В.Высоцкий 1 page. Сунув автомат в небольшое, показавшееся игрушечным, окошко оружейки во дворике вертепа, организованной в древнем вагончике‑бытовке

Сунув автомат в небольшое, показавшееся игрушечным, окошко оружейки во дворике вертепа, организованной в древнем вагончике‑бытовке, обшитом снаружи стальными листами, Алексей следом за Дядей, оставшимся при своем карабине как ни в чем ни бывало, прошел внутрь местной достопримечательности и только тут впервые увидел множество аборигенов сразу и в одном месте. Колонну каторжан, встреченную едва ли не сразу при въезде в город, можно было не брать в расчет, частенько призраки отличались от местных, как день от ночи.

По непонятным ассоциациям обстановка в вертепе напомнила Ворону странную мешанину из театрализованных представлений одновременно по мотивам гоголевского "Тараса Бульбы" и ранних, "босяцких" рассказов Горького. Может быть от того, что у странно подергивающегося в разговоре, щупленького замухрышки‑добытчика в кармане оказались новенькие золотые монеты Госбанка? Или потому, что разряженный попугаем Павиан в сущности был очень неплохим, опасным бойцом и не заметить это мог только слепой? А может быть и стайка полуодетых девчушек с явным отпечатком профессии на лице, сгрудившаяся у стойки буфета, навела унтер‑офицера на такие мысли?

От настоящего, по представлениям Воронцова, театра вертеп отличался удивительно плохим, даже поганым освещением, изобилием висящих в воздухе вовсе не театральных слов, застарелой прокуренностью помещения и тяжелым запахом давно немытых тел, человеческих испражнений и свежей, только что прибранной расторопной прислугой, блевоты. Но едва только Дядя переступил порог заведения, как многочисленные возгласы, шумливые пьяные разговоры и угрожающие, вот‑вот готовые перейти в драку, перебранки затихли. Легкая волна узнавания прокатилась по залу и завершилась у дальней, грязной стены вовсе недружелюбным полустоном‑полувздохом: "Вечный..."

"Так и запишем", ‑ с легкой внутренней усмешкой подумал Алексей, сразу же решив, что это прозвище его спутнику подходит гораздо больше, чем просто "Дядя".

Но сам Вечный Дядя не обратил никакого внимания на такой почтительный, но и вполне враждебный одновременно прием со стороны посетителей вертепа. Или, по крайней мере, сделал вид, что ничего не заметил и не услышал, целеустремленно продвигаясь к небольшому столику в относительно чистой и неплохо освещенной, по сравнению с остальными, части зала.

‑ Гостей ждешь, Маха? ‑ приветливо спросил Дядя у спокойно сидящей за столиком совсем, казалось бы, юной девчушки. ‑ Присяду я, поговорить есть о чем...

‑ Дождалась, ‑ ответила Маха на риторический вопрос Вечного. ‑ Садись, в ногах правды нет. Её, вообще‑то, нигде нет, но в ногах особенно...

Дядя немедленно воспользовался символическим разрешением девушки и, устраиваясь на стуле, кивнул Ворону:

‑ Садись и ты, не жди особого приглашения...

‑ На этих вот, ‑ чуть помедлив после рассаживания и обозначив движением головы соседние притихшие столики, сказал Дядя. ‑ На этих вот внимания не обращай, хотя и присматривай... по‑крупному они не навредят, а настроение могут испортить запросто...

‑ Это турист с тобой или любитель? ‑ поинтересовалась, как бы невзначай, Маха.

‑ Не угадала, ‑ довольно потер ладони друг о друга Дядя. ‑ Это ‑ совсем другая история. И тебе ‑ понравится.

Девушка промолчала, но, видимо, потому, что стремительно подскочивший к столику мальчонка поставил перед гостями два свеженьких стеклянных стакана и выложил завернутые в чистую тряпицу, заменяющую тут салфетки, две вилки из отличнейшей нержавеющей стали.

