Часть первая. 1 page

Юрий Леж

Леж Юрий

Леж Юрий

Черный дом

Аннотация:

Немного мистики, много приключений и перемещений между мирами.

ЧЕРНЫЙ ДОМ.

Фантастический роман.

Обитатели Преисподней не видят ничего особенного в своей среде обитания и живут в ней так же естественно, как ранее существовали в иных местах.

Из местного путеводителя.

Часть первая.

На пути к "Черному дому"

Что за дом притих,

Погружен во мрак,

На семи лихих

Продувных ветрах,

Всеми окнами

Обратясь в овраг,

А воротами ‑

На проезжий тракт?

В.Высоцкий

...и кой черт её дернул сократить путь, нырнуть пусть и с плохонько, но освещенной улочки в густую тень двориков. В этот час, когда спали, наверное, все обитатели города, за исключением немногочисленных представителей "ночных профессий", и тишина обволакивала темные громады многоэтажных домов, звук её шагов хорошо был слышен в длинном и узком проходном дворе. И вот на этот самый шум и откликнулись загулявшие или просто вышедшие на "ночную охоту" парнишки лет шестнадцати, шумно гомонящей стаей появившиеся на углу. Её силуэт, темный на фоне светлых, недавно выкрашенных под "слоновую кость" стен дома, разглядели сразу, заговорили еще громче, подбадривая себя и друг друга в ночной тишине нелепыми выкриками, неестественным смехом и, конечно, полудружескими тычками под ребра.

Она не стала ждать их глупых окликов и бранных слов в свой адрес, только постаралась шагать, как можно тише и быстрее, хоть это и не имело никакого значения. Мальчишки уже спешили за ней. Срываясь на бег и мысленно проклиная себя за желание сэкономить минутки, она выскочила через гулкую, высокую арку к застроенному гаражами пустырю. Здесь, в лабиринте самопальных, жестяных, кирпичных и бетонных "домиков" для автомобилей, можно было легко затеряться, если бы не проклятая предательская тишина. Даже осторожные шаги на засыпанных мелким гравием дорожках шуршали в ночи оглушительно, а что уж говорить про бег... Но, впрочем, шансы еще были. Достаточно добежать до дальнего, слабо освещенного перекрестка, от которого в разные стороны отходили аж четыре дорожки, как мальчишки, наверняка, растеряются, угадывая, какой путь выбрала их возможная жертва, затормозят, а то и вовсе бросят преследование, посчитав, что ночная беготня между гаражами не похожа на развлечение.

Она успела порадоваться, что уходила от клиента не торопясь и не поленилась переодеться, все‑таки бегать в брюках и тяжелых высоких ботинках удобнее, чем в мини‑юбке и на высоченных каблуках, уложенных еще в чужой квартире в просторную сумку. Устремившись со всех ног к перекрестку, она успела заметить, как, будто живая, колыхнулась, выгнулась густая тень в промежутке между двумя гаражами. Но в этот же момент позади раздался недружный, шуршащий по гравию топот десятка ног... "Опоздала..." ‑ испуганно подумала она, уже достигнув стенки гаража и замирая под жестяным плафоном слабосильной лампочки. А полдюжины мальчишек притормаживали свой разухабистый бег, понимая, что жертва никуда не денется, а если и попробует бежать дальше, то догнать её теперь не составит труда. "Как глупо, стоять вот так и просто ждать своей участи", ‑ подумала она. И в мыслях у нее не было добраться до газового баллончика, предусмотрительно вложенного в кармашек сумки. Или до длинной и острой пилочки для ногтей, которая по ночному времени и тусклому освещению вполне могла выглядеть, как стилет. Она понимала, что такие вот средства защиты хороши лишь при встрече один на один с пьяненьким придурком, решившим подомогаться к припозднившейся девушке, просто пользуясь случаем, без какого‑то предварительного умысла. Да так оно и было с ней пару раз, когда достаточно оказалось просто пшикнуть в лицо перцовкой и, развернувшись, бежать со всех ног, пока мужчина не пришел в себя от неожиданного отпора.

Но против стаи разгоряченных погоней подростков не помогло бы ни одно из её подручных средств. "Пистолет... ‑ как‑то уныло подумала она. ‑ Кто‑то же из девчонок хвастался, что её постоянный клиент торгует огнестрелом..." Но это уже были мысли обреченной. Деваться было некуда, разве что волшебным образом испариться с места события, и она просто стояла, прислонившись спиной к холодной грязноватой стенке гаража. И не заметила, как вновь колыхнулась, оживая, тень в узком проходе‑щели...

