой. — А дальше видно будет. Пока никто ничего не планирует.

— Ну, вода-еда-бензин — неплохо, а с оружием как? — спросил Джефф.

— С этим порядок: вскрыли и арсеналы национальной гвардии, и армейский арсенал на полигоне был.

Я обратил внимание, что у всех шестерых карабины армейские, стандартные М-4 с режимом автоматического огня. У охраны здесь сплошь самозарядники. Точно разжились у вояк. У двоих, кстати, вообще с подствольниками, так что мог бы и сразу догадаться.

— Вас тут что, шестеро всего? — удивился Джефф.

— Нет, полтора десятка, — ответил Дик и махнул рукой куда-то за спину. — Там ещё два пулемёта. Мы здесь за охрану: много всего полезного в складах, и вывозить пока только собираются. Сегодня с утра два контейнера грузовики загрузили, и всё.

Это чисто американская южная везуха, называется. Холодов нет, непогоды нет — вот поэтому склады очень часто устраивают в транспортных контейнерах, поставленных прямо на землю. Огородят территорию, заставят контейнерами — да и всё. Надо что вывезти — закинули железный ящик на машину да и повезли себе помаленьку. У нас, в России, эдак не выйдет, если только что-то совсем незамерзающее хранить.

— Новых людей принимаете?

— Принимаем, — кивнул усач. — Но решаем не мы: езжай тогда в жилую часть полигона — там сидят те, кто решает.

— И где они там сидят? — уточнил Джефф.

— Сразу за танком слева здание. Там вроде комиссии, — ответил Дик.

— Что-то вы широко живёте, — влез я в разговор, прикинув и вспомнив местный ландшафт. — Хватит пяти сотен бойцов на все объекты?

— Пока хватает, — пожал плечами Дик. — Обзор во все стороны хороший, да и не лезут сюда мертвецы особо, ближе к городу держатся. Да и люди прибывают понемногу.

— Кстати… — вдруг вспомнил я. — Я в городе людей из «ДинКорпа» видел, свои делишки обделывающих. Они где окопались? Не слышал?

— Они здесь, у нас на основном комплексе пристроились. Знаешь, где это? — махнул он рукой куда-то в сторону пустыни. — Под охрану взяли.

— Там же техники много было, — удивился Джефф. — Им всё подарили?

— Почему? Всю забрали, когда проблемы начались. Там десятка два гаубиц оставалось, но их передислоцировали, в основном на охрану плотины. Плотина — это жизнь.

Тут мы с ним полностью согласны были. Что может в пустыне равняться по ценности с водой? Да ничего, пожалуй. Плотина оседлала реку, а река Колорадо — основа местной жизни, без неё никуда.

— Ладно, поехали дальше, — сказал Джефф.

Мы попрощались с Диком и его коллегами, загрузились в машину. Дорога опять втиснулась меж двух насыпей и повела нас на запад, в сторону реки. Ехать пришлось совсем недолго — километров пять или шесть, не больше. Насыпи вдруг исчезли, и мы почти упёрлись в очередной канал, на этот раз широкий и глубокий — настоящую реку, — за которым тянулись заросшие кочковатые поля, ограниченные на самом горизонте рядом пологих холмов. Тут мы свернули направо и почти сразу увидели вытянувшийся вдоль дороги ряд высаженных акаций, а за ними — белые домики, добротные и симпатичные, в каких принято селиться так называемому «среднему классу» в этих краях. Идиллию нарушал лишь двойной ряд спиральной колючей проволоки, державшейся на кольях и рогатках, установленных явно совсем недавно.

Затем мы увидели на перекрёстке старый средний танк М47 «паттон» оливкового цвета, с белой звездой на башне, перед ним дорога ответвлялась направо, упираясь в добротный опорный пункт из мешков с песком, скрывавший бронетранспортёр М113 и пару крупнокалиберных пулемётов. Службу здесь несли военные, причём не маринз с авиабазы, а армейцы, сухопутчики, то есть местные, которые на полигоне и служили.

Посёлок, который они прикрывали, был их местом жительства, равно как и всего гражданского персонала этого самого большого в Америке учебного и испытательного центра. И сейчас они, судя по всему, решили его не покидать. Не знаю, разумно это или нет, но пара десятков километров знойной пустыни, отделявшей посёлок от Юмы, от мертвяков была защитой достаточной, а реальных конкурентов военным из числа живых в окрестностях пока не наблюдалось.

Посёлок был хорош. Даже отсюда был виден огромный голубой бассейн, бейсбольное поле, пара закусочных, гладкие асфальтированные дороги: военное ведомство не скупилось на обустройство жизни своих людей — особенно тех, кто служит подолгу. Я сравнил этот посёлок с тем военным городком возле аэродрома вертолётного полка, в котором мне довелось пожить в своё время во время службы, и искренне позавидовал американцам.

Ко всем прочим достоинствам этого места мне вспомнилось целое поле солнечных панелей, расположенное с обратной стороны городка. Если ехать от плотины, то его видно. Вообще в этих краях солнечные панели — настоящее богатство: места много, солнце круглый год, да ещё такое яркое, что я до сих пор без солнцезащитных очков из дома выйти не могу. Вечный запас электричества — куда там генераторам.

Перед блоком нас остановили, взяв на прицелы пулемётов. Военный со знаками отличия мастер-сержанта подошёл, с сомнением посмотрел на пулевые пробоины в кабине нашего пикапа, заглянул в кабину. Я обратил внимание на искажённое отражение своей физиономии в его непроницаемо-чёрных очках. Он спросил:

— Что у вас с лицом?

Палец в перчатке чуть не уткнулся в мой пластырь, заботливо налепленный Дрикой.

— В драку влез, — усмехнулся я. — Схлопотал прикладом.

Сержант посмотрел на меня, задумчиво покусывая губу, затем спросил:

— Вы к кому и зачем?

— Нас из промзоны отправили к вам, — ответил уже Джефф. — Сказали, что желающих переселиться здесь принимают.

Сержант кивнул, затем показал рукой, затянутой в перчатку, на офисного вида домик, стоявший в дальнем конце просторного пустынного паркинга. Возле домика стояли «хамви», два «матта» и белый с зелёным «блейзер» пограничного патруля.

— Вам туда надо.

Мы последовали этому лаконичному совету и свернули, куда сказано. Проехали метров пятьдесят, остановились. Джефф повернулся ко мне, спросил:

— Идёшь со мной?

Особого любопытства по отношению к будущему разговору я не испытывал, всё равно на жительство здесь оставаться не собираюсь, равно как и Дрика. Поэтому я покачал головой и ответил:

— Нет, иди один. Мы машину покараулим.

