Вторник, день разборок

Ночью Рина почти не спала. Завернувшись в теплый клетчатый плед, она сидела в глубоком старом кресле и чутко прислушивалась к каждому вздоху детей. В этот раз Рина разместила их обоих в гостиной — так ей было легче нести свою вахту.

Тошка спала на диване, то и дело постанывая во сне. Вечером у нее поднялась температура, и Рина сразу же решила, что это на нервной почве — никаких признаков простуды у девочки не наблюдалось.

«Несчастный мой ребенок, — с жалостью думала Рина, — сколько всяких переживаний навалилось на нее разом. Такой стресс кого угодно свалит с ног».

Антошка, напичканный обезболивающими, тихонько посапывал на кушетке у окна.

«И это тоже теперь мой ребенок», — подумала про него Рина, вспоминая все, что случилось накануне вечером.

Не позволив Тошке ехать вместе с ними в больницу, она оставила девочку на попечение Анны Викентьевны — старушка появилась на месте происшествия как раз перед тем, как врач «скорой» захлопнул дверцы машины. По дороге Рина позвонила Наталье. Еще не дослушав до конца ее объяснения, та решительно перебила:

— Детали расскажешь потом. Не нервничай, Тошку я беру на себя, а ты занимайся мальчиком. Если что, немедленно звони — мы будем на связи.

«Что бы я делала без моей Натальи?» — в который уже раз с благодарностью подумала Рина.

Антошка, на которого уже подействовал укол, задремал у нее на коленях, и Рина осторожно погладила его по светлой головке.

«Вот же еще маленький герой», — улыбнулась она про себя.

— У вас есть страховка на мальчика? — неожиданно раздался у нее над ухом голос доктора.

— Нету, — испуганно вскинула голову Рина, которая до сих пор об этом даже не думала. — И что же теперь делать?

— Разберемся, — невозмутимо ответил молодой врач.

— А швы? Вы говорили, что нужно наложить швы.

— Нужно, — согласился тот.

— А без страхового полиса это будут делать?

— Ну что вы заладили, мамаша — «страховой полис», да «страховой полис»? — вмешался толстяк, который был одновременно и шофером, и санитаром. — Что же теперь, из-за вашего головотяпства руки мальца лишать, что ли?

— Но я слышала… — начала было Рина, однако толстяк ее перебил.

— А вы поменьше слушайте всякие сплетни. Можно подумать, мы тут, в медицине, все монстры какие-то.

Молодой врач скосил глаза на своего помощника. Заметив на его губах усмешку, Рина решила, что патриотические речи санитара были, вероятно, результатом кропотливой воспитательной работы, которую доктор проводил со своим подручным.

— Я все-все оплачу, — все же попыталась она прояснить ситуацию.

— Разберемся, — снова сказал врач и неожиданно ей подмигнул. — Мы действительно не такие уж монстры, как в народе про нас говорят.

Антошке наложили двенадцать швов, и он стойко перенес все мучительные процедуры.

Теперь, прихлебывая из чашки чуть теплый чай, Рина думала о том, как она безумно устала за последние пару дней. Устала от разросшихся, словно снежный ком, проблем, разбираться в которых у нее не было ни сил, ни желания. Ей хотелось выбросить все из головы и поскорее уснуть, однако нервы были напряжены до предела и сон не шел. Наконец она погрузилась в беспокойную полудрему, и ей тут же привиделись окровавленная варежка, бледное лицо дочери, плотоядная улыбка тети Паши, черный джип…

Очнулась она от того, что во сне заплакал Антошка. Спрыгнув с кресла, Рина быстро подошла к малышу. Вытерев его вспотевший лобик, она повернула мальчика на бочок, подоткнула одеяло и, тихонько похлопывая его по спинке, замурлыкала себе под нос что-то про заиньку серенького.

Малыш быстро успокоился, и Рина, притащив из кухни очередную порцию чаю, снова забралась в свое кресло.

Гнетущая тишина ночи неожиданно накатила на нее новую волну страхов и сомнений.

«Что я делаю? — с ужасом подумала она. — На что себя обрекаю? Разве можно быть такой сердобольной? Поддавшись сиюминутному порыву, взвалить на свои плечи безумную ответственность? Только дураки действую так скоропалительно, а умные люди рассуждают, раскладывают все по полочкам».

Рина попробовала рассуждать, и вышло, что она не имеет никакого отношения ни к Нине Никифоровне, ни к ее внуку. Она ничем им не обязана, хотя просто из жалости могла бы немного помочь.

«Вот именно, — приободрилась Рина. — Просто помочь. И для этого вовсе не обязательно перекраивать всю свою жизнь».

Вообще-то о переменах в жизни она в последнее время думала неоднократно, однако это было нечто совсем иное — речь шла о возможном замужестве. Вениамин все чаще заговаривал о том, что пора бы им уже подумать о создании семьи, и Рина чувствовала, что он вот-вот сделает ей официальное предложение. Несмотря на Тошкино вредничание, Рина все больше склонялась к тому, чтобы это предложение принять. Вениамин, конечно, был человеком педантичным, и все такое, но зато вполне надежным — за ним она бы чувствовала себя как за каменной стеной.

«Любой женщине, будь она какой угодно деловой и самостоятельной, нужен мужчина, на которого она может положиться, — размышляла Рина. — Любимый человек, который в трудную минуту просто прижмет к груди и шепнет ласковое слово, отчего на душе разом станет легче. Конечно, у меня есть друзья — и Наталья, и Роман… Тем не менее сейчас я сижу здесь одна-одинешенька, мне плохо, тоскливо и страшно, но пожалеть меня некому».

Неизвестно почему, ей неожиданно представился Павел. Будто бы он, примостившись рядом на ручке кресла, смотрит на нее своими веселыми глазами и говорит: «Сейчас что-нибудь придумаем. Не боись — все будет o’кей».

