Так когда вы наконец выздоровеете.

В моей голове со скоростью света проносятся четыре возможные причины его появления у меня в коридоре:

а) у него неизлечимая болезнь, и ему осталось полгода жизни;

б) о господи, еще того хуже! У него неизлечимая болезнь, которую он передал мне, и теперь мне осталось полгода жизни;

в) он вернулся за своими компакт‑дисками (от которых я с удовольствием избавлюсь, потому что это преимущественно Леонард Коэн и Джонни Кэш, музыка типа «простите, я сейчас вскрою вены»);

г) страшно подумать. Он вернулся из Йоханнесбурга… потому что, ох, скучает по мне? Не может без меня жить? Любит меня? Хочет меня вернуть?

Потрясающе, все четыре раза не угадала.

– Эмилия?

Я все еще не могу ему ответить.

– Эмилия, очнись!

– Что?

– Прости, опять ты витаешь в облаках, а я знаю, как долго могут длиться твои грезы. Можно войти?

Безмолвно, на автопилоте, я провожу его по коридору в гостиную. Он шумно плюхается в свое любимое кресло, словно никуда и не уходил.

Мне наконец удается выговорить:

– Я еще не сказала «располагайся, чувствуй себя как дома».

– Извини, извини. Сила привычки.

– Ничего, нормально.

– Приятно тебя видеть, Эмилия. Ты хорошо выглядишь.

– Хорошо.

Боюсь, это прозвучало резко, но я не актриса и в данный момент не могу себя заставить расточать бессмысленные вежливые фразы и вести светскую беседу. Откровенно говоря, я предпочла бы видеть его в инвалидной коляске, а не в моей квартире, словно он заслужил уютные, теплые тапочки, кресло у камина и теплый прием с подачей традиционного ирландского жаркого, восхитительным сексом и прогулкой до дома.

После неловкой паузы, когда до него, видимо, дошло, что торжественного приема он не дождется и я не побежала закалывать и совать в микроволновку упитанного тельца в честь его возвращения, он наконец перешел к делу.

– Понимаешь, Эмилия, я должен сказать тебе кое‑что, потому что не могу допустить, чтобы ты услышала это от кого‑нибудь другого.

Неизлечимая болезнь?

– Просто… – глубокий вздох от самого сердца – видишь ли, это гораздо труднее, чем я думал…

– Тогда начни с конца.

– Хорошо, хорошо. Дело в том… ну, мы с тобой расстались, но…

О боже, я не верю своим ушам. Неужели он действительно пытается таким окольным способом сообщить, что хочет вернуться ко мне?

Меня осеняет еще один сон наяву, на этот раз несбыточные мечты сбываются… Он пресмыкается передо мной – умоляет меня о прощении – торжественно клянется никогда больше не огорчать меня… далее – мы счастливо воссоединяемся, поработав над своими недостатками, и обновляем свою любовь, обнимаясь в каюте первого класса огромного пассажирского лайнера, летящего на острова Фиджи… Я долго практиковалась именно в этом полете фантазии, главным образом потому, что в первые черные дни тоски после нашего разрыва я отводила душу, воображая разнообразные сценарии, в которых он неизменно приползал на коленях с извинениями.

– Как я могу искупить все зло, что причинил тебе? – бормочет он, пока мы распиваем коктейли с шампанским в необъятном бассейне, глазея на бирюзовый океан нашего тропического рая…

– Я женюсь.

– Извини, что ты сказал?

– Эмилия, я знаю, что это будет для тебя ударом, но, пожалуйста, пойми меня, я действительно хотел быть первым, кто тебе скажет.

– Ты женишься? Я не ослышалась?

– Да.

– Но ты говорил, что ни за что не хотел бы жениться, ни на мне, ни на ком другом, никогда. Ты говорил, что рожден быть одиноким и хотел бы им оставаться. Ты говорил, что хотел бы провести остаток своих дней один, на своей ферме в окрестностях Города длинных ножей. Прошу прощения, я имею в виду Йоханнесбург. Извини меня за напоминание, но, пожалуйста, пойми, что именно это сейчас и приходит мне на память. Я провела кучу времени, размышляя на эту тему. Учитывая, что это была главная причина нашего разрыва.

– Знаю, знаю, я это говорил, и это была правда. Тогда. В то время. А потом я встретил Поппи.

– Поппи? Ты женишься на женщине, которую зовут Поппи?

Я смутно понимаю, что повторяю за ним каждую фразу, словно Дастин Хоффман в фильме «Человек дождя». Ну и что? Мне все равно.

– Она чудесная девушка; я думаю, она тебе понравится, когда вы встретитесь.

Господи помоги, так вот почему он здесь! Решил пригласить меня на свадьбу?!

– Конечно, она намного моложе тебя и твоих друзей…

– Сколько ей лет?

– Двадцать три. Она только что окончила колледж.

У меня начинает кружиться голова.

– Понимаешь, она непохожа на тебя, Эмилия. Она не гонится за сногсшибательной карьерой. Она просто хочет выйти замуж и завести семью. Простые радости жизни, вот и все. Встреча с Поппи заставила меня понять, что мне эти вещи тоже нужны. Это женщина, которой нужен домашний очаг.

Я чувствую себя так, будто у меня под ногами разорвалась бомба. Когда я наконец обретаю дар речи, мой голос звучит еле слышно, словно доносится из‑за соседней двери.

– Но… но… все это было нужно и мне. И нужно до сих пор.

