В.Высоцкий 1 page. На второй день пути Вечный вывел подполковника Голицына и рыженькую репортершу на довольно‑таки оживленные

На второй день пути Вечный вывел подполковника Голицына и рыженькую репортершу на довольно‑таки оживленные, в сравнении, конечно, с пустыми районами, улочки и переулки нынешнего центра города. Народец тут шнырял, вообще‑то, сильно похожий на всех, кого до этого момента встречали невольные путешественники иного мира, но ‑ почище, одетый в крепкие, не драные бушлаты и сапоги. И лица у центровых были поухоженнее, хотя городская серость покрывала и их кожу, никогда не знавшую солнца, несводимой меткой.

На полупустых улочках к вечеру зажглись кое‑где фонари, замельтешили лампочками при входе лавки, странные увеселительные заведения без вывесок, но с небольшим, в обычный канцелярский лист, списком предоставляемых услуг, вывешенном обычно у дверей. А вот расценок нигде обозначено не было, видимо, стоимость еды, питья и других удовольствий определялась уже внутри самого заведения.

‑ И куда мы теперь? ‑ вежливо поинтересовался у проводника по этим, почти дантовским закоулкам жандарм.

Предыдущую ночь они провели на очередной дядиной лежке, которых, наверное, в городе было превеликое множество. Обыкновеннейшая, на первый взгляд, пустая квартира, из которой кем‑то и когда‑то была вынесена вся мебель, содраны даже обои, но в тайниках, умело оборудованных в ванной комнате, хранились и надувные матрасы, и небольшой запас еды и питья, и даже постельное белье, практически не имеющее широкого хождения на окраинах города. Самым же главным в квартирке была безопасность от всякого рода ночной нечисти.

Уточнять, кто именно мог шарить по соседним домам, бродить по улицам в поисках неосторожных или беспечных путников, но не смел заглянуть в занятую Дядей квартиру, Голицын не стал. Ему достаточно было посмотреть несколько раз за время дневного перехода на свежеобглоданные кости, на сгоревший также, очевидно, совсем недавно, черный съежившийся труп какого‑то бедолаги, как вопросы отпадали сами собой. Конечно, подполковник совершенно справедливо подозревал, что Дядя специально провел его и Нину мимо таких вот, отмеченных смертью, мест. Впрочем, экскурсия эта, будь она таковой по сути, пошла только на пользу и самому Голицыну, и, особенно, рыжей репортерше, внушив необходимое в таком путешествии почтительное уважение к своему проводнику и справедливое чувство опасения городских непонятных каверз и ловушек.

‑ Теперь мы заглянем на пару минут в гости к очень неприятному человечку, ‑ отозвался Дядя. ‑ А ночь проведем во вполне приличном месте, если, конечно, не возражаете против нашего сервиса...

‑ А зачем же ходить к тем, кто тебе неприятен? ‑ вставила свою реплику Нина.

‑ Не всегда в жизни приходится делать только то, что нравится, ‑ выдал очередную, древнюю сентенцию абориген. ‑ Сегодня вот придется зайти к этому человечку, научить его кое‑чему... Вам бы, конечно, со мной лучше бы не ходить... Но одних вас тут на куски растащат...

‑ Как это? ‑ усмехнулся подполковник Голицын.

Он считал, что в любой ситуации сможет постоять за себя и за репортершу, перед которой считал себя ответственным. Все‑таки это именно его приглашение к неофициальному сотрудничеству привело девушку вместе с жандармом в такой знакомый и чужой серый город.

‑ То, что стрелять и драться, хоть на кулаках, хоть на ножах, ты умеешь, я вижу и без проверки, ‑ серьезно кивнул Дядя. ‑ Вот только, понимаешь, хорошо было бы пройти к эшелону тихо, без всяких там драк и эксцессов. А одинокие чужаки в городе ‑ сладкая приманка. Ну, не любят тут у нас пришлых, тем более, что вы пришлые вдвойне...

‑ Не замечала я пока особой нелюбви, ‑ из чисто женской привычки сказать что‑то против мужского слова отметила Нина. ‑ Как‑то даже наоборот, всё больше с почтением расступаются...

‑ Так передо мной же, ‑ чуть самодовольно, но скупо улыбнулся Дядя. ‑ Не любят в городе не только чужаков, но и со мной связываться... злопамятный я человек, да и живу тут очень уж долго и знаю, от кого чего ждать можно.