Он вышел на пару шагов вперед и остановился вполоборота от нее, лицом к набегающим мальчишкам. Невысокий, стройный, но не накаченный, как было сейчас модно среди молодежи, на первый взгляд ‑ лет тридцати пяти, а то и постарше. Обострившееся в момент опасности внимание к мелочам позволило ей отметить удивительную природную смуглость и гладкость его лица, роскошные, крупные кольца длинных, иссиня‑черных волос, а в то мгновение, когда он на секунду обернулся, глянув на нее через плечо ‑ разноцветье глаз. Один из них сиял голубоватым мерцающим холодом далеких, едва видимых в городе звезд, второй же светился теплом желтоватого, табачного цвета. Черная кожаная куртка‑"косуха", такие же довольно узкие брюки и узконосые, на заметном каблуке полусапожки, украшенные металлическими бляхами: ни дать, ни взять ‑ рокер‑байкер, неожиданно оказавшийся в эту ночь между гаражами без мотоцикла и гитары. Он стоял спокойно, даже чуть расслабленно, и за те мгновения, пока мальчишки подбегали к ним, ей как‑то невольно передалась малая часть его спокойствия. Мысли перестали метаться в голове, подобно попавшим в ловушку зверькам, дыхание, сбитое бегом, чуток успокоилось и выровнялось...

А подбежавшие парни уже обступали их привычным полукругом. И выглядели они ничуть не слабее неожиданно появившегося мужчины, а некоторые были и на голову повыше и пошире в плечах, чем он. Но, слегка смущенные неожиданным появлением совершенно лишнего здесь незнакомца, мальчишки не спешили атаковать, постепенно восстанавливая дыхание после забега. А через полминуты самый крайний из них, зашедший было далеко влево от ставшего неожиданным препятствием рокера, проговорил ломающимся, громким баском: "Ты бы шел своей дорогой, дядя, а мы тут уж сами как‑нибудь..." Остальные одобрительно гоготнули, поддерживая почин самого говорливого члена стаи. А она в ту же секунду поняла, что мальчишка хочет, что бы незнакомец отвлекся от центровых персонажей, обратил внимание на него, отвечая или просто скосив глаза.

Но незнакомец на простенькую уловку не поддался, скорее всего даже просто не обратил внимания на слова парнишки. Он был на удивление сосредоточен, будто в уме высчитывал сложную математическую задачу или играл шахматную партию вслепую. Она не успела ничего подумать по этому поводу, как вдруг прямо в голове её зазвучал гулкий, безжизненный, нечеловеческий голос: "Уходите..."

Она заметила, как что‑то в лице рокера начало неуловимо меняться. Из‑под верхней губы показались белоснежные клыки, само лицо вдруг стало вытягиваться вперед, превращаясь в звериную морду... губы его приоткрылись... и между гаражами повис полный угрозы и внутренней силы рык недовольного и могучего хищника...

Что увидели и услышали мальчишки, она, конечно, не знала, но, похоже было, что им привиделось и послышалось нечто более страшное. Согнув спины, пытаясь, все еще стоя на ногах, прижаться к земле, они тихонечко, совсем по щенячьи взвизгивали и шаг за шагом отступали от блеклого светового пятна, внутри которого стояли она и незнакомец. А потом будто пеленой заволокло глаза на долю секунды, а когда она, сморгнув, прогнала пелену, мальчишек уже не было, только едва слышный топот затихал в отдалении... И на несколько минут в лабиринте гаражей воцарилась оглушительная тишина.

"Ты ‑ оборотень?" ‑ спросила она, даже не подумав, что сперва стоило бы поблагодарить человека, ну, или не человека, за спасение.

Незнакомец засмеялся, легко, будто танцуя, поворачиваясь к ней. "Оборотней не бывает, девушка, ‑ сказал он. ‑ Это все сказки..."

‑ Но я же сама видела... ‑ запротестовала было она.

‑ Они тоже видели, ‑ согласился незнакомец. ‑ Видели то, что я им показал... цыганский гипноз.

И он легонько пожал плечами, будто недоумевая, как можно не понимать таких простых вещей.