Рина печально вздохнула и повертела в руках чашку с чаем.

«Встреча с Павлом — это, конечно, приятное романтическое приключение, но не более того. Вот Вениамин — это всерьез и надолго. Интересно, как он отреагирует, когда я ему обо всем расскажу?»

На самом деле Рина совершенно не представляла себе, что именно она будет ему рассказывать. Даже предполагая выйти за него замуж, она вовсе не была уверена, что хочет посвящать Вениамина в тайну Тошкиного происхождения. Но как же тогда объяснить ему головоломку с Антошкой? Версия с двоюродным племянником могла бы сойти для тети Паши, но никак не для человека, с которым собираешься строить семью.

«Если бы в тот день, когда доставили Антошку, в доме находился Вениамин, то авантюра Нины Никифоровны провалилась бы, еще не начавшись, — внезапно подумала Рина. — Он бы в два счета разузнал адрес мальчика и в тот же миг вернул его бабушке — та и ахнуть бы не успела».

От этой мысли Рина почему-то почувствовала себя неуютно. Ей тут же представилось счастливое лицо Тошки, когда та возилась с малышом, вспомнилась Наталья, которая помчалась добывать для Антошки варенье, санитар, который называл Рину мамашей. Нежность в мгновение ока затопила ее с головой, вытеснив все без остатка разумные и логичные размышления. Рина окончательно поняла, что на самом деле давно уже все для себя решила — мальчик останется у нее.

К утру Рина чувствовала себя так, словно ее побили колотушками. Попытка взбодриться крепким кофе не дала никаких результатов, и она понуро сидела на кухне, не в силах заставить себя заняться хоть чем-нибудь полезным.

Осторожный звонок в дверь вывел ее из состояния прострации, и она пошла открывать. Взволнованная Анна Викентьевна явилась с утра пораньше, чтобы поинтересоваться здоровьем детей.

Рина заверила старушку, что все в порядке, и зазвала ее на кухню пить чай.

— Ах, Ариша, я так рада, что все обошлось, — промолвила Анна Викентьевна, принимая из рук Рины изящную фарфоровую чашечку. Это была ее личная гостевая чашка, из которой она пивала чай еще в те времена, когда дружила с Верой Николаевной, матерью Рины.

— Антонина вчера выглядела не самым лучшим образом, — посетовала старушка. — Мне показалось, что она была на грани нервного срыва — я поила ее валерьянкой. И еще мятой.

— Вашими стараниями ей уже гораздо лучше, — успокоила ее Рина.

— Да я и сделать-то ничего не успела, — махнула рукой Анна Викентьевна. — Твоя Наталья налетела, словно ураган. Мне только и удалось, что сунуть ей в руки баночку меда.

— Да уж, Наталья и впрямь порывистая женщина, — улыбнулась Рина. Она все ждала, когда старушка заговорит про Антошку, и та действительно не заставила себя долго ждать.

— Ариша, — осторожно начала Анна Викентьевна, — что за гнусные слухи распускает Пелагея?

Пелагеей она называла тетю Пашу, игнорировать россказни которой была просто не в состоянии.

— А что такое? — невинно вскинула брови Рина.

— Ну как же, — всплеснула руками Анна Викентьевна, — она всем рассказывает, что вам подбросили ребенка, а я ничего не могу ей возразить, потому что абсолютно не в курсе дела. Даже Антонина не посчитала нужным хоть что-то мне объяснить.

Старушка обиженно поджала губы и покачала головой.

Памятуя о том, что Анна Викентьевна оказалась слабым звеном и каким-то образом «прокололась» в деле сохранения Тошкиной тайны, Рина поначалу решила не говорить ей всей правды. Однако солгать старушке у нее не получилось, и в итоге она выложила все начистоту.

— И что же ты собираешься делать? — поинтересовалась Анна Викентьевна, пристально вглядываясь в ее осунувшееся лицо. — Оставишь мальчика у себя?

Рина молча кивнула. Она была уверена, что сейчас на нее посыплются ахи и охи, однако Анна Викентьевна ее удивила.

— Как замечательно, — сказала старушка, утирая слезы умиления крохотным кружевным платочком. — Сестра и брат будут расти вместе. Ариша, ты отважная девочка, и к тому же необыкновенно добрая. Я горжусь тобой. Да, горжусь, — пылко добавила она.

Рина хотела что-то сказать, но Анна Викентьевна ее перебила:

— А сейчас отправляйся-ка спать, моя милая, — не терпящим возражения тоном заявила она. — Твои ужасные синяки под глазами могут напугать кого угодно, а уж детей и подавно. Не волнуйся, пожалуйста — манную кашу я готовить еще не разучилась.

Рина так обрадовалась неожиданно подоспевшей помощи, что чуть не расплакалась. Однако сил на то, чтобы рассыпаться в благодарностях, у нее не было, поэтому, криво улыбнувшись, она лишь кивнула и покорно поплелась в свою спальню.

Несколько часов полноценного сна сделали свое волшебное дело, и к полудню Рина снова была в полной боевой готовности. Анна Викентьевна, отчитавшись о проделанной работе, отправилась домой утешать заскучавшую без нее Матильду, а Рина осторожно засунула голову в гостиную, чтобы взглянуть на детей.

Антошка, которому после завтрака Анна Викентьевна успела дать очередную порцию лекарства, снова спал. Тошка же лежала на диване под толстым стеганым одеялом и задумчиво смотрела в потолок.

— На-ка, дружок, выпей чайку, — сказала Рина, присаживаясь на краешек дивана и протягивая дочери огромную синюю чашку, пахнущую заваренной травой.

