Как кажется

– Итак, коротко говоря, Пит Муни не только гей, но и, вдобавок ко всему, положил глаз на Джейми. Клянусь, если увидишь такое в кино, сразу скажешь, что это сплошные выдумки.

Следующее утро выдалось таким солнечным и ярким, что в Дублин можно было просто влюбиться. Я подрядилась довезти Рэйчел до аэропорта по следующим двум причинам: во‑первых, мне надо ввести ее в курс всех невероятных событий прошлого вечера, во‑вторых, я не увижу ее почти целую неделю, так как она летит в Париж на модное дефиле Питера О'Бранена, а затем встречается со всеми крупными итальянскими закупщиками в Милане. Она и сама прекрасно смотрится в темных очках, а‑ля Жаклин Кеннеди и с шарфом от модного дома «Гермес», небрежно повязанным поверх отлично скроенного черного кашемирового плаща.

Ну, возможно, Жаклин не пускала бы сигаретный дым в окно машины, как теперь делает Рэйчел, но суть вы уловили.

– Я что – ослепла или напрочь отупела, не рассмотрев его с самого начала? – горячусь я. – Я искренне считала, что Пит назначил встречу в баре для геев только по одной причине – он плохо знает Дублин. Ты была права, утверждая, что я чересчур близорука.

– Милая, много лет спустя даже ты могла бы разглядеть пророческие знаки.

– Он сказал Джейми, что только в 1995 году открыл в себе гомосексуальность.

– В таком случае, он был последний, кому это пришло в голову.

– Так ты знала?

– О господи, даже если не принимать во внимание его голубизну, я никогда не могла понять, что ты в нем нашла тогда, в университете. Он всегда был таким высокомерным, словно хотел сесть выше собственной задницы. Такие мужики всегда в чем‑то немного недоделанные.

– Это трудно описать. Я думала, что он очень культурный.

– Да в любом йогурте больше культуры.

– Давай позвоним Джейми, – предлагаю я, преодолевая поворот с указателем «Аэропорт». – Умираю от желания узнать, что было после моего ухода.

– А в котором часу ты ушла?

– Сразу, как только можно спокойно сбежать из пекла, не оставляя за собой мокрых следов или клубов дыма.

Рэйчел обшаривает сумочку в поисках мобильника, набирает номер Джейми, но вдруг резко захлопывает телефон.

– О чем я думаю? – сокрушается она. – Сейчас всего лишь десять утра. Он никогда не просыпается раньше полудня.

Затем она поворачивается ко мне, быстро снимает очки и разглядывает меня пытливее, чем свидетель Иеговы.

– Ну как, наивное дитя, насколько тебя просветил последний опыт в этих дурацких поисках? Теперь‑то ты готова пополнить ряды нормальных людей? Или самое главное еще впереди?

– Зачем ты издеваешься над моими несчастьями? Ради самоутверждения?

– Я предпочитаю называть это доброй старой упрямой любовью. Лишь бы заставить тебя отказаться от этих иезуитских вечерних курсов.

– Можешь издеваться, сколько хочешь, – твердо говорю я, – но я действительно с нетерпением жду следующего урока у Иры Вандергельдер, просто чтобы услышать, какой вывод она сделает из истории с Питом. Возможно, сокурсницы поднимут меня на смех, услышав мой последний отчет.

– У тебя, радость моя, с избытком хватило переживаний на этой неделе, – говорит Рэйчел. – Может, тебе стоит взять заслуженный отпуск у этой самой Иры Ван‑и‑так‑далее?

– Я ни за что не брошу курсы, – отвечаю я, пытаясь выдержать легкий тон, а не огрызаться. – Заметь, я делаю поразительные успехи. Бойфренд номер один хотел сходить со мной налево, номер два обратился ко мне как к прикрытию, и, переходя прямо к десятому номеру, напомним себе, что он женился на девчонке, которая еще не родилась, когда мы получали аттестат зрелости. Почему я должна бросать курсы? Они принесли всем нам столько радости и поводов для веселых шуток.

– Я не шучу, Эмилия. Если я погибну в авиакатастрофе, моя последняя мысль будет о тебе: почему я осталась в стороне и позволила втравить свою лучшую подругу в добровольную пытку?

– Ты уже знаешь ответ, – говорю я, подводя автомобиль ко входу в зал отправления. – Потому что я не хочу жить одна.

– Ответь мне на один вопрос, и я от тебя отстану. А почему нет? Что тебя так пугает в одиночестве? Тебе нужно пересмотреть свое отношение к нему, милая, и сосредоточиться на положительных сторонах.

– Назови мне хоть одну.

