Сцена 8. Сила кокаина

ХИРГЕ. Сегодня грамм стоит семь рублей девяносто копеек.

ВАДИМ. Пожалуйста... один... нет, полтора... Полтора грамма. Где он? Куда же я положил порошки?

КУРСИСТКА. Они, конечно, на подоконнике, профессор.

ВАДИМ. Подожди. Там кто-то есть. М-м-м-м... Взгляни. Там, за окном кто-то стоит. Я знаю, это он.

КУРСИСТКА. Наше окно на шестом этаже, профессор.

СТУДЕНТ. Я как будто видел его лицо. Там, за стеклом.

ВАДИМ. Нужно взять порошки. Принесите мне их.

КУРСИСТКА. Нет-нет. Я не пойду, простите, профессор.

СТУДЕНТ. Я принесу.

ВАДИМ. Идите же!

СТУДЕНТ. Иду.

ВАДИМ. Что же вы стоите?

СТУДЕНТ. Темно. Надо зажечь свечу.

ВАДИМ. Спички в кармане пальто. В коридоре.

СТУДЕНТ. Иду. Так-так. Слышите?

КУРСИСТКА. Шаги. Шаги в коридоре.

СТУДЕНТ. В дверь, кажется, стучат.

ВАДИМ. Кто там? (Действительно слышен какой-то невнятный стук.)

КУРСИСТКА. Что вам нужно?

СТУДЕНТ. Говорите, кто вы?

ВАДИМ. Кто там, говорите!

КУРСИСТКА. Тиш-тиш-тиш! Это он. Прячемся в шкаф! Идите к нам, профессор.

СТУДЕНТ. Полезайте наверх. А мы на нижней. Тиш-тиш-тиш...

ВАДИМ. Прекратите! Что за вздор! Это же на дворе рубят дрова! Это же утро! Утро! Это же какие-то странные мании у вас! Если вы не прекратите, слышите! Немедленно не прекратите... вы окончите свои дни в сумасшедшем доме! Уходите вон! Слышите?

ВАДИМ лихорадочно отдернул занавеску, раскрыл дверь, в комнате, конечно же, никого не было...

ВАДИМ. Сила кокаина. Доктор! Где же вы?! Эй! Да. Невольно, лишь только сказал сейчас эти слова, тотчас мне представилась Ваша презрительная улыбка. Я прав? Прав, ей-богу! Где вы?! Вы, в чьи руки попадут мои печальные записки! Отзовитесь, вы нужны мне! Выходите! Я же знаю, вы где-то рядом. Молча улыбаетесь где-то в темноте. За шкафом? Не угадал? За портьерой? Ну, хватит играть в прятки. Я знаю, вы тут. Ну же? Нет, в самом деле, я чувствую, что эти мои поступки, которые должны характеризовать силу кокаина... для вас характеризуют лишь мою собственную слабость. Ведь правда? Эй! Ну погодите! Я вас выманю! Сейчас я докажу, что, случись это с вами, — кокаин погубил бы вас точно так же, как и меня!!!

ГЛАВВРАЧ (выходит). Погубил? Меня?

ВАДИМ. Именно. Вас! Вас! Вы недооцениваете силу кокаина.

ГЛАВРАЧ. Неужели? И в чем же выражается эта сила?

ВАДИМ. Сейчас! Сейчас мы вам это представим! Эй! Немедленно ко мне. (Хлопает в ладоши. Появляются КУРСИСТКА и СТУДЕНТ.) Итак... Сегодня выпускной экзамен. Слышите? «Сила кокаина». Разумеется, вы должны нас сразить, убедить, увлечь. Ну-с. Тяните билеты.

ВАДИМ держит веером бумажки-билеты. Они робко подходят, и КУРСИСТКА первая вытаскивает билет.

КУРСИСТКА (читает вопрос). Вопрос первый. «Что такое счастье».

ВАДИМ. Прошу.

КУРСИСТКА. До встречи с кокаином люди ошибочно полагали, что счастье есть нечто цельное, тогда как...

ВАДИМ....Ну-ка, ну-ка...

КУРСИСТКА. Счастье состоит: первое — из физического ощущения счастья, профессор, а также внешнего события, которое является психическим возбудителем этого ощущения.

ВАДИМ. Отлично! Правильно! Примеры! Вы, вы, тяните билет.

СТУДЕНТ вытягивает билет. Повторяется сцена с ЗИНОЧКОЙ, только теперь СТУДЕНТ играет роль ВАДИМА.