— Уф, как я ненавижу ромашковый чай, — сморщила нос Тошка, однако приподнялась на локте и покорно сделала большой глоток. Потом она настороженно посмотрела на Рину и спросила:

— Мам, ты на меня не сердишься?

— За что? — улыбнулась Рина, отводя со лба дочери золотистую прядку.

— За то, что за Антошкой не углядела. За то, что в обморок свалилась, как кисейная барышня.

— Глупенькая, в жизни и не такое бывает, не огорчайся.

— А что мы скажем бабушке Нине Никифоровне? — продолжала волноваться Тошка. — Как объясним?

— Так и объясним. Главное, все закончилось благополучно, а остальное все ерунда.

— Ничего не ерунда, — пробурчала Тошка, снова откидываясь на подушку и отворачивая голову к стене.

— Да не расстраивайся ты так. Вылечу я и тебя, и Антошку твоего — будете оба, как новенькие.

— Ага, вылечишь, а потом отдашь его обратно Нине Никифоровне, — со слезами в голосе сказала Тошка и судорожно вздохнула.

Будто почувствовав, что речь идет о нем, малыш заворочался на своей кушетке, и Рина подошла к нему, чтобы потрогать лобик и поправить одеяло. Потом она снова уселась возле Тошки.

— Выходит, ты решительно против того, чтобы отдать Антошку обратно его бабушке? — спросила она, пристально глядя на дочь.

— Решительно, — сварливым тоном ответила та, не поворачивая головы.

— Ну, значит, не отдадим, — просто сказала Рина.

Тошка быстро села на диване и уставилась на мать.

— Правда? — громко воскликнула она, и Рина испуганно приложила палец к губам, показывая глазами на спящего мальчика.

— Мам, ты это серьезно? — продолжала вопрошать Тошка громким шепотом. — Ты, правда, так решила?

Она все никак не могла поверить тому, что услышала, но в глазах ее уже плясали радостные искорки.

— Ты знаешь, почему он не плакал, когда поранил руку? — спросила Рина хрипловатым от волнения голосом.

— Почему? — тихо повторила девочка.

— Он думал, что если будет хорошо себя вести, то я захочу стать его мамой.

Тошка подалась к Рине и порывисто обняла ее за шею.

— Мамуль, когда я последний раз говорила тебе, как я тебя люблю?

— Да уж давненько не говорила, — сглотнув подступивший к горлу комок, откликнулась Рина. — С прошлой пятницы, по-моему.

Наконец Рине удалось высвободиться из Тошкиных мелодраматических объятий.

— Если я немедленно не выпью чашку кофе, то выпаду в осадок, — сказала она и отправилась на кухню. Тошка, подхватив с кресла плед, последовала за ней.

— Есть хочу зверски, — заявила она, сияя улыбкой. — Омлет из двадцати яиц будет в самый раз.

— Симулянтка, — шутливо нахмурилась Рина, доставая тем не менее из шкафчика сковороду, — больные обычно страдают отсутствием аппетита.

— Просто я так обрадовалась, что вся болезнь из меня мгновенно выскочила, — блеснула глазами девочка. — А что ты сказала Анне Викентьевне?

— Правду.

— А она? Стала тебя отговаривать?

— Ничуть. Сказала, что рада за нас и что мы молодцы.

— Я всегда знала, что она классная бабуся, — засмеялась Тошка.

Очередной звонок в дверь прервал их диалог.

— Откроешь? — спросила Рина, которая уже начала взбивать в миске яйца.

— Это, наверное, Маришка, — встрепенулась Тошка. — У нас физичка с математичкой хором заболели, поэтому всех отпустили с последних двух уроков.

Поплотнее завернувшись в плед, она поспешила в прихожую. Однако оказалось, что пришла вовсе не Маришка. Открыв дверь, девочка увидела на пороге Романа и жутко смутилась.

— Ой, здрасьте… Проходите, пожалуйста, — залопотала она, пятясь задом, а потом быстро исчезла в кухне.

— Мам, — сделав страшные глаза, зашипела она. — Там Роман пришел, а я в таком виде.

— Да ничего, ведь ты же болеешь, — попробовала успокоить ее Рина.

— Ну да — ничего! Ужас какой-то, — не унималась Тошка, глядя на свои мохнатые тапки в виде львиных морд. — Пока ты будешь его отвлекать, я пойду переоденусь.

— Ладно, ладно, — улыбнулась Рина, прекрасно понимая смущение дочери. Кому же приятно предстать перед гостем растрепанной и в пижаме? Особенно, если гость — интересный мужчина в полном расцвете сил?

Выйдя в прихожую, Рина увидела, что Роман стоит на пороге гостиной и внимательно разглядывает спящего у окна ребенка.

— Это кого же вы тут приютили? — тихо спросил он через плечо, когда Рина остановилась у него за спиной.

— Это… Это Антошка.

— Исчерпывающий ответ, — ухмыльнулся Роман. — Кто такой, этот Антошка? И что у него с рукой?

— Упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся — гипс, — попыталась пошутить Рина, но Роман ей не подыграл.

— Темнишь, старушка, — сказал он, поворачиваясь. — Ох, темнишь.

Рина отвела глаза в сторону — к разговору с Романом она еще не подготовилась. В сумасшествии последних дней она напрочь забыла о том, что на сегодняшнее утро у них была назначена деловая встреча: Роман привез какие-то важные документы, которые ей предстояло прочитать и подписать.

— Я вчера весь вечер пытался до тебя дозвониться, но твои телефоны молчали, — сказал он.

— Да, мы с Тошкой поздно вернулись домой, а мобильник у меня сдох, — не слишком внятно пояснила Рина. Под пристальным взглядом Романа она совсем стушевалась.