Она поворачивается ко мне с безумной искоркой в глазах, как всегда, когда затевает какую‑нибудь чертовщину.

– Ну вот, например, навскидку. Садись со мной в самолет и слетаем в Париж на выходные.

– Что?

– А почему нет? Что тебя держит? Сходишь со мной сегодня на дефиле, если захочешь, или прошвырнешься по музеям и галереям, а встретимся вечером за бутылочкой шампанского «Боллинжер»… завтра прогулка по Елисейским Полям… обед в отеле «Крайон»… ну как?

– О, Рэйч, как бы мне хотелось… – говорю я, тронутая до глубины души ее сердечным приглашением. – Но… м‑м‑м… понимаешь, я не могу.

– Тогда причина должна быть очень веской.

– Не знаю, достаточно ли она веская, но тем не менее. У меня свидание.

Хорошо, что Кэролайн утром первым делом позвонила мне и напомнила, а то я забыла о нем начисто.

Дамьен Дилени.

– А‑а, со старичком? – вспоминает Рэйчел, когда мы прощаемся, крепко обнимая друг друга. – Не говорю: «Удачно поразвлечься», но имей в виду мой запасной вариант.

– Я не ожидаю, что это будет веселее плясок у майского шеста, но кто я такая, чтобы отвергнуть приличного человека только потому, что он… э‑э… несколько в возрасте?

Теперь, в этом периоде моего долгого и на редкость безуспешного стажа свиданий, когда бы я ни столкнулась с любым кавалером – ухажером – потенциальным мужем, мой мозг автоматически начинает работать в компьютерном режиме, выстраивая впечатления в две колонки. Слева я заношу все плюсы по каждому объекту – и вижу их так ясно, словно светящиеся неоновые надписи, а справа – все минусы.

Так и с Дамьеном.

Кэролайн пригласила нас обоих на ужин к семи часам, но я, естественно, появляюсь у нее на целый час раньше, главным образом потому, что желаю посплетничать о прошедшем вечере.

– О, как здорово, что ты пришла! – говорит она, открывая мне дверь и стискивая меня в крепком объятии. – Мы успеем вдоволь наболтаться, пока не появятся мальчики. Ой, зачем же это, душечка! – восклицает она, с благодарностью принимая большой букет лилий‑звездочетов, которые я прикупила вместе с бутылкой «Боллинжер».

– Хорошо помогает непринужденной беседе, – говорю я, протягивая ей бутылку.

– Ты чудо. Давай выпьем по бокалу, и ты мне подробно расскажешь о Пите Муни. Не могу в себя прийти – он в самом деле пригласил Джейми на голубую свадьбу? А если он не пойдет, я буду поражена еще больше.

– Он может не пойти только по той причине, что слишком расхвастался о своей актерской карьере; он сказал, что ни за что не вспомнит все, что наговорил, когда протрезвеет. Ох, Кэролайн, видела бы ты вчера бар «Дракон» – сквозь землю можно было провалиться! Я не шучу: искать там еще одну настоящую женщину – это все равно что искать настенные часы в казино в Лас‑Вегасе.

Она хохочет и ведет меня вниз по лестнице в превосходно обставленную кухню в викторианском стиле, которая так велика, что занимает большую часть превого этажа. Чудесные ароматы чеснока и имбиря доносятся от кухонной плиты в углу, а Феликс, кот Эммы, спит перед плитой в кресле. Кухня выглядит словно картинка из модного журнала по интерьерам.

Я шлепаюсь на стулу буфета, причитая по поводу аппетитных запахов.

– Кэролайн, твоя жизнь – словно большой глянцевый журнал. Ты представляешь, сколько отвалили бы в каталоге «Хоумз энд Гарденз» за фото твоего дома?

– Дорогая, тебе надо подождать и посмотреть, во что все превратится за пять минут, когда дети вернутся домой, – смеется она, укладывая шампанское в холодильник и доставая другую бутылку, уже охлажденную. – Эту я приготовила заранее.

– Вот молодец. Так где же твои херувимчики? А я‑то удивляюсь, почему в доме так тихо.

– Пожалуйста, не суди меня строго – они пошли с няней в «Макдоналдс». Знаю, знаю – хорошая мать не позволит детям есть всякую дрянь, но я использую с ними систему подкупа, особенно с Эммой. В особых случаях вроде этого они едят гамбургеры и картофель фри в награду за хорошее поведение.

И тут звенит дверной звонок.

– Что‑то они рано, – расстраивается Кэролайн. – Еще только начало седьмого. Подожди здесь, душечка, а я постараюсь быстро отделаться. Я не хочу, чтобы прерывали нашу интимную беседу.