— Тогда винтовку оставлю, — сказал он и направился к домику, на крыльце которого стояли трое в форме пограничного патруля, о чём-то болтавших.

Мы с Дрикой выбрались из машины, разминаясь, огляделись. Если бы не блок на въезде и не колючка по периметру, то даже и не подумаешь, что вокруг какие-то проблемы — настолько тут было тихо и спокойно. Классическая сонная аризонская одурь, песок, жара, тишина, в небе ни облачка — лишь птицы высоко в небе кружатся стаей, словно чаинки на дне стакана.

Я посмотрел на Дрику задумчиво, затем сказал:

— Ты бы зря время не теряла — есть ведь чему учиться. Позанимайся с «хеклером». Видишь вот эти три куста?

Я указал ей на пучки высокой жёсткой травы метрах в двадцати от границы паркинга.

— Твоя задача — повторять движение, отрабатывая до автоматизма: приклад к плечу, навести на куст, следить, чтобы левый глаз не закрывался. Убедилась, что целишься точно — опускаешь ствол, затем наводишь на другой куст, в произвольном порядке. Давай, времени у нас много, не теряй его впустую.

Она ничего не ответила, лишь кивнула и сразу взялась за упражнения. Пограничники мельком глянули на неё и вернулись к своему разговору. Сейчас этим уже никого не удивишь. Я тоже делом занялся: попеременно то бросал карабин, давая ему повиснуть на груди и выхватывая пистолет, наводя его на кустарник, то убирал пистолет в кобуру, вскидывая и прижимая к плечу «зиг».

Так с пользой мы провели минут пятнадцать, пока на улицу из офиса не вышел Джефф, явно довольный.

— Какие-то новости? — спросил я его.

— Точно, новости, — кивнул он. — Есть возможность переселиться сразу. Парень, который командует расселением, мой приятель — с полигона национальной гвардии.

— И что?

Дрика прервала свои упражнения и тоже прислушалась к разговору. Джефф ответил вопросом на вопрос:

— Знаешь трейлерный парк и пляжные домики возле плотины?

Вопрос был как минимум риторическим, потому что это было одно из любимых мест отдыха для жителей Юмы, да и говорили мы с ним уже об этом раньше. Огромная площадка, приспособленная для приёма Ар-Ви, и длинные ряды небольших бунгало вроде приплюснутых сверху дачек, которые или сдавались в аренду, или принадлежали на правах собственности местным любителям водного спорта. Возле каждого из таких домиков стояли или аквабайк[59], или лодка на прицепе.

— Знаю, — кивнул я. — И что?

— Все, кто входит в «Общину Плотины», селятся там, — пояснил Джефф. — Насчёт домиков пока всё непонятно, но трейлерный парк наполовину пуст, и поставить наши прицепы труда не составит. Эрни выписал нам пропуск.

— Эрни? — переспросил я.

— Мой приятель, — пояснил Джефф, кивнув на офис. — Без пропуска туда и близко не подпустят. А так можем заселяться хоть сейчас, в общину нас примут.

— Уверен? — усмехнулся я.

— Да. Фактически уже приняли, осталось соблюсти формальности и перетащить наш лагерь. Поехали посмотрим, как там и что?

— Поехали! — обрадовалась Дрика, до того момента молчавшая.

Мне тоже было интересно посмотреть, как люди устроились, хоть в целесообразности собственного переселения я пока сомневался. Надо бы для начала ознакомиться с правилами местного общежития, поскольку мои проблемы и мои планы очень отличаются от проблем и планов моих товарищей.

— Тогда поехали, чего ещё здесь ждать? — сказал я, усаживаясь в кабину.

Дорога опять вынесла нас к каналу и повела на север, зажатая водой слева и очередной насыпью справа. Здесь насыпь была ещё выше, чем встречались нам перед этим: в неё высыпали грунт не только от строительства самой дороги, но ещё и канала. Я подумал, что эти насыпи словно специально для засад придумали: за ними от проезжих хоть танковую дивизию можно скрыть.

Ехать пришлось опять совсем недолго. Вскоре мы увидели модерновую с виду бетонную перемычку плотины Империал Дам, построенной недавно, в дополнение к старой архаичной Лагуна Дам, перегораживавшей реку с давних времён, но ниже по течению. За плотиной река разливалась в немалое озеро, сверкавшее под солнцем как зеркало, а справа от него виднелись стройные ряды домиков и трейлеров. Туда нам и нужно было.

Плотина охранялась всерьёз. На дороге возвели опорный пункте прикрытыми мешками бронетранспортёрами, и ещё два таких виднелись дальше — все они должны были в случае проблем поддерживать друг друга, перекрывая подступы огнём в несколько слоев. Имелась и явно только что изготовленная наблюдательная вышка, на которой у больших биноклей на штативах сидели двое наблюдателей. Позиция у них хорошая — небось всё просматривается до самой старой дамбы, если не дальше.

Шлагбаум на подъезде к дамбе был и раньше — поворотная перекладина со знаком «стоп», и теперь она была закрыта, а на асфальте лежали бетонные блоки, между которыми можно было проехать только на малом ходу. Искусство возведения дорожных блоков во всех странах развивалось по единому образцу.

Нас опять остановили — на этот раз маринз и охрана полигона. Джефф протянул им какую-то бумажку, охранник прочитал её через чёрные очки, затем кивнул, тоже спросил, что у меня с лицом, вновь кивнул, после чего показал, куда ехать. Собственно говоря, можно было и не показывать, потому что прямо за его спиной висел свежеизготовленный указатель с надписью «Сити Холл», а если ты бывал здесь раньше, то и сообразить нетрудно, что новоявленная мэрия наверняка разместилась в двухэтажном здании администрации зоны отдыха, где, помимо местного менеджера, в мирное время был ещё и неплохой, хоть и небольшой, супермаркет.

— А неплохо здесь… — с некоторым удивлением протянула Дрика с заднего сиденья.

— Естественно, неплохо, — кивнул я. — Тут весь город отдыхал, а отдыхать здесь любят с комфортом.

Действительно, место было оборудовано по высшему классу, если судить по удобству, и по очень экономному — если говорить о ценах. Отдых на воде посреди пустыни всегда был очень заманчив для местного населения, и с тех пор, как возвели новую плотину, вокруг неё настроили много всего полезного, но это место отдыха по Империал Дам-роуд было лучше всех. Прямо на берегу, рядом с высаженным вручную парком, огромная трейлерная стоянка и сотни маленьких, тесно стоящих, но очень симпатичных домиков. За ними маленький залив, а там — пристани для катеров, мостки для трейлеров, на которых к воде возят лодки и «джет-ски»[60]. А если выше забираться по берегу, так ещё и рыбалка будет неплохая. В общем, райское место для сухой и жаркой, как раскалённая сковорода, пустыни.