— Ну что ж, я уже понял, что вы тут что-то затеяли, — сказал Роман. — Поскольку цивилизованно пообщаться в гостиной нам вряд ли удастся, — выразительно махнул он рукой в сторону спящего ребенка, — предлагаю устроить посиделки на кухне. И не надейся отвертеться.

В этот момент послышался звук отпираемого замка, входная дверь осторожно отворилась и в прихожую на цыпочках проникла Наталья.

— Руки вверх, — негромко, но отчетливо скомандовал Роман, и Наталья, подскочив от неожиданности, чуть не уронила бумажный пакет, который прижимала к груди.

— Разве ж можно так людей пугать? — придушенным голосом просипела она. — Меня из-за вас чуть кондрашка не хватила.

Она посмотрела на улыбающуюся Рину, повертела в руках ключ и пояснила:

— Я думала, у вас тут лазарет, боялась детей перебудить, ну и вот…

— Все правильно, — одобрила ее предусмотрительность Рина. — Раздевайтесь давайте и пошли в кухню — я сейчас кофе сварю.

— Я принесла обещанное варенье, — сказала Наталья, протягивая Рине пакет. — Малиновое пойдет?

— Думаю, самое то, что надо.

Роман подошел к Наталье и галантно помог ей снять пальто. Та засмущалась, начала суетиться, выронила из рук сумочку.

«Ох уж этот Роман, — подумала Рина. — Мужчина, пред которым трепещут женщины любого возраста, от юной Тошки и до умудренной жизнью Натальи. Я бы даже не удивилась, узнав, что и Анна Викентьевна тоже вздыхает по нему тайком».

На первый взгляд в Романе не было ничего особенного. Среднего роста, он не обладал фигурой атлета, но был складным и подтянутым. Все черты его лица в отдельности были самыми обыкновенными, однако сочетались так гармонично, что невероятным образом делали Романа очень привлекательным. Картину дополняли умные глаза и обаятельная улыбка. Стоило ли удивляться тому, что многие женщины сходили по нему с ума.

Рина и сама долгое время была влюблена в приятеля брата.

Сергей и Роман дружили, кажется, всю жизнь, но Рина до сих пор не могла понять, что же их объединяло — более разных по темпераменту людей трудно было себе даже представить. «Стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой» — думала про них Рина с тех самых пор, как впервые прочитала «Евгения Онегина». Хотя про спокойного и уравновешенного Романа вряд ли можно было сказать, что он прозаичен. Однажды Рина слышала, как вдохновенно он играл «Лунную сонату», и плакала от избытка чувств.

Впервые она обратила на него свое пристальное внимание, когда ей было лет шесть, и с тех пор Роман надолго поселился в ее девчачьем сердце. Однако для него она оставалась лишь маленькой девочкой, к которой он всегда относился, как к младшей сестре.

Ей было шестнадцать лет, когда Роман женился, и она решила, что теперь уж точно умрет от горя. С искренним юношеским эгоизмом она желала, чтобы брак его поскорее рухнул, но вопреки всем ее ожиданиям семейная жизнь Романа поначалу складывалась довольно удачно. Рина же продолжала хранить ему верность, надеясь на то, что предмет ее обожания когда-нибудь откликнется на ее чувства.

Спустя несколько лет после гибели Сергея Роман действительно развелся с женой. Казалось бы, главная преграда на пути к осуществлению Рининой мечты рухнула, но именно тогда она вдруг поняла, что бесконечная девичья влюбленность неожиданно уступила место крепкой дружеской привязанности. С тех пор Роман по-настоящему занял в ее жизни место старшего брата.

Пока Рина готовила кофе, Роман и Наталья сидели за кухонным столом, грызли баранки и обсуждали прелести жизни, которые выпали на долю хомяка Гудвина.

— Вот так бы жить себе, не ведая никаких забот и печалей, — задумчиво произнесла Наталья, глядя, как ненасытный Гудвин набивает щеки кукурузными хлопьями. — И даже о хлебе насущном думать не нужно — красота.

— Скука смертная, — не согласился с ней Роман. — Жизнь без страстей и эмоций — сдохнуть можно.

— От избытка страстей и эмоций можно сдохнуть еще скорее, — фыркнула Наталья.

— Ну если эмоции только отрицательные, то конечно, — продолжил полемику Роман. — Но ведь жизнь комбинаторна. Когда на смену плохому приходит хорошее — это и есть динамика.

— Это уж как повезет, — гнула свое Наталья. — У кого динамика и комбинаторика, а у кого один сплошной негатив.

— Это ты про себя, что ли? — удивился Роман.

— Ну, не то чтобы конкретно про себя, — замялась Наталья, а Рина сразу же вспомнила про то, что подруга собиралась с ней о чем-то поговорить.

«Неужели у нее случилось что-то серьезное? — подумала она. — Надо будет непременно выведать, в чем дело».

В это время из гостиной послышались голоса, и Рина догадалась, что Антошка проснулся.

— Я сейчас, — засуетилась она, — вы тут пока беседуйте, беседуйте.

Однако, как только она удалилась, Роман немедленно сменил тему разговора и принялся пытать Наталью.

— Сдается мне, что ты уже знаешь то, чего до сих пор не знаю я, — сказал он, глядя на нее с прищуром. — Давай, выкладывай, что здесь происходит. Кто такой этот Антошка и почему он спит в Рининой гостиной?

Глаза Натальи забегали из стороны в сторону, как у кошки на часах-ходиках.

— Э-э… — протянула она, не зная, что говорить. — А разве Рина тебе ничего не рассказывала?

— Она расскажет, не сомневайся, — заверил ее Роман. — Но пока она занята, не стоит терять времени даром. Откуда у нее этот ребенок?

— Оттуда же, откуда и первый, — проворчала Наталья, недовольная такой инквизиторской напористостью собеседника.