Две минуты спустя она приводит в кухню Дамьена, который рассыпается в извинениях за ранний приход. Им с Майком пришлось быстро прервать игру в гольф, так как Майка, который в эти выходные работает по вызову, неожиданно потребовали на операцию, так что Дамьен отправился прямо в гости, взяв с Майка обещание, что он долго не задержится.

А в моем мозгу включается компьютерная обработка Дамьена. В конце‑то концов, он может оказаться моим безликим женихом…

Плюс: я целую вечность не видела Дамьена, но сразу вспоминаю, какой это милый и приятный человек, пока он бережно целует мне ручку, как Тревор Ховард в черно‑белом кино сороковых годов. Затем он дарит Кэролайн восхитительную пунцовую орхидею в горшочке.

– Я никогда не приношу на ужин вино, дорогая, – говорит он ей. – Это, знаете ли, дурной тон. Как будто ожидаешь, что хозяин или хозяйка не побеспокоились об отборе вин по вкусу каждого.

Минус: точно так же рассуждал мой дедушка, царствие ему небесное. Я храбро улыбаюсь и прогоняю прочь искушение заявить: «В таком случае, никогда не приходите ко мне на ужин. Мне все равно, какую дешевку я подаю своим несчастным гостям, если она уже перебродила и отвлечет их от моих отвратительных (или вовсе отсутствующих) кулинарных способностей».

Плюс: он сегодня серьезно поработал над своим внешним видом и, должна признать, выглядит прекрасно. Для своего возраста.

Минус: ой, да кого я хочу обмануть? Он выглядит таким старым, что мне неудобно обращаться к нему просто по имени.

Плюс: после недолгой болтовни о том о сем распахивается дверь и врываются дети, вернувшиеся из «Макдоналдса», размахивая новенькими пупсиками из подарочного набора, которых суют нам посмотреть. Дамьен, следует отметить, прекрасно находит с ними общий язык, покатав их на плечах и выдав по монетке на сладости.

Аналитическая часть моего мозга, которую я постепенно тренирую отбирать потенциальных мужей и отсеивать потенциальных неудачников, незамедлительно отмечает, какой из него получается отличный дедушка.

Минус: увы, фантазии развеяны. Кэролайн ласково спрашивает, как поживают его внуки. Оказывается, у него их пять, от десяти до восемнадцати лет. Восемнадцати! Да у них самих скоро могут быть дети…

Было когда‑то время, когда мама в шутку спрашивала меня, встретила ли я отца своих детей. Потом, пока шло время, а подходящий кандидат все не наклевывался, вопрос трансформировался во «встретила ли ты наконец отца своих приемных детей». Так вот, посмотрите на отца моих приемных внуков…

Плюс: как только детей выпроваживают в гостиную смотреть телевизор с няней, бедный Дамьен, обессилев, валится в кресло.

В моей голове проносится мысль, что у него элементарно не хватит энергии на то, чтобы мне изменять.

Минус: о боже, поверить не могу, что я только что засчитала это за плюс…

Когда Майк возвращается домой, мы вчетвером переходим наверх, за стол, великолепно сервированный Кэролайн, с льняными салфетками и, вдобавок ко всему, хрустальными бокалами дизайна Луизы Кеннеди. Ужин подан по всем пятизвездным стандартам – сегодня она выбрала азиатскую кухню: для начала малайский суп с лапшой, кокосом и креветками, затем, на второе, жареная свинина с баклажанами… невероятно вкусно. Принимаясь за десерт, я думаю, что домой меня придется катить.

Вечер действительно удался, а Кэролайн и Майк вовсе не стремятся прибегать к моей или Дамьена помощи, чтобы беседовать друг с другом. В сущности, слабо верится, что мы приглашены как бы на смотрины. Дамьен не скован, непринужден и, кажется, действительно интересуется моей работой на телевидении. Я развлекаю публику за столом несколькими свежими анекдотами о Божьей Каре О'Киф и ее худших выходках, а он поощряет меня несколькими забавными историями своих студенческих лет. В свою очередь, я расспрашиваю его о выходе на пенсию и о том свободном времени, которое он в результате заполучил. Оказывается, он проводит его, играя в гольф и присматривая за престарелой матерью, с которой живет.

Калькулятор у меня в мозгу включается снова…

Плюс: отлично.