– Я так не думаю, Эмилия. И никогда так не думал. При всем моем уважении к тебе, должен сказать: ты настолько независима и увлечена карьерой, что у тебя не остается времени на партнера. Когда мы были вместе, я всегда отмечал, что на первом месте у тебя друзья, на втором – важная работа на телевидении, а я последний по списку. У Поппи я, по крайней мере, всегда буду на первом месте.

– Ты и вправду так думал?

– Да‑да, именно так. Не пойми меня неправильно, Кэролайн – само очарование, но с Рэйчел и Джейми мне иногда приходилось туговато. Например, я знаю, что Рэйчел за глаза обзывает меня поганой мордой.

Я даже не пытаюсь возразить, хотя – официально заявляю – в действительности она называет его Поганцем из Поганецбурга.

– Они всегда у тебя на первом месте, Эмилия, и для тебя это замечательно, но любому мужчине, который хочет быть с тобой, это неприятно. Конечно, прекрасно, что у тебя такая мощная поддержка и что вы вчетвером так невероятно преданы друг другу, но при этом я всегда чувствовал себя аутсайдером. Между вами существуют узы, которые не развязать никакому мужчине.

При этих словах меня начинает тошнить, и я от всего сердца желаю, чтобы он наконец ушел и дал мне выплакаться в одиночестве.

«Успокойся», – советует мой холодный, рассудительный внутренний голос.

Пытка почти окончена. Он уже сказал мне худшее, что можно было ожидать… еще хуже быть просто не может, верно?

Как бы то ни было, Поппи – это, наверно, южно‑африканка, которую он встретил в Поганецбурге и которую я не увижу никогда в жизни… он приехал в Ирландию, чтобы наспех развязаться со всеми делами, и вернется насовсем в свой Йоханнесбург к своей противной женушке‑девчонке. Да, это чудовищно, да, это удар для меня, но я, по крайней мере, могу не бояться столкнуться с ними в супермаркете субботним утром или, что еще хуже, в Темпл‑Бар субботним вечером.

С Поппи.

Все, с меня достаточно.

Теперь, когда я стала оправляться от первого шока, я почувствовала, как все это ужасно несправедливо.

Да, я понимаю, что это кажется капризным ребячеством. Да, я понимаю, что жизнь вообще несправедлива и… – да, я понимаю, что в сравнении с некоторыми я еще легко отделалась.

Я напоминаю себе, что могла бы жить в трущобах Калькутты, болеть тифом и проказой. Я могла бы жить под открытым небом. В Зимбабве. Тогда бы я гораздо лучше поняла, что такое боль и страдания. Но этим не остановишь жгучее желание хорошенько врезать по его чисто выбритой физиономии с радостным выражением «посмотрите на меня, я помолвлен».

– Где ты ее нашел? В детском саду? Или тебя приглашали к ней в няньки?

– Не будь такой язвительной, Эмилия. Это не твой стиль.

– Ты мог бы знать меня и получше. Мы прожили вместе целых три года. С кем бы ты ни жил сейчас, это так недолго, что нельзя и претендовать ни на какую исключительность.

– Все, чего я хочу, чтобы ты за меня порадовалась.

– И когда мне начинать лечение гипнозом?

– Я женюсь, потому что люблю ее.

– О господи, я и не думаю, что ты женишься потому, что в приданом у нее новый столовый сервиз.

Он печально качает головой:

– Эмилия, я считаю, что ты исключительная личность, честное слово. Я уверен, нет никого, кто желал бы тебе счастья больше, чем я. Но ты должна понять, почувствовать, что мы с тобой не созданы друг для друга. Я вовсе не ожидал найти любовь моей жизни так скоро после нашего разрыва, но, как говорит Поппи, мы не искали любовь, она сама нас нашла.

– А зачем ты вернулся в Ирландию?

Продать дом и убраться к чертовой матери из моей жизни?

– Семья Поппи устраивает для нас торжественную помолвку на следующей неделе.

Я готова молить небеса, чтобы он не приглашал меня туда, но тут до меня доходит…

– Семья Поппи приехала за тобой в Ирландию?

– Да нет. Они здесь живут.

– Выходит… она ирландка.

– Да, из Доннибрука. Здесь рядом, за углом.

Никогда в жизни я так не нуждалась в глотке бренди. Клянусь, если бы это было в сценарии «Кельтских тигров», никто бы не поверил.

– По правде говоря, именно поэтому я хотел сам объявить тебе эту новость.

– Но ты же потом вернешься в Пога… то есть в Йоханнесбург вместе с этой, как ее там?..

– Почему ты думаешь, что я собираюсь обратно в Йоханнесбург?

– Потому что ты там живешь. Ты оттуда родом. Это твоя территория. А здесь мое полушарие, а не твое.

Я разве что не заказала еще такси до аэропорта и не посадила его в первый же самолет до Африки. Куда угодно, лишь бы изгнать его из моей квартиры, из Дублина и из моей жизни.

– Да, об этом‑то я и пришел тебе сказать.

– О чем именно? Я не хочу показаться грубой, но сегодня вечером для снятия напряжения мне, наверно, придется купить громоотвод и заземлиться. Ради всего святого, скажи, тебе больше нечем меня порадовать?

– Семья Поппи – это очень богатые люди, и, знаешь ли, им, естественно, хочется, чтобы дочь жила рядом.

– Ну?

– Ну и ее отец преподнес нам подарок в честь помолвки.

– Надеюсь, не набор столовых ножей?

– Нет. Он купил нам дом через дорогу отсюда. Я очень надеюсь, что ты воспримешь это правильно, Эмилия, но, понимаешь ли, мы теперь соседи.

Date: 2016-02-19; view: 326; Нарушение авторских прав