Призрак садовой комнаты 4 page. — Едва ли у него срастется нога до той поры, как ему придется стоять перед судом на Йоркской сессии — она ведь уже через две недели

— Едва ли у него срастется нога до той поры, как ему придется стоять перед судом на Йоркской сессии — она ведь уже через две недели.

— Ох да, Бесси, это мне напомнило: тебе придется выступать в свидетелях перед судьей Ройдсом. Констебль велел мне сказать тебе об этом и передать повестку. Не бойся — это дело нехитрое, хотя и не из приятных. Будут спрашивать, как все было и всякое такое. Джейн, — (сестра Джона), — придет и посидит тем временем с твоими стариками, а я отвезу тебя на нашей колымаге.

Никто не знал, почему Бесси внезапно так побледнела, а глаза ее затуманились. Никто и не ведал, как боялась она, что ей придется рассказать, что в шайку входил Бенджамин — если только блюстители закона сами уже не напали на его след и не схватили его.

Но это испытание миновало ее. Джон предупредил, чтобы она только отвечала на вопросы и не болтала лишнего, чтобы не запутать рассказ. А что до судьи Ройдса и его клерка, то они, по доброте душевной, постарались сделать расследование как можно менее официальным.

Когда все закончилось, Джон отвез ее домой, твердя по дороге, как славно все обошлось: суду хватило доказательств, чтобы осудить разбойников, не вызывая в суд для опознания еще Натана и Хестер. Бесси же до того устала, что не сразу и поняла, какая же это удача на самом деле — несравненно большая, нежели полагал ее спутник.

Джейн Киркби оставалась в Наб-энде еще с неделю или чуть больше, и ее общество приносило Бесси невыразимое облегчение. Девушка порой думала, что иначе просто сошла бы с ума, постоянно глядя на неподвижное лицо дяди и вспоминая, как лицо это застыло в мучительной агонии в ту жуткую ночь. Скорбь ее тети, как то и соответствовало преданной и мягкой натуре, выражалась тише, но мучительно было видеть, как сердце несчастной женщины истекает кровью. Силы возвращались к ней быстрее, чем к мужу; однако доктор обнаружил, что бедняжка слепнет день ото дня и скоро ослепнет совсем. Ежедневно, нет, даже ежечасно, когда Бесси осмеливалась, не вызывая подозрений, заговорить на самую волнующую тему, она твердила то же, что позаботилась сказать с самого начала, а именно: что в деле участвовали только два взломщика, да и те чужие в этих краях. Старый Натан никогда не задавал племяннице ни единого вопроса — как не задал бы даже и в том случае, если бы сама она не заводила речь на эту тему — но всякий раз, когда девушка возвращалась откуда-нибудь, где могла бы услышать о подозрениях в адрес Бенджамина или о его поимке, она ловила на себе быстрые, настороженные, выжидающие взгляды старика и тут же спешила рассеять его тревогу, пересказывая все дошедшие до нее слухи. Шли дни, и Бесси все более преисполнялась благодарности Создателю, что опасность, при одной мысли о которой ей делалось совсем худо, становится все меньше и меньше.

Но наряду с тем день ото дня Бесси все крепче убеждалась, что тетя ее знает куда больше, нежели могло показаться поначалу. Было что-то столь застенчивое и трогательное в слепой заботе Хестер о муже — суровом, сломленном горем Натане — и ее безмолвных стараниях утешить его, унять его глубочайшую муку, что по этой заботе Бесси понимала, что тетя ее догадывается о многом. Невидящими глазами Хестер заглядывала в окаменевшее лицо мужа, по щекам ее катились медленные слезы, а время от времени, когда старушка думала, будто никто, кроме мужа, не видит и не слышит ее, она бормотала священные тексты, которые слышала в церкви в более счастливые дни и которые, как полагала она в своей безыскуственной и искренней простоте, могут еще даровать ему облегчение. Однако с каждым днем миссис Хантройд становилась все грустнее и грустнее.

За три-четыре дня до начала выездной сессии из Йорка нежданно-негаданно пришли повестки, призывающие старых супругов предстать перед судом. Ни Бесси, ни Джон, ни Джейн не могли понять, в чем тут дело, ибо самим им повестки пришли гораздо раньше и они были уверены, что их показаний более чем хватит, чтобы осудить разбойников.