Все самоучители гордо заявляют, что если вам нужно срочно определиться насчет интересующего вас субъекта, то нужно просто невзначай спросить его об отношениях с матерью. Практика показывает, что будущий примерный семьянин обычно в прекрасных отношениях с матерью, тогда как неудачник, моя обычная цель, – отнюдь нет. Учитывая, что Дамьену давно за шестьдесят, его матери должно быть по меньшей мере за восемьдесят, так что, по моему мнению, разве не замечательно, что он так ей предан?

Минус: Дамьен так долго о ней рассказывает, что я начинаю подозревать его в подражании Норману Бейтсу из хичкоковского «Психо». Я ловлю себя на мысли, не держит ли он дома жуткие чучела птиц…

После десерта Кэролайн просит меня помочь приготовить кофе, взглядом указывая следовать за ней. Мы собираем со стола груду тарелок и катим их на тележке в кухню, оставив мужчин обсуждать гандикапы в гольфе.

– Ну, что скажешь? – спрашивает она, как только дверь за нами закрывается. – Я понимаю, рассказы о матери нагнали тоски, но если отвлечься от этого?

Я улыбаюсь. Как здорово, что Кэролайн вовсе не надо рассказывать, что ты думаешь. Она и так знает.

– Теоретически он идеален, – говорю я, загружая все в посудомоечную машину, – но на практике… ох, Кэролайн, мне тяжело это говорить, ведь это стоило таких трудов, но между нами не возникло нужной искры. Совсем. Я могу усмотреть больше взаимного притяжения в плохом эпизоде «Кельтских тигров», а это кое о чем говорит, видит бог.

– Дай ему шанс, вот и все, о чем я прошу. Кто знает, может, он повел бы тебя в великолепный ресторан и ухаживал бы, как за королевой. Может, ты поцелуешь его, и посыплются те самые искры. Лучше быть милой женой у старого мужа, чем постылой у молодого, говорит моя мама. Как бы то ни было, я очень рада, что ты сегодня пришла. Это очень храбро с твоей стороны, учитывая всю прошлую неделю.

– В Дамьене одно хорошо, – говорю я, вздрагивая, пока мы спешим обратно в столовую, – он полная противоположность тому, чье имя навсегда останется неизреченным.

Сразу после кофе дедушкины часы в прихожей отбивают десять, и Дамьен с извинениями собирается уходить.

– Господи, я и понятия не имел, что так засиделся, – говорит он, – боюсь, что должен бежать, а то мамочка забеспокоится, где я. Кроме того, я хожу с ней на утреннюю мессу по воскресеньям, так что всегда должен заказывать ее с вечера.

Краткий, еле ощутимый взгляд, говорящий: «Он прекрасный человек, так что не обращай внимания на этот комментарий и дай ему себя проявить», со стороны Кэролайн.

– Вы, не сочтите за дерзость, самая очаровательная молодая леди, – говорит Дамьен, нежно целуя мне руку перед уходом. – Надеюсь, мы еще увидимся. Может быть, вы окажете мне честь и как‑нибудь придете ко мне на чашку чая в полдень?

Я на один миг испытываю замешательство, но потом замечаю, как ждут моего ответа Кэролайн и Майк.

Безликий жених, Вера Вонг, безликий жених, Вера Вонг…

– Это было бы прекрасно, благодарю вас, Дамьен.

– Замечательно. Так я скажу мамочке, что мы можем вас ждать. Мне кажется, вы понравитесь друг другу.

Мы трое старательно машем ему вслед, а затем, как ни стыдно это говорить, голова у меня кружится от облегчения.

– Чашка чая в полдень? По‑моему, за мной пытаются ухаживать, как за героиней романа Джейн Остин.

– Дамьен – отличный парень, – говорит Майк, закрывая дверь и зевая. – Я бы никогда без него не попал в гольф‑клуб «Портманок».

Несколько часов спустя, укладываясь в кровать, я не могу преодолеть искушения позвонить Рэйчел в Париж и доложить обо всем.

– О боже! – Она так хохочет, что рассыпает сигареты, и я слышу это в трубку. – А от чего умерла его первая жена? От скуки?

– Заткнись, Кэролайн просила дать ему возможность проявить себя, так что продержусь все чаепитие с мамочкой и сразу подробно отчитаюсь…

Она прерывает меня громким хихиканьем.

– Что такое?

– Ничего, я просто кое‑что прикинула в уме.

– Объяснись.

– Если уж ты так настаиваешь на прохождении этих своих трижды неладных курсов в строго хронологическом порядке, то представляешь, кто твоя следующая цель?

Я чуть не роняю телефонную трубку.

Мое молчание говорит само за себя.

– Да, – произносит Рэйчел. – Мне следует пойти с тобой. Ты будешь встречаться с ним сама по себе только в том случае, если я внезапно умру.