Часть первая. 3 page

Не отвечая на приветствие и спокойно спустившись до конца лестницы, Матвей только тут скомандовал притихшему, будто дремлющему за стойкой, буфетчику: "Принеси‑ка мне, любезный, семги под водочку, да и так ‑ салатик какой‑нибудь..." и только после этого обратил внимание на собравшихся за столиками. "Не спится что‑то", ‑ сказал он вроде бы в знак приветствия и демонстративно зевнул, показав белоснежные клыкастые зубы. Впрочем, клыки у него во рту на этот раз выглядели вполне по‑человечески, ну, разве что совсем чуток подлиннее, чем у простых людей.

Присев за столик к Чавыче, мужичку уже в возрасте, одетому с претензией на былую роскошь в изрядно потертый и заляпанный подозрительными пятнами бархатный пиджак когда‑то сочного василькового цвета, Матвей дождался своего заказа, без слов разлил водку из стеклянного графинчика в две предусмотрительно поставленные буфетчиком на стол рюмки, передвинул ближе к середине тарелки с запеченной семгой, огуречно‑помидорным салатом, хлебом, будто бы приглашая Чавычу принять участие в трапезе, и только после этого спросил по делу:

‑ Скажи‑ка, мил‑друг, а кто по ночам возле гаражей у нас балует?

‑ А тебя не иначе, как обидели там! ‑ глумливо всхохотнул сидящий за соседним столиком молодой совсем парнишка Пафнутий, частенько исполняющих в компании роль деревенского дурачка.

Чавыча только укоризненно глянул в его сторону, жадно выпил предложенную водку, блаженно откинулся на спинку стула, одновременно доставая откуда‑то из‑под полы и разминая в пальцах папироску.

‑ Есть такая компания, даже две, ‑ ответил он на вопрос Матвея. ‑ Вот только... не советовал бы я тебе с ними связываться, себе дороже выйдет.

‑ А я и не буду связываться, ‑ подмигнул собеседнику светлым, ледяным глазом Матвей. ‑ Я вот только узнать хотел...

Чавыча недоверчиво покачал головой, выпустил клуб дыма от прикуренной папироски, подумал еще немного.

‑ Молодежь там, ‑ пояснил он Матвею. ‑ Из не простых. В одной компании Стефан командует, это он так себя на латинский манер перекрестил, сам‑то по рождению Степан. Папашка его из судейских, не мелочь какая пузатая, а где‑то в верхах, но не на виду. Такие всегда опаснее, исподтишка норовят куснуть, чужими руками жар загрести, да стравить добрых людей между собой. Сынок точь‑в‑точь в него пошел характером. Во второй ‑ Ванька главный. Этот за деньгами родичей прячется. Как там у поэта: "Все куплю, сказало злато..." Вот и он думает, что всё в мире купить можно. Ну, и ведет себя соответственно своим скудным мыслям.

"Промеж себя ребятишки эти особо не враждуют, но и дружбы у них нет. Пасутся на одних улицах, да в подворотнях, хулиганят, сумки с запоздавших барышень срезают, нашего брата гоняют, почем зря. Бесятся с жиру, короче. Но оттого еще опасней, чем те, кто ради куска хлеба за поживой выходит. Никогда не знаешь, что им спьяну в голову взбредет, что еще напридумывают, да нафантазируют..."

‑ А и ладно бы с ними, ‑ кивнул Матвей, накалывая на вилку кусок помидора и отправляя его в рот вслед за глотком водки.

После роскошной ночной трапезы он мог неделями, да что там неделями ‑ месяцами без всякого отвращения жевать овощи, жареное мясо и рыбу, спокойно есть шоколадные конфеты. Главное было ‑ не увлечься, не переборщить настолько, что немедленно вслед за овощным салатиком захочется живого, кровавого мяса.

‑ Ну, а подробностей захочешь, ‑ сказал Чавыча, самостоятельно наливая в свою рюмку водки, ‑ то лучше всего вон, к Сове обратись... она ‑ птичка тоже ночная, как и некоторые здесь... и обо всем в тех компаниях знает.

Матвей бросил взгляд в уголок зала, там притулилась за столиком то ли полуспящая, то ли просто перепившая девушка лет двадцать, миниатюрная, худая, одетая в пестрые и широкие, цыганского фасона, тряпки. Пепельно‑серые вихры на её голове и в самом деле напоминали птичьи перья.