Но увы! Разгадка была проста и ужасна. Адвокат, нанятый защищать заключенных, услышал от них, что в разбое участвовал и третий сообщник, и услышал также, кем он был. И поскольку задача адвоката состояла в том, чтобы по мере возможностей уменьшить вину своих клиентов, доказав, что они были всего лишь орудием в руках третьего, который, благодаря знаниям о привычках и распорядке дня потерпевших, и являлся зачинщиком и организатором всего плана в целом. А для того, чтобы доказать это, необходимо было заручиться показаниями родителей, которые, как утверждали арестованные, узнали голос молодого человека, их сына. Ведь никто не знал, что это могла засвидетельствовать еще и Бесси. А учитывая, что Бенджамин, по всеобщему мнению, давно уже покинул Англию, показания его сообщников, по сути дела, нельзя было считать таким уж гнусным предательством.

Изумленные, теряющиеся в догадках и усталые, достигли старики Йорка вечером накануне суда. Бесси и Джон сопровождали их. Натан по-прежнему был настолько погружен в себя, что Бесси совершенно не могла понять, что происходило у него на душе. Он безучастно и безвольно отдавался попечениям дрожащей жены и, казалось, едва вообще замечал их.

Хестер же, как порою начинала бояться Бесси, потихоньку впадала в детство, ибо любовь к мужу настолько завладела всеми ее помыслами, что ее занимали лишь попытки хоть как-то растопить его холодность, расшевелить и развеселить его. Казалось даже, что в своих стараниях вернуть его к прежней бодрости, она порой забывала о причине, заставившей его столь жестоко перемениться.

— Судья ни за что не станет мучить их, стоит ему только увидеть, в каком они сейчас состоянии! — воскликнула Бесси утром в день суда. Девушку томили неясные опасения. — Никто не допустит такого бессердечия, вот уж точно!

Но, к сожалению, она «вот уж точно» ошибалась. Настал черед защиты, и на свидетельскую скамью был вызван Натан Хантройд. Увидев пред собой убеленного сединами и согбенного горем старца, барристер взглядом попросил у судьи прощения.

— Ради моих клиентов, милорд, я с глубочайшим прискорбием вынужден избрать способ ведения дела, к коему иначе ни за что не прибегнул бы.

— Продолжайте! — велел судья. — Закон и порядок должны восторжествовать.

Но, сам будучи уже в годах, он испуганно прикрыл рот рукой, когда Натан, с посеревшим, неподвижным лицом и скорбными, ввалившимися глазами, положил руки на край барьера и приготовился отвечать на вопросы, суть которых он начал уже прозревать, но тем не менее, не дрогнув, поклялся, что «сами камни» (как выразился он с присущей ему угрюмым чувством Высшей Справедливости) «восстанут против лжесвидетельства».

— Насколько мне известно, ваше имя — Натан Хантройд?

— Да.

— Вы живете в Наб-энде?

— Да.

— Помните ли вы ночь двенадцатого ноября?

— Да.

— Насколько мне известно, той ночью вас разбудил какой-то шум. Что это было?

Старик устремил на спрашивающего взгляд загнанного в ловушку зверя. Никогда не забыть адвокату этот взор. Он будет преследовать его до самого смертного часа.

— Стук камешков в окно.

— Вы первым услышали его?

— Нет.

— Тогда что же вас разбудило?

— Моя старуха.

— И тогда вы оба услышали стук камешков. А еще что-нибудь вы слышали?

Долгая пауза. Затем тихо и отчетливо:

— Да.

— Что именно?

— Наш Бенджамин просил нас впустить его в дом. По крайней мере, она утверждала, будто бы это он.

— А сами вы тоже так считали?

— Я сказал ей, — (более громким голосом) — спать и не думать, будто каждый пьянчуга, который забредет к нам, это и есть наш Бенджамин, потому что он умер и пропал без вести.

— А она?

— Она сказала, что еще сквозь сон слышала, как наш Бенджамин умоляет впустить его. Но я велел ей не обращать внимание на глупые сны, а повернуться на другой бок и спать.

— И она послушалась?

Снова мучительная пауза. Судья, присяжные, подсудимые, публика в зале — все затаили дыхание. Наконец Натан произнес:

— Нет!

— Что было дальше? (Милорд, я вынужден задавать эти мучительные вопросы.)