‑ Ты ешь, время не трать, ‑ посоветовал Ворону Вечный. ‑ Тут продукт хороший, пусть и консерва. Маха себя обмануть не даст.

‑ Я к консервам привыкший, ‑ пожал плечами Алексей, но орудовать вилкой не торопился, по‑прежнему приглядываясь к общей обстановке в вертепе и к соседке по столику.

А зал потихоньку отошел того шокирующего впечатления, что произвело прибытие Вечного, и зашумел, загудел разноголосьем, впрочем, стараясь не выходить за пределы неизвестно кем установленных, непонятных им самим приличий. Будто отогретые воробьи, зачирикали‑захихикали девки у стойки буфета, откровенно тыкая пальцами в посетителей и, наверное, обсуждая их достоинства и кредитоспособность.

А несколько секунд спустя из‑за кулис вертепа, из "номеров", предназначенных для серьезных, желающих хорошо и интимно отдохнуть посетителей, послышался неразборчивый шум, чьи‑то невнятные вскрики и топот босых ног. В зал, в чем мать родила, выскочила девка, совсем юная, может, чуток постарше Махи, худышка почти без груди, с узкими, еще мальчишескими бедрами, но уже на загляденье красивыми круглыми ягодичками, злая, взлохмаченная и с ошалевшими глазами. Она успела только буркнуть на выдохе: Во‑о‑о...", схватила со стойки для кого‑то из посетителей приготовленный пластиковый стаканчик со спиртным и вылила его в себя одним глотком.

‑ Не, ну, я это... все понимаю, есть любители, ‑ чуть отдышавшись от ободравшей глотку дрянной водки, выговорила, оправдывая свое поведение подскочившей товарке, голенькая девка. ‑ Кому‑то и говно месить нравится, ну, ладно... вот только зачем без предупреждения, да еще и на сухую... и ржет, издевается, знает ведь, верняк, как от его болтометра больно... а у самого... отрастил... тоже мне... что б я еще раз... и где все эти... и откуда у них...

Маха фыркнула сдавленным смехом, приглушая звук странным движением губ, она тоже прислушивалась и присматривалась к происходящему, как бы независимо от общения с Дядей.

‑ Жестокие, сударь, нравы в нашем городе, ‑ явно процитировала девушка какого‑то классика, вот только до Ворона не сразу дошло, что это фраза из Островского. ‑ Суровые, но простые.

‑ Видывал и попроще, ‑ буркнул в ответ Алексей больше, конечно, ради красного словца.

Впрочем, он был не так уж и далек от истины, в жизни штурмовиков случались не только изматывающие рейды, изнурительные многодневные засады и короткие кровавые стычки. Вот, прямо сейчас вспомнилось, как в одном портовом кабачке, неважно, в какой стране и даже на каком континенте, совершенно без серьезного повода чинная, по‑русски глубокомысленная пьянка как‑то незаметно, сама собой, переросла в такой свальный грех, что голенькая девица у буфетной стойки с её смешными претензиями к клиенту показалась бы тогда Мадонной...

‑ Что же, Дядя, получается, что ты мне вот этого... ‑ Маха слегка замялась, подыскивая словечко необидное для Алексея, но ничего так и не подыскала. ‑...вот этого человека привел, как бы в компенсацию своего интереса?

‑ Не только ‑ как бы, ‑ покачал головой Вечный, хозяйским, как он привык, жестом наливая себе полстакана водки. ‑ Тут дельце‑то поинтереснее оказалось даже и моего интереса...

‑ Интереснее этого? ‑ Маха ленивым, и при этом показавшимся Ворону грациозно‑смертельным, движением достала из карманчика комбинезона маленькую коробочку, едва ли дюйм на два.

Дядя заинтересованно протянул руку, и коробочка оказалась у него. Гладкая, непонятного черного металла без единой царапины и почему‑то даже без, казалось бы, непременных отпечатков пальцев девушки, хотя на такой ровной, полированной поверхности они должны были остаться обязательно.