‑ Тогда зачем же долго рассуждать, веди нас вперед, Вергилий, надеюсь, это недалеко? ‑ подтвердил и без того не спрашиваемое с него согласие подполковник.

‑ В гости‑то ‑ рядом, ‑ повторно кивнул Дядя. ‑ А потом чуток по закоулкам поплутаем и на ночь определимся... вот только, пусть твоя девка не обижается... там, понимаешь, что‑то типа бордельчика небольшого. В нем остановимся. Меня там знают, и местечко получается самое безопасное поблизости от станции...

‑ Что же я ‑ в борделях не была что ли? ‑ нарочито возмутилась репортерша, уже привыкшая, что она и Сова в городе превратились в девок, ну, принято тут у них такое обращение. ‑ Господин подполковник, наверное, помнит громкое дело о "доме на Пятницкой"?

Голицын улыбнулся и кивнул. Хотя его сфера интересов лежала в стороне от простой бытовой уголовщины, но раскрытие нелегального притона на Пятницкой в свое время наделало много шума. И даже не столько самим фактом, собственно, существования борделя, мало ли всяких притонов и притончиков открывается и прикрывается в большом городе, сколько удивительным контингентом, пользующимся услугами этого заведения. Известные литераторы, крупные политические обозреватели солидных газет и журналов, несколько высоких полицейских чинов... и все это не считая более мелкой сошки: около кинематографических помощников режиссеров, сценаристов, авторов цирковых скетчей и куплетов, музыкантов из городского симфонического оркестра. На этой истории Нина приподнялась над общим криминально‑репортерским уровнем и переплюнула большинство своих коллег мужского пола, написав целый цикл статей о ходе расследования и судебного разбирательства, и ухитрилась разговорить на пространное интервью даже заведующую притоном, пару девочек‑профессионалок и мальчишку‑крупье, ведь кроме интимных услуг в заведении предоставляли еще и игорные. Так что, изнанку борделей рыжая репортерша знала не понаслышке.

‑ А раз такие дела, то можно двигаться дальше, ‑ мягко скомандовал Дядя. ‑ Вот в конце этой улочки и проживает нужный человечек...

Человечек этот лет тридцать назад появился на свет в семействе ничем, казалось бы, непримечательного станционного грузчика, единственной радостью в жизни для которого, исключая, разумеется, портвейн, было чтение с уклоном почему‑то в античных авторов. Это и привело к тому, что сыну он дал имечко Велизарий. Впрочем, с самых юных лет никто не звал Велизария иначе, как Велькой.

От отца Велька не унаследовал ни силы, ни стати, и в грузчики был не годен изначально. Но вот тяга к бумаге, чтению и цифири, все‑таки передалась, и мальчишку годам к четырнадцати приметил и взял под свое крыло станционный бухгалтер. Вольница вольницей, полное невмешательство в городские дела извне, серое небо и однообразная погода круглый год ‑ это, конечно, все так, но и тут оказалось, что без обыкновеннейшей бухгалтерии не обойтись. Кто‑то должен был учитывать прибывающие в город продукты, их распределение, сводить остатки на складах по бумагам и фактическому наличию.

Повзрослевший и теперь желающий не только выпить, но и повеселиться с девками где‑нибудь в сауне или, на худой конец, пустой квартирке, которых и в центре города было хоть отбавляй, Велька при этом отличался редкой для своего возраста усидчивостью и аккуратной внимательностью на работе. А какие еще таланты могли бы пригодиться на должности младшего бухгалтера? Постепенно к мелкому, но глазастому и назойливому там, где ему надо, пареньку стали привыкать и грузчики, семьями кормившиеся на станции, и приезжающие извне экспедиторы, и даже кое‑кто в городской верхушке начал обращать внимание на всегда молчаливого, но очень много знающего мальчишку.

А Велька жил себе припеваючи, разок в два‑три месяца спуская свое жалованье, да еще то, что набегало помимо него, в совершенно немыслимых при первом на сухонького, невысокого паренька взгляде развлечениях с реками портвейна, ордами девиц очень и очень легкого поведения и уже появляющимися около чужих денег нахлебниками. Длилось такое развлечение иной раз по три‑четыре дня, но осторожный Велька всегда заранее предупреждал своего старшего о возможных отлучках, ибо место при бухгалтере кормило и поило его. А вот в глазах грузчиков, пару‑тройку раз заставших мелкого паренька в местах откровенно не подходящих ни для его возраста, ни для чина, Велька значительно вырос, стал если и не полностью своим, то уже и не чужим ‑ точно. Приметили и стали выделять его и экспедиторы из столицы, в большинстве своем всякий раз новые, но отлично знающие что из себя представляют и встречающие их грузчики, и редко, но навещающие свои склады хозяева, и весь прочий народец, что толокся вокруг станции.