Нас опять остановили — на этот раз из небольшой будки посреди дороги, в которой и раньше базировался охранник. Сейчас там стоял упитанный, как большинство местных мужчин, рослый парень в чёрной бейсбольной кепочке, тёмных очках, в чёрной разгрузке поверх серой рубашки и с висящим на ней «Калашниковым», явно невадского изготовления, копией АК-102 под натовский патрон.

Форма бойца мне показалась знакомой, а затем я бросил взгляд на нарукавный шеврон и увидел надпись «Международный аэропорт Юмы. Безопасность».

Твою мать. Сразу на ум пришёл толстый Тим со своим папой, украденный мной фургон и вообще целый набор всяких неприятных мыслей и воспоминаний, от которых я кисло сморщился. Юма — это не Москва, это городок маленький, где половина населения друг друга знает, а встретить кого-то знакомого куда проще, чем нового человека. Так что следовало ожидать, что рано или поздно я столкнусь с чем-то неприятным.

Ни Джефф, ни Дрика не были в курсе моих проблем, даже появление ссадины от приклада, которой меня наградил Тим, я объяснил очень лаконично, не вдаваясь в подробности. Поэтому сейчас я лишь натянул пониже козырёк кепи и поправил очки, надеясь, что так я стану незаметнее. Как-то не хочется ни на кого нарваться. А ведь мог сообразить, что здесь окажутся аэропортовские охранники: не зря же Дик меньше получаса назад сказал, что из Юмы, как раз из аэропорта, прислали подкрепление в охрану плотины.

Ладно, ни Марка, ни Тима пока не видно, и это очень радует. Нет ни малейшего желания устраивать стрельбу в таком месте, а в том, что наша следующая встреча без стрельбы не обойдётся, я ни на секунду не усомнюсь. Все слова уже сказаны и все шаги уже сделаны — теперь осталось только стрелять.

А вообще-то мне надо теперь особенно сильно думать: следует ли ехать в этот посёлок? Может быть, мне лучше в одиночку в пустыне остаться, чем сидеть здесь и ждать, когда это толстое истеричное семейство попытается меня истребить.

Пока я так размышлял, аэропортовский охранник вновь проверил наши документы, записал куда-то номера автомобиля и фамилии сидящих, отчего мне стало ещё хуже и мрачнее, и предложил нам ехать в администрацию. Машина тронулась с места и вскоре завернула на маленькую парковку за песочного цвета домиком в испанском стиле.

— Пошли? — спросил Джефф, обернувшись.

Я кивнул — подозреваю, что с похоронным видом, — и полез из кабины, придерживая на груди карабин. Следом выбралась Дрика.

В администрации было прохладно, тихо гудели кондиционеры. Наперебой болтали рации, висевшие на поясах и груди у нескольких человек, какая-то толстая прыщавая девушка в маленьких очках со скоростью пулемёта барабанила по клавиатуре, с тихим жужжанием копир выбрасывал листы бумаги с каким-то текстом — в общем, суета была как в любом офисе в разгар рабочего дня.

— Чем могу помочь? — подошёл к нам парень в форме охраны полигона. Но вдруг заулыбался Джеффу, протянул руку.

Между ними пошёл активный обмен любезностями и приветствиями, сопровождаемый хлопками по плечам, а я немного успокоился. По крайней мере, в зоне прямой видимости толстяков видно не было.

Пока я оглядывался, Джефф уже направился к какому-то столу у дальней стены, за которым сидела и что-то сосредоточенно черкала маркером темнокожая женщина средних лет в белой блузке с ярко-красными индейскими бусами поверх неё, при этом сосредоточенно облизывая толстую верхнюю губу с капельками пота на ней.

— Чем могу помочь? — спросила она, подняв глаза на Джеффа.

— Мы собираемся к вам присоединиться… — Джефф выложил всё ту же «волшебную бумажку», которую я так и не разглядел, на стол перед собеседницей. — У нас есть жилые трейлеры, хотим себе место выбрать.

Женщина придвинула бумажку к себе, быстро прочитала, сосредоточенно хмурясь, кивнула резко, как будто птица клюнула, затем сказала:

— Нет проблем, мест у нас пока много. Идите ближе к пристаням, мы с той стороны заселение начали. У каждого места под трейлер можно ставить одну машину, если есть больше, то отгоняйте на стоянку.

— Надо же зарегистрироваться? — немного удивился Джефф.

— Вы оставили мне эту бумагу, я вас внесу в список, — ответила она. — Приедете снова — вас проверят на въезде по компьютеру. А со всем остальным, с работой и обязанностями, разберёмся после заселения. Идите. Выбирайте.

К чести Америки следует сказать, что она мелочной бюрократией не была отягощена, так что привычка сводить все процедуры к минимуму проявилась и здесь. Зачем зря время терять и бумагу переводить? Джефф подошёл к своему приятелю-охраннику, они перекинулись парой слов, после чего он жестом позвал нас за собой.

Когда вышли из прохлады офиса, то как в микроволновку попали. Жарко. Неприлично жарко для этого времени года. Я огляделся на всякий случай, но ничего подозрительного не увидел. Пикап довез нас до дальней площадки трейлерного парка за минуту. Действительно свободных мест хватало, хоть прицепов стояло уже много. Возле них под навесами сидели люди, преимущественно женщины с детьми. Подозреваю, что сейчас, в рабочее время, все свободные пристроены к делу.

А насчёт самих дел… Даже отсюда было видно, как на противоположной от нас стороне длинной плотины работают два крана и устанавливают какие-то ангары и навесы. Наверняка те самые турбины монтируют, о каких разговор был. Чуть дальше, посреди поля, несколько десятков человек устанавливали решётчатые опоры и выкладывали на них рядами чёрные блестящие прямоугольники солнечных батарей. Гадство, и как мы раньше не сообразили таких намародёрить? Ими в этих краях ленивый разве что не торгует, не надо было бы дизеля гонять… С другой стороны, их надо ставить помногу, чтобы мощность была достаточной, а это требует постоянного места обитания и немалой площади.

Возились люди и у пристаней, вытаскивая на берег какие-то лодки и устанавливая зачем-то навесы. Тут я вообще ничего не понял, но, наверное, что-то полезное для общины делают.

Батарею гаубиц я тоже увидел. Размещалась она ниже плотины, в пойме реки — единственном месте в окрестностях с густой зелёной растительностью. Возле гаубиц дежурили национальные гвардейцы, судя по обычному пустынному камуфляжу, в который они были одеты. Регулярные войска уже все в «цифре» щеголяют.