‑ Меня зовут... ‑ незнакомец на долю секунды задержался, будто выбирая себе имя из полусотни предложенных услужливой памятью вариантов: ‑...Матвей.

‑ А я Марго, ‑ в ответ сообщила девушка. ‑ Вообще‑то, Даша, а Марго так, для клиентов... спасибо тебе, а то бы с этими... да и вообще...

Она не нашла слов, чтобы продолжить выражение благодарности, но Матвей, похоже, и не ждал их. Он шагнул поближе, внимательно, но без малейшей брезгливости, как обычно бывает у мужчин, узнавших про древнейшую профессию женщины, оглядел Дашу разноцветными глазами.

‑ Не похоже, чтоб ты каждую ночь гуляла, ‑ констатировал он.

‑ Так и не гуляю, ‑ согласилась Даша. ‑ Просто задержалась у одного... он постоянник, не хотелось обижать, да и человек хороший, а так я ‑ только днем, да еще вечерком если...

Она болтала легко, стараясь выплеснуть в словах остатки нервного напряжения, почему‑то совершенно не опасаясь Матвея, будто бы и не видела собственными глазами всего несколько минут назад трусливо удирающих, насмерть перепуганных мальчишек.

‑ Пойдем, Даша‑Марго, ‑ предложил Матвей, уверенно беря девушку сильной рукой за локоть. ‑ Провожу тебя, а то, небось, опять в какие‑нибудь приключения влипнешь... раз не ночная ты бабочка... да и беда, она, знаешь, не приходит одна...

‑ Пойдем, ‑ обрадовано кивнула Даша. ‑ Тут недалеко совсем, я просто дорогу хотела сократить, днем‑то здесь удобнее ходить, чем вокруг по улице...

...Даша не соврала, хоть часто это делала и без всякой цели, просто приукрашивая себя и окружающую действительность, до маленькой, тесной "однушки", в которой она жила было едва ли пять‑семь минут ходу.

‑ Это мы вдвоем с подругой снимаем, ‑ продолжала тарахтеть девушка, едва переступив порог квартирки; она, неумолкая, говорила всю дорогу, притихнув только в подъезде, чтобы не потревожить бдительных соседей, частенько отслеживаюших и её и подруги прибытие домой, а потом с удовольствием обменивающихся собранной информацией между собой. ‑ Таньча сейчас работает, ну, она в ночь, а я ‑ днем, так проще, чтоб не мешать друг другу... ты проходи, проходи...

Но Матвей и без особого приглашения не стал задерживаться у двери, мимолетом заглянув в квадратную комнатку, загроможденную широкой кроватью, накрытой рыжевато‑буром, клетчатым пледом, шкафом, трюмо и старинной, китайской ширмой с драконами. На трюмо, перед зеркалом, между баночками с кремом, флаконами духов, лака для ногтей и другими аксессуарами валялись женские, узенькие трусики и несколько упаковок презервативов.

‑ Давай на кухню, ‑ пригласила Даша, ‑ хотя бы чаю тебе налью... ты не думай, мы сюда клиентов не водим, ну, разве что ‑ иногда, или не за деньги... да и то ‑ раз в год по обещаю... иначе ‑ соседи совсем со свету сживут, они и так на нас косятся, что часто выпивши возвращаемся... А как не пить, если угощают? Да и с хорошими людьми всегда приятно... А я сейчас...

Она быстро прошла в комнатку, к стоящему на маленькой тумбочке возле кровати телефону, послушала несколько секунд долгий гудок в трубке, вздохнула и набрала хорошо знакомый номер. "Тамара?.. У меня все нормально, домой вернулась... нет, сегодня больше никуда... давай ‑ завтра? А то у меня на обратном пути такое приключение выскочило, что теперь и выходить на улицу неохота... завтра расскажу... ладно... отдыхать буду... а деньги завтра ‑ это верняк... хорошо, позвоню, как всегда..."

В тесной кухоньке ‑ едва развернуться двоим ‑ Даша усадила все еще стоящего гостя к столику, а сама споро, ловко установила на маленькую газовую плиту чайник, вытащила из холодильника сыр и сырокопченую колбасу, тонко нарезанный, но уже слегка заветревший лимон на блюдечке и едва початую бутылку коньяка.

‑ Будешь? ‑ на всякий случай спросила она Матвея, тряхнув бутылкой. ‑ Надо же расслабиться после такого...