Роман помолчал, пытаясь осмыслить услышанное, и тут вернулась Рина. Бросив взгляд на угрюмое лицо подруги, она сразу же догадалась, что та подверглась перекрестному допросу. Тогда, не долго думая, Рина вытащила из ящика стола письмо Нины Никифоровны и протянула его Роману.

— Вот, почитай, и тебе сразу все станет ясно. Это письмо мне доставили прямо на дом, вместе с малышом.

Пока Роман читал, Рина продолжала хлопотать у плиты, а Наталья принялась грызть очередную баранку. Она бы с удовольствием покурила, но Рина не выносила запаха табачного дыма, и Наталье приходилось терпеть.

— Ну что же, теперь действительно все яснее ясного, — деловито сказал Роман, покончив с чтением.

Он задумчиво потер щеку, взъерошил рукой волосы, потом внимательно посмотрел на Рину и сказал:

— Садись-ка, старушка, и давай поговорим.

Рина быстро налила в чашки крепкий кофе и, усевшись на табуретку, вопросительно взглянула на Романа.

— В общем так, — решительно заявил тот. — Можешь ни о чем не волноваться — Нину Никифоровну я беру на себя. Попробую выяснить все детали. Если все, о чем она рассказывает, правда, то ей действительно приходится туго — сегодня на пенсию вряд ли можно растить ребенка. Но если же…

— Ром, погоди, — перебила его Рина. — Все не так просто, как тебе кажется.

— Да мне вовсе и не кажется, что все просто, — возразил Роман. — Я наоборот боюсь, что все слишком сложно. Просто не хочу, чтобы ты по доброте душевной наделала глупостей.

Рина ничего не ответила и только крепко сцепила на коленях руки. Наталья, не поднимая глаз, угрюмо прихлебывала кофе. Роман посмотрел сначала на одну, потом на другую, откашлялся и сказал:

— Что-то подсказывает мне, будто ты все уже решила.

Рина в ответ только кивнула головой.

— Та-ак, — протянул Роман и побарабанил пальцами по столу. — Выходит, Нина Никифоровна все рассчитала верно?

Рина снова кивнула.

— Ну а если эта женщина обыкновенная авантюристка? Проходимка, которая попросту рассчитывает вытянуть из тебя деньги? Она всучит тебе ребенка, а потом будет тебя шантажировать. Ты об этом подумала?

— Нет, не подумала, — призналась Рина, — но я этому не верю. Она слишком долго воспитывала мальчика одна, и я уверена, что сейчас ей действительно понадобилась помощь.

— Хорошо, пусть так. Вот мы ей и поможем. Материально. И при этом вовсе не обязательно, чтобы мальчик жил у тебя. Ты это понимаешь?

— Да, конечно, — согласилась Рина, — мне такая мысль тоже приходила в голову. Но ведь он Тошкин брат, и она уже успела к нему привязаться. И я тоже…

— И я, — поддакнула Наталья. — Он прелесть что за ребенок.

— Как же с вами, женщинами, трудно иметь дело, — вздохнул Роман. — Одни сплошные эмоции и ни грамма здравого смысла.

Рина и Наталья сидели притихшие, как две провинившиеся школьницы в кабинете директора, и молча ожидали приговора.

— Ладно, — немного подумав, решил наконец Роман, — пока эта самая Нина Никифоровна не объявится, оставим все, как есть. Но как только она позвонит, обещай немедленно связаться со мной, — обратился он к Рине. — Я думаю, что на встречу с ней нам стоит поехать вместе.

— Договорились, — с облегчением вздохнула Рина. — Ну что, где там твои бумаги, которые я должна подписать?

Когда Роман ушел, в кухне снова возникла Тошка. Теперь она уже была в джинсах и пуловере, а волосы забрала в свой любимый конский хвост.

— Теть Нат, вы уже все знаете? — возбужденно спросила она. — Про то, что у нас теперь будет жить Антошка?

— Да уж, догадалась, — откликнулась Наталья, но в голосе ее не слышалось особого энтузиазма.

— Вы считаете, что это неправильно? — уловив ее настроение, поинтересовалась девочка.

— Я считаю, что вы обе сумасшедшие.

Тошка не стала вступать в дискуссию, задумчиво почесала нос, взяла из вазочки пару яблок и сказала:

— Ладно, вы тут сами разбирайтесь, кто прав, кто виноват, а я пойду заниматься ребенком.

И, независимо задрав подбородок, она удалилась.

— Ты что, уже передумала? — удивилась Рина, вопросительно глядя на Наталью.

— Чего это я передумала?

— Ты же только что меня поддерживала. Говорила, что мальчик тебе понравился, и все такое.

— Не могла же я наезжать на тебя заодно с Романом, — пожала плечами Наталья. — Перед лицом врага женщинам следует проявлять солидарность несмотря ни на что.

— Это ты Романа зачислила в стан врага?

— Нет, я туда зачислила всех мужиков скопом.

— И давно это у тебя? — поинтересовалась Рина.

— Что давно? — не поняла Наталья.

— Ненависть к сильной половине человечества?

— Фи — сильная половина! Эта половина только и сильна в том, чтобы права качать, да пиво трескать.

— Ты о ком-то конкретно или же так, теоретизируешь? — полюбопытствовала Рина, которая уже поняла, что Наталья хандрит.

Та немного помолчала, как будто прислушиваясь к своим собственным мыслям, потом заискивающе посмотрела на Рину и проныла:

— Ринчик, можно мне покурить? И тогда я тебе все расскажу.

— Ну что с тобой поделаешь, куряка, — покачала головой Рина. Сейчас только форточку открою, погоди.

Вытряхнув из пачки вожделенную сигарету, Наталья прикурила, глубоко затянулась и, отмахнув рукой дым, торжественно заявила:

— Я решила бросить Толика.