И как‑то раз, оставшаяся ночевать в городе бригада экспедиторов, а это случалось не так уж и часто с учетом прибытия всего трех‑четырех эшелонов в месяц, возложила именно на Вельку почетную обязанность сопроводить их по ближайшим злачным местами для отдыха души и тела. Приглашение мелкий воспринял с воодушевлением, тем более, что приближался срок и им самим назначенного себе очередного загула, а тут удалось, как бы, совместить оба мероприятия в одно.

Через пару дней, очнувшись от бесконечных тостов, пожеланий, возлияний и бесцеремонных ощупываний себя непонятными девками, Велька обнаружил, что не только сохранил свои драгоценные монетки полностью, но еще и обогатился без малого на сотенку новых. Кто и когда в процессе гулянки сумел подсунуть простому, казалось бы, бухгалтеру такие деньги, Велька, конечно, не помнил, все три дня загула слились у него в один, но беспрерывный.

А хорошо гульнувшие экспедиторы запомнили шустрого паренька, способного не только ублажить ищущих приключений, навести на относительно безопасный по городским меркам кабак или бордельчик, но и отлично знающего взаимоотношения между хозяевами районов, добытчиками, бригадирами... Расслабившись портвейном, болтал Велька много и охотно, не всегда замечая, на какие темы его направляют нужными вопросиками собутыльники. И вот, за первым, таким, казалось бы, неожиданным последовало второе, третье, четвертое приглашения. Велька постепенно становился штатным гидом частенько меняющихся экспедиторов. И, как и в первый раз, за все свои и велькины удовольствия платили сами иногородние, обыкновенно мужики крепкие на мускулы и голову, все чаще и чаще в последние годы ‑ с откровенной военной выправкой. Они еще и прибавляли мелкому, как бы, за труды сотню‑другую монет, при этом, правда, постоянно выпытывая все новые и новые подробности о городской нечисти, о походах добытчиков в особые, потаенные места, о скупках добытого в пустых районах хозяевами складов или кем еще...

На работе Велька стал появляться все реже и реже, впрочем, старший бухгалтер зла на него не держал, быстренько подыскав пареньку достойную замену, ведь мелкий всегда заранее предупреждал о своих отлучках и не пытался юлить и скрытничать, когда загул с экспедиторами затягивался на лишний день или два. Теперь основной доход Велька имел от удовольствий, получаемых не только иногородними пришлыми, но и им самим. Конечно, про бесплатный сыр и мышеловки для жадных на халяву мышей мелкий слышал с самого детства. Но в своих рассказах о городской подноготной он не видел ничего плохого, об этом же знали едва ли не все в меру внимательные и наблюдательные обитатели города. Вот только у экспедиторов с каждым новым визитом в кабаки и бордельчики появлялись все новые и новые вопросы о маршрутах добытчиков, о сохранности строений на некоторых территориях, о самых известных и опасных ловушках и ночной нечисти, о распределении доставленных продуктов, о распорядке и методах работы городских сил правопорядка... И, пополняя свои сведения об известном, интересуясь пока еще и ему неведомым, Велька продолжал бродить по станции, заглядывая в самые дальние и сокровенные её закутки, посещал вертеп и другие кабаки, где собирались добытчики, выспрашивал, вынюхивал, а главное ‑ запоминал, чтобы потом охотно поделиться с новыми, постепенно становящимися старыми, иногородними дружками.

Временами он, конечно, задумывался, зачем нужна чужакам такая вот детальная подноготная Города, к чему им сведения о том, кто и с кем поделился привезенной для хлебопекарни мукой, откуда добытчики понатащили вдруг такое количество иридия и осмия, не собирается ли кто в поход за банковскими сокровищами или оружием с заброшенных армейских складов. Но, как ни крутил Велька в голове передаваемую экспедиторам информацию, никак не мог найти в ней конкретного вреда для города или кого‑то из хозяев и добытчиков. Не мог он и знать того, что с годами превратился в одного из самых достоверных и постоянных поставщиков сведений о происходящих в черте города событиях. Конечно, и военные, и прочие заинтересованные ведомства в стране имели и других осведомителей, но те все‑таки не дотягивались до уровня пусть и не очень образованного, но сохранившего привычную бухгалтерскую аккуратность и дотошность Велизария.