‑ Расскажет‑расскажет, ‑ покивал Чавыча, перехватив взгляд Матвея. ‑ Она с ними‑то на ножах, пусть и обидеть её непросто, но было дело, они чуть не охоту на нее устроили, да только обломились, как обычно. Для охоты азарт нужен, жажда... а у них, кроме пустого форса ‑ один пшик...

Не откладывая в долгий ящик разговор с нужным человеком, Матвей поднялся с места, но не успел он и шага сделать, как помещение наполнилось звуками залихватски‑визгливой еврейской скрипочки и буханьем барабана. Это заскучавший буфетчик то ли, чтоб развеять собственную сонливость, то ли, чтоб создать в подвальчике атмосферу развеселого кабака, включил проигрыватель.

Спервоначалу Матвей хотел прикрикнуть на него, уж очень душераздирающе‑разухабистой и банальной была эта музычка, но тут же передумал, решив, что разговору она не помешает, а вот слух прочим обитателям кафе отобьет. А чем меньше людей будет знать о его интересе, тем спокойнее они будут спать. Впрочем, излишней заботой о людях Матвей себя не обременял, скорее уж это была забота о самом себе.

Едва он присел за столик напротив Совы, как девушка, не меняя позы, даже просто не пошевелясь, распахнула огромные, совсем нечеловеческие, по‑птичьи круглые глаза и спросила так, будто с первой секунды появления Матвея в кафе постоянно находилась за его спиной и внимательно вслушивалась в каждое слово:

‑ Тебе про кого сначала рассказать?

‑ Начни со Стефана, ‑ мгновенно сориентировался Матвей. ‑ Хотя, мне лично все равно с кого.

‑ Угадал, ‑ равнодушно произнесла Сова. ‑ Он со своими был этой ночью на улице. А ванюшкины ребята у него дома гуляли, пока родителей не было. Отъехали его родичи на пару дней, вот и...

"А Степка... тебе ведь не про его любимую мадеру узнать нужно, и не про цвет исподнего, и не про то, как он девок ломает и в каких позах. Он пока еще сейчас у себя дома, отдыхает от гулянки, но попозже, к ночи, в "Черном доме" будет. Узнать он чего‑то хочет о том, что случилось. Там есть у кого спросить".

‑ Сколько? ‑ без всяких экивоков, отбросив куда подальше такт и дипломатию, уточнил Матвей цену на выданную информацию.

Сова неуловимо под пышными пестрыми тряпками пожала плечами. Матвей выложил на столешницу пару не самых крупных, изрядно помятых купюр. Девушка, ни слова не говоря, просто провела над ними узенькой, тонкой ладошкой, и деньги исчезли, будто растаяли в воздухе, на глазах Матвея. "Цыганский гипноз, ‑ подумал он. ‑ Давно такого не видел".

‑ Не ходи туда, ‑ будто через силу, сказала Сова. ‑ Что‑то там будет...

Матвей попробовал быстро, как только он умел, поймать взгляд девушки, но круглые, птичьи глаза были пусты и равнодушны. Он снова полез было в карман за деньгами, но Сова остановила его магическими словами:

‑ Будешь должен...

И опять полуприкрыла глаза и будто бы клюнула носом, едва заметно склонив голову к столу.

При выходе из лифта просторный, светлый и совершенно пустой коридор привел репортершу и жандармского подполковника сначала в небольшую, изящно обставленную пусть и полностью казенной, канцелярской мебелью приемную, в которой хозяйничала просто‑таки умопомрачительная блондинка. "И где они таких себе только набирают?" ‑ с завистью подумала Нина, осторожно присматриваясь к милой, но такой ослепительно‑красивой девушке. Длинные ноги, высокая грудь, густые светлые волосы, голубые глаза... прямо, картинка какая‑то. Да и одета секретарша ‑ а кто еще может хозяйничать в приемной? ‑ была не то, что бы вызывающе, но как‑то не очень строго. А всего‑то чуть там, чуть здесь по мелочи... юбочка чуть покороче, шелковая блузка чуть меньше размерчиком с расстегнутыми тремя, а не двумя пуговичками. И ‑ совершенно невероятный, просто фантастически ровный загар по всему лицу, красивой шейке, обнаженным до локтей рукам.