Рина раскрыла рот от удивления — сообщение Натальи по-настоящему ее огорошило.

Однако поговорить на эту животрепещущую тему подругам так и не удалось — у Натальи начал верещать мобильник, и через минуту, сорвавшись с места, она уже натягивала пальто и открывала входную дверь.

— Жутко важная встреча, — на ходу объясняла она. — Дело не терпит отлагательства.

— Но ты еще вернешься? — спросила Рина, которая никак не могла переварить ее заявление о желании расстаться с мужем. — Ты непременно должна мне все рассказать.

— Ну естественно, — махнула на прощание Наталья, — после господина Аникеева ты у меня первая в списке. Я тебе позвоню.

Следующую часть дня Рина провозилась с Антошкой. Первым делом она отвезла его к Казимиру Аркадьевичу, который всегда считался их семейным врачом. В свое время он лечил Рину от кори, Сергея — от переломов, маму — от гастрита, а бабушку — от ревматизма.

Казимир Аркадьевич был старинным приятелем отца Рины Алексея Михайловича. В пятидесятые годы они оба учились в медицинском институте, а потом несколько лет набирались опыта, практикуя в глубинке: Казимир Аркадьевич лечил «ухо-горло-нос», а Алексей Михайлович вырезал аппендициты. Оба они были энергичны и талантливы, и у обоих были грандиозные планы. Однако к славе они пошли разными путями.

Когда поднаторевшие в своем медицинском деле молодые врачи снова вернулись в Москву, Алексей Михайлович начал работать хирургом в большой городской больнице и одновременно писать диссертацию. Быстро завоевав репутацию классного специалиста, он уже через пару лет перебрался в Кремлевку и с тех пор навсегда был занесен в список избранных.

Алексей Михайлович был довольно красивым мужчиной, а еще высоким, широкоплечим и немного вальяжным. Он слыл человеком суровым, но справедливым, с ним многие водили дружбу — одним он нравился просто по-человечески, другие же пытались затесаться к нему в друзья на всякий случай. Знаменитый хирург был натурой энергичной, страстной, а потому увлекающейся. Порой у него случались бурные романы, но все они были несерьезны и непродолжительны. Вера Николаевна знала о его изменах, но называла их увлечениями и смотрела на них сквозь пальцы. Когда Анна Викентьевна недоумевала по этому поводу, ее подруга лишь улыбалась и поясняла: «У нас с Лешей не совпадают темпераменты, зато совпадают души».

Алексей Михайлович совершенно внезапно умер от сердечного приступа, когда ему не было еще и шестидесяти.

Казимир же Аркадьевич всю жизнь проработал в Филатовской больнице, получил от своих юных пациентов кличку Айболит и по сей день, даже выйдя на пенсию, продолжал давать мудрые докторские советы. К нему домой Рина всегда возила дочку, к нему же в этот раз отправилась за консультацией вместе с Антошкой.

Малыш явно чувствовал себя неважно, а потому всю дорогу плакал и капризничал. Но Казимиру Аркадьевичу не составило труда найти с ним общий язык. Когда доктор накладывал новую повязку, Антошка уже с выражением декламировал ему стих про бедную киску, которой не дают украсть сосиску.

— Ох, уморил, брат, — глубоким басом смеялся Казимир Аркадьевич. — Надо же — бедная киска! Наверное, толстая и прожорливая? Ты с ней лично не знаком?

— Не-а, — серьезно покачал головой Антошка. — А зато у нас есть хомяк Гудвин — он тоже толстый и обжорливый.

Казимир Аркадьевич бросил на Рину быстрый взгляд из-под своих кустистых бровей, но ничего не спросил. Однако, подробно проинструктировав ее, что и как нужно делать, он все же не удержался.

— Почему же ты, Риночка, не познакомила нас с этим приятным молодым человеком еще в субботу? — спросил старик, похлопав малыша по плечу. Он конечно же имел в виду Мартовские иды, на которые неизменно являлся много лет подряд в сопровождении жены, а иногда и дочери Томочки.

— Просто Антошка приехал к нам только позавчера, — не растерялась Рина. — Зато теперь вам предстоит встретиться с ним еще не раз. Так что вы говорили про мазь?

Поняв ее нежелание вдаваться в объяснения, Казимир Аркадьевич хмыкнул, потом вышел из своего домашнего кабинета и вскоре вернулся, неся в руках маленькую стеклянную баночку.

— Вот, будешь по два раза в день накладывать это добру молодцу на рану, и все заживет, как по волшебству. Кстати, средство это неоднократно было опробовано на твоем братце — поразительно эффективная штука. Оно и боль тоже снимает.

Он протянул баночку Рине и продолжил:

— Сейчас сделаю еще один укольчик, но злоупотреблять этим делом не советую. Мазь и кое-какие таблетки — этого будет достаточно. А Томочку попрошу, чтобы заскочила к вам и показала, как повязку менять. Справишься?

— Надеюсь, — улыбнулась Рина. — Большое спасибо, Казимир Аркадьевич.

— Ты меня не благодари, а обещай лучше, что в следующий раз останешься пить чай и удовлетворишь любопытство старика, то бишь поведаешь историю загадочного появления нашего юного друга.

— Обещаю, — сказала Рина, радуясь тому, что Казимир Аркадьевич проявил такт и благородство и не стал приставать к ней с расспросами. Поцеловав его в морщинистую щеку, она подхватила Антошку, и тот на прощание помахал доброму доктору забинтованной рукой.

Когда Рина с малышом вернулись домой, Тошка сидела на диване и рассматривала старые фотографии.

