Мистер прокол первый

Встреча за полдником в первую субботу каждого месяца – до сих пор нечто вроде священной традиции для Очаровательных девушек. Для прогульщика практически ничто не может служить оправданием, кроме болезни один раз в полгода и угрозы для жизни. Но Джейми всегда действует с ловкостью иллюзиониста, когда дело касается увиливания от долгосрочных обязательств.

– Я ужасно сожалею, что подвожу вас, – воркует он в моем мобильном телефоне, пока я прочесываю парковку в поисках свободного места. – Но представляешь, импресарио назначил мне встречу с театральным режиссером, который так дорожит своим временем, будто оно бриллиантовое. Любой актер в городе дал бы руку на отсечение, лишь бы только встретиться с этим мужиком, так что можешь себе представить, что я чувствую.

– Что же?

– Что Санта‑Клаус наконец‑то получил мою открытку с новогодними пожеланиями. Помнишь постановку «Ромео и Джульетты» мужской труппой, которая получила двадцать пять премий Оливье? Это он. Хосе Мигель Эрнандес. Из Каталонии. Очень, очень сексуальный. Бросается на все, что движется.

– Он что, голубой?

– Как небо мая, дорогая. Если бы его сыграл голливудский актер, это был бы… Антонио Бандерас. Ты же знаешь, я просто обожаю этих латинян. Так что, детка, мне хоть разорвись, ты же понимаешь?

– Если честно, не понимаю, – твердо отвечаю я, поправляя наушник мобильника и пытаясь втиснуться на свободное парковочное место величиной с фруктовую пастилку. – Джейми, ты же терпеть не можешь театр. Ты говорил, что это вымирающая форма искусства и что единственная причина, по которой ты посещаешь театр, – периодически возникающее желание усладить себя зрелищем разлагающегося трупа.

– Да, я помню. Театр существует потому, что бездарные актеры тоже должны где‑то работать. Но этот режиссер та‑акой потрясающий и я так давно ни с кем не спал, что начал сомневаться: а вдруг сейчас все изменилось.

– Ты же и двух недель еще не пробыл в одиночестве.

– Для гея это целая вечность. Мы и вы – абсолютно разные виды. Просто считай нас параллельной вселенной.

Раздается тихий «бумс» – я неосторожно стукнула бампер машины впереди.

– Ты что там, паркуешься, мисс Растяпа? – Они все надо мной подшучивают, потому что я близорука и, ко всему, водитель из меня аховый.

– Ну да. Я‑то иду на встречу. Я ни за что не бросила бы друзей, даже если бы меня на тот же полдник пригласил Колин Фаррелл.

– Ну ты же такой пупсик! Я верю, что ты сможешь мягко объяснить остальным, почему я не приду. И я верю, что благодаря твоим умным словам они не испытают душевного потрясения от того, что меня с вами не будет. Я ведь, в сущности, центр, вокруг которого вы все вращаетесь. А это большая ответственность.

– Скромность, как у политика, – устало вздыхаю я. Джейми твердо решил не приходить, с этим надо смириться, ничего не поделаешь. – Ладно, ты победил. Я выполню за тебя твою грязную работу и передам известие, что какая‑то смазливая морда для тебя важнее, чем Очаровательные девушки. Но бог тебе в помощь, когда ты будешь разговаривать с ними в следующий раз.

– Ты просто ангел небесный. В рай брали и за меньшее.

– И, кстати, надеюсь, что тебя прохватит ДП за это предательство.

– Что такое ДП?

– Двойной понос.

– Поздно, я так волнуюсь перед встречей, что меня уже пронесло. Вот что такое для меня театр. Натуральное слабительное.

Мы условились встретиться в «Кобальт‑кафе» – роскошном, залитом солнцем ресторане с цветными скатертями по рисункам Кэт Кидстон, джаз‑квартетом на эстраде и умопомрачительной картой вин.

– Обожаю полдники, – говорит Кэролайн, набрасываясь на солидную порцию омлета и жареной картошки, как голодный каменщик.

– Понимаю, – подхватывает Рэйчел, – это все равно что завтрак со спиртным.