А вот для подполковника секретарша оказалась простым предметом интерьера. Он, не задерживаясь, привычно кивнул, распорядился:

‑ Маша, меня нет ни для кого, кроме наших оперативников... и приготовь чаю с бутербродами, хорошо?

"А ведь для него эта Маша и в самом деле ‑ мебель, ‑ подумала репортерша, проходя следом за подполковником в его кабинет и привычно подмечая всё вокруг. ‑ И как же можно так равнодушно относиться к таким прелестям? Может, он из этих... которые мальчиков любят? Да не похоже... и не держат таких людей в особых службах. Во всяком случае, в высокие чины не пробираются. И не слышала я никогда за нашими аристократами таких грехов. Вот всякие британцы, да германцы ‑ те, да, те очень даже, а наши все больше по бабам..."

Так и не придумав даже просто для самой себя подходящего объяснения, Нина вошла в кабинет подполковника. Он был точно таким же по размерам, как и приемная, видимо, при планировке этажа никто не мудрил и не заморачивал себе голову, просто разделив всю площадь на одинаковые по размеру комнатки. И обстановка была такой же казенной и канцелярской, разве что книжных шкафов было поменьше, чем в приемной, да на столе возле полудесятка разномастных телефонных аппаратов стояла старинная, бронзового литья, чуть‑чуть позеленевшая от времени настольная лампа.

‑ Присаживайтесь, милая барышня‑репортер, ‑ предложил Голицын, сам устраиваясь в удобном кресле за своим столом, предварительно дождавшись, пока усядется Нина, и это тоже было в крови у подполковника. ‑ Пока Маша готовит чай и бутерброды, предлагаю вам немного почитать о работе моего отдела. Тем более, что и мне надо бы заняться текущими делами. Ведь ваше присутствие их не отменяет.

Не дожидаясь ответа от репортерши, подполковник извлек из ящика стола пухлую папку самого обыкновенного канцелярского вида, разве что украшенную строгими надписями "Совершенно секретно", "Единственный экземпляр", "ответственный за хранение..." Чин, фамилия и должность ответственного были вписаны от руки изящным, с легкими завитушками, но очень разборчивым почерком, и Нина почему‑то тут же решила, что это ‑ рука красавицы‑секретарши.

Довольно церемонно вручив репортерше папку, Голицын вернулся на свое место и тут же снял трубку с одного из телефонов. С легким недоверием открыв обложку, Нина прислушалась было к телефонному разговору: "Это Голицын. Что успел?.. так, отлично, отправь к ней Володю, он быстрее эту "мамку" раскрутит... сам ‑ обратно, пройдись по квартирам... да, дезу там уже дали... И передай Володе, пусть сразу звонит мне..."

Чуть позже подполковник звонил экспертом, очень любезно, но настойчиво требуя максимально ускорить проверку привезенных его группой материалов, потом кто‑то звонил на телефон Голицына, и вновь сам подполковник связывался с кем‑то... но Нина уже не слышала и не видела ничего происходящего в кабинете. Она даже не обратила внимания, как секретарша подала только для нее крепкий горячий чай и удивительно вкусные бутерброды с толстыми ломтями буженины поверх свежего белого хлеба с коровьим маслом. Все дело в том, что Голицын подсунул репортерше слегка беллетризированный для высокого начальства годовой отчет своего отдела, состоящего в структуре Департамента особых расследований Жандармского Корпуса. И отчет этот оказался настолько интереснее всего, происходящего вокруг, что девушка оторвалась от простых на вид конторских листов бумаги лишь после настойчивой просьбы подполковника уделить ему несколько минут.

Нина с тяжелым вздохом захлопнула папку и отодвинула её подальше от себя по столу, будто борясь с искушением не обращать внимание на слова Голицына и продолжить столь увлекательное чтение.

‑ Спасибо вам, ‑ сказала репортерша негромко. ‑ Жаль только всё это никогда не напечатает даже самый смелый редактор самого распоследнего желтого листка в городе...

‑ Почему же? ‑ сделал вид, будто удивился, подполковник.

‑ А вы сами не знаете? ‑ вопросом на вопрос ответила Нина.

‑ Знаю, просто очень хочется услышать ваш вывод и посмотреть ‑ совпадет ли он с моим, ‑ дружелюбно улыбнулся Голицын.