«Ей захотелось посмотреть на Сергея новыми глазами, — догадалась Рина. — Она пытается осознать, что он был ее отцом. Возможно, даже надеется найти между ним и собой какое-нибудь сходство. Но это ей вряд ли удастся — она точная копия Людмилы, от Сергея ей ничего не досталось».

Тошка между тем отложила альбом в сторону и поспешила им навстречу.

— Ну что, подружился с доктором Айболитом? — спросила она Антошку, который сидел на полу и старался одной рукой стянуть сапог. — Погоди, чудо-юдо, сейчас я тебе помогу.

— Тош, ты приглядишь за ним? — воспользовалась моментом Рина. — Я пойду хоть чуточку поработаю. А то скоро забуду, как карандаш в руках держать.

— Иди, конечно, — кивнула девочка. — А мы сейчас чайку попьем с малинишным вареньем, которое Карлсон принес. Потом телик будем смотреть. Верно, Антошка?

— Ага, — обрадовался тот и протяжно зевнул.

— Казимир Аркадьевич сделал ему укол, так что я думаю, он скоро уснет, — сказала Рина и отправилась в свой кабинет, который Тошка любила называть мастерской или же студией. На самом деле это была не очень большая, но светлая комната, все стены которой были сплошь увешаны эскизами, небольшими акварелями, репродукциями и фотографиями. С художественной точки зрения такое смешение стилей можно было назвать одним простым словом — бардак. Тем не менее вся эта мешанина странным образом придавала комнате уют и даже некий шарм.

Рина подошла к огромному письменному столу, заваленному многочисленными толстыми папками, открыла одну из них и стала перебирать плотные листы, на которых красовались воздушные карандашные наброски.

Минут через пятнадцать дверь приоткрылась и в комнату просочилась Тошка. Бросив на нее взгляд через плечо, Рина увидела, что девочка прижимает к животу телефонную трубку.

— Меня? — спросила она, протягивая руку. — Кто звонит?

На секунду она почувствовала, как сердце сначала замерло, а потом забилось чуть чаще. Ей не хотелось себе в этом признаваться, но факт оставался фактом: все это время она подспудно ожидала звонка от Павла.

— Ве… Вениамин, — шепотом ответила Тошка, и Рине показалось, что в глазах ее промелькнул испуг.

«Что это с ней? — удивилась Рина. — Повздорила с Вениамином? Да нет, не может быть. Чтобы поссориться, надо прежде пообщаться, а они почти не разговаривают друг с другом».

Приложив трубку к уху, Рина махнула рукой, и Тошка мгновенно скрылась, деликатно прикрыв за собой дверь.

— Привет, милый, — сказала Рина. Она постаралась звучать бодро, чтобы Вениамин ни в коем случае не догадался о ее проблемах. — Ну что, как прошел твой доклад?

— Доклад удался. Да, получилось весьма недурно, — очень серьезным тоном откликнулся Вениамин. — Мне даже аплодировали.

— Ты у меня молодец, — похвалила Рина, открывая между тем следующую папку с эскизами. — Как чувствуют себя швейцарцы? Не надоела им еще наша заснеженная столица?

— Да нет, все организовано по высшему разряду, скучать им не приходится. Кстати, тут произошли кое-какие изменения в программе, поэтому заключительный банкет состоится не в четверг, как предполагалось, а в пятницу. Так что у тебя появляется лишний день для всяких маникюров-педикюров и прочих женских удовольствий.

— Но как же это? — всполошилась Рина. — В пятницу я никак не могу — я же иду смотреть «Бобрят». У них генеральный прогон…

— Господи, Рина, о чем ты говоришь? — возмущенно воскликнул Вениамин. — Неужели там без тебя не обойдутся?

— В том-то и дело, — поспешила объяснить Рина. — Это же генеральная репетиция в костюмах, которые я не просто придумала — я помогала их шить. Поэтому мое присутствие просто обязательно. У них наверняка возникнет куча накладок, ведь это дети. К тому же я обещала Лиде, что буду ей помогать. Ты же понимаешь?

— Нет, не понимаю, — отрезал Вениамин довольно сердито. — Абсолютно не понимаю, о чем ты вообще толкуешь. Банкет — это важнейшее мероприятие, на котором мне по этикету полагается быть с дамой. Я просто не могу без тебя обойтись.

— «Бобрята» тоже не могут без меня обойтись, — заупрямилась Рина.

— Ну и что ты мне прикажешь делать? — раздраженно спросил Вениамин. — Взять себе даму напрокат?

— О, чудесная мысль, — одобрила Рина. — Обычно их так и называют — эскорт-девушки.

Вениамин неожиданно рассмеялся:

— Все равно лучше тебя мне никого не найти, ведь ты у меня такая красивая.

— Я рада, что ты еще помнишь, как я выгляжу.

— Не сердись, просто так сложились обстоятельства. Между прочим, я приготовил тебе потрясающий подарок и как раз в пятницу собирался его преподнести.

— Звучит интригующе, — сказала Рина, которая тут же насторожилась.

«Только бы ему не пришло в голову подарить мне обручальное кольцо, — испуганно подумала она. — В данных обстоятельствах это было бы ужасно некстати».

— Я по тебе страшно соскучился, — неожиданно сказал Вениамин с придыханием, и Рина заволновалась еще больше — обычно он был довольно сдержан в проявлении чувств, особенно по телефону.

— Я тоже. Тоже соскучилась, — тем не менее сказала она.

— Тогда до пятницы? — подвел итог их разговору Вениамин. — В четверг я позвоню, чтобы уточнить детали, а ты готовь вечернее платье и доставай бриллианты.

— Ага, — не стала больше спорить Рина, уже поняв, что дальнейшие пререкания ни к чему хорошему не приведут. — До встречи, целую.

Не успела она нажать отбой, как в дверь тут же засунулась Тошкина голова.