На выплатах от экспедиторов, на подсказках с их же подачи кое‑кому из добытчиков, в каких местах можно с большей для своего кармана пользой пошерудить, Велька приподнялся. Занял неплохую квартирку совсем рядом со станцией, обставил её в основном мебелью из соседних, заброшенных квартир и даже пригласил к себе постоянную подружку, чтобы не тяготиться домашней приборкой и приготовлением еды. С выбором женщины он не заморочивался, лишь бы стирала, готовила и подметала регулярно, не позволяя помещению превращаться в помойку, может быть, поэтому девка ему попалась не из лучших, откровенно вздорная, предпочитающая по любому поводу сначала орать, как резанная, а потом, получив должный мужской отпор, замыкаться в себе, молчать и дуться часами, а то и днями. Единственного в глазах Вельки плюса у нее было не отнять: готовности к постельным утехам в любое время дня и ночи. Правда, для Вельки и этот плюс иной раз выходил минусом, когда он возвращался из своих походов за свеженькой информацией откуда‑нибудь с окраин раньше намеченного срока.

Не один уж десяток раз приходилось ему заставать дома прокуренную спальню, бычки от неизвестных ему марок сигарет, заброшенные в угол пустые бутылки, и пьяненькую, с довольным выражением лица, девку Альку, голышом фланирующую по квартире и что‑то веселенькое напевающую себе под нос. Бывало, что заставал не одну и прямо в постели, за что, без церемоний выпроводив предварительно мужика, бил, а потом жестоко пользовал ее прямо тут же, оживляя в памяти всяческие необычные штучки, виденные во время совместных с экспедиторами походов по злачным местам.

Впрочем, казалось бы, жизнь Вельки была совсем неплоха, если бы не эти, теперь едва ли не еженедельные встречи с экспедиторами, встречи, в последнее время приносящие не только деньги, но странное физическое утомление. В городе случалось не так много интересующих пришлых происшествий, да и что‑то в последнее время просьбы экспедиторов порасспрашивать народ о том, о сем стали все больше какие‑то неприятно рискованные, касающиеся бывших военных заводов, хранилищ непонятно чего на местах стоянки воинских частей, и еще разных таких мест, куда никто из добытчиков не заходил, да и не хотел ходить даже за большие деньги. Добытчики лучше других в городе понимали, что жизнь за монеты не купишь.

Теперь приходилось день за днем бегать по пристанционному району, изображая непонятную кипучую деятельность, просиживать вечера напролет в ближних и дальних кабачках, хотя Велька, соображающий, что экспедиторы проверяют его работу через каких‑то других, так же купленных людишек, с гораздо большим удовольствием провел бы это время дома, под бочком скандальной и безалаберной, но такой безотказной Альки.

Впрочем, к ближайшей, ожидавшейся завтра, к вечеру, встрече Велька был готов и морально и физически. Наконец‑то, появились хоть какие‑то слухи о судьбе Хромого, ушедшего еще с месяц назад в рейд к загадочному зданию у Малой речки. Да еще и про суровую до жестокости, говорят, самолично отрезающую своим врагам головы хозяйку нескольких складов Бражелину удалось кое‑что выяснить... вот только дельце с бывшим ракетным заводом в пустом районе Вечного застряло, так и не сдвинувшись с мертвой точки. Но сегодняшний вечер Велька решил посвятить простому домашнему отдыху, без особых возлияний и прочих излишеств, разве что, опрокинуть парочку стаканчиков портвейна перед сном.

Подходя к своему дому, Велька подивился, как тихо сегодня в его маленьком, пристанционном переулке, да и почему‑то во всем квартале; нигде не слышно ломающихся подростковых голосов, не переругиваются соседствующие и вечно чем‑то недовольные женщины, не звенит разбитая посуда, да и из квартиры его, если прислушаться с улицы, не доносилось ни звука, будто пьяненькая Алька уже зажалась где‑то в уголке, свернувшись калачиком, и уснула. Про возможного любовника Велька не думал, памятуя, что в пользовании Алька была голосистой, охи и вздохи далеко разносились бы по улице, а в моменты, когда ее разбирало от удовольствия, так девка иной раз вообще срывалась на пронзительный визг, слышимый, наверное, и в соседнем квартале.