Ещё по периметру поселка тянули уже третью нитку колючей проволоки. Тут такого добра на каждом складе метизов полно, что только ею не заплетают, так что при талантах к мародёрству можно колючкой не то что посёлок, а весь штат по кругу обнести. Но вообще дело полезное — для мертвяка такое ограждение непроходимо, а если по ширине судить, то и мутант уже, пожалуй, не переберётся. Такие ограждения строились под всякими Верденами в Первую мировую, смотри старые фото.

— А домики, кстати, есть пустые, — сказала вдруг Дрика.

— Есть, — согласился Джефф. — Но насчёт них нужно просить, а значит — обязываться. А трейлеры у нас свои. Стали свои.

— А, понятно, — кивнула она.

Мы погуляли немного по площадке и в конце концов нашли местечко, где очень удачно можно было устроить рядом четыре трейлера, а заодно и грузовик, который у нас теперь работал как за транспорт семейства Паблито, так и за передвижной склад. Запомнили номера и поехали обратно, к «мэрии». Там всё та же чернокожая, замолотив по клавиатуре, занесла наши имена в какую-то электронную ведомость, затем отошла к принтеру и вернулась с листком бумаги, передав его Джеффу.

— Здесь всё записано, — сказала она. — Передадите распечатку охране на въезде, и вас пропустят.

Нам осталось только поблагодарить деловую дамочку и идти на жару. Подошли к машине, и в этот момент послышался рёв мотора — кто-то нёсся из дальнего угла посёлка, от самых пристаней, в нашу сторону. Большой белый «GMC Sierra 2500», поднятый высоко над дорогой на массивных чёрных зубастых колёсах, проскочил мимо, чуть притормозив возле будки охранника, у «лежачего полицейского», затем опять газанул и понёсся в сторону выезда на дорогу. Я поначалу даже дёрнулся слегка, за «зиг» схватился — настолько ожидал здесь появления своих толстых врагов, но увидел, что на переднем сиденье пикапа сидят два мужика, совершенно мне незнакомых, которые глянули в мою сторону мельком, скользнув равнодушными взглядами. Нет, это не папа с сыном.

— Джефф, попробуем обратно другой дорогой проехать? — спросил я, когда мы уже разместились в кабине «такомы».

— Почему?

— Ну, посмотрим, что с той стороны реки делается, — ответил я. — И вообще, в трудные времена всегда лучше не проезжать дважды по одной и той же дороге.

— Ты опасаешься чего-то? — чуть насторожился Джефф.

— В какой-то степени, — кивнул я. — Видишь это?

Я ткнул пальцем в пластырь у себя на лице.

— И?..

— Вышел конфликт с ребятами из охраны аэродрома, — не вдаваясь в подробности, объяснил я. — Никто всерьёз не пострадал, но мне заехали прикладом по морде, а я попугал их пистолетом. Причём так, что один из них обмочился от страха. Дырки от пуль в пикапе — тоже их работа, поэтому встречаться с ними заново не хочется, а здесь их слишком много.

— М-да… — качнул он головой. — Я из той фирмы никого не знаю. Поехали тогда по Империал-роуд, заодно и посмотрим, что у них и как.

— Ага, отлично, — обрадовался я.

Империал шла по правому берегу, по ней можно было доехать как раз до старой дамбы, которая уже вела на наш берег реки. Трудным местом оставалась сама дамба, ну и маленький участок перед ней, а так на всём своём протяжении дорога лежала по открытому пространству между рекой и каналом, да ещё и пересечённому множеством проселков. Точно не для засады место — слишком велика вероятность, что добыча проедет мимо.

На блоке нас всё же остановили, проверили распечатку, которую дала нам женщина из «мэрии», и пропустили беспрепятственно, предупредив, что если мы сюда приедем, то должны сделать это до темноты. Ночью можно нарваться на «дружественный огонь». Мы объехали стоящий Джи-Эм-Си, водитель которого болтал с кем-то из охранников, и выехали на дорогу, свернув на плотину.

Каждый раз, проезжая в этом месте, я испытывал странное чувство, когда понимал, какую огромную массу воды удерживает эта совсем не толстая бетонная стенка, по верху которой шла дорога. В конце дамбы нам пришлось подождать, пока нас пропустят: там вовсю шла стройка. Пока ждали, нам в кузов почти упёрся тот самый белый Джи-Эм-Си с двумя мужиками. Чуть пригнувшись, я посмотрел на них в боковое зеркало, но ничего подозрительного не заметил — они спокойно болтали друг с другом, не обращая на нас никакого внимания.

Дождавшись, пока усатый парень в строительной каске и желтом жилете даст нам отмашку, пропуская дальше, мы поехали вперёд, постепенно разгоняясь. Затем попался ещё один блок, на котором нас уже никто не остановил, а дальше помех больше не было. Белый пикап чуть отстал, но, когда мы миновали ряд каких-то длинных резервуаров с заслонками, регулирующих сброс воды в каждый канал, и доехали до развилки, пикап вдруг ускорился и активно засигналил нам, требуя пропустить, после чего умчался вдаль, немилосердно пыля и беспощадно расходуя горючее. Видать, у них его много, можно не экономить.

Дальше мы так и ехали в полном одиночестве вдоль берега широкого канала, причём я не забывал крутить головой по сторонам, решив до самого лагеря не расслабляться. К тому же было о чем подумать. С одной стороны, как говорится, волков бояться — в лес не ходить. Что же мне, из-за этого толстяка отказаться жить в посёлке? С другой стороны, мне всё равно отсюда уезжать, и нарываться на случайную проблему не хочется. Конечно, в обиду я себя не дам, тут скорее Марку хана, если он что дурное задумает и судьба нас сведёт, но только чем это закончится для меня? Одно дело драка на заброшенном складе и другое — в посёлке, где есть какой-то закон, судя по всему. Как бы не познакомиться в результате с содержанием термина «суд Линча».

Нет, тут без поллитры не разберёшься. Откровенно есть соблазн отсидеть ещё недельку-другую в пустыне. Пусть даже в одиночку, никуда не высовываясь и почитывая книжки, а потом тихо-смирно двинуть в дорогу, никому не мешая и не привлекая ничьего внимания. Хотя и тут моментик — Дрика. У неё право голоса тоже имеется, хоть и пожиже моего, как я решил. И для неё, как и любого другого нормального человека, лучше прожить это время в комфорте и удобстве, чем в холмах. Да и караул вдвоём нормальный мы наладить не сумеем — можно пострадать от этого.

Кроме того, я трейлер за собой тащить не собираюсь — поедем налегке, лишь с мотоциклом в кузове. А это значит, что в посёлке я могу его на что-то обменять, например. Не знаю, на что, но на что-то нужное. Не уверен, но очень вероятно: кто откажется от новенького жилого прицепа?