‑ Чип, ‑ коротко, будто отрезала, пояснила Маха. ‑ Не экстра, но ‑ это тот самый первый шаг к моему...

‑ Первый шаг, ‑ задумчиво повторил Дядя, зажимая в ладони футляр так, чтобы его не видно было со стороны. ‑ Первый шаг... и сколько же идти еще придется?

‑ Из города ‑ вечность, ‑ ровным голоском пояснила Маха. ‑ Из столицы, возможно, несколько километров. Хотя, пути и скорость прогресса неисповедимы. Иной раз достаточно просто дать намек на саму возможность, как это вызывает лавину интереса и необычайных открытий... и не только прямых, но на стыке...

Они говорили о своем, хорошо обоим знакомом, будто продолжая совсем недавно прерванный разговор, и вели себя так, словно находились не в вертепе, а некоем фешенебельном, английского духа, клубе, за столом, накрытым белоснежной накрахмаленной скатертью, обмакивая в процессе обмена репликами в португальский портвейн сочные, свежайшие бисквиты.

Слушая их и не понимая ничего, кроме отдельных слов, Алексей даже немножко заскучал, но внимания не ослабил, вполне возможно, что детали этого разговора гораздо больше скажут подполковнику Голицыну, чем простому унтер‑офицеру. Поэтому‑то и следовало все тщательно запомнить.

‑ Рабочий? ‑ уточнил Дядя о переданном ему чипе, хотя, судя по выражению лица Махи, уточнение было излишним.

‑ Их два, ‑ кивнула она тем не менее. ‑ Один запасной, я не проверяла. Второй работал. Думаю, пока несла их сюда, ничего не произошло такого...

Она пошевелила в воздухе пальцами, вновь, как и в случае с Алексеем, не в состоянии подобрать необходимого слова.

‑ В городе всё может быть, ‑ чуть флегматично отметил Дядя. ‑ Но ‑ надежда умирает последней...

"Тяга к сентенциям, пословицам, поговоркам... ‑ успел подумать Ворон. ‑ О чем это говорит? как там учили‑то?.." Вспомнить он не успел. Будто заметив или почувствовав настроение своего спутника, Дядя неожиданно переключился на него.

‑ Не скучай, солдат, ‑ дружелюбно подмигнул Алексею Вечный. ‑ И не сиди надувшись, как мышь на крупу. Вряд ли что ценного из нашей болтовни почерпнешь, да и подполковник твой... а если и поймете, чего не хотелось бы сейчас... вы же пока в курс дел войдете, пока сообразите, что и кто к чему тут у нас, времени столько пройдет, что сегодняшняя тайна секретом Полишинеля будет...

‑ Над ним еще и подполковник есть? ‑ нарочито изображая удивление, переспросила Маха. ‑ Так‑так‑так...

‑ Не над ним, а вместе, а это большая разница, ‑ уточнил Дядя. ‑ Вот это и есть мой отдарок тебе за чипы. Послушай, сама сообразишь, что стоит оно того...

Он коротко, очень коротко и сжато изложил историю попадания в город странной компании из жандармского офицера, боевого унтера‑штурмовика и двух женщин ‑ репортерши и неопределенных занятий предсказательницы, лишившейся своего дара. При этом Алексей фигурировал едва ли не ежесекундно, как основной свидетель подлинности рассказа. Еще в самом начале Дядя предупредил: "Ты поправляй, если чего не так скажу... мало ли как бывает..."

Внимательно вслушиваясь в слова аборигена, Маха, казалось, окаменела лицом, превратившись на какое‑то время в памятник самой себе. Даже глаза остекленели, что уж было совсем невероятным. Но Ворон мог бы поклясться любыми клятвами, что именно так оно было.

...‑...да, история достойная хроник... э‑э‑э... нет, летописи, ‑ поправила себя Маха, когда Дядя закончил основную часть рассказа, сопровождаемую кивками и поддакиванием Алексея.