Все мы уже выразили разочарование по поводу отсутствия Джейми тоном дружеского понимания – дескать, карьера прежде всего, или, как высказалась Рэйчел: «Я вырву его трепещущее сердце и брошу ему, вероломному, в лицо в нашу следующую встречу, если у него все пройдет удачно, а я вдруг буду в хорошем настроении».

– Он бросил нас из‑за прослушивания в театре? Он говорил, что терпеть не может театр.

– Знаю, – говорю я, – я тоже это слышала.

– И если он думает, что я раскошелюсь на билеты на его гнусный спектакль – если он получит роль, – он глубоко ошибается. Особенно после того, как он уговорил нас высидеть всю эту жуткую пьесу Беккета.

Это была постановка «В ожидании Годо», в которой Джейми был занят почти год назад. Там режиссеру, по причинам, известным лишь ему самому, вздумалось перенести действие в немецкий концентрационный лагерь.

«Это означает вызов публике», – сказал тогда Джейми.

«Так оно и есть, – мрачно заметила Рэйчел. – Меня так и подмывало вызвать распространителя билетов, избить его и потребовать деньги обратно».

– Почему вы мне раньше не напомнили? – простонала я. – Я так и не оправилась от этого зрелища.

А еще мы обсудили беременность Кэролайн – она уже на третьем месяце и выглядит, как световая реклама этого состояния. По‑моему, она в своей богатой внутренней жизни не ведает о том, что такое тошнота. Кстати, у меня бывают худшие симптомы и большее вздутие живота перед месячными. Она энергично это отрицает – естественно, жалуясь, что так много ест, что на ней лопаются колготки.

И потом, как я предполагала, разговор переходит на меня.

Впрочем, я подготовилась. В смысле, к разговору с Рэйчел. Кэролайн поддержала бы своих подруг, даже если бы мы решили продать все имущество с торгов и уехать к черту на рога, например в иракский город Эль‑Фалуджа. Но Рэйчел, разумеется, это совсем другая песня. Поймите меня правильно, я нежно люблю ее, но она так умна и остра на язык, всегда опережает меня на три шага, использует столько остроумия, чтобы убедить в своей правоте, и особенно искрометно делает это на публике; она вовсе не хочет, чтобы я ходила по пятам за всеми своими бывшими, и, я знаю, это потому, что она присматривает за мной, но поди угадай, с какой целью.

Я уже большая девочка.

И мне нужен муж.

– Ну что, дорогая? – спрашивает Кэролайн, нежно потрепав меня по руке. – Как продвигаются твои курсы по поиску мужей? Было бы здорово, если бы ты отложила свадьбу до рождения моего малыша, когда я опять вернусь к десятому размеру.

– Или ты все‑таки взглянула в лицо непознанному и поняла, что полное родство душ у тебя только с нами? – говорит Рэйчел, и я понимаю по блеску в ее глазах, что она только разогревается для длительной перепалки.

– Если у меня с тобой родство душ, тогда храни меня Бог. Ты звонишь в эфир, когда идут «Отчаянные домохозяйки»?

Я же вам говорила, что подготовилась.

– Со мной вместе звонит половина Северного полушария. Да все подряд звонят в эфир в «Отчаянных домохозяйках». Я просто имела в виду, что если бы ты хотела замуж, то вышла бы уже давно.

– Рэйч, ты бываешь очень жестока, пока не выпьешь, – отвечаю я, набрав полную грудь воздуха и напоминая себе, что она так говорит, потому что беспокоится за меня. Но… ну да…

Почему она так резко настроена против? Это очень деликатная тема, это моя личная ахиллесова пята. Если Рэйчел хочет поупражняться в остроумии, почему бы ей вместо этого не высмеять мою стрижку?

– Я всего лишь указываю на очевидное, Эмилия. Если ты хочешь острых ощущений, просто прими пилюлю и запей.

– Девочки, – тактично вмешивается Кэролайн, – я не затем трачу десять евро в час на приходящую няню, чтобы слушать ваши свары. Рэйчел, уймись.