Пикап тряхнуло на выбоине: дорога была не то чтобы идеальная. Впереди вдалеке показался съезд на старую дамбу, возле которого возвышался домик смотрителя, откуда в своё время управляли водосбросом. Потом с появлением новой, современной плотины выше по течению эту функцию старой дамбы отменили, и теперь она больше обычным автомобильным мостом работала, просто очень капитальным. За поворотом на неё был маленький трейлерный парк, в котором селились сезонные рабочие и вообще какая-то непонятная публика, к которой лучше всего подходило определение «шваль», поэтому всегда считалось разумным там особо не задерживаться. А вот справа до поворота на дамбу тянулась уже привычная насыпь метров четырёх-пяти в высоту, заросшая сухим кустарником.

Как ни старался, как ни высматривал возможные угрозы, но так и не заметил, как всё началось. Где-то в кустарнике на гребне насыпи сверкнула маленькая тусклая вспышка, в лобовом стекле появилась дырка, тут же ещё одна, и ещё, послышался стук, словно в ведро с водой молотком стукнули. Джефф захрипел, дёрнув руль в сторону, и машина, вильнув в невероятном заносе, понеслась к куче земли — я успел лишь заорать: «Ложись!» — сам пригибаясь, — влетела в неё левым колесом, подпрыгнула, небо замелькало в ветровом стекле, меняясь местами с землей, загрохотало, сыпануло стеклянной крошкой, брызнуло чем-то красным. Затем меня сильно приложило головой, дёрнуло ремнями, я услышал, с каким хряском мой череп соприкоснулся с чем-то ещё раз, что-то сильно резануло по уху, затем изображение померкло, и я пришёл в себя лежащим на боку, придавленный чем-то сверху и притянутый к сиденью ремнем.

— Дрика, жива? — с трудом набрав воздуха в лёгкие, спросил я.

— Да, кажется, — прошептала она и натужно закашлялась. — Бок только болит.

— Замри!

Что придавило меня? Я повернул голову и встретился глазами с Джеффом. Джефф был мёртв. Пока ещё совсем мёртв. Пуля пробила ему горло, и оттуда потоком прямо на меня лилась тёплая кровь, ярко-красная и липкая.

Где-то загрохотали выстрелы, и машина вдруг мелко затряслась от ударов пуль, посыпалось стекло, выбило клуб пыли из приборной доски, вновь дёрнулось тело Джеффа. А затем острая боль, как гвоздь забили, прошла насквозь через мою левую ногу, через бедро, заставив меня взвыть и заматериться сквозь зубы.

Дрика завизжала от страха, да и я сам был недалёк от этого состояния. Что делать? Ударившийся башкой, с простреленной ногой, непонятно насколько серьёзно раненный, придавленный трупом товарища и запутавшийся в ремне в перевёрнутой машине. Положение…

Стрельба вдруг стихла, я слышал лишь звук потрескивающего мотора и свою собственную матерщину. Оглянулся назад и увидел, что заднее стекло кабины выбито и решётка, защищавшая его, отлетела.

— Дрика, выбирайся из машины! Быстро! Туда!

— А ты?

В глазах паника, отчаяние и дикий страх. То ли за меня испугалась, то ли за себя, что одна останется.

— Бегом отсюда! — заорал я, попутно пытаясь отстегнуть ремень.

Получилось! Со звоном выскочил язычок, при этом тело Джеффа почему-то осело и придавило меня ещё сильнее, больно прижав к боку висящий на ремне «зиг». Кровь из дыры в шее потекла мне на лицо, а меня вдруг пронзила мысль: «Сейчас ведь оживёт! Хана тогда!»

Мысль схватиться за пистолет и поставить в этом точку самому даже в голову не пришла. Не привык ещё мозг человеческий к таким простым до офигения решениям, он всё же за мораль цепляется, подсказывает, что нельзя так с товарищем. Я задёргался, стараясь освободиться и боясь при этом глянуть на собственную ногу. Боль была, как будто раскалённую кочергу протащили сквозь бедро, а штанина намокла от крови.

Дрика выбралась. Я бы там не протиснулся, а она, тощая и гибкая, пролезла без задержки и теперь сидела на корточках, спрятавшись за машиной, и смотрела на меня испуганно.

— Беги отсюда! — крикнул я ей. — К реке, к спуску, смотри, чтобы тебя кузов прикрывал, иначе убьют.

— Нет!

Взгляд затравленный и отчаянный, глаза аж побелели.

— Бегом! Хана нам! Прикроешь меня оттуда! Да беги, мать твою!

Так, ругаясь, дёрнулся ещё сильнее, с меня посыпалось стеклянное крошево, в которое я упёрся рукой, не изрезавшись только благодаря перчатке. Рванулся вперёд, труп Джеффа осел ниже. Снова затрещали выстрелы, перевёрнутую тушу «такомы» опять мелко затрясло, откуда-то сыпануло искрами. Дрика взвизгнула и, к моему облегчению, бросилась бежать, не выдержав этого кошмара. Лишь краем глаза я заметил, что она что-то тащит в руках, но что именно, я уже не разглядел. Выбравшись из-под Джеффа, я вывалился вперёд через лобовое стекло, больно угодив стволом карабина себе почти по самой ране и заорав от этого. Но вырвался всё же, прижался к горячему железу, поставив между собой и противником большой мотор и массивную подвеску.

Опять пауза в стрельбе, я чуть перевожу дух. Чувствую запах бензина, причём сильный. Сам не заметил, как руки, хоть и трясутся, а уже ухватили карабин поудобнее, как указательный палец включил прицел. Привычка. Рефлекс. Правильный рефлекс. Взгляд вниз — дыра в штанине. Под дырой кровавое пятно, но не в артерию, слава богу, точно не в артерию. Пятно немалое такое, но боль вроде даже терпимая на адреналине. Что потом будет, не знаю. Прямо передо мной куча земли, на которую пикап и налетел, за ней ещё одна.

Я оглянулся, бросил взгляд на машину, убедившись, что она по-прежнему закрывает меня от стрелков на насыпи, и рванул к ней. Но неудачно: взвыл от боли в бедре и свалился лицом вперёд, чудом не впечатавшись стволом карабина в пыль. Задёргался, вскочил на четвереньки и, подволакивая распрямлённую ногу, рванул вперёд, перекатился через кучу, вжался в землю.

Жгут. Прямо в штанине имеется жгут — они же «тактические». Где «тактика», там и дырки. Ухватил пальцами за небольшое пластиковое кольцо в кармане. Рванул его что есть сил. Почувствовал, как эластичная лента сильно и уверенно сжала бедро. Перевязаться бы, но, кажется, не до этого пока, потерплю чуток. Где Дрика?