Матвей кивнул без слов. Он уже ощущал себя не спасителем девушки от веселящейся компании подростков‑хулиганов, а немного вещью, попавшей в этот дом с вполне определенной целью ‑ быть отблагодаренным. А благодарить иначе, чем своим телом без оплаты, Даша не умела, да и не представляла себе иной формы благодарности от женщины мужчине.

После первой же рюмочки благородного напитка, как оказалось, подаренного Даше кем‑то из благодарных клиентов, девушка поплыла в волнах легкой эйфории и начала болтать еще активнее, хотя по началу казалось, что выдержать такой темп долго вообще не в человеческих силах. Но рассказы о профессиональных приключениях перемежались с воспоминаниями о ранней юности, школьных вечерах, первых, вторых и последующих мальчиках, потом снова вспоминались к месту и не к месту грубые и добрые мужчины, алчные, озабоченные только деньгами и шмотками подружки, нахальные таксисты, норовящие получить за проезд натурой, любопытные не по чину соседи, туповатые и дотошные полицейские...

Гость не успевал, да особо и не стремился и слова вставить в бесконечный, казалось бы монолог девушки, но временами поглядывал незаметно на висящие на стене часы, отмечая про себя: пятнадцать минут, полчаса, тридцать пять, сорок, сорок пять... Постепенно Даша пьянела все больше и больше, но держалась при этом молодцом, видно, сказывалась привычка пить с мужчинами наравне, не забывая о предстоящих профессиональных обязанностях. Так и сейчас, она неожиданно, как‑то к месту и во время вдруг сказала Матвею:

‑ Там, в ванной, полотенце, которое на трубе, возьми, ладно? Оно чистое, просто сушилось там, ты не думай...

‑ Я еще не ничего не думаю, ‑ усмехнулся Матвей, поднимаясь из‑за стола.

На него коньяк и последовавший за ним ликер, казалось не произвели никакого действия. Гость держался прямо и уверенно, движения его были точны. А вот Дашка, вставая вслед за ним, едва не опрокинул хиленький, неустойчивый столик, засмеялась над своей пьяной неуклюжестью и заспешила в комнату, готовиться...

Когда Матвей, держа в руках брюки, рубашку и полусапожки, вошел в комнатку, девушка встретила его переодетая в легонький, почти невесомый, соблазнительно короткий халатик, под которым угадывалось такое же соблазнительное, эротичное белье. "Бросай всё, ‑ кивнула она в сторону одинокого стула. ‑ Утром разберемся, а сейчас..." Она легонько толкнула освободившегося от ноши Матвея к кровати, укладывая на спину, и неуловимым движением сбросила с плеч халатик, демонстрируя гостю молодое тело, изящный белоснежный бюстгалтер, узенькие трусики и белые же, в тон всему чулочки на резинке. "Ах, да..." ‑ спохватилась она, шагнув в сторону и нажав клавишу на громоздком, старом магнитофоне. С шорохом и легким потрескиванием, негромко разлилась по комнате спокойная, ритмичная музыка...

Через несколько минут, обласкав губами и языком едва ли не все тело Матвея и сама оставшись в одних чулочках, Даша поднялась с постели и, шагнув к трюмо, замерла вдруг, слегка задумавшись:

‑ А может, без этого? Ты как, если без резинки? Я‑то чистая, не волнуйся... давай, а?

‑ Давай, ‑ согласился Матвей, ему не грозили никакие человеческие болезни, а его недуги, даже страдай он чем‑то, не могли передать человеческой женщине.

‑ Хорошо‑то как... ‑ пробормотала Дашка, возвращаясь в постель...

Ей и в самом деле давно не было так хорошо и спокойно с мужчиной, клиенты, конечно, исключались из этого определения, ибо ‑ работа это работа, хотя и приходилось с большинством из них изображать, а иной раз и в самом деле получать удовольствие. Но тут вдруг оказалось, что Матвей не только отважный распугиватель ночных хулиганов, но и просто‑таки неутомимый любовник.

Меняя ритм, темп, изредка и позы, он, будто автомат, продолжал скользить в дашкином лоне длинным, но в меру, упругим и горячим своим стержнем. Но ничего механического, отстраненного не было в этих движениях, напротив, присутствовала некая утонченная, звериная страсть, сдерживаемая мужчиной до поры до времени под маской нежности и заботы о удовольствии партнерши. Все чаще и чаще Матвей ставил девушку на четвереньки, или пристраивался у нее за спиной, лежа на боку, плотно прижимаясь своей грудью к её спине, неутомимо двигая и двигая бедрами...