Глаза девушки по‑прежнему были стеклянными, но лицо ожило, будто странным образом включились мимические мышцы.

‑ Нужно обдумать, просчитать, но... Дядя, что скажешь насчет "Черного дома"?

Впервые за все время знакомства с аборигеном Алексей увидел, как тот замялся. По сути, ему нечего было ответить, но и промолчать означало некую частичную потерю лица, пусть и перед одним только городским, местным человеком. Ведь в то время Ворон еще считал Маху человеком...

‑ Слышал, но... еще до всего этого... была старая, почти заброшенная усадьба под городом... да и сейчас, как видишь, есть, ‑ нехотя сказал Дядя. ‑ Постоянно в ней никто не жил, иной раз передавали то военным, то профсоюзам, пытались там устроить то санаторий, то лабораторию какую‑то... но местные говорили, что место там... плохое. Дескать, строй не строй, а стоять не будет. Вот так этот дом и существовал то, как стройка, то как заброшенная стройка... постой, еще там, рассказывают, собирались всякие сатанисты, но, ты ведь знаешь, как я к этаким сектантам отношусь, которые одни только истину и ведают...

‑ Значит, надо туда попасть, ‑ подвела совершенно неожиданное резюме их разговору Маха. ‑ Как, зачем и когда ‑ надо продумать, просчитать варианты. Это дело не пяти минут, согласен?

‑ Что время нужно, согласен, ‑ ответил Дядя твердо. ‑ А вот в этот "Черный дом" мне не нужно. У меня и здесь полон рот хлопот.

‑ А я как раз освободилась... ‑ задумчиво сказала Маха, и стеклянные глаза её вновь обрели почти нормальный человеческий вид.

Простучав по столешнице нечто, напоминающее бравурный марш, девушка, казалось, приняла окончательное решение.

‑ Обеспечишь пока вот на ближайшее время товарищей или господ? на что они охотнее отзываются? ‑ спросила Маха, кивая на Алексея, и Дядя с готовностью подтвердил, мол, какие разговоры, это‑то как раз совсем не трудно. ‑ И мне снаряжение подкинешь, поиздержалась я на прошедшей охоте...

И девушка хищно, как небольшой, но смертельно опасный зверек, улыбнулась, показывая идеально ровные, острые зубки...

"Пришли..."

Хромой характерным жестом остановил идущих следом. Они так и замерли в том же порядке, как шли: Маха чуть слева от вожака, в двух шагах позади, а за ней, чуть правее ‑ Мика и Таньча, постоянно жмущаяся к рослому, могучему мужчине, едва только позволяла это сделать обстановка, и ‑ замыкающий Парфений, в этот раз недовольный тем, что его поставили в хвосте маленькой колонны. Недовольство молодого, слегка неуклюжего увальня было так же привычно, как вечный голод Таньчи и знание маршрута Хромым. Всё это уже давно не вызывало ни удивления, ни каких‑то других сильных эмоций у подельников.

Сейчас они тоже не обратили особого внимания, как Парфений забормотал себе под нос: "Вот опять... то иди, то стой... то опять иди, то сядь..." Все смотрели вперед, на узкую ленту маленькой речушки, которую и рекой‑то назвать было трудно после прохождения метромоста над главной водной артерией Города. Но вот преградой для подельников даже такая речушка служила серьезной и угрожающей. Ее берега, когда заросшие густым низкорослым кустарником, сейчас выглядели так, будто кто‑то облил этот кустарник мазутом, а коварный нефтепродукт, недолго думая, взял, да и застыл живыми, тягучими подтеками на ветках, листве, даже на земле, но не стекая постепенно вниз, а продолжая непонятное движение вокруг какой‑то внутренней точки, фантастического центра тяжести, неизвестными силами смещенного из центра земли и поделенного на десятки тысяч фрагментов.

