Дитя ночи. По настоянию агента Тимми она летела в Лос‑Анджелес в салоне первого класса: широкое мягкое кресло

По настоянию агента Тимми она летела в Лос‑Анджелес в салоне первого класса: широкое мягкое кресло, полное роскошество… казалось бы – расслабься и наслаждайся жизнью. Но ей было страшно. И еще она себя чувствовала виноватой. Когда ей предложили взять наушники, чтобы посмотреть кино со звуком, она по привычке отказалась, хотя знала, что это бесплатно и входит в сервис. Показывали «Дракулу» с Лангеллой, и беззвучные кадры с барочными особняками, густо затянутыми паутиной, летучими мышами и волками, разумеется, не способствовали поднятию настроения. В общем, на место она прилетела в полном замешательстве и в расстроенных чувствах.

В аэропорту ее встретила угрюмая, строгая и чопорная женщина во всем черном. Говорила она мало, а когда говорила, то с совершенно неопределимым европейским акцентом – таким стилизованно‑обобщенным, как будто его состряпали в Голливуде. На вид ей было лет сто, не меньше. Карла не смогла удержаться от смеха. Они вышли из здания аэропорта под ясное синее небо, и Мария, женщина в черном, пошла за машиной. Она подогнала к подъезду «кадиллак»‑кабриолет ядовито‑зеленого цвета. Карла опять рассмеялась над таким вопиющим несоответствием.

Она хотела сесть впереди, но Мария величественно указала назад.

– Гостям хозяина Тимоти не подобает сидеть рядом с домашней прислугой, – объявила она.

– Ага. – Карла уселась на заднем сиденье и расслабилась. Мария выехала на дорогу и поехала на удивление быстро. – Куда мы едем?

– В особняк Валентайна, мадам. Там вам уже приготовлены комнаты.

– А Тимми?

– Он будет позже. Прилетит другим рейсом. Он предпочитает летать в одиночестве и снимает на рейс весь салон. Вы с ним встретитесь уже в доме. – Мария лихо заложила вираж в крутом повороте. Шины скрипнули по асфальту. Старая женщина оставалась совершенно невозмутимой. – Вы к нам надолго?

– Пока я буду ему нужна и пока он согласен платить за свои дурачества. Я психиатр, психоаналитик.

– Ба! Ему никакой аналитик не нужен.

Интересно, подумала Карла.

– А что ему нужно? – спросила она. – Вы, наверное, хорошо его знаете. Лучше, чем большинство. – Она сделала паузу, когда Мария выруливала на шоссе. Теплый ветерок шумел в ушах. Мария молчала и отвечать явно не собиралась. Карла решила попробовать обходную тактику. – А какой у него особняк?

– А вы чего ожидаете? Средневековый баварский замок (Мария сказала не «замок»" а «schloss», по‑немецки) на неприступной скале в окружении громов и молний? Повсюду гробы, паутина и пыль, и по связанной голой девственнице в каждой комнате? Я бы не допустила ни пыли, ни паутины. Я хорошая домоправительница, мадам.

– Да. – Карла невольно задержала дыхание, когда Мария выехала на крайнюю скоростную полосу чуть ли не поперек движения. – А шофер вы хороший?

– Вы мертвая?

– Нет.

– А мастер Тимоти мертвый. Так что мне незачем хорошо водить.

Минут через двадцать Мария круто взяла вправо и, снова проехав чуть ли не поперек движения через все четыре полосы, вы– рулила на съезд с шоссе. Дальше дорога пошла в гору. А вскоре они уже были на месте. Мария затормозила так резко, что Карла едва не свалилась с сиденья. За ее багажом подошел какой‑то мужчина. Она вышла из машины и пару секунд постояла, теребя пальцами лацканы пиджака своего строгого делового костюма. Теперь она уже пожалела, что не надела чего‑нибудь поскромнее.

Потом она обернулась.

У нее за спиной – кованые железные ворота и невысокая кирпичная стена. Впереди – совершенно невообразимый дом, который так будто сливался се склоном холма. Сюрреалистическая мешанина архитектурных стилей. Оранжево‑розовая испанская галерея, стилизованное крыло в стиле эпохи Тюдоров, увитое плющом и диким виноградом, прозрачный пластмассовый купол над огромным бассейном. И что самое странное: в нишах крытой испанской галереи и на лужайке перед домом стояли статуи. Одну‑две Карла даже узнала – например Венеру Милосскую – и поэтому поняла, что это были копии.