Поднявшись по грязноватой, но крепкой, не оплывшей, как в некоторых других домах, лестнице на свой, как он считал, достойный солидных людей второй этаж, Велька сразу же приметил, что дверь в его квартиру приоткрыта. Такого безобразия Алька не позволяла себе уже с месяц, а то и побольше, после того, как перепилась портвешка с двумя мужиками и заснула в процессе их совместных игрищ прямо посреди небольшой, но её же стараниями уютной кухоньки. Их тогда так и застал забегавшийся по складам Велька: голых, с трудом шевелящихся мужиков, тоже портвешком от души не побрезговавших, и Альку, беспокойно, со вздохами, спящую в процессе ленивого, пьяного пользования её с двух сторон. И смех, и грех был, может, как раз из‑за смеха‑то и не влетело тогда Альке до синего цвета на боках и скулах.

"Неужто опять в перепое?" ‑ с неожиданной тоской подумал Велька, решивший перед встречей завтрашнего вечернего эшелона от всей души попользовать девку, что б потом, ночью, без всяких проблем и посторонних, мешающих мыслям желаний обдумать то, о чем будет говорить с экспедиторами.

Как ни тихо было в квартире, а едва войдя в маленькую прихожую, застланную какой‑то лохматой шкурой из синтетики, чтоб собирать грязь с обуви, которую никто никогда не снимал дома, Велька скорее почувствовал, чем услышал тихое сопение‑всхлипывание Альки. Насторожившись и для безопасности придвинув поближе к животу ножны неплохого охотничьего ножа, выменянного недавно у каких‑то охламонов, толкавшихся возле вертепа, за десяток банок тушенки, Велька по‑хозяйски резко вошел в комнату. За годы общения с грузчиками, добытчиками, доверенными лицами хозяев складов и районов, примелькавшись и тем, и другим, и третьим, он невольно перестал опасаться случайных встреч с незнакомыми, злыми людьми и чувствовал себя вполне уверенно, зная, что никто не станет нападать на него без причины и даже, что совсем уж редким было в городе, без предупреждения.

После первых же часов прогулки по городским заселенным кварталам Ворон понял всю степень правоты Дяди, разделившего их маленькую команду на две еще меньшие. "Нам шум никак не нужен, ‑ пояснил свою мысль Вечный. ‑ Нам пройти на станцию надо, и вас на эшелон пристроить, в обратку". А в том, что при прохождении по улицам города шестерки неплохо вооруженных людей, из которых четверо иногородних, шум обязательно бы возник Алексей сообразил, понаблюдав, как перемещаются по улицам сами горожане. Шли ли они по каким‑то своим делам или просто прогуливались, убивая время, а может быть, ждали кого‑то из своих знакомцев, но больше трех‑четырех человек не собирались в одном месте, да при этом все они были местными, с привычными землисто‑серыми лицами. Лишь однажды навстречу Алексею и Сове, сопровождаемыми Жанеткой, попался небольшой отрядик, человек в шесть‑семь. Но тут же подруга Вечного сориентировалась и быстро свернула с основной улицы, увлекая за собой штурмовика и Кассандру. "Добытчики это, ‑ разъяснила она свое поведение уже в узком, извилистом переулке. ‑ Хорошо, если в рейд собрались, такие никого трогать не будут, хоть и себя в обиду не дадут, а если просто отдыхают?"

После посещения вертепа Ворон очень хорошо представлял себе, как могут отдыхать местные добытчики, поэтому не стал возражать, когда Жанетка провела их узкими закоулками едва ли не до самого места назначения. Штурмовик никогда специально не искал приключений на свой зад и всякий раз из предоставляемых судьбой или начальством вариантов действий предпочитал наиболее спокойный и безопасный.

Привычный, знакомый едва ли не с детских лет переулочек, к которому привела их Жанетка, был искажен до неузнаваемости и серым, цвета оцинкованной жести, небом над головой, и неожиданно разрушенными едва ли не до основания домишками рядом с абсолютно новенькими, будто только что построенными. Людей в переулке было совсем мало, мулатка объяснила это очень коротко и емко, сказав только: "Время..." Наверное, ближе к ночи, когда стемнеет окончательно, переулок заполнится желающими отдохнуть от суетных ежедневных дел аборигенами.