Маха успела только, пристально присмотревшись, понять, что вся это тягучая масса живет своей, непонятной жизнью, как Хромой указал подельникам на хлипкие остатки мостка через речушку. На мостке "живого мазута" не было видно ни капли, но вот беда ‑ центр мостка был разрушен и, похоже, задолго до Катастрофы. Только две тонкие металлические балки поддерживали остатки досок при входе и выходе с мостка, а в середине, прямо под балками, блестела угрюмая серовато‑бурая, тяжелая и неподвижная вода.

‑ Рыжая, ‑ чуть повернувшись к Махе спросил Хромой, ‑ ты по такой ширине пройдешь на тот берег?

Девка отреагировала не сразу, в обществе таких подельников она все чаще и чаще предпочитала отмалчиваться, хотя, конечно, хотелось сказать, что мол, запросто, давай не просто перейду, а еще и станцую стриптиз на самой середине, но что‑то помешало Махе так вот сгоряча похвастаться, что, бывало, ходила и по такой тонкой, и даже потоньше на первый взгляд, дорожке.

‑ Правильно молчишь, ‑ серьезно одобрил Хромой. ‑ Место плохое, тут без мыслей никак нельзя...

‑ А чего думать‑то? ‑ забубнил сзади Парфений. ‑ Вон, пусть веревку берет и шагает, если надо, выдернем обратно, на этот берег...

‑ А сам пойдешь с веревкой? ‑ поинтересовался Хромой, даже не оборачиваясь на Парфения.

‑ Не‑е... ты же рыжую выбрал, пущай она и топает, ‑ во время сообразил отказаться парень.

Не отвечая, Хромой притянул к себе Маху, приобнял за плечи и чуток подвел к мостку. На, казалось бы, давно проржавевших насквозь балках бегали явно видные из‑под густого слоя ржавчины цветные пятна: тускло‑синие, голубоватые, фиолетовые. Пятна притягивали взгляд, манили, то слегка выступая из глубины, то снова ныряя под рыже‑серый слой окислившегося металла. И Маха сразу поняла, что они таят в себе какую‑то непознанную, загадочную угрозу. Может быть, становятся скользкими, как лед, если на них наступишь, может быть, проваливаются под ногой, или подталкивают ступню, а может быть, и просто отводят глаза, и человек, шагая, казалось бы, по балке, вдруг оступается и летит прямо в воду. Б‑р‑р‑р... оказаться в этой буроватой, густой и неподвижной жидкости Махе совсем не хотелось.

‑ Сообразила? ‑ спросил Хромой, даже не взглянув на Маху. ‑ Вот только как пройти, я не знаю. Но видел, что остается от тех, кто попадал в речушку. Вообщем‑то, мало чего остается. Ты это учти. Веревку, да, веревку с собой возьми, вон, затяни на поясе, мы тут её придержим, только это совсем не страховка. На той стороне привяжешь ее к поручню мостка, так оно легко перейти, вот только веревка долго здесь не держится, иначе б давно постоянную привесили.

Слушая монотонную речь Хромого, поясняющую, что идти над речкой не просто опасно, а опасно обязательно, и грозит непонятно еще чем, кроме самой обычной, естественной для человека смерти, Маха совершенно не слышала его слов. В ушах девки почему‑то мерно, с тяжелой, нарастающей силой звучал раскручивающийся винт вертолета, когда‑то виденный ею в кино. Махе показалось, что огромные лопасти поют гулкую и монотонную песню прямо здесь и сейчас, и только через пару секунд она сообразила, что этот звук идет от металлических балок, переброшенных через речушку, но вот только никто из её подельников ничего не слышит.

‑ В раскоряку ты тут не пройдешь, ‑ продолжал пробиваться сквозь гул упрямый, поучающий голос Хромого. ‑ Ноги у тебя коротки, да и у всех нас тоже. Даже ползком не получится, слишком тонкая балка, придется идти по ней, вот только сама держись, старайся вниз не смотреть, тут хоть и невысоко, но иной раз и в метре от земли голова может кругом пойти...