Она не сразу пошла к дому. Она была ошарашена этой монументальней эклектикой. Меньше всего это было похоже на особняк вампира.

Карла решила немного пройтись по лужайке. Там была гравиевая дорожка в обрамлении цветочных клумб. По этой дорожке она и пошла. Она вдруг поняла, что на улице стало прохладнее. Из‑за всех этих дорожных волнений она только теперь заметила, что солнце уже садилось. Тропинка привела ее в рощицу. Истинная горожанка, Карла не знала, что это за деревья. Заходящее солнце светило прямо сквозь пышные кроны, и рваные тени от листьев – как бы очерченные по контуру алым свечением – рассыпались по гравию. В роще был небольшой фонтан, а за ним – каменное надгробие.

Мраморный мальчик‑хорист в сутане и саккосе держит в руках нотный лист. Его губы слегка приоткрыты в песне. На камне надпись: «Конрад Штольц, 1935‑1947». Сначала Карла подумала, что это надгробие тоже входит в коллекцию копий‑скульптур, разбросанных по лужайке. Но имя, высеченное на плите, показалось ей смутно знакомым… кажется, именно это имя – среди многих других имен – Стивен шептал в бреду. Еще тогда, в санатории. Да, похоже на то. Совпадение, разумеется. Но лицо мраморного хориста… Сумерки уже сгущались. Карла протянула руку и прикоснулась к статуе. И в этот миг луч заходящего солнца упал на каменное лицо, на долю секунды окрасив его закатным румянцем. Карла отдернула руку. На мгновение статуя как будто ожила. И она сразу узнала этого мальчика.

Тимми.

– Карла?

Она испуганно вздрогнула. Спокойно, сказала она себе, не паникуй. И медленно обернулась.

– Ой, Тимми. Ты меня напугал. А я тут хожу – смотрю.

– Ну конечно. – Мальчик стоял на гравиевой дорожке, и мягкий свет заходящего солнца придавал живой цвет его мертвенно‑бледной коже. – Смотри все что хочешь. Я уже говори:. от тебя я не буду скрывать ничего, раз ты мне помогаешь вспомнить о прошлом, которое от меня прячется.

– На миг мне действительно стало страшно

– Тебе я не сделаю ничего плохого, – сказал он, и Карла подумала, странно, что маленький мальчик говорит мне такие слова. – Тебе понравился дом?

– Он – странный.

– Забавный, правда? Я купил его у одного араба, которому надо было вернуться к себе в страну, чтобы взойти там на трон или что‑то такое. А внутри он еще страньше.

Она пошла следом за ним по направлению к дому. Рядом с кабриолетом на площадке перед крыльцом теперь стоял еще и черный лимузин. Рядом дежурил высокий мужнина в черной одежде, похожей на форму, и кепке.

– Спасибо, Руди, – сказал ему Тимми.

Они вошли в галерею, а оттуда уже – непосредственно в дом. В просторной передней не было почти никакой мебели, кроме огромной софы, обтянутой бархатом. На софе, в уголке, сидела

Мария. Когда Тимми с Карлой вошли, она разразилась хриплым надтреснутым смехом, как злая мультяшная ведьма.

И что самое удивительное: Тимми тоже рассмеялся. Это было уже слишком. Карла даже разозлилась. Сначала долгий перелет, потом незабываемые впечатления от поездки по шоссе, потом этот нелепый дом, а теперь еще эти безумные люди… совершенно безумные, просто психи…

– Я иду домой!

И неожиданно все прекратилось. Они разом перестали смеяться, и Тимми очень серьезно сказал Марии:

– Ну как ты, справилась?

– И очень даже неплохо справилась, – отозвалась она без всякого акцента.

– Что происходит? – нахмурилась Карла.

– Небольшая домашняя шутка, – сказал Тимми. – Карла, это Мария… на самом деле Мэри Керни, моя домоправительница, мой менеджер, так сказать, по связям с общественностью, отвечает на письма фанатов и вообще всячески мне помогает.