‑ Действительность оказалась гораздо богаче и изысканнее самых буйных фантазий, ‑ вздохнула вновь Нина. ‑ Ну, разве в такое можно поверить?

Она кивнула на папку с отчетом отдела.

‑ Теперь вы понимаете, почему я захватил вас с собой с места происшествия? почему не заставил подписывать уйму бумаг о неразглашении и сохранении тайны?

‑ Понимаю, ‑ согласилась Нина. ‑ Разгласить такие вот тайны ‑ всё равно, что объявить себя сумасшедшей...

‑ Ну‑ну, не обязательно, ‑ остудил её порыв подполковник. ‑ Достаточно будет, если вы просто прослывете человеком с буйной и ничем несдерживаемой фантазией...

‑...законченной врушкой, ‑ в тон Голицыну продолжила репортерша. ‑ Но зачем‑то вы меня все‑таки пригласили?

‑ Что же, тогда давайте о делах, ‑ согласно кивнул головой Голицын. ‑ Я попрошу вас побыть сторонним экспертом во время одного небольшого совещания. Просто послушать о чем будет говориться, как, кем. А после совещания я задам вам всего один вопрос...

‑ Надеюсь, это не будет вопрос о том, как мне больше нравится: быть расстрелянной или утопленной в ванне? ‑ неудачно пошутила Нина.

‑ Нет, вопрос будет вполне по вашей профессии, ‑ серьезно, не обращая внимание на неуклюжую шутку девушки, ответил подполковник.

И тут же снял трубку телефона, спросил коротко: "Маша, от экспертов подошли? Проси всех ко мне..." и одновременно посмотрел на массивные, в белого металла корпусе, явно старинные часы на своем левом запястье, перехватил любопытствующий взгляд Нина и пояснил:

‑ Не люблю золота... плохой металл, хоть и красивый, и благородный. За золото дьявол человеческие души скупает, а вот серебряная пуля оборотня бьет... впрочем, на мне даже и не серебро, так ‑ серебришко...

"Платина, ‑ догадалась репортерша, вспомнив изначальное, испанское значение этого слова. ‑ Да такой браслетик один, без корпуса и часовой начинки, побольше пары моих годовых гонораров будет... а еще болтают про обеднение родовой аристократии..."

Но уже через пару минут посторонние мысли о деньгах и аристократах покинули Нину. Кабинет заполнился самими разными людьми, причем никто из них не был похож на тех охранников, что видела репортерша возле Голицына сегодня утром. Парочка молодых людей совсем, казалось бы, непримечательной наружности в самых простых костюмчиках при галстуках, толстячок в очках и с какими‑то помятыми бумагами в руке, средних лет солидный мужчина, больше похожий на надежного и обязательного в делах купчину, чем на оперативника‑жандарма, и еще трое, совершенно не для кабинетной работы одетых в живописные костюмы пролетариев... все они явно хорошо и давно знали друг друга, а вот на Нину поглядывали с легким профессиональным подозрением, однако, ни слова не сказали, помня введенный еще в самом начале "правления" Голицына неписаный закон: "В этом кабинете посторонних не бывает!"

‑ Начнем, господа! ‑ чуть повысил голос подполковник, когда все вошедшие расселись по местам. ‑ Позвольте вам представить: Нина Трофимовна Березина, пока внештатный консультант. И сразу же по делу. Давайте начнем с уважаемого эксперта, и сразу же его отпустим с совещания, у него достаточно других, важных дел и слушать ему наши разговоры совсем неинтересно.

Со своего места поднялся толстячок с бумагами в руках.

‑ Я еще ничего не оформил, ‑ сразу же предупредил он. ‑ Но в основном всё закончил. По отпечаткам пальцев, что мне предоставили: это отпечатки покойной и её подруги‑сожительницы, если я правильно понял. Все прочие ‑ очень невнятные, старые, недельной, а то и больше давности. И совсем не похоже, чтобы кто‑то специально стирал отпечатки.

"По крови и сперме. Кровь покойной и только её, никаких иных вкраплений и чего‑то постороннего. Сперма свежая, не больше суток сроку, но... это не человеческая сперма, господа. Что‑то среднее между собачьей и волчьей. Для более точного ответа нужны продолжительные дополнительные исследования".