Маха чуть напрягалась, усилием воли убирая гудение металлических балок из своей головы. Это удалось ей легко, будто просто повернула некий выключатель, и всё стихло.

‑ Я иду, ‑ просто сказала она, снимая рюкзак с плеч и скидывая на землю следом за ним бушлат. ‑ Давай веревку.

Скинув собственный вещмешок и слегка покопавшись в нем, Хромой нашел веревку и сам обернул её петлей на талии Махи, закрепив скользящий узел сзади, почти на копчике. Принял от девки пистолет, запасные обоймы, нож. Та и сама не знала, почему ей вдруг так горячо захотелось избавиться от оружия, но собственную интуицию Маха всегда слушала очень внимательно.

Когда она сделала первый шаг на мостик, еще прикрытый высохшими от старости, но все еще почему‑то гибкими досками, Махе показалось, что в ней, изнутри, отключились сразу все органы чувств, кроме внимания и чувства равновесия. Всего через три шага она оказалась на металлической балке, широко раскинув в стороны руки, осторожно перенося тяжесть тела с одной ноги на другую, тщательно готовясь к следующему маленькому шажку вперед. И Тут Маха невероятным образом поняла, что цветовые пятна на балке не видят ее, не замечают, а потому и не смогут, ну, никак не смогут навредить ей во время перехода. Она могла бы играючи пробежать по узкой металлической тропинке туда и обратно, остановиться посередине и стоять столько времени, сколько сама пожелает, а пятнам и той силе, которая выражала себя через эти цветные псевдоживые кляксы, будет абсолютно все равно, что есть здесь Маха, что нет.

Старательно не обращая внимания на собственные ощущения, непонятную легкость, чувство безопасности и прилив сил, Маха, осторожно ступая, добралась до противоположной стороны и, только почувствовав под ногами относительную твердь деревянных дощечек, решила обернуться.

Вся компания подельников отсюда казалась скульптурной группой, замершей на противоположном берегу в ожидании перехода Махи. Не шевелясь, и будто устремившись вперед, вслед за девкой, стояли Мика и прижавшаяся к нему Таньча, засунувший палец в нос Парфений, и только Хромой чуть заметно двигал губами, будто творил непонятную молитву или начал что‑то подсказывал двигающейся по металлической балке Махе. Но стоило только резко тряхнуть головой, и картинка перед глазами ожила, словно запустили дальше фильм после стоп‑кадра.

Пройдя по доскам до конца мостка, Маха ослабила узел на опоясывающей её веревке, выскользнула из петли и принялась крепить снасть к уцелевшим и довольно крепким металлическим конструкциям, расположенным уже на суше, в относительно безопасной зоне.

‑ Стой там, ‑ чуть нервно прикрикнул на Маху, собравшуюся уже было вернуться за своим вещмешком, Хромой. ‑ Лучше я два мешка перенесу...

‑ Ладно, ‑ немного удивившись, согласилась Маха, отодвигаясь чуток в сторонку от схода мостка.

Ей так даже проще было, чем шататься туда‑сюда по узкой балке. А перешедший речушку первым Хромой, сбросив с плеч на землю оба мешка, снизошел до того, чтобы пояснить:

‑ Бывало, что веревка в труху обращалась после возврата, ну, то есть сюда пропускала народ спокойно, а вот отсюда...

Маха равнодушно пожала плечами. Сейчас ее больше интересовали неожиданно открывшиеся странности собственного организма и реакция на них металлической балки, точнее, чудных цветовых пятен, не почувствовавших в Махе живого человека.

Следом за Хромым через мостик без всяких происшествий перебрались Мика и Таньча, а последним ‑ непрерывно ворчащий Парфений. Выждав несколько минут, пока подельники, скинув на землю вещмешки, успокаивались, кто как умел, прикуривали и настраивались на кратковременный отдых, как обычно после преодоления очередной преграды на пути, Хромой объявил:

‑ Ну, что, мальчики и девочки, нам тут совсем немного осталось до цели. Вот за этим бугорком и будет...