— Я понял, что она не угомонится. Она ведь всегда верила, что он вернется к нам, точно блудный сын из Писания, — (голос старика стал чуть сдавленнее, но он отчаянным усилием сумел снова овладеть собой и продолжил): — Она сказала, если я не встану, она встанет сама, и тут как раз я услышал голос. Я не совсем уверен, джентльмены, я ведь был болен и лежал в кровати, и к тому же очень разволновался. Кто-то позвал: «Отец, матушка, я здесь, умираю от холода и голода — неужели вы не проснетесь и не впустите меня?»

— Что это был за голос?

— Он был очень похож на голос нашего Бенджамина. Я вижу, к чему вы клоните, сэр, и скажу вам правду, хоть она и убивает меня. Отметьте там, я не утверждаю, будто это был наш Бенджамин, я только сказал, что голос был очень похож на его…

— Это все, что я хотел услышать, мой славный друг. И в силу этой мольбы, произнесенной голосом вашего сына, вы спустились вниз и отворили дверь этим двум подсудимым и третьему грабителю?

Натан лишь кивнул в знак согласия, и даже адвокат проявил довольно милосердия, чтобы не заставлять его отвечать вслух.

— Вызовите Хестер Хантройд.

На свидетельское место вышла старушка с мягким, приятным и опечаленным лицом и явственно слепыми глазами. Она смиренно сделала реверанс тем, кого привыкла сызмальства почитать, но кого видеть сейчас не могла.

Она стояла там, ожидая чего-то страшного, чего еще не мог представить себе ее бедный смятенный разум, и в ее робких, незрячих манерах было что-то, невыразимо растрогавшее всех, кто видел ее. Адвокат снова извинился, но судья уже не мог ничего ответить, губы его задрожали, а присяжные неодобрительно косились на адвоката подсудимых. Сей достойный джентльмен понял, что может зайти слишком уж далеко и склонить чашу симпатий на противную сторону, но все же обязан был задать несколько вопросов. Итак, торопливо пересказав все, что он узнал от Натана, он спросил:

— Вы уверены, что вас просил впустить именно голос вашего сына?

— О да! Наш Бенджамин вернулся домой, я уверена. И она чуть склонила голову, словно в замершей тишине зала суда прислушивалась к голосу сына.

— Именно. Той ночью он вернулся домой — и ваш муж спустился вниз открыть ему?

— Разумеется! Должно быть, так. Там, внизу, был ужасный шум.

— Вы различали в этом шуме голос вашего сына Бенджамина?

— А это не будет зачтено ему во вред, сэр? — спросила Хестер. Лицо ее стало более осмысленным и напряженным.

— Я задаю вам вопросы не для того, чтобы причинить ему зло. Я полагаю, что он покинул уже Англию, а значит, что вы ни скажете, ничто уже не сможет никак ему повредить. Повторяю — вы слышали голос вашего сына?

— Да, сэр. Несомненно слышала.

— А потом какие-то люди поднялись к вам в комнату. Что они сказали?

— Они спросили, где Натан держит свои сбережения.

— И вы… вы сказали им?

— Нет, сэр. Я знала, что Натан был бы против.

По лицу миссис Хантройд пронеслась тень замешательства, точно она только сейчас начала осознавать все значение этих вопросов и возможные их последствия.

— Я просто стала звать Бесси — это моя племянница, сэр.

— И вы услышали, как кто-то кричит снизу, с лестницы? Свидетельница жалобно поглядела на своего мучителя, но ничего не ответила.

— Господа присяжные, хочу обратить особенное ваше внимание на этот факт: свидетельница признает, что слышала чей-то крик — заметьте, крик третьего участника — двум, бывшим наверху. Что же он кричал? Это последний вопрос, которым я потревожу вас. Что сказал третий грабитель, остававшийся внизу?

Лицо Хестер исказилось, рот приоткрылся, точно она силилась заговорить, несчастная умоляюще протянула вперед руки, но ни слова не сорвалось с ее уст, и она рухнула на руки стоящим подле нее. Натан заставил себя вновь шагнуть на свидетельское место.

— Милорд судья, сдается, моя старушка утомила вас. Бесчеловечно и позорно подвергать мать такому испытанию. Это был мой сын, мой единственный сын — это он умолял нас открыть ему дверь, а потом, когда его мать позвала племянницу на помощь, крикнул, чтобы старуху придушили, если она не угомонится. Теперь вы знаете всю правду и да пусть же Господь Бог сам судит вас за то, каким образом вы добились этой правды.

В тот же день несчастную мать разбил паралич, и она оказалась при смерти. Но разбитое сердце вернулось домой, обрести утешение у Господа.

Date: 2015-12-12; view: 317; Нарушение авторских прав