Огляделся, но девчонки не увидел. Куда делась? Здесь куч полно, могла спрятаться, как я сейчас, например. Ладно, потом, главное — что свалила отсюда, не создает собой ещё одну проблему, теперь можно и о себе подумать. Перекатился на живот, хватая винтовку на изготовку. Что они дальше делать будут? Палить по машине до бесконечности? Прислушался.

Тихо. Нет, вроде шаги… Далеко пока. Точно шаги. Откуда появится? Беру на прицел край капота лежащей на боку машины. Хорошо, что так легла: если на крышу — всем бы хана. Расстреляли бы издалека, да и всё. А так — прикрыла, защитила в последний раз «тойота» наша боевая, с честью погибла. Кто там, с той стороны? Те два мужика на белом Джи-Эм-Си? Что им понадобилось? Я их в первый раз вижу. Грабители? И сколько их — двое? Или с кем-то объединились?

Точно шаги, осторожные такие, песок с мелкими камешками под чьими-то подошвами похрустывает. Если бы я дышал, то уже не услышал, а так я даже дышать со страху забыл. От страха и от боли. От неё аж голову сводит — боюсь прошляпить что-нибудь. Наврал я про то, что она терпимая.

Ближе шаги, частые, короткие. Я прямо вижу, как кто-то идёт по всей науке, задирая носки ботинок повыше и не сводя прицела своего оружия с края бампера, как и я с этой стороны. Только я его слышу, а он меня нет. Меня вообще слышать невозможно: меня сейчас сам Господь не слышит, и воинство его не слышит, и ангелы его не слышат, и кто там ещё с ним тусуется. Нет меня — только точка есть светящаяся в прицеле.

Тот, кто шёл к машине, начал «нарезать пирог», норовя зайти за угол по большому кругу. Не увидел он меня — я за кучей, я вжался в землю, я даже его не вижу, а только слышу. Я его дыхание слышу, хруст песка и мелких камешков под подошвами, даже слышу шаги второго, идущего поодаль и страхующего товарища, только он пока ещё скрыт от меня.

Чуть приподнимаюсь и вижу, как поворачивается ко мне лицо толстого человека в пустынном камуфляже, вижу, как открывается, перекашиваясь, рот для крика, как резко поворачивается в мою сторону ствол короткой чёрной винтовки, и в этот момент «зиг» дёргается несильно, выбросив хвост бледного пламени, и толстое лицо взрывается брызгами красного, а точка прицела опускается чуть ниже, и я опять стреляю, трижды, уже в грудь, и толстяк, запнувшись ногами, падает назад с громким стуком, подняв облако пыли. Я слышу, как он хрипит и булькает горлом, и понимаю, что он уже не жилец, и перевожу прицел вновь на угол пикапа, а затем начинаю перекатываться в сторону, к склону кучи, и успеваю увидеть бегущего от меня человека, но не толстого на этот раз, а, наоборот, худого и длинного, неуклюже загребающего пыль тощими ногами в больших ботинках, торчащими из нелепых широких шортов, и несколько раз стреляю ему в спину. От первых трёх попаданий он только дёргается, продолжая бежать, а затем вдруг заваливается на правый бок, перекатывается как-то странно и корчится в пыли.

Я дёргаюсь назад, чтобы укрыться, понимаю, что должен быть ещё кто-то, и не ошибаюсь. Пуля выбивает фонтан песка, бросив его мне в глаза, — очки слетели во время аварии, почти переломившись на лице пополам от удара. Заодно я неловко наваливаюсь на простреленное бедро и даже заорать не могу — перехватывает дыхание, а свет в глазах меркнет. Но сознание не теряю, укрываюсь за кучей, боль отпускает немного, зато меня начинает колотить крупная дрожь, такая, что зубы стучат.

Стрельба усиливается, над укрывшей меня кучей поднялось целое облако пыли не хуже дымовой завесы, — и тогда я качусь в другую сторону, под прикрытие машины и насколько могу быстро. Ползу к ней на локтях, зажмурившись изо всех сил, надеясь, что слёзы промоют засыпанные песком глаза хоть немного.

Марк, тварь позорная. Я ведь тебя достал всё же. Нет, это ты меня достал, урод пузатый, а я тебя грохнул, понял? Лежи теперь там, уже и хрипеть перестал. А кто был второй? И кто стреляет по мне? Тима? И это те мужики, что нас обогнали, или нет? Если они, то там должно быть ещё не меньше двух человек. Если не они, то, может, и один пухлый порося где-то прячется: стреляет ведь всего одна винтовка. Точно, одна, короткими очередями долбит.

Вот вторая куча, я теперь за ней жить буду. Сколько получится, столько и поживу. Меня так просто не достанешь — у меня патронов много, на всех хватит. А на Тима много и не надо: папа его вон с четырёх всего копыта-то разбросал, лежит в красной луже. А могло и одного хватить. О чём это я? А чёрт его знает, о чём-то типа «Песни мщения» в мозгах крутится. Я даже про ногу простреленную забыл от злости, которая теперь просто душит меня. Ну что за твари толстозадые, а? Что эти два козла ко мне прицепились? Один теперь, к счастью: второй уже цепляться не будет, — а мы сейчас попробуем сделать «меньше одного».

А, блин, нога! Нога, мать её! Да что же дёргает-то так? Шмыгаю носом. И из носа кровь течёт, в рот затекает, отчего привкус такой, словно медяков наглотался, я вообще сейчас круче любого мертвяка — весь в крови, в своей и Джеффа. Джефф, чёрт, как же так, а? Тима, я тебя урою сейчас за этого мужика, понял? Я твои кишки на ствол намотаю, урод… Плевать на ногу, я до тебя, козла душного, доберусь. Точно доберусь, если прямо сейчас не сбежишь, потому что не догоню: нога у меня плохая.

Ладно, лежать так можно до бесконечности, надо делать что-то. Не думаю, что Тима на меня так же, как папа, выйдет. Он всё видел, он знает, что за это бывает. Что он будет делать? Что бы я делал, если бы был Тимой? Не знаю. Удавился бы, чтобы мне проблем не создавать от мук совести. Или с горя по папе. Что ещё? Опять не знаю. Я даже не помню, как там насыпь выглядит, пикап перевёрнутый всё закрывает.

С этой стороны высовываться мне не с руки. Да и не смогу я первым его увидеть, если он на насыпи. Там ещё и трава густая: они по уму позицию выбрали. Действительно, как по уму! Единственное место, мимо которого мы не могли проскочить никак. На этой сотне метров все местные дороги сходятся. И мы были как на ладони. С насыпи или из домика.