Старик, а по городским меркам Хромой был уже глубоким стариком, жестом указал на вздыбленный невысокий и пустынный холмик у подножия которого они и расположились. Холмик начинался почти сразу за мостком и был достаточно крутым и высоким, что бы заслонить собой дальнейший обзор.

‑ Идем туда? ‑ спросила спокойно Маха, подхватывая свой вещмешок, она теперь явно не нуждалась ни в отдыхе, ни в успокоении разыгравшихся у остальных подельников нервов.

‑ Погоди, туда мы успеем, ‑ остановил ее Хромой. ‑ Передохнуть надо. Мне, после этой речки, что‑то не по себе, уж больно она тебя легко пропустила. Так не бывает.

‑ Я должна была обязательно упасть в воду? ‑ по‑прежнему равнодушно уточнила девка.

‑ Не обязательно ты и не обязательно упасть, ‑ как‑то туманно ответил Хромой. ‑ Тут со всеми добытчиками что‑то случается... кто‑то подельников теряет... кто‑то груз или запасы свои... а мы прошли без потерь. Может, еще и из‑за этого как‑то муторно на душе.

Маха едва не ляпнула, что всё на самом деле в порядке, что мостик и балки под ним, и цветные пятна на балках просто‑напросто не признали в ней живую, но во время сообразила, что такое откровение не только не успокоит Хромого, а еще больше встревожит. "И у меня обнаружились нервы", ‑ подумала она с легкой иронией.

В это время Хромой, не обращая внимания на остальных подельников, начал распаковывать свой вещмешок, доставая оттуда "химку", таблетки сухого спирта, сверток тускло поблескивающей фольги и простецкую жестяную кружку. Поймав чуть удивленный взгляд Мика, старик заявил:

‑ Никуда дальше не пойду без чая.

Мика не стал спорить с вожаком, раз тот сказал, значит, так надо, и молча пожав плечами, тоже занялся своим рюкзаком, извлекая из него любимую Таньчей тушенку и несколько сухарей для себя. Парфений, пользуясь свободной минутой, повалился на черную землю, даже не расстелив "химки", и зашарил по карманам в поисках сигарет. Через минуту, сделав вид, что не нашел ничего, крупнее табачных крошек, он посмотрел просительно на Мика, но тот в ответ только усмехнулся, дурная манера попрошайничать без всякой на то нужды въелась в кровь Парфения и была хорошо известна подельникам.

Присев возле своего мешка на корточки, Маха как бы задумалась о том, что же предстоит дальше пережить и ей, и всем подельникам, уцелевшим при переходе речушки против всех правил, выработанных добытчиками за многие десятилетия смертельно опасных рейдов. То, что цветные пятна отказались признать ее живой казалось необъяснимой загадкой, и это было неприятно, ведь загадок вокруг хватало и без этого. Вдобавок, Маха неожиданно уловила, что в голове у нее вертятся непонятные цифры, складываясь постепенно в какой‑то длинный, недоступный пока её пониманию ряд. К цифрам прибавлялись буквы, да не простые, а из латинского и греческого алфавитов. И если латиницу в городе еще употребляли иной раз в разговорах и на уцелевших вывесках давно заброшенных магазинов и лавок, то уж греческих букв никто не видывал давным‑давно.

Суматошная, малопонятная череда цифр, маятником качающаяся в голове Махи, немного отвлекла ее от окружающего. Тем временем Хромой уже разложил маленький костерок из таблетки сухого спирта, выставил на него кружку с водой из своей фляги, Таньча аппетитно дочавкивала тушенку из банки, Мика докуривал, а Парфений лениво разглядывал склон, по которому подельникам предстояло подниматься к гребню холма через несколько минут. Именно он, Парфений, как это ни странно, и заметил что‑то там, среди черных зарослей, обломков арматуры и странных кирпичных стен в полметра высотой, разгораживающих склон на несколько участков.