КУРСИСТКА. Мне чудно! чудно! Вот возьмите, погрейте мне ручки!

СТУДЕНТ. Эй! Гони в дом свиданий! К Виноградову! Да побыстрей!

ВАДИМ. Видите? Она счастлива. Между тем события изменились, эти события нехороши и даже губительны для Зиночки, но это изменение не дошло еще до ее сознания, а потому для нее, Зиночки, событий этих как будто бы и нет.

КУРСИСТКА. Мне чудно! Чудно! А вы — милый, милый...

ВАДИМ. Таким образом, продолжается физическое ощущение счастья, хотя, повторяю, никаких внешних событий, которые являлись возбудителем этого счастья, уже и в помине нет. {Хлопает в ладоши.)

СТУДЕНТ, изображая пузатого ДОКТОРА.

ДОКТОР. Дитя мое, этот негодяй совершил над тобою ужасный нечеловеческий поступок, следствием которого может быть твоя искалеченная жизнь, а может быть даже смерть.

ЗИНОЧКА. Ах! (Падает.)

ВАДИМ. И вот у меня в руке крохотная щепотка кокаина, которая в единый миг возбуждает в организме человека точно такое же физическое ощущения счастья.

ЗИНОЧКА нюхает кокаин и застывает в блаженной позе.

СТУДЕНТ. Ощущение счастья в никогда не испытанной раньше огромности.

ВАДИМ. Что это означает?

КУРСИСТКА. Это означает, что совершенно отпадает необходимость в каком-либо внешнем жизненном событии, профессор.

СТУДЕНТ. Бессмысленными становятся труд, усилия и время, которые человек затрачивает, стремясь к намеченной цели!

ВАДИМ. Прекрасно! Правильно! Отлично! Вот эта-то способность кокаина возбуждать физическое ощущение счастья — и есть та страшная притягательная сила, противостоять которой не может никто. Даже вы, доктор! Даже вы!

ГЛАВВРАЧ. А вы даже и не хотите?

КУРСИСТКА И СТУДЕНТ. Не хотим! Не собираемся, не хотим.

ВАДИМ. Другого пути нет. Идите к нам. Начните. Сейчас они вам все приготовят, доктор.

ГЛАВВРАЧ. Хорошо. Последний вопрос. А что если у миллионов людей ощущение счастья вызывает не результат, а те усилия, труд, преодоления, которые тратятся для достижения этого вашего вожделенного события?

ВАДИМ. Отвечайте, прошу. Вы. Вы первая. (КУРСИСТКЕ.) Ну-с?

КУРСИСТКА. М-м-м-м...

ВАДИМ. Странно. (СТУДЕНТУ.) А вы что скажете, молодой человек?

СТУДЕНТ. М-м-м-мы этого не проходили, профессор...

ГЛАВВРАЧ. И не догадывались об этом?

КУРСИСТКА. Мы не знаем, что сказать, профессор. Нет. Этого у нас в жизни не было.

ГЛАВВРАЧ (ВАДИМУ). Что скажете?

ВАДИМ. Пойдите вон! А? Что? Что разинули рты? Я выброшу вас отсюда с волчьим билетом, ясно?! Болваны! Идите! Меня от вас тошнит! Я не могу на вас смотреть.

Вон!!!! (КУРСИСТКА И СТУДЕНТ убегают.) Нет, это немыслимо! Доктор, я готов! Сегодня я готов их изничтожить! Ничтожества! Нет, это не ученики! Не люди! Это... Вот оно, вот оно пришло, доктор. Мучительное, неотвратимое, страшное, звериное раздражение... Вот они, видения зловещего срама. Что это, доктор? Я испытываю позывы, зверские, страшные позывы... их изничтожить. Изничтожить, убить. Я хочу вонзить свои ногти в ее гадкие щеки. Выколоть его пустые глаза! Догоните, поймайте, приведите их, доктор... У них еще есть, есть порошки... Я...

ГЛАВВРАЧ. Т-с-с-с. У вас обычная постнаркотическая депрессия. А знаете, непойманная мышь тоже уверена, что основное свойство мышеловки — это тот кусок сала, который ей хочется съесть?

ХИРГЕ. Молодой человек. Жить становится все сложнее.

ВАДИМ. Сколько?

ХИРГЕ. Видели вы, что творится на Хитровке? На Лубянке? Пречистенке?

ВАДИМ. Сколько? М-м-м-м?

ХИРГЕ. Двадцать четыре. Сегодня грамм стоит двадцать четыре рубля.

ВАДИМ. Три, нет... три с половиной грамма.