Домик, блин… а в домике никого? В каждом домике свои гомики. Или гномики? Это Америка — значит, гомики. Геи, если быть политкорректным. Не хочу поликорректным, хочу Тиму душить и стрелять, пидора такого, гномик, блин… из домика… для гомика.

А насчёт домика… я бы на их месте посадил туда стрелка, это ведь точно те два мужика с толстяками. Толстяки, наверное, просто залегли в кабине, когда мимо нас ехали. А когда убедились, в какую точно сторону мы едем, то обогнали и устроили засаду. А я, дурная обезьяна, всё прохлопал. О, какое же я тупое и нелепое создание!

Ещё куча, подальше. Если заползу, то смогу, наверное, и на домик глянуть. А мне надо на него глядеть? Ладно, хуже не будет. Наверное, Тима тоже сейчас думает, как меня достать. Ситуация патовая — пикап нам такую устроил. Ни им меня с флангов не обойти: увижу, — ни мне не высунуться. Ладно, надо к дальней куче ползти, может, и вырвусь.

Нога как бревно волочится, только бревну болеть не положено, а она болит. Ползу на локтях, положив на них карабин. Тут немного — метров пятнадцать всего, и следующее укрытие, а там ещё подумаю. Солнце в затылок, жарко, кепку потерял. А от песка проморгался, кстати, хоть глаза ещё немного режет.

Шаги я услышал сразу и очень близко. Так близко, что понял: перекатываться и уходить бесполезно, я уже влип. Окончательно. Успел лишь голову повернуть. Он прямо здесь стоит, у пикапа, оружие у плеча, смотрит мне в глаза и улыбается. Точно, улыбается, белые зубы и чёрное отверстие дула. Я всё же дергаюсь — и тут вспышка и как молотком по виску, искры в глазах, и удивлённое осознание, что я ещё жив, что стрелок попал как-то неправильно, не туда, куда положено попадать, чтобы убить. А вместо второго выстрела у него из головы вылетело ярко-красное облачко, и он упал вперёд лицом, подогнувшись в коленях, со всего маху ударившись лицом в землю — я даже услышал треск сломавшегося носа.

Радио. У меня всё время было радио на плече, а я его не тронул даже.

— Дрика?

— Да, это я. — Голос испуганный и какой-то радостный одновременно. — Я его убила?

— Наповал. Ты его не просто убила: ты мне башку спасла.

— Что мне теперь делать?

Умница, не ожидал. Она же в панике бежала, я видел. А тащила с собой, оказывается, снайперский «штайр» и теперь где-то залегла. Там дальше тоже кучи, и уже кусты появляются, там она где-то и укрылась. Что я говорил про футбольный мяч недавно? Говорил же, что попадёт. Не в мяч, так в башню кому-то.

Что ей делать, что ей делать? А где она вообще?

— Ты где?

— Прямо за тобой. — Она запнулась. — Ну, если ты сейчас лицом к машине, то я на шесть часов. Я тебя сейчас не вижу.

— Понял.

Я пока не лицом к машине, но скоро буду. Голова кружится, висок болит. Прикасаюсь к нему рукой и опять ругаюсь. Потому что больно. И кровь на руке, много, как всегда с головы натекает. И я счастлив, потому что, когда я дёрнулся, тот гад промахнулся, пуля по башке вскользь прошла, лишь рассекла до кости. Что делать? На глаза течёт, кстати, мешает. ИПП[61]. Вытаскиваю его из кармана, зубами выдираю нитку с пластмассовой бусинкой. Так, подушечку, и прижать как можно сильнее, чтобы не текло.

Где Тима? И где этот был, которого Дрика? Наверняка всё это время за машиной прятался, а я его и не заметил. И не услышал. А он услыхал, как я пополз, и высунулся. Меня не убил, а сам словил в башню. Тима, ты бы тоже высунулся, а? Я ведь если не убью тебя сейчас, то уже ночей спать не буду, кушать не смогу. Ты, сволочь, мне свою жизнь насквозь задолжал.

Захлопали частые выстрелы у меня за спиной, один за другим, раз десять подряд, потом голос в радио:

— Он убегает!

Дальше мне и объяснять ничего не потребовалось. Ни кто убегает, ни куда. Я даже не понял, откуда силы взялись вскочить на ноги, и даже раненая почти не волочилась, а нормально меня несла, только болела дико и всё подогнуться норовила. Тима не будет отбиваться. Тима — трусливое чмо, не как его покойный папа, который был крепким мужиком. Он бежит, и бежать он может только за насыпь, у них там машина наверняка, больше её спрятать некуда. Я дикими скачками дохромал до переднего бампера, успев отметить, что туша Марка, похожая на выброшенного на берег и тонущего в крови кита, начинает шевелиться, но даже это меня не остановило. Пластиковое цевьё «зига» со стуком встретилось с вертикально стоящим бампером, я прижал его рукой: иначе не попаду, всё ходуном ходит.

Вон он, вскакивает на ноги. Дрика не умеет по бегущему стрелять, мажет, но Тима трус, она его прижала к земле. Метров сто всего до него, рукой подать. Я плавно подвожу к нему красную точку, беру маленькое упреждение и, провожая его бег стволом, начинаю раз за разом давить на спуск.

Попал я первой же пулей — словно не винтовка, а моё сознание её послало. Тима дёрнулся, его повело в сторону, затем он вдруг опустился сначала на колено, а потом и вовсе лёг на песок, словно устав, и я всадил в него весь остаток магазина, одну за другой: сначала в стоящего, затем в лежащего. Звонко хлопали выстрелы, летели цепочкой выбрасываемые гильзы, хвосты бледного пламени срывались с пламегасителя, но лежащая на песке туша толстяка не шевелилась больше, покорно принимая в себя пули.

Вздохнул с облегчением, обернулся к уже поднимающемуся на ноги Марку, залитому кровью почище меня и уставившемуся на меня изуродованным пулей лицом с дикими мертвячьими глазами. Спокойно, сам не знаю почему, словно стараясь растянуть этот момент, перекинул магазин с пустого на полный, прицелился в середину лба и выстрелил. И огромное зыбкое тело Марка обрушилось на землю ещё раз.

— Что с Джеффом? — послышался жалобный голос Дрики в рации.

— Умер Джефф, — ответил я. — Совсем.

И выстрелил опять, целясь в шевелящееся светлое пятно в проёме окна «такомы».

Пытавшийся убежать и убитый мною тоже воскрес, почему-то с опозданием. Наверное, и умер не сразу. Тим воскресать не стал: стреляя по его неподвижно валяющейся на песке туше, я целился в голову.