– Извини, – отзывается та, но на настоящее раскаяние это не похоже.

– Ладно, проехали, – отзываюсь я, но тоже неискренне.

– Ну, так как идут дела?

– Вкратце или подробно?

– Конечно, подробно.

Я отпиваю еще глоток сансерре и собираюсь с силами.

– По‑видимому, для того чтобы завлечь мистера Фурора, мне надо обойти всех своих бывших мистеров Проколов. Начиная с самого начала и далее по списку.

– О бож‑ж‑же!!! – восклицает Кэролайн. – Грег Тэйлор? Шутишь, что ли? И ты собираешься увидеться с ним снова спустя… сколько же прошло?

– Двенадцать лет, – мрачно отвечаю я.

– И что ты ему скажешь?

– Я точно представляю, что скажет он, – говорит Рэйчел. – «Сколько подать на бедность?»

– Пока не знаю, – отвечаю я, игнорируя Рэйчел. – Преподавательница предложила нам список вопросов, которые следует задать, чтобы оценить, что я делаю не так, но я полагаю, что буду действовать по обстоятельствам.

– А знаешь ли ты, чем он сейчас занимается? – волнуется Кэролайн.

– М‑м‑м, дайте‑ка попробую угадать, – язвит Рэйчел. – Сидит в тюрьме? Отпущен на поруки? Или, может быть, он в психушке?

– Не уклоняйся от темы, – говорит Кэролайн, – мне надо в туалет, но я скоро вернусь. В последнее время я так одомашнилась; мне нужно переживать и за других.

– Ладно, – заявляет Рэйчел, вставая из‑за стола. – Выйду‑ка я наружу курить куры.

– Как‑как?

– Никогда раньше не слышала, что ли? Это наша молодежь на работе так говорит: одновременно курить и строить куры.

Когда они обе удаляются, меня посещает еще одно воспоминание…

Время: 13 июля 1985 года. Я так точно помню эту дату, потому что шел гигантский благотворительный рок‑концерт «Защита жизни» в пользу африканских голодающих.

Место: клуб «Олд весли регби» в Дублине.

Два внушительных видеоэкрана приковывают к себе все внимание в баре, оба настроены на прямой репортаж со стадиона Уэмбли. На эстраде как раз появились «Куин» и с топотом урезали зажигательную версию «Богемской рапсодии». Даже оркестровая вставка посредине звучала невероятно. Вся публика – и счастливчики там на стадионе, и здесь в Дублине, – понятное дело, с ума сходила.

– Вы смотрите величайшее шоу в мире!!! – кричит в камеру организатор акции Боб Гелдоф, – так что отрывайте свои задницы от стульев и давайте побольше денег!!! Ну?!!

Мы с Джейми взгромоздились на высокие стулья у стойки бара – отличный наблюдательный пункт.

– Вау! – мы поражены потрясающим представлением «Куин».

– Фредди Меркьюри неправдоподобно хорош, да? – говорю я, сраженная его оперной силушкой.

– Знаешь, я слышал, что он гей, – сообщает Джейми, кажется, наслушавшись сплетен в парикмахерских.

– Ну да, – усмехаюсь я. – Скажи еще, что Джордж Майкл – гей. Или что кто‑то женился и счастлив в браке, как – ну, не знаю, – как Элтон Джон.

– А где Грег?

– А кто следующий, Брюс Спрингстин?

– Эмилия, это бесполезно.

– «Бумтаун Рэтс»?

– Говорю тебе, это бессмысленно. Перестань уклоняться от темы и скажи, где твой бойфренд.

Отпиваю глоток пива «Риц» и нервно покручиваю длинные сережки‑перышки. Я ужасно боялась этого вопроса.

Дело в том, что Грег ухаживал за мной почти год, а теперь я не знаю, где он. Время сейчас бойкое. Сегодня все гуляют. Здесь сидит половина ДУКа.

Кроме Грега.

Он вообще не отвечает – ни на мои звонки, ни на записки. Я тянула время, чтобы ничего не сообщать Очаровательным девушкам, как только могла, потому что знаю, какова будет их реакция, но, кажется, больше тянуть нельзя.