ДОКТОР. Учтите, эта доза обычно смертельна.

ВАДИМ. Это хорошо. Это будет ощущение никогда не виданного огромного счастья, счастья, от которого надо умереть...

Долгое молчание.

ВАДИМ. Доктор! Есть ли у человека душа?

ХИРГЕ. Что вы решили? Чего вы ждете? В столице вооруженный бунт. Кажется, вчера низложено правительство. ВАДИМ. Сколько стоит грамм? ХИРГЕ. Пятьдесят пять рублей.

ВАДИМ. Осталось... ровно на три с половиной грамма. М-м-м... ХИРГЕ. Здесь четыре грамма. Берите. Это подарок. ВАДИМ. Подарок? Зачем же? Мне? ХИРГЕ. Сегодня ваша свадьба.

ВАДИМ оглянулся. В залу вошла СОНЯ.

СОНЯ. У тебя запачкана щека. Дай, вытру. Вот так. М-м-м, какой неряха.

Следом за СОНЕЙ вошли все персонажи.

ВАДИМ. Соня. Это ты? СОНЯ. Я. Это я, милый. ВАДИМ. Почему столько людей? СОНЯ. Это гости. Сегодня наша свадьба. ВАДИМ. Это что, тоже театр? СОНЯ. Как раз нет.

ЯГ. Вадька! Дура твоя голова! Поверишь, я ззздорово растроган, до таких чувств... словом, уж не знаю, что и сказать тебе, черт ты эдакий... Ты... да Софья Петровна...

БУ РКЕВИЦ. Вадя... я... так рад... так рад... сам был... Эх, да что там... ЯГ. Вадька, это что тут за шут гороховый в юбке? Просится к тебе...

В зале появилась МАТЬ. Она быстро кивнула ВАДИМУ и пошла вдоль стола.

МАТЬ. Вадя, Вадя... мне кВаде... к Вадечке...

ШТЕЙН. Не понимаю, к чему приглашать на свадьбу бывшую свою гувернантку? Пора быть европейцем, Масленников! Пора понимать такие вещи.

СОНЯ. Кто это семенит? Какая странная старушонка...

ШТЕЙН. Однако, выпьем все за Масленникова. Вадим! Само собой тут напрашивается тост о самых возвышенных человеческих отношениях...

МАТЬ (показывая на блюдо, то на одно, то на другое). Фкусне... ф-кусне...

МАТЬ жадно накладывает себе в тарелку еду.

ЯГ. Ой, да старушка-то прожорлива!

ВАДИМ. Нет, господа! Попробуем вникнуть глубже. Я хочу выпить за смутную и страшную природу нашей души. Я хочу выпить за театр, господа.

ШТЕЙН. При чем тут театр? Ты просто ей не платил! И вот таков результат!

ВАДИМ. Да погоди ты, Штейн! Не об этом речь. Господа. Когда в доме становилось тихо... Когда за окном была ночь, с настойчивым постоянством возникали во мне вот какие мысли...

МАТЬ (подсаживается на самый конец стола, ест). Ах, как ф-кусне... как ф-кусне...

ХИРГЕ. Смотрите, смотрите! Взяла лопатку и уплетает себе! Ест-то за обе щеки! А я думал, и впрямь ваша мамаша.

ВАДИМ. Ну, тише, господа! Соня! Сегодня наша свадьба. Наш роман закончился свадьбой, потому что все это — театр, господа.

СОНЯ. Вовсе нет. Мы любим друг друга, и вот сегодня наша свадьба.

ШТЕЙН. Мамаша, не глотайте так часто. Можно и подавиться.

СОНЯ. Она пожилой человек, ей вредно так много есть. И потом, она немного мешает. Ты что-то хотел сказать, милый? Эти люди пришли, чтобы послушать тебя. М-м-м-м?

МАТЬ. Так фкус-не... Фкус-не...

ВАДИМ. Не обращай внимания, я прошу. Так вот. О театре. Скажите-ка мне, почему в театре мы любим смотреть, как хорошие умные честные люди побеждают, а подлые и злые терпят неудачу?

ШТЕЙН. Потому что это отвечает нашему чувству справедливости.

ВАДИМ. Но ведь в жизни, в жизни-то, Штейн, побеждают, как правило, худшие люди. В жизни, как правило, торжествует порок и погибает добродетель, но это не вызывает в нас чувства глубокого негодования. Почему?

БУРКЕВИЦ. Не согласен. В сегодняшней нашей жизни, когда мы покончили вот с этими (показывает на ШТЕЙНА иЯГА)... элементами... в нашей новой жизни побеждают только лучшие люди.