Эксперт искоса глянул на одного из молодых людей непримечательной наружности, видимо, доставившего в лабораторию на анализ образцы. Может быть, эксперту стало любопытно, каким образом собачья сперма оказалась в постели проститутки? Не было ли там чего‑то извращенного, щекочущего нервы? Но никаких вопросов он задавать не стал, приученный годами работы к жесткой дисциплине. А скорее всего, просто не знал никаких подробностей происшествия.

‑ Остатки коньяка и ликера вполне обыкновенные, невысокого, правда, качества, но без каких‑то посторонних вредных примесей, если не считать, конечно, вредными сивушные масла, ‑ позволил себе легкий намек на шутку эксперт. ‑ Волосы, найденные на месте происшествия, успели идентифицировать только покойной и её подруги. Остальные пока проходят исследование. Ну, и причина смерти. Перекушенные шейные позвонки, господа. Некто... или нечто грызло уже мертвое тело. Время смерти ‑ между полуночью и двумя часами ночи.

Эксперт помолчал и демонстративно сел на свое место, давая понять, что доклад окончен.

‑ Письменный отчет когда ждать от вас? ‑ поинтересовался на правах начальника Голицын, хотя и прекрасно понимал, что подгонять экспертов нет смысла, они и так сделали даже больше, чем возможно.

‑ Закончим с волосами, проведем дополнительные анализы на яды... ‑ эксперт на пару секунд задумался. ‑ Через три дня полный отчет.

‑ Хорошо, спасибо. Мы вас больше не задерживаем, ‑ кивнул подполковник.

И едва за экспертом закрылась дверь кабинета, как без разрешений и всяких обязательно‑формальных слов поднялся солидный купчина, внимательно, чисто жандармским, а не купеческим взглядом оглядел присутствующих и доложил:

‑ Примерно в половине первого ночи Даша Свирина ушла от клиента. Клиент ‑ ведущий инженер по радиосвязи, неженат, постоянный потребитель платной любви. Ни в чем предосудительном не замечен ни с нашей стороны, ни со стороны полиции. Да и в среде проституток на хорошем счету. Как они говорят: "Без заморочек", разве что со своими небольшими фантазиями. Даша у него бывала несколько раз до этого. По его же словам, в этот раз ничего необычного тоже не было ни с его, ни с её стороны.

"Маршрут от его дома до места происшествия мы отследили. Это минут двадцать пять‑тридцать, если идти по улицам. Или минут двадцать, если свернуть во дворы и пройти через гаражный квартал. Могу только предположить, что покойная именно так и поступила.

Чуть позже часа ночи она позвонила своей "мамке". Пожаловалась на какое‑то приключение по дороге от клиента, после которого ей страшно выходить на улицу. Однако, "приключение" это не заняло много времени. Скорее всего, за ней кто‑то или что‑то погналось. Или пыталось напасть из засады. Городских, привычных животных мы исключили. В этом случае покойная сказала бы прямо, мол, собаки напали, кошки напугали или еще кто‑то. Значит, люди.

В этом районе хулиганит две компании подростков, лет по шестнадцать‑двадцать. Проверили по полицейским данным и своим осведомителям. Одна из компаний вчера на улице вечером и ночью не была. Развлекались дома у одного из них. А вот вторая как раз после полуночи могла оказаться в районе гаражей.

Мы предполагаем, что именно эта компания подростков могла погнаться за покойной. И кто‑то... или что‑то пришло ей на помощь. Следуя далее по простейшей логике, покойная пригласила спасителя домой, чтобы по‑свойски отблагодарить. В эту версию укладывается и короткий, без подробностей, разговор с "мамочкой". Что было дальше ‑ мы знаем, а некоторые видели и собственными глазами..."

Коротким, офицерским кивком купчина отдал честь присутствующим и сел на свое место.

Репортерша внимательно и некоторым удивлением выслушала слова и эксперта, и купчины. В работе своей она не раз и не два присутствовала на подобного рода совещаниях в полицейских структурах разного уровня, но нигде не видела такого порядка, дисциплины и оперативности. "Все‑таки не зря жандармов зовут "белой костью", ‑ подумала Нина. ‑ Умеют работать по криминалу прямо с каким‑то аристократическим шармом. Или это только у князя Голицына, а остальные все‑таки попроще?"