– Эмилия! Что случилось?

– Я не знаю, где он. Он мне не звонил с… ох, не помню точно…

Я очень стараюсь говорить небрежно, но актриса я никудышная. Джейми видит меня насквозь.

– Нет, помнишь. С каких пор?

– Ладно. Две недели, четыре дня и… э‑э… примерно тринадцать часов.

Теперь Фредди Меркьюри распевает «Дурацкая штучка под названьем любовь».

Из‑за этого дурацкого совпадения я готова расплакаться.

– Джейми, я не знаю, что делать; у меня уже ум за разум заходит.

– Перестань, девочка. – Джейми в утешение обнимает меня одной рукой. – Он водил тебя к своим друзьям, и это было всего недели три назад.

– Д‑да, – соглашаюсь я, но неуверенно, главным образом потому, что тогда Грег провел почти весь вечер за разговорами с Сандрой Суитмен, пробивной красавицей с первого курса ДУКа. Без преувеличения. Она победила на выборах в студенческий союз, причем резко изменила расстановку сил между партиями, и в придачу студенты сперли все ее постеры размером с уличный рекламный щит, на которых она выглядит невероятно привлекательно, почти как Люси Эвинг, героиня сериала «Даллас», и развесили у себя в спальнях. – Я надеюсь, что Грег не звонит мне потому, что так любит меня, что не может заставить себя подойти к телефону…

Я умолкаю, запнувшись, и замечаю на лице Джейми недоверие пополам с жалостью.

– Ну, ты сама знаешь, что я на это скажу, – мягко говорит он.

– Наверно, но все равно скажи.

– Это все равно что заявить: «Ах, мне так нравится эта песня – век бы ее не слышать». Или: «Мне так нравится этот фильм – никогда в жизни больше на него не пойду». Вроде того, что я думаю про «Клуб „Завтрак"».

– По‑моему, ты прав. – Я еще раз отхлебываю «Риц» и отчаянно стараюсь, чтобы голос не дрожал. Бар «Весли» набит битком, еще не хватало разрыдаться на публике.

– А ты знаешь, почему Джерри Холл не вышла замуж за Брайана Ферри? – спрашивает Джейми, пытаясь, благослови его Бог, вывести меня из уныния.

– Нет. Почему?

– А тебе бы понравилось быть Джерри Ферри?

И тут из туалета возвращаются Рэйчел и Кэролайн, до неотличимости похожие на Кристал Каррингтон и Алексис Колби из «Династии», в узких прямых юбках, в блузках с плечиками. Одно выражение лиц чего стоит.

– Как вы долго, – жалуется Джейми, – я уже собирался сходить за вами. Еще чугь‑чуть – и вы пропустили бы своего ненаглядного Дэвида Боуи.

– Ну и что, – говорит Рэйчел, садится напротив и берет меня за руку. Я с подозрением ощетиниваюсь, потому что Рэйчел обожает Боуи; она его весь день ждала.

Тут нужно заметить, что Рэйчел – первая, у кого в спальне появился постер Дэвида Боуи в роли Зигги Стардаста, когда все остальные еще перлись от Донни Осмонда и Дэвида Кэссиди. Она до сих пор вела с Джейми жаркие споры о Тощем Бледном Герцоге, хотя главная претензия Джейми к нему заключалась в том, что он назвал сына Зоуи Боуи.

«Всякий, кто способен так издеваться над невинным ребенком, – говорит Джейми, – не заслужил ничего лучшего, чем подвизаться в местной пантомиме».

Кэролайн сразу берет быка за рога.

– Представь, мы слышали новость хуже некуда и не знаем, как тебе сказать, – потрясенно говорит она мне.

– А сказать надо. Иначе какие же мы друзья? – выпаливает Рэйчел.

– Что? Что сказать?

– Вот что, – говорит Кэролайн. – В уборной я встретила свою соседку, Сару Дэйли…

– Ну и?

– А ты знаешь, что ее сестра гуляет с Питером Хьюджисом?

– Теперь знаю.

– А знаешь, что его брат играет в регби с Грегом?