Я попытался командовать, но пришедшая в себя голландка сбила меня с волны, занявшись перевязкой. Рана на ноге страшно болела и выглядела плохо — выходное отверстие пришлось на переднюю часть бедра, но вообще мне надо было благодарить судьбу за такой исход. Пуля не задела ни кость, ни бедренную артерию.

— Тебе надо к доктору, — твёрдо сказала Дрика, наматывая бинт, пока я сидел на земле, прижимая к голове марлевую подушку.

Кровь продолжала течь, в ушах звенело, ощущение было такое, что кто-то пытался забить мне в голову гвоздь, потом уставал, а затем опять возобновлял свои старания.

— Тошнит? — спросила она меня. — Голова кружится? В глазах двоится?

— Нет. Просто голова раскалывается.

— Странно было бы, если бы не болела, — заметила она. — У тебя до кости разрыв от виска до затылка. И ухо как ножом сверху надрезано. Что это?

— Дужкой очков, наверное, — пожал я плечами.

Странно, дужка мягким пластиком у них была покрыта. Наверное, слишком сильно их рвануло. После бедра она взялась за мою голову. Обработала чем-то рану, замотала бинтом, затем поколдовала и заклеила ухо, сунула в руку большой марлевый тампон, смоченный в спирте, и сказала:

— Сотри кровь с лица, ты на зомби похож. А вообще тебе к врачу надо: в рану что угодно могло попасть. Даже если нитки из штанины, то может быть нагноение.

Я кивнул благодарно, провёл мокрым тампоном по лицу. В воздухе тяжело запахло алкоголем. А затем выругал себя сам — позволил ей заботиться обо мне, не поинтересовавшись, как девушка сама себя чувствует. Тем временем она скинула на песок свой бандольеро и задрала майку — весь её правый бок наливался краснотой, по которой были рассыпаны пятна ссадин.

— Ты как? — спохватился я.

— Нормально, — поморщилась она. — Ударилась, когда перевернулись.

— Рёбра целы?

— Не знаю. Но переломов быть не должно, если только трещины.

— Ага, здорово просто.

Перевернувшись сначала на четвереньки и шипя отболи, я поднялся, балансируя на одной ноге. Надо каким-то костылём обзавестись, не смогу я так перемещаться… Только прыжочками колченогими. А перемещаться придётся. Допрыгал, опираясь на перевёрнутую машину, до заднего борта кузова, огляделся. У домика какие-то доски и палки навалены, можно попробовать оттуда что-то выбрать.

— Дрика, ходить нормально можешь? — спросил я.

— Могу, — ответила она, обернувшись.

— У них машина должна быть за насыпью, — сказал я. — А ключи от неё или у этого… — я указал на убитого самой Дрикой, — …или в замке зажигания. Надо её сюда пригнать. Только осторожно! Не думаю, что там люди есть, но теперь здесь всякие твари бегают.

— Я поняла, — всё так же коротко ответила она.

С ключами я угадал: они обнаружились в боковом кармане брюк убитого. К моей радости, девушка обшарила его без особой брезгливости, да и после первого в своей жизни убийства особой рефлексии не проявляла. Но ещё не вечер, на самом деле это она с виду всегда такая спокойная, это адреналина в ней сейчас не меньше ведра. Посмотрим на неё, когда отходняк начнётся.

Я смотрел вслед, подтянув к себе «штайр». Сопровождать не смогу, но, может, прикрыть придётся. Дрика постепенно удалялась, при этом она прихрамывала и держалась за ушибленный бок. Труп Тима она обошла по большому кругу, наставив на него ствол «хеклера», затем скрылась за насыпью.

Как завелась машина, слышно было издалека. Затем большой пикап появился из-за насыпи и малым ходом направился ко мне. Дрика за рулём выглядела сущим ребёнком, укравшим папину машину, чтобы прокатиться — настолько этот грузовик был громоздким. Она остановилась рядом, и дальше я начал распоряжаться.

Сначала вытащили из кабины «такомы» труп Джеффа. Зацепили «тойоту» тросом сбоку, дёрнули, она с грохотом встала на колёса. Затем мне удалось открыть водительскую дверь, и мы с трудом вытащили тело и перевалили его в кузов трофейного грузовика.

В Джеффа сразу попали три пули, через лобовое стекло. Одна ударила его прямо в горло, ещё две — в грудь, в самую середину. Тот, кто стрелял, умел это делать. Ещё несколько пуль досталось ему позже, когда засада наперегонки палила по перевёрнутому автомобилю. В меня попала лишь одна — высоковато целился противник, — а вот Джеффу, уже мёртвому, здорово досталось. Ну и я добавил после того, как он вернулся к не-жизни.

Жалко. Очень жалко. Хороший он мужик был, а самое главное — пару раз мою башку спасал. А я его прикрыть не сумел. Хоть отомстили за него. Не знаю, понимает ли он это там, где сейчас находится, или нет, но мне кажется, что я даже мёртвый бы радовался, если бы знал, что отомщён. Не знаю. Не хочу проверять.

Мы с Дрикой, два инвалида, вытащили из «такомы» все наши вещи и вещи Джеффа и забросили их в кузов. Точнее, вытаскивала больше Дрика, а я лишь укладывал, сидя на откинутом заднем борту.

— Что дальше будем делать? — спросила она.

— Сначала трофеи соберем с убитых, — ответил я. — Затем поедем в промзону полигона.

— Зачем? — удивилась и даже перепугалась она. — Разве эти не с полигона были?

— Это почти случайные там люди, — покачал я головой и показал пальцем на валяющийся в пыли труп Тима. — Всё из-за этого ублюдка случилось, полигон здесь ни при чём. Надо разбираться.

Она помолчала минутку и сказала: «Как ты решишь». Всё же моя идея её не вдохновила, но я в таких делах лучше разбираюсь, чем малолетняя художница из Нидерландов, даже убившая первого в своей жизни человека. Такой беспредел никем не поощряется, особенно в трудные времена. Не думаю, что папе с сыном и их друзьям памятник у плотины поставят, к тому же там у Джеффа приятелей хватало. Рассердятся они, когда узнают, что случилось, как пить дать рассердятся.

Я слез с кузова и кое-как, держась за измятый кузов «тойоты», поковылял к телу Марка, показав пальцем на другое тело:

— Своим «крестником» займись. Всё, что есть в разгрузке и карманах, вытаскивай подчистую. Если есть документы или что-то похожее — откладывай отдельно.

— Хорошо, — напряжённым голосом ответила она.

Всё же предстоящий обыск трупа у неё восторга не вызывал: лезли нормальные человеческие реакции. То ли ещё будет…