Возбуждение от бесшабашного, такого замечательного и страстного соития туманило голову не хуже коньяка и ликера, но только одна мысль раз за разом проскакивала в обалдевшей головке девушки: "Почему же он все время берет меня сзади?.." Но и эта шальная мысль тут же обрывалась, смытая волной оргазма... Будь она не так пьяна от коньяка и ликера, не так возбуждена быстрыми, неутомимыми движениями партнера, то может быть и заметила бы, что ни капли пота не выступило на теле Матвея... Но она так и не успела понять, почему внутри её вдруг начал раздуваться жесткий, тугой шар, как бесконечная струя семени разлилась, затопив женское лоно... а пониже затылка, на нежные шейные позвонки, вдруг закапала горячая, обжигающая слюна зверя... последним ощущением Даши была острая, пронзительная боль...

Этим утром агент сыскной полиции Варфоломеев страдал головной болью и похмельем. Вчерашние посиделки с бывшим однокашником по юридическому факультету университета, откуда сам Варфоломеев ушел, недоучившись, в полицию, а приятель его по окончании курса ‑ в адвокатуру, сопровождались изрядным количеством спиртного, пусть и высокого качества, и под хорошую закуску. Прекрасно понимая, что знакомцу его от полицейского чина надобно что‑то очень специфическое, но вряд ли полностью законное, Варфоломеев хоть на водочку и налегал, но ухо держал востро, пока не дождался конкретного предложения: поделиться сведениями по некоему делу о налете на квартиру довольно в городе врача‑невропатолога. Про то, что однокашник его в профессиональной своей деятельности тесно связан к крупнейшими барыгами, скупщиками краденного, в городе, Варфоломеев знал и до этой встречи, а вот к чему был его интерес именно к вещам ограбленного врача, надо было подумать отдельно... и, желательно, на трезвую голову. Трезвость наступила с утра, но принесла с собой муки похмелья, и теперь любые размышления, а так же всякую, даже очень срочную работу желательно было отложить хотя бы до обеда, когда вполне законно можно было поправиться и стопкой водки, и кислыми суточными щами в небольшом трактирчике поблизости от районного полицейского управления.

Однако, человек предполагает, а все находится в руках Божьих, и, видимо за прегрешения вчерашнего вечера, Господь послал Варфоломееву утреннее испытание.

"Ты что ж ‑ только явился? ‑ сдержанно отругал его заместитель начальника управления, дежуривший в эту ночь и до сих пор еще находящийся на службе. ‑ Не засиживайся, возьми в дежурке адрес и дуй туда, убийство, да еще с какими‑то отягощающими... Короче, тебе с этим делом разбираться".

Варфоломеев мог бы возразить, что на службу он пришел не просто, как положено, к девяти часам, а на четверть часа раньше, но прекрасно понимал, что спорить с начальством ‑ себе дороже выйдет. Он только вздохнул и положил на рычажки телефонную трубку, которую хотелось швырнуть туда изо всех сил. Теперь, вместо покойного сидения за столом до обеда придется мотаться по чужим квартирам, осматривать вслед за экспертами место происшествия и тело убиенного, задавать вопросы свидетелям, составлять бесчисленные протоколы, писать повестки‑вызовы, вообщем, заниматься привычной, но крайне нежелательной этим утром работой.

"И ведь даже чаю не попьешь перед выездом, ‑ с похмельной тоской подумал Варфоломеев. ‑ Знаю я эти выверты судьбы: только нальешь, да глоток сделаешь, а начальство тут, как тут, будто в специальную подзорную трубу за нами бдит..."

Тяжко подымаясь из‑за стола, за который совсем недавно присел, Варфоломеев позвал сидящего в уголке на стуле, даже отдельного своего рабочего места у него еще не было, агента‑стажера, прикрепленного к отделу Высшим полицейским училищем:

‑ Эй, Васильев, ты не хочешь ли прогуляться с утра пораньше?

‑ Как скажете, господин старший агент, ‑ послушно склонил стриженую голову стажер.

Он третий день, как пристроился на этом злополучном стуле, и пока обращался ко всем с почтительным, иной раз нарочитым, уважением, именуя по должности, что обыкновенно в полицейской, а уж тем более ‑ сыскной среде было не принято. Но стажера не спешили одергивать, понимали, что паренек должен сперва пообвыкнуть среди старших товарищей и со временем самостоятельно понять, кто из них Иван Иванович, кто Ваня, а кто и просто Иванов...