‑ Вон оно, вон! Глядите!!! ‑ выкрикнул неожиданно парень, указывая пальцем на небольшое завихрение серо‑черной пыли, возникшее на склоне неподалеку от самого, на первый взгляд, толстого древесного ствола.

Привыкшие к бытовой легкой придурочности Парфения подельники отреагировали насмешками.

‑ Пробежал или пробежала? ‑ уточнил Мика, улыбаясь во весь рот.

‑ Глюк, что ли? ‑ деловито осведомился Хромой, готовясь засыпать в закипевшую воду щепотку чая. ‑ Так ты ж, вроде, вчера не пил никакой дури...

‑ Вот дали боги подельничков, ‑ со злостью ответил Парфений и плюнул через плечо, но неудачно, слюна повисла на левом рукаве повыше локтя, и окончательно расстроенный Парфений принялся счищать ее рукавом правым. ‑ Вот ведь пробежало там что‑то, прямо по склону, а вам бы лишь бы дурака валять, да на меня насмешничать...

‑ Некому здесь бегать, ‑ серьезно и строго, будто отчитывая за очередную глупость, ответил Хромой. ‑ Нету здесь людей. И зверей нету, как и во всем Городе, или ты думаешь, что мы в заповедник пришли?

‑ Ничего не думаю, ‑ обиженно и раздраженно отозвался Парфений. ‑ Бегало там что‑то, вот и сказал вам сдуру, теперь вообще всегда молчать буду...

Парень, надувшись от обиды, перевернулся на другой бок, демонстративно отворачиваясь от подельников, а Маха задумчиво погладила себя по рыжеватой и жесткой, короткой щетке волос на голове. Она понимала, что Парфений, как и сама Маха, в самом деле видел небольшой плоский ящичек, похожий на старинный переносной вычислитель. Вот только ящичек этот сам по себе появился из ствола дерева и там же исчез, подняв небольшое облачко пыли. И еще ‑ этот ящик спросил непонятным образом у Махи: "Код доступа?"

Впрочем, легкая перебранка с Парфением, и нечто им, якобы, виденное насторожило подельников, и без того привыкших к крайней степени осторожности в пустых районах. Конечно, ни Хромой, ни Мика не могли поверить, что парень успел что‑то разглядеть в неожиданно возникшем облачке пыли, но ведь сами по себе, просто так, облачка не возникают.

После случившегося Хромой без всякого удовольствия проглотил в два приема чуть поостывший чай, кивнул Мику на опустошенную Таньчей банку тушенки и попросил:

‑ Знаешь, прикопай‑ка ты ее, пусть следов тут не будет...

Мика кивнул, безмолвно соглашаясь, и несколькими ударами ножа вырыл в мягком, податливом грунте маленькую могилку для пустой банки и окурков.

Сообразивши, что через несколько минут они тронутся в путь, Маха поднялась на ноги, подхватила свой вещмешок, прилаживая его поудобнее на спине. Следом за ней зашевелились и остальные подельники, даже обиженный Парфений не стал дожидаться постоянных подгоняющих слов и жестов от Хромого.

‑ Ты, глазастый, первым, Мика с Таньчей за ним, ‑ скомандовал, оглядев готовых к движению подельников, Хромой.

Не возражая и даже не заворчав привычно по поводу своего неожиданного первенства в строю, Парфений начал подыматься по крутому склону холма, осторожничая пока еще совсем не по делу, старательно нагибаясь почти до самой земли и то и дело опираясь об нее руками. Следом, чуть спокойнее, но все равно настороженно и опасливо двинулись Мика и Таньча. Чуть задержавшийся, пропуская вперед подельников, Хромой, внимательно посмотрел на Маху и вдруг спросил тихо‑тихо, что б не мог услышать не только никто из ушедших вперед, но даже и стоящий почти рядом: