Глава 7. Остаток вечера Эш провел, устанавливая по дому оборудование

Остаток вечера Эш провел, устанавливая по дому оборудование. На стенах и на мебели он разместил четыре термометра, на которых должны были быть зарегистрированы самые низкие за ночь показания; в библиотеке и на кухне были установлены магнитофоны, приводившиеся в действие приборами, реагирующими на шум; камеры, соединенные с детекторами изменения емкости, заставлявшими срабатывать затворы при любом движении поблизости, расположились в гостиной и кабинете; в определенных точках, и внизу, и наверху, Эш насыпал на пол мельчайший порошок, а в паре дверных проемов натянул черные нитки.

Позже, он сидел возле лампы в своей комнате и изучал набросанные им грубые планы Эдбрука, с его лабиринтами комнат и коридоров, временами принимая из бутылки водки, стоявшей на бюро в пределах досягаемости руки. Он курил одну за одной, делая заметки в блокноте и раз за разом бросая взгляды в окно, где, казалось, к стеклу прижималась темнота.

Наконец Дэвид вышел из комнаты, чтобы побродить по дому; он аккуратно обходил вокруг пятен порошка, не заходил в места с детекторами приборами, не беспокоил двери с натянутыми нитками.

Эдбрук был тих. И неподвижен.

Где‑то в доме часы пробили поздний час. Эш, освещая дорогу фонарем, шел по коридору; он миновал свою комнату и направился к окну в дальнем конце. Хотя он был измотан физически, все его чувства были обострены, как будто его мозг был беспокойным пассажиром в остановившемся вагоне. Взвешенная оценка, которую давала Кейт Мак‑Керрик его обычному состоянию всегда была четкой: «Ты слишком много пьешь и слишком много куришь. И однажды – возможно, через какое‑то время, Дэвид, но это случится – твой мозг станет таким же слабым, каким часто бывает твое тело».

«Может быть это неплохая вещь, Кейт, – думал он. – Совсем неплохая».

Эш подошел к окну и, выключив фонарь, встал вплотную со стеклом, чтобы выглянуть наружу. Сплошная пелена облаков отступила, хотя и не полностью: кучевые облака с молочной окантовкой остались, почти неподвижные, разбросанные по небу, как снежные груды. Луна отвоевала всю свою площадь, словно поглотив своим бледным серебром окружавший беспорядок, и под окном, на газоны и сады были брошены глубокие тени. Там внизу виднелись очертания, не похожие на те древовидные статуи, чьи ясно очерченные тени указывали на Эдбрук, словно пальцы в обвиняющем жесте. Из далекого, скрытого среди лесов места, донесся пронзительный крик какой‑то ночной твари – звук, неясность которого не делала его менее тревожным.

Эш смотрел, но взгляд застыл: его мысли были направлены внутрь. Жалобный крик животного, еще более далекий в его собственных мыслях, чем источник этого звука среди деревьев, расшевелил его воспоминания. Он вспомнил резкий человеческий крик, когда‑то с эхом пронесшийся через мчащийся поток воды, и, наверное, ему бы представилась и вся та картина, если бы не звук за спиной, заставивший его развернуться.

Эш включил фонарь и направил его в коридор, луч мгновенно отбросил темноту. Возле лестничного марша свет выхватил неясное движение.

Без колебаний Эш бросился к тому месту и, когда приблизился, ощутил, что мелкий порошок, рассыпанный им ранее этим вечером, кружился в воздухе, словно подхваченный ветром.

Он остановился у границы этого вихря, с удивлением уставившись на миллион крошечных пылинок, освещенных ярким светом фонаря. Не было ни малейшего движения воздуха, который мог бы таким образом взбудоражить пыль, и никакого человека на ступеньках, который мог бы стать причиной такого возмущения. Дэвид быстро проверил термометр, висевший неподалеку от каркаса настенного светильника и испугался, обнаружив, что температура была близка к нулю. Однако, сам он не ощущал никакого озноба.

Еще звук. Снизу. Будто босые ноги по дереву.