– Мы говорили по телефону, – сказала Мария.

– Правда?

– Да. Я у него еще и секретарь.

– Но зачем тогда… этот спектакль, акцент, мрачное черное платье?!

– Ха. Мистер Тимоти хотел, чтобы все было обставлено подобающе… архетипично.

– Она вообще любит играть, – сказал Тимми. – Она раньше была актрисой. Немого кино. Потом, когда появился звук, ей пришлось уйти. Потому что ее стоны и визги были недостаточно сексуальны.

– Уже можно ужинать, – объявила Мария, опять со своим непонятным акцентом. Только теперь Карла явственно уловила в нем характерные интонации Лугоши. – Пойдемте.

– Ты будешь есть? – спросила Карла у Тимми. Может быть, если она увидит, как он ест, она сумеет убедить себя в том, что все остальное было игрой не в меру разыгравшегося воображения.

Он улыбнулся:

– Я ем только людей, да и то избирательно. Но я не пойду с вами на ужин. Я пойду распаковывать коробки.

– Коробки?

– Мои новые поезда. И замок. Мне уже скорей хочется все расставить. – Глаза у Тимми блестели совсем по‑детски.

– Мой славный Тимми. – Мария ласково погладила его по голове. Он нетерпеливо дернулся и убежал в другую комнату. Карла слышала его шаги вверх по лестнице, укрытой толстым и мягким ковром. – Пойдемте, мисс Рубенс. Мы будем ужинать с вами вдвоем. Вы, наверное, проголодались после долгой дороги. А потом я вам покажу вашу комнату.

– Да, конечно. – Карле опять стало не по себе.

– Только знаете что, мисс Рубенс. Вы, конечно же, модный психоаналитик из Нью‑Йорка, и Тимми верит, что вы сможете что‑нибудь для него сделать. Но я сомневаюсь, что что‑то получится. Мы с Руди прекрасно о нем заботимся. Пусть даже он пьет…

Карла внимательно изучала лицо собеседницы. Похоже, Мария была готова расплакаться.

– Вы его любите, – тихо проговорила она, вдруг осознав эту простую правду.

– Если бы я его не любила, – яростно прошептала Мария, – я бы, наверное, не вытирала кровь с заднего сиденья его лимузина. И я бы, наверное, не помогала ему избавляться от тел.

– То есть вы знаете, что он такое. – Или это был очередной спектакль? – Но ведь он убивает людей!

– Нет, если без этого можно обойтись, – сказала старая женщина. – Но когда его одолевает голод, он не может противиться.

– Имя Конрад Штольц вам что‑нибудь говорит?

– Это одно из его прошлых имен.

– То есть?

– А как вы думаете, мисс Рубенс, легко оставаться двенадцатилетним мальчиком на протяжении двух тысяч лет?

– Зовите меня Карла.

– Лучше не надо.

– За что вы меня ненавидите?

– Вовсе нет. Мне просто не нравится эта новая мания Тимми. Я все делала так, как надо. Ни разу не было так, чтобы кто‑то хоть что‑нибудь заподозрил, вы понимаете?! А теперь вы приехали, чтобы копаться в его прошлом. А кто будет следующим? Какие‑нибудь колдуны‑шаманы? Или крестьяне с факелами? Или, может, ван хельсинги с распятиями и колами?

– Он мне говорил, что на него это уже не действует.

– Может быть. Но даже он не свободен от всех суеверий, мисс Рубенс.

Карла невольно поежилась. Ей опять захотелось уехать отсюда немедленно. Бежать. В Нью‑Йорке ей будет спокойно и безопасно, среди шумных толп и. высоких зданий. В Лэрчмаунте ей будет спокойно и безопасно… вот только у нее в доме убит человек. И труп обескровлен. Воспоминания вернулись…

– Теперь, я вам тоже скажу, Мария. Мне бы тоже хотелось вернуться домой. Пожалуйста, попытайтесь меня понять. Когда‑то я себя чувствовала в безопасности. Но теперь я уже никогда не смогу сказать: да, мне ничто не грозит.

– Здесь вам ничто не грозит, – угрюмо проговорила Мария. – От него не грозит. А вот от вас самой…

Карлу это совсем не утешило.