Впрочем, ждать до темноты на улице в планы Жанетки не входило. Она остановилась неподалеку от знакомого двухэтажного особнячка‑новодела, в их мире тут проживал какой‑то довольно известный адвокат с семьей, и кивнула Ворону:

‑ Давайте сразу туда? Дядя с вашими когда еще появится, а тут можно будет хотя бы перекусить и посидеть без волнений...

‑ От таких предложений не отказываются, ‑ отозвался Алексей, всегда, по‑солдатски, готовый перекусить и выпить впрок. ‑ Конечно, если заведение на вертеп не очень похоже...

‑ Ну, ты и сравнил, ‑ засмеялась мулатка. ‑ Вертеп ‑ кабак пограничный, там любому рады, если в кармане звенит... А тут...

Тишина, мягкий полумрак и далекая, едва слышная музыка встретили их в гардеробной заведения. Вдоль стены были прикреплены самые на первый взгляд обыкновенные крючки‑вешалки для верхней одежды, и только пристраивая на них бушлат, благоразумно накинутый поверх унтер‑офицерского мундира, Ворон обратил внимание, что все эти крючочки тщательно начищены и сияют прямо‑таки морским, боцманским блеском.

А дальше... помещение напомнило Алексею заграничное словечко "бар", с длинной полукруглой стойкой, вдоль которой торчали высоченные табуреты на одной ножке, с полудесятком небольших столиков, рассчитанных на то, что посетители в основном будут только пить и ограничатся с минимальной закуской. У дверей на маленькую кухоньку стояли три девчушки‑официантки, одетые в простенькие, короткие платьица, за одним из столиков сидела парочка явно иногородних: мужчина лет тридцати с солидным гаком и женщина в откровенном наряде, наверное, более уместном на стриптиз‑сцене, чем в этом тихом заведении.

‑ Моя юбка здесь не показалась бы странной, ‑ меланхолично заметила Сова из‑за плеча Алексея, остановившегося при входе в зальчик, чтобы оглядеться.

‑ Можешь переодеться, ‑ серьезно посоветовала Жанетка. ‑ Тут всё можно, только спрашивать надо... А в юбке по пустому району ты бы много не походила...

Возразить было нечего даже просто из желания поболтать языком, при проходе через загадочные развалины и полностью сохранившиеся безлюдные дворики, при томительно долгом сидении у стены дома перед стремительным броском через улицу, да и при ночевке в гулкой, пустой и пыльной квартирке на четвертом почему‑то этаже панельного строения полувековой давности камуфляжной расцветки комбинезон, простенький бушлатик и яловые сапоги на ногах были гораздо удобнее цыганской юбки и пестрой кофтенки Совы. Впрочем, все свое имущество она несла в заплечном мешке, благо, много места оно не занимало и тяжестью не отличалось. Дядя, неизвестно по какой причине, категорически отказался оставлять в бункере любую вещь оказавшихся в городе не по своей воле людей. Пришлось не только Сове, но и переодевшимся жандармскому подполковнику и рыжей репортерше загружать в свои рюкзаки всё, вплоть до носовых платков и грязных носков. Повезло в этом смысле только унтер‑офицеру, появившемуся в городе в солдатском мундире и табельных сапогах штурмовика, вполне пригодных для передвижения по пустым районам и лишь слегка замаскированных накинутым поверх кителя бушлатом.

‑ Пойдем в самый уголок, ‑ предложила Жанетка, указывая на столик ближе всех расположенный к выходу, но интимно укрытый небольшим выступом стены. ‑ Так всех видно будет, а мы глаза никому мозолить не будем...

‑ Тут всего‑то, кому можно глаза намозолить... ‑ начал было Ворон, но мулатка, наконец, разглядевшая посетителей заведения, энергично перебила его:

‑ Не "всего‑то", а целый Антон Карев сидит... с подругой...

Не дожидаясь объяснений о том, кто же этот Антон и почему он вызвал такую неожиданно бурную реакцию у Жанетки, Алексей первым устроился за столиком, выбрав местечко спиной к стене. Аристократическим предрассудкам Голицына, ожидающего обычно, пока рассядутся дамы, Воронцов предпочитал в первую очередь заботу о собственной безопасности, справедливо полагая, что это поможет обеспечить и общую защищенность группы.