Эш подошел к перилам и внимательно осмотрел под собой переднюю, осветив ее фонарем. Он мельком заметил что‑то серое или белое, исчезнувшее за углом. Тихо, не громче шепота, он позвал: «Кристина?»

Отгоняя от лица все еще кружившуюся пыль, Дэвид направился к лестнице. Поспешно спускаясь, он шарил по холлу лучом фонаря, пока не убедился, что все двери закрыты, затем его внимание вновь привлекли звуки. Он направил свет в ту часть передней, которая была ближе к задней части дома, уверенный, что звуки доносились из района кухни. Двигаясь в этом направлении, он заметил, что дверь под лестницей – подвальная дверь – была слегка приоткрыта. Он остановился, убежденный, что закрывал ее, но очередной звук впереди заставил его поспешить.

Дэвид вошел на кухню; луч света метался от стола к буфету, от раковины к старым печам и камину, от шкафа для посуды к окну. Негромкое рычание показалось ужасно близким.

Он развернулся слишком быстро и задел фонарем дверной косяк, свет мгновенно погас. С меньшим самообладанием, чем ему хотелось бы, Дэвид шарил по стене возле двери в поисках выключателя; его трясущиеся пальцы наткнулись и ударили по кнопке. Свет оказался тусклым, но его было достаточно, чтобы увидеть, что кухня пуста. И что дверь напротив, которая, как он знал, вела на террасу и в парк, открыта.

Эш услышал снаружи приглушенный смех.

Оставив разбитый фонарь на столе, Эш пересек кухню и вышел в ночь.

Несмотря на яркий лунный свет, ему потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к разнице, и еще одна‑две секунды, чтобы убедиться в том, что он действительно это видел. Фигура в ниспадающем белом одеянии парила поперек террасы. Внезапно она исчезла. Глаза Эша сузились, лицо его омывалось лунным светом. Вновь, почти неслышный вопрос: «Кристина?»

Неожиданно пустившись в неторопливый бег, он последовал за ней, к ступенькам, спускавшимся с террасы в парк. Он искал глазами фигуру в белом, уверенный, что потерял ее из вида в этом месте. Но внизу, среди цветов и кустарников, ничто не двигалось.

Дэвид спустился и пошел по центральной дорожке, к пруду, бегая глазами то слева, то справа. Он достиг низкой, разрушавшейся стены и посмотрел вниз, на воду: ее тихая поверхность освещалась лунным светом, и серебряное сияние приковывало к себе. Это очарование было разрушено звуком, который он уже слышал: мягкий стук шагов. Только на этот раз они были торопливыми, а босые ноги ступали по каменным плитам.

Эш развернулся, чтобы увидеть то, что к нему спешило, но мощная сила ударила и отбросила его назад; ноги зацепились за стену, и он опрокинулся вниз.

Стоячая вода сомкнулась над его головой холодными, илистыми объятиями; Эш в панике сопротивлялся опутывавшим его травяным щупальцам. Эш неистово извивался – они усиливали свою хватку. Тучи грязи медленно шевелились и разрастались, так что освещенный лунным светом потолок казался испачканным.

Дэвид пытался освободить руки от липких листьев и видел спускавшийся к нему сквозь эти, кружившиеся в водовороте, тучи силуэт, призрак, с руками, распростертыми словно на распятии, в тонком одеянии, которое вздымалось и колебалось в потоках воздуха, с черными волосами, раскинутыми в косах Горгоны.

Мерзкая на вкус вода хлынула внутрь и задушила его крик.

…Эдит проснулась, глаза резко открылись, в ее памяти был все еще ярок кошмар. Рывком она выпрямилась в кровати, дрожавшая и ужасно напуганная. Но не за себя.

Она прошептала его имя: «Дэвид…»

Дыхание ее было тяжелым, и его звук резко раздавался в освещенной лунным светом спальне. Она заставила себя успокоиться, усилием воли выровняла свое дыхание. Рука нежно гладила кожу над сердцем.

Эдит откинулась назад, к изголовью; ее грудь поднималась и опускалась. Она уставилась в пустоту и снова видела те белые, мертвые руки.

Руки, стиснувшие Дэвида Эша.