Затем последовал не менее лаконичный, емкий и наполненный самой необходимой информацией доклад о личной жизни погибшей. И Нина в очередной раз удивилась, как много за такой короткий срок удалось узнать жандармам о простой, вообщем‑то, мало кому до сего момента интересной девушке. Вывод из доклада следовал однозначный: Даше Свириной просто не повезло оказаться в ненужном месте в ненужное для нее время. На её месте запросто мог оказаться кто‑то другой, с такой же невзрачной и простенькой биографией. А мог и такой человек, распутывая связи и враждебное окружение которого, жандармы потратили бы уйму времени, придя в итоге к таким же неутешительным выводам.

Не менее четко и доходчиво было рассказано и о подростковой группе, забавляющей на ночных улицах города различного рода хулиганствами. Эти бесились, скорее, с жиру, от безделья и переизбытка денежных знаков в карманах.

"... сейчас вряд ли кто из них пойдет на откровенность даже под сильным нажимом, для них ведь это была попытка грабежа и изнасилования, такое деяние никого не украсит, ‑ заканчивал свой толковый доклад один из молодых и невзрачных. ‑ Нужен какой‑то нестандартный ход, иная, чем в допросной, обстановка. Я выяснил, что этим вечером и ночью двое‑трое мальчишек из этой компании скорее всего будут в "Черном доме". Как вариант, наведаться туда и попробовать на месте поговорить с ними".

‑ Спасибо, все свободны, продолжайте работу, ‑ подвел итог совещания подполковник Голицын.

Молча, так же, как и входили в кабинет, жандармы покинули его, теперь уже вовсе не обращая внимания на Нину, за это недолгое время она стала частично своей и отношение к ней с легкого подозрительного трансформировалось в нейтральное. А Голицын, оставшись вновь наедине с репортершей, огорошил её неожиданным вопросом:

‑ Постарайтесь не раздумывать долго... вам было бы интересно сегодня ночью оказаться в "Черном доме" и послушать, о чем я буду говорить с подростками?

‑ Конечно, ‑ автоматически откликнулась на его просьбу не думать Нина. ‑ Да и в вашей компании оказаться в таком месте ‑ тем более.

"Черный дом", "Дом у оврага", "Дом без окон", "Чертов дом" славился в городе. Когда‑то просто роскошная дача на месте остатков бывшего аристократического особняка, вернее, на месте бывшей барской конюшни, с годами как‑то незаметно превратилась в некий клуб без членских взносов, устава и распорядка. В "Черном доме" обычно собирались друзья хозяев, друзья друзей, просто знакомые люди. Обсуждали свои проблемы, пили водку и шампанское, курили гаванские сигары и афганский гашиш. В подвальных помещениях устроена была очень неплохая банька с русской, турецкой и финской парными. Баловалось собравшееся общество и оккультизмом, спиритизмом, иными потусторонними занятиями, вплоть до сатанизма, но вот о последнем достоверных сведений не было.

А с недавнего времени собирающаяся в "Черном доме" компания как‑то резко помолодела и к карточным, биллиардным, прочим игровым и мистическим развлечениям добавились и половые. И хотя никаких криминальных безобразий в "Черном доме" никогда не творилось ‑ не того уровня жизни и воспитания люди там собирались, чтобы опускаться до банального шулерства или насилия ‑ одиноким женщинам посещать это место не рекомендовалось... так, на всякий случай, во избежание...

Нельзя сказать, что до сих пор Нине было просто не с кем заглянуть в загадочно‑притягательный "дом греха", мужским вниманием она никогда не была обделена, но... все её знакомые мужчины на поверку оказывались какими‑то разовыми, как презервативы. Провести вместе ночь, заглянув перед этим в кинотеатр, на концерт или в ресторан ‑ всегда пожалуйста. А вот на что‑то более серьезное, требующее хотя бы минимальных взаимных обязательств, все они не годились. То ли сама репортерша так поставила себя в жизни, то ли просто пока не повезло встретить своего человека...

И вот теперь появился реальный шанс посмотреть... нет, не просто посмотреть на "Черный дом" изнутри, а поучаствовать в поисках и допросе очень важного ‑ а Нина чутьем опытного криминального репортера ощущала это ‑ свидетеля в невероятном, прямо‑таки мистическом деле о растерзании неким то ли животным, то ли озверевшим человеком несчастной девушки. И при этом визит в "Черный дом" обещал быть настолько безопасным, насколько это вообще возможно в обществе жандармского подполковника.