...Возле подъезда обыкновеннейшей девятиэтажки толпилась, переговариваясь между собой, маленькая кучка любопытствующих. У дверей столпом правопорядка и законности торчал внушительных габаритов городовой, вид у него был такой серьезный, что никто из бездельников, собравшихся поодаль, не рисковал даже подойти поближе, не то, что проникнуть в подъезд.

Варфоломеев выбрался из служебной машины слегка повеселевшим, все‑таки не удержался по дороге, заглянул в винную лавку, прикупил и тут же выпил бутылочку пива, и похмелье послушно отступило под натиском живительного напитка. Подходя к городовому у подъезда, он приметил, что далеко‑далеко от места события, на самом углу дома стоит приметный белый фургон с черными православными крестами на бортах ‑ труповозка. "Значит, тело еще здесь, ‑ подумал агент. ‑ Почему ж не отправили в морг? Неужто меня дожидаются?" Была в этом какая‑то легкая, поверхностная странность, на которую иной раз и внимания‑то обращать не стоило бы, но теперь ‑ разбираться со странностями предстояло уже в квартире. Он шагнул было дальше, но тут в самый уголок глаза будто кольнуло из маленькой толпы бездельных зрителей рыжими вихрами... "Тьфу‑тьфу‑тьфу, не приведи Господи", ‑ замер на месте Варфоломеев, едва сдержавшись, чтоб не перекреститься. Приостановившись, он еще разок внимательно оглядел собравшихся в сторонке обывателей, но рыжей, вихрастой головы среди них не обнаружил. То ли почудилось, то ли...

Обладательница столь примечательных по цвету волос вела в районной и двух городских газетах колонки уголовной хроники, изредка писала пространные обзоры по наиболее громким, примечательным делам полицейского и судебного ведомств и обладала настырным, пронырливым и бесцеремонным характером. К мужской половине человечества и к его полицейской части она относилась с легким презрением, пытаясь всем, и себе самой в первую очередь, доказать, что женщины могли бы не хуже мужчин справиться с таковой службой, обосновывая это, правда, "литературными мотивами" из сочинений британки Агаты Кристи и собственным примером. Впрочем, справедливости ради, Варфоломеев признавал за рыжей репортершей глубокое, жизненное понимание их непростой работы и язвительную точность многих её вопросов. Но вот именно сегодня с утра у него не было никакого желания общаться с этим "бесом без юбки"...

‑ Здравия желаю, господин Варфоломеев! ‑ приветствовал его городовой, взяв по‑армейски под козырек.

‑ И тебе не хворать, Петрович, ‑ поздоровался с ним за руку агент. ‑ Давно тут? Кто уже приехал?

‑ Мы туточки с раннего утра, ‑ доложил городовой. ‑ Едва ли не в семь часов вызов был. А на месте все наше начальство, да из ваших ‑ эксперт, и парочка прокурорских...

Кивнув в ответ, Варфоломеев указал на Васильева, старательно переминающегося с ноги на ногу за его спиной:

‑ Это со мной, стажер наш, новенький...

На четвертый этаж поднялись без лифта, после пива Варфоломеев повеселел не только морально, но и физически, а молодому стажеру такой подъем и за нагрузку можно было не считать, все‑таки и четверти века еще нет парнишке, не курящий, действительную отслужил совсем недавно.

На маленькой, неудобной лестничной клетке толокся еще один полицейский, значительно моложе Петровича, незнакомый Варфоломееву, а рядом с ним неторопливо, но нервно покуривал местный околоточный.

‑ Здравствуй, Пал Андреич, ‑ сказал Варфоломеев, ‑ а что это ты тут делаешь? Или отработали уже всё?

‑ Да там и без меня народу полно, ‑ в сердцах высказался околоточный, здороваясь. ‑ Вот ведь, история‑то какая... будь она неладна...

Варфоломеев ухватил околоточного за рукав старенького, потрепанного мундира и оттащил на полтора шага в сторону, при этом сам взгромоздившись на пару ступенек вверх по лестнице, очень уж экономной размерами была лестничная клетка.