СОНЯ. Неужели? М-м-м-м...

БУРКЕВИЦ. Везде и всегда. И лучше бы ты встал в их ряды, Вадим. Иди к нам. Пока еще не поздно.

ЯГ. Васька, ты ж не на службе. Вот и помолчи.

МАТЬ. Фкусне... как ф-кусне... (стала беспокойно поерзывать на своем ступе).

ВАДИМ. Дело, очевидно, в том, что в жизни мы подлы и неискренни, в жизни нас прежде всего беспокоит наше личное благоустройство, в жизни-то мы подчас сами воплощаем тех самых насильников и злодеев. А в театре же ничто личное не насилует благородства и честности наших чувств, там мы становимся чище и лучше. И вот тут-то заложенные в наших душах чувства человечности и справедливости заставляют нас негодовать, возмущаться, мстительно свирепеть.

ЯГ. Это страшная мысль, Вадька. Страшная мысль.

МАТЬ (встает, озирается). Я на минуточку. В уборную.

ЯГ (МАТЕРИ). Да пошла ты вон, надоела! Следовательно, Вадька... так значит... он, вот этот вот... который за сирых, за убогих, за равенство да за христианские принципы... (показывает на БУРКЕВИЦА). Ведь это, это... это истина, дура твоя голова...

МАТЬ. Вадичка... Мне выйти, мне на минуточку...

ВАДИМ (кричит МАТЕРИ). Да зачем вы тут? Что вы-то притащились? Сами и идите теперь! (Спокойно ЯГУ). Именно. На самом деле он будит в этих убогих и сирых ярость скотов! Именно! Ярость скотов!

ХИРГЕ. Вы только полюбуйтесь... А старушка-то наша... того...

МАТЬ. Так фкусне... я на минуточку... (идет, озираясь, задевает всех, все возмущаются).

ШТЕЙН. Старушенции надо выйти.

СОНЯ. Как она неуместна.

ХИРГЕ. Вам нечего тут делать, мамаша...

ВАДИМ. Так вот! Милые, добрые пророки! Не трогайте вы нас, не распаляйте вы в наших душах возвышенных человечнейших чувств, не предпринимайте вообще никаких попыток сделать нас лучше.

За дверью стоит МАТЬ ВАДИМА. Она хочет пройти обратно в зал.

МАТЬ. Мой мальчик, мой Вадя, мой сын... Мальчик, пусти ж ты меня к нему... Пусти...

ЯГ. Надоела ты, старуха!

СОНЯ. Не надо ее пускать.

ШТЕЙН. От нее воняет. Пора быть европейцем, Масленников.

ЯГ. Вадька, ну ее совсем.

ВАДИМ. Ибо сами вы видите: пока мы плохи — мы ограничиваемся мелким подличаньем, когда становимся лучше — мы идем убивать!

ВАДИМ кивает БУРКЕВИЦУ, БУРКЕВИЦ делает знак, к МАТЕРИ подходит один из санитаров и втыкает штык ей в живот. МАТЬ медленно оседает, смотрит на ВАДИМА.

МАТЬ. Вадя, сынок, я не сержусь, мне не больно, не больно... ты у меня хороший, я знаю... ты хороший...

В морг стремительно вбегает ГЛАВВРАЧ. Он хватает ВАДИМА за шиворот, начинает его трясти.

ГЛАВВРАЧ. Проснитесь же вы! Проснитесь же наконец! Да вставайте! Вставайте, ну!

ВАДИМ (просыпаясь, он лежит одетый на диване). Что?

ГЛАВВРАЧ. Проснитесь, теперь же, сейчас же, от сна, от всей этой жизни, проснитесь же, проснитесь!

ВАДИМ. Долго я спал?

ГЛАВВРАЧ. Что вы делаете здесь? Что? В этом ужасном доме? Зачем вы здесь живете? Что это за мысли, которыми вы бредите? Вставайте! Одевайтесь! Идите домой! Идите к матери! Одевайтесь! Живо!

ВАДИМ. Ведь сейчас ночь.

ГЛАВВРАЧ. Ничего. Ничего. {Помогает ему.) Да что же это? Носки ваши прогнили совсем. Надевайте, надевайте пальто. Так. Теперь фуражку.

ВАДИМ. Ледяной ветер. Тише, я зыдыхаюсь. Я сейчас упаду.

ГЛАВВРАЧ. Видите — костер? Нам туда.