Объяснений попросила Сова, когда вслед за Алексеем устроилась у столика, бросив под ноги свой тощенький вещмешок:

‑ И чем же этот парень так знаменит?

На взгляд Алексея ничего особенного в Кареве не было, кроме негородского цвета лица, впрочем, изрядно подпорченного чрезмерным употреблением спиртного, да еще нелепого здесь, хорошо пошитого из темной замши, полуспортивного костюма. Его спутница выглядела гораздо ярче: миниатюрная платиновая блондинка с длинными, прикрывающими полспины кольцами кудрявых волос, одетая в очень узкую полоску ткани на груди и едва прикрывающую трусики юбчонку ярко‑синего цвета. Впрочем, для защиты от холода на плечи её была наброшен самый ходовой в городских условиях, но явно детского размера бушлатик.

‑ Это самый скандальный и знаменитый романист из иногородних, ‑ серьезно сказала Жанетка. ‑ Он еще в одной рок‑группе на гитаре, бывает, играет. Но в основном ‑ пишет. Ну, и скандалит везде, где только можно. В город, к нам, он первый раз попал несколько лет назад, теперь тут бывает чуть не три‑четыре раза в году. Такое редко случается, чтоб город так в себя пришлых пропускал. Видать, зачем‑то нужен тут Карев.

‑ Ну, а пишет‑то хоть о чем? ‑ поинтересовался главным Ворон.

‑ Разное пишет... о войне, например. Он же в Индокитае воевал, когда там заварушка была, еще на срочной службе, в парашютистах, ‑ начала рассказывать Жанетка. ‑ Еще просто о жизни, о разных случаях... Читаешь ‑ не оторвешься...

И, заметив чуток удивленный взгляд Совы, пояснила:

‑ Ты думаешь, в городе не читают? У нас тут телевидения нет, радио не работает, кино разве что посмотреть, та и то всё старое в основном. Редко, кто сюда свежие фильмы или музыку притащит. Вот люди и читают, кому что нравится, библиотеки ведь никто никуда не вывозил, да и растаскивать там нечего, разве что ‑ раритеты какие, книжные; но их еще в первые годы растащили. Просто у нас, тут, как‑то не принято на людях читать, при ком‑то. А так ‑ у каждого любимая книжка есть, чтобы отдыхать душой...

‑ И все же, что необычного‑то в его романах? ‑ вновь возвращая разговор к экстравагантному автору, кивнул на Карева Алексей.

‑ Пишет он правду, ‑ без рисовки, серьезно сказала Жанетка. ‑ Как видел, как слышал. Нет, конечно, придумывает и свое, но ‑ без лакировки, совсем не так, как всяким начальникам хочется...

‑ Ладно, ‑ так же резко, как начал, свернул разговор Ворон, поняв, что без чтения романов этого самого Карева все равно не получится составить о нем полного впечатления. ‑ А что ж нас не спешат обслуживать? Кажется, даже в вертепе официанты проворнее, или там так было из‑за Дяди?

‑ Нет, Дядя тут не при чем, ‑ улыбаясь, пояснила Жанетка. ‑ Тут порядок такой, что человек может и просто посидеть за столиком, сколько хочет... Я ж говорила ‑ обо всем спрашивать надо...

И она сделала манящий знак рукой. И тут же одна из девчушек, оттолкнувшись от стены, которую подпирала в томительном, так свойственном работникам сферы услуг ожидании, подскочила к столику, одновременно торопливо, но и неким с чувством собственного достоинства, без лишнего халдейского подобострастия.

Оглядев гостей доброжелательным, но и очень внимательным при этом взглядом, девка улыбнулась:

‑ Я вам могу предложить черную икру с коровьим маслом... на бутербродах. Хлеб у нас свежий, утренний. Есть еще маринованные овощи, пара баночек крабов найдет, но не больше. Всё остальное ‑ по вашему желанию.

‑ По желанию будет водка, по двести грамм на каждого, ‑ ответила Жанетка, как местная, да и на правах хозяйки в их маленькой компании. ‑ Икра, масло, хлеб ‑ раздельно, ладно? Крабов обязательно, ну, и еще, наверное, что‑нибудь рыбное, сайру, шпроты, горбушу... только без томатов, хорошо?

Date: 2015-12-12; view: 335; Нарушение авторских прав