‑ Что там за история? ‑ поинтересовался Варфоломеев, понимая, что именно от околоточного и можно получить самые достоверные сведения и об убиенном, и о соседях ‑ возможных свидетелях, да и в целом о жизни этого дома и всего околотка.

‑ Плохая, ‑ еще разок вздохнул Павел Андреевич, мужчина уже в возрасте, но крепкий, здоровый. ‑ Сам увидишь, как и что... вот только девица эта, что убиенная... проститутка она, незарегистрированная, конечно, без "желтого билета"... да и подруга её, та, что нашла тело ‑ тоже. Но ‑ девки спокойные... были. Сюда редко кого водили, только на выезд работали. Ох, чую, ко мне прицепятся прокурорские, мол, все знал и помалкивал...

‑ Ты погоди расстраиваться, ‑ утешил его Варфоломеев. ‑ Не твоя ж работа ‑ за девицами смотреть. А уж ловить их тем более.

‑ Это ты прокурорским объясни, ‑ покачал головой околоточный. ‑ Они уже волком смотрят, мол, знал, молчал, не сигнализировал. Дело‑то тут такое... ну, сам увидишь, на таком подняться легко можно, особенно, если кто другой в тартарары загремит.

‑ А пояснить толком можешь?

‑ Толком было так. Пришла эта самая Маруся с ночной своей смены, под утро уже, я, правда, из дома приехал, не знаю, когда звонок поступил, но в дежурке уточнишь, если что... так вот, пришла она и обнаружила подругу на куски распластанную... а квартирку всю в кровище. А вот так, на первый‑то взгляд, ни следов, ни орудия убийства нет. Вот пока и весь толк.

"Себе на заметку возьми, раз уж,гляжу, на тебя это дело повесили. Девки обе не шебутные, спокойные, ну, насколько профессия их позволяет. К себе клиентов не водили, разве что изредка, чтоб соседям глаза не намозолить. Старшая, та, которую убили, в городе уже четвертый или пятый год, здесь живет почти два года, а вторая, ночная, чуток поменьше, но сюда они вместе переехали. Работала старшая на телефоне, ну, сам знаешь, им заказ скидывают, они ‑ в путь дорогу, работала днем и вечером, а вторая ‑ при таксисте одном, по ночам.

Я вот себе думаю, разве что маньяк у нас завелся? А так ‑ кому такие нужны? В морду дать, ограбить или там не заплатить ‑ дело понятное, но чтоб убивать, да еще так... Вот только и с маньяком не клеится. Девицы опытные, такие плохих людей за версту чуют, стараются обходить сторонкой, а то ведь ‑ себе дороже иной раз получается..."

‑ И что ж ‑ никто ничего не видел, не слышал? ‑ по инерции спросил Варфоломеев.

‑ Пока вот успел с ближними поговорить, ‑ кивнул на двери квартир, выходящих на лестничную клетку Павел Андреевич. ‑ Тихо было ночью, даже, как пришла эта... покойная, никто не заметил. Ну, может, кто что еще расскажет из дальних, но...

‑ Понятно, ‑ кивнул Варфоломеев, ‑ теперь, думаю, надо бы и глянуть, что там, в квартире.

‑ Глянь‑глянь, ‑ как‑то излишне нервно для опытного полицейского сказал околоточный.

‑ Васильев, пошли, ‑ кивнул стажеру Варфоломеев, направляясь к входной двери.

Он вошел в маленькую однокомнатную квартирку, и в ней сразу же стало тесно. В рассчитанном на одного, много ‑ двоих не самых крупных жильцов помещении находились теперь сразу шестеро мужчин и одна девушка.

Именно с ней и уединился на крошечной кухоньке один из прокурорских, лихорадочно что‑то записывая в положенный на край столика бланк. Этого служивого Варфоломеев не знал, а вот вторым, который бесцельно перетаптывался в комнате, в очередной раз оглядывая скорее небогатую обстановку, чем место происшествия, им уже изученное, был товарищ городского прокурора по надзору за полицией. Въедливый, придирчивый, со скверным, желчным характером Карл Иванович Гофман, из старинного германского рода, вызвал у Варфоломеева рецидив утреннего похмельного настроения. "Это ж за что мне такая кара!" ‑ взмолился было агент, но безмолвную молитву его прервал эксперт районного управления в эту ночь дежуривший и оказавшийся на месте преступления едва ли не одним из первых солидных полицейских чинов.

Date: 2015-12-12; view: 337; Нарушение авторских прав