— Мам, можно к тебе на минутку?

— Заходи, — кивнула Рина, задумчиво постукивая трубкой по ладони и прикидывая, как бы ей выкрутиться из сложившейся ситуации.

Тошка прошла к окну и уселась на обтянутую потертым шелком доисторическую банкетку. Эту банкетку можно было бы запросто продать на каком-нибудь антикварном аукционе, если бы она не являлась семейной реликвией. Легенда гласила, что именно на ней восседала еще Ринина прабабушка, когда ее собирали под венец. С тех пор считалось, что именно с этого предмета мебели начинается счастливая семейная жизнь.

Очнувшись от своих размышлений, Рина взглянула на дочь и сразу же поняла, что та чем-то расстроена.

— Что с тобой? — спросила она, усаживаясь во вращающееся кресло и поворачиваясь лицом к девочке. — Неприятности?

Тошка потрясла головой, шмыгнула носом и плаксивым голосом протянула:

— Мам, я вдруг поняла, какая я ужасная свинья…

— Вот тебе и раз, — искренне удивилась Рина. — Что еще за приступ самобичевания?

— Я серьезно, — надулась девочка, и в глазах ее блеснули слезы.

— Да что случилось? — обеспокоилась Рина.

«Может быть, она в конце концов испугалась тех перемен, которые повлекло за собой появление Антошки? Почувствовала, как это все сложно, а теперь ей неловко признаться, что она передумала?»

Но оказалось, что дело вовсе не в этом.

— Понимаешь, — принялась объяснять Тошка, нервно теребя в пальцах резинку для волос, — когда позвонил Вениамин, я вдруг подумала… подумала…

Она явно волновалась и не знала, как подступиться к неприятной для нее теме.

— Так о чем же ты подумала? — попыталась подбодрить ее Рина.

— Я подумала, что буквально вынудила тебя согласиться взять к нам Антошку, и это было жутко эгоистично с моей стороны.

Поймав непонимающий взгляд матери, она поспешила пояснить:

— Тогда я видела все исключительно со своей собственной колокольни: это мой младший брат, и я не хочу с ним расставаться. Мне казалось, что нам с тобой придется всего лишь приспособиться к жизни втроем, и все.

— А что же изменилось теперь? — поинтересовалась Рина, которая уже начала догадываться, к чему клонит девочка.

— Теперь я взглянула на ситуацию другими глазами, — угрюмо сказала та и вздрогнула, когда резинка в ее руках лопнула и улетела куда-то к потолку. — И теперь я понимаю, что для тебя обзавестись вторым ребенком означает поставить под вопрос свое личное счастье.

— Ух ты, как закрутила, — хмыкнула Рина. — Боишься, что меня больше никто замуж не возьмет?

— Ну да, — простодушно согласилась Тошка. — Сначала ты пожертвовала собой ради меня, теперь вот еще Антошка… А вдруг Вениамин не захочет заиметь сразу двоих детей? Вдруг он тебя бросит? И все из-за меня…

Тошка всхлипнула и быстро вытерла слезы рукавом пуловера.

Рина не торопилась ее утешать — она пока просто не знала, что на это можно ответить. До сих пор она размышляла лишь о том, как объяснить Вениамину появление Антошки. И еще она заведомо знала, что тот не одобрит ее скоропалительное решение приютить мальчика. Именно потому, что оно скоропалительное. Вениамин любил все тщательно обдумывать и взвешивать, и только после этого делать соответствующий шаг — банкир, одним словом. Рина была готова к тому, чтобы доказывать и убеждать, но ей почему-то казалось, что постепенно все утрясется, и в итоге их жизнь пойдет по-прежнему. Ну или почти по-прежнему.

Слова Тошки откровенно ее озадачили.

«А вдруг Вениамин и впрямь не захочет обзаводиться двумя детьми? Вдруг он не станет слушать никаких доводов и просто поставит вопрос ребром: „Либо я, либо мальчик“? И что тогда делать? Хотя нет, если Вениамин меня действительно любит, он поймет. Ну, понервничает, конечно, но потом смирится».

— Мне кажется, что не стоит заранее все драматизировать, — сказала она наконец. — Разборок нам, наверное, не избежать, но мне почему-то думается, что Вениамин все воспримет правильно.

— Чтобы он все воспринял правильно, тебе придется рассказать ему и про меня тоже, — сказала Тошка звенящим от волнения голосом. — А я не хочу. Не хочу, чтобы он знал.

— Обещаю, что постараюсь что-нибудь придумать, — попробовала успокоить ее Рина, хотя до сих пор, сколько она ни ломала голову, ей так и не удалось вымучить из себя ни одной более или менее достоверной версии.

— Мам, у меня еще одна проблема, — призналась Тошка. — Я не знаю, что сказать Маришке. — Она все пристает с вопросами, а я отмалчиваюсь. Но ведь не могу же я вообще ей ничего не объяснить.

Рина немного поразмыслила, а потом сказала решительным тоном:

— Знаешь, что я думаю? Наше с тобой родство — это наше личное дело. Наш с тобой секрет, в который мы не обязаны посвящать никого другого.

— Кроме уже посвященных, — уточнила Тошка.

— Разумеется, — нетерпеливо кивнула Рина. — Для всех-всех-всех остальных, будь то лучшая подруга или близкий друг, объяснение будет простым: Антошка наш родственник…

— Двоюродный племянник?

— Да, сын моей кузины, который остался сиротой. Мы не хотим, чтобы мальчика отдали в детский дом, поэтому он теперь будет жить с нами.

— А что говорить, когда спросят, где он жил до сих пор?

— Надеюсь, об этом нам поведает Нина Никифоровна. Если она, конечно, когда-нибудь объявится.

Date: 2015-12-12; view: 287; Нарушение авторских прав