‑ Вот и хорошо, ‑ кивнул Голицын, выдержав довольно долгую паузу. ‑ Вот только для такого визита вам, милая барышня‑репортер, надо бы переодеться...

Он хотел еще добавить: "... и привести себя в порядок...", но посчитал эту реплику нетактичной, даже ‑ оскорбительной для женщины и просто скомандовал по телефону:

‑ Маша, займись нашей гостьей...

По иссохшейся, затертой тысячами подошв, покрытой трещинами асфальтовой дорожке неторопливо, но деловито и собранно, шли две пожилые женщины в возрасте далеко уже запенсионном, но все‑таки достаточно бодрые и подвижные, чтобы этак, с ходу, именовать их старухами. Обе женщины никуда не торопились в это утро, направляясь к ближайшему от их дома магазинчику, чтобы пополнить домашние припасы. Время они выбрали самое что ни на есть удачное: рабочие, служащие, мелкие приказчики и купчишки уже разошлись и разъехались по своим цехам, конторам, лавкам и складам, а та часть городского населения, что вела в основном ночной образ жизни только‑только начинала пробуждаться от тяжелого, неурочного сна.

‑ Ты послушай, Сергевна, ‑ начала разговор та из женщин, что была повыше ростом, да и выглядела постарше второй. ‑ Что это за шум там у вас был с утра? У соседнего‑то дома?

Сергеевна проживала в крайнем подъезде, потому считалась самой знающей в делах соседней девятиэтажки, так разительно не похожей на их собственный, старой, послевоенной постройки, дом с высокими потолками, просторными прихожими и кухнями.

‑ Ай, ‑ махнула рукой Сергеевна. ‑ Чепуха какая‑то... я так сразу‑то ничего и не поняла, только вижу ‑ полицейские толкутся, околоточный наш прибежал, весь взволнованный такой. Потом еще "Черный крест" приехал, да встал в сторонке, чтоб людей, значит, не нервировать лишку.

‑ И что ж там такого случилось? ‑ поощрила собеседницу вопросом высокая. ‑ Дом‑то хоть и бестолковый, но не бандитский, небось. Всякие шебутные там, конечно, водятся, но так за ними околоточный не бегает...

‑ Ох, мне уже потом, через часок что ли, знакомая рассказала, она там как раз возле подъезда была, слышала‑видела, считай, всё...

"Сперва‑то убийство там было, но ‑ не убийство, там просто решили. Вернулась с блядок девчонка одна, их там несколько в доме‑то этим промышляют, глядит, а подружка её в квартире лежит вся в кровище и ‑ не дышит..."

Попутчица слушала её слегка иронично, прищурив глаза и покачивая головой, мол, что за ужасы такие происходят в нашем смирном районе, но Сергеевна не обращала на это внимания, увлеченная и собственным рассказом, и тем, что, оказывается, знает побольше вездесущей высокой соседки.

‑...понятное дело, девица сразу в полицию звонить с перепугу. Те приехали, а время‑то ранее, кто‑то после дежурства, кто‑то только‑только на службу подошел. Вот и спросонья не разобрались, давай сразу протокол составлять, значит, девицу эту опрашивать, мол, где была, зачем, да почему. Да ‑ в слезы, в истерике бьется, тут и прокурорские подъехали, все ж таки не простой грабеж случился. Замесилась каша крутая, так бы и отвезли девчонку‑то пострадавшую в морг, кабы один эксперт‑старичок не догадался ей пульс пощупать.

"Короче говоря, жива оказалась эта жертва окровавленная. То ли от расстроенных чувств, а может и с радости, кто их, блядушек‑то, разберет, но напилась она оказывается в эту ночь, да так, что и сама себя не помнила. То ли сама упала, то ли банку трехлитровую уронила, а стекла в доме ‑ полно. Вот об это стекло‑то она и порезалась. Понятно дело, кровищи‑то вагон, а ей ‑ хоть бы хны, не почуяла ничего, дурища. Пьяная потому что...

Свезли её, значит, в больницу. В какую, куда ‑ не скажу, не знаю, да и чего мне знать‑то? Девка‑то эта приблудная, и двух лет еще на районе не прожила. А вот уж народу сколько перебаламутила, сказать страшно..."