ВАДИМ. Луна. Смотрите. Бежит в окнах верхнего этажа.

ГЛАВВРАЧ. Вы помните, где сворачивать?

ВАДИМ. Вот здесь. Вот дом. Вот ограда садика. Идемте по черной лестнице.

ГЛАВВРАЧ. Электричества теперь нет. Поднимайтесь в темноте.

ВАДИМ. Дверь не заперта.

ГЛАВВРАЧ. Может быть, она на цепочке?

ВАДИМ. Нет.

ГЛАВВРАЧ. Вы уверены, что это ваша квартира?

ВАДИМ. Да. Часы стучат на кухне.

ГЛАВВРАЧ. Входите. Входите. Идите по коридору в вашу комнату. Ну?

ВАДИМ. Она заколочена.

ГЛАВВРАЧ. Ничего. Идите в столовую. Идите, кричите, позовите мать...

ВАДИМ. Ничего, что сейчас ночь? Они не испугаются?

ГЛАВВРАЧ. Нет.

ВАДИМ. Может быть, уйти теперь, а прийти утром?

ГЛАВВРАЧ. Нет. Дверь в спальню матери открыта. Идите. Идите теперь.

ВАДИМ. Иду. Вот ее кресло. Вот кровать. Мама. Мама.

ГЛАВВРАЧ. Постель не раскрыта. Она пуста.

ВАДИМ. Мама.

ГЛАВВРАЧ. Она... там.

ВАДИМ. Где она?

ГЛАВВРАЧ. Там.

ВАДИМ. В шкафу?

ГЛАВВРАЧ. Увидели?

ВАДИМ. Да. Зачем она туда взобралась и на чем стоит?

ГЛАВВРАЧ. Она, кажется, не стоит... Она висит...

ВАДИМ. Мама. Мама. {Садится на стул.) Мама. Аа-а-а-а! {Он проснулся, в комнате ЯГА никого, ВАДИМ сидит в пальто за столом.) Боже мой... Боже мой... Неужели же и здесь что-то не в порядке? Неужели же здесь что-нибудь случилось.

ВАДИМ звонит у двери. Звонит и звонит.

ВАДИМ. Неужели? Почему не открывают? Ну? Неужели здесь что-то случилось? Что же тогда будет со мной? Что же тогда будет со мной?

ХИРГЕ (открывает). Ах, это вы. А я-то уж думал, и впрямь человек пришел. Ну что же. Сегодня грамм стоит семьдесят пять рублей. Заходите.

ВАДИМ. И я зашел.

ЭПИЛОГ

В морге. Накрытые простынями, на каталках лежат тела. ДОКТОР и БАРЫШНЯ стоят над телом ВАДИМА.

ГЛАВВРАЧ. Спасать его было уже поздно. Нам оставалось только констатировать смерть. Отравление кокаином и смерть.

СОНЯ. Непременно отравление?

ГЛАВВРАЧ. И несомненно, умышленное... Кокаин был разведен в стакане воды и выпит.

СОНЯ. Но у него была же надежда. Тогда зачем? М-м-м?

ГЛАВВРАЧ. Этого мы не знаем. Пока не знаем, милая Соня. Сестра!

СЕСТРА приносит пакет и опись.

ГЛАВВРАЧ (читает опись). На груди, во внутреннем кармане были найдены... во-первых, старый коленкоровый мешочек. Достает из пакета.) Что там, взгляните?

СОНЯ. М-м-м... Монеты. Царские пятачки.

ГЛАВВРАЧ. А во-вторых, рукопись... А во-вторых, рукопись...

БАРЫШНЯ (читает). «И я зашел». Больше страниц нет?

ГЛАВВРАЧ. Нет ни одной. Ни одной страницы, милая Соня... Хотя, погодите... Посмотрим-ка... (выворачивает карман пальто, там сложенный листок). М-м-м... Вероятно, титульный лист. Держите.

БАРЫШНЯ. Тут что-то... (рассматривает лист) нацарапано... Ногтем...

ГЛАВВРАЧ. Ну-ка... ну-ка... Бу-ре... нет... Погодите...

БАРЫШНЯ. Буркевиц отказал.

ГЛАВВРАЧ. Что? Вы расшифровали надпись, милая Соня?

БАРЫШНЯ. Ну, конечно же! Буркевиц отказал.

2004 год

Дама с собачкой

Драма с антрактом по рассказу А. П. Чехова

Антракт между 2 и 3 частями.

По заказу АБДТ им. Г. А. Товстоногова

Date: 2016-02-19; view: 440; Нарушение авторских прав