– Пожалуйста, не томи, скажи сразу, что ты слышала, а то я с ума сойду.

В горле у меня нервный комок – не знаю почему. А еще я еле сдерживаюсь, чтобы не заорать от нетерпения.

– Так вот, – эстафету принимает Рэйчел. – Сара играла прошлым вечером в вопросы и ответы с сестрой, Питером и толпой его приятелей, а один из них в команде «Лейнстер» с Грегом…

– Нет, ты все неверно рассказываешь, – прерывает Кэролайн, – брат Питера, Шеймус – это он в команде с Грегом. Помнишь? Парень, который провалил финальный верняк три раза подряд. Ой, да ты знаешь, о ком я говорю, – высокие брови, низкий ай‑кью.

Я понимаю, что обе они искренне пытаются мне помочь и хотят только добра, но больше я этого не вынесу.

– Девочки, какая разница, как и с кем играет брат Питера – да хоть с Рональдом Рейганом в прятки – что такое вы слышали про моего бойфренда?

Они прячут глаза.

– Он встречается с Сандрой Суитмен, – наконец произносит Рэйчел. – Это вкратце, для ясности.

– Что?! – Я сдерживаюсь изо всех сил, но слезы уже полились, как из прохудившегося ведра.

– Погоди, погоди, – уговаривает меня Джейми, перейдя в мой угол. – И вы это слышали от друга брата поклонника сестры соседа?

– Э‑э… да, – говорит Кэролайн.

– Ну да, это почти что Си‑эн‑эн, – ехидничает он.

– Это неправда, – рыдаю я в пивную кружку, – Грег сказал, что любит меня.

– Что? – говорит Рэйчел. – Когда?

– Тем вечером в гостях, на заднем сиденье машины.

– Так прямо и сказал?

– Ну… я сказала, что люблю его, и спросила, чувствует ли он то же самое, и он не отрицал. А потом ушел обратно в дом и весь вечер болтал с Сандрой.

На сцене сейчас Дэвид Боуи, он поет песню «Современная любовь».

– Это была наша песня, – рыдаю я, как пятилетняя.

Остальные в утешение обнимают меня, а затем наступает худший момент в моей семнадцатилетней жизни.

Я вижу Грега. С Сандрой Суитмен. В баре полно народу и накурено, но это точно они. Словно в подтверждение их полнейшего согласия, он надел модные брюки, как из сериала «Полиция Майами», а она – белый облегающий жакет с юбкой цвета вырви глаз. Она, тоненькая блондинка, по‑свойски прижимается к нему, а толпы ее приятелей из проклятого студенческого союза наперебой предлагают им выпить.

Единственное, чего я сейчас хочу, – заползти под стол и выпросить у небес аневризму, сердечный приступ или любую другую медицинскую причину избавиться от всего и сразу, но тут из‑за стола поднимается Рэйчел.

С характерным выражением лица отважной амазонки, еще страшнее тех девушек, что снялись в клипе Роберта Палмера «Подсевшие на любовь», она подхватывает пинтовую кружку пива «Фюрстенберг» и направляется прямо к Грегу и Сандре.

Даже сквозь шум, и песню Боуи, и вопли фанатов на стадионе Уэмбли я отчетливо и ясно слышу голос Рэйчел. И модно постриженный Грег слегка побледнел, когда увидел, как она шествует к нему в своем самом устрашающем виде.

– Эмилия слишком добра, чтобы высказать тебе все это в лицо, – рычит она на него, а переполненный бар боязливо затихает, – так что за нее это сделаю я. Ты гнусный лживый мошенник, и если еще раз к ней подойдешь, я это повторю.

С этими словами она выплеснула пинту пива ему в лицо, с размаху швырнула бокал об пол и удалилась туда, где с открытыми ртами сидели мы.

– Вопрос решен, – произносит Рэйчел. – С тобой все в порядке?

Я онемела от потрясения, так что все наши чувства выражает Джейми:

– Поздравляю тебя, Рэйчел. Ты стала моей личной героиней.

Date: 2016-02-19; view: 303; Нарушение авторских прав