Глава 35. «Малоэффективны и напуганы»

«Малоэффективны и напуганы»

ЦРУ подверглось настоящему разорению, как захваченный после долгой осады средневековый город. Комиссии конгресса прочесывали его досье; сенат сосредоточился на расследовании сек ретных операций, а палата представителей – на шпионских скандалах и аналитических провалах. На улицах Вашингтона появились изготовленные вручную плакаты с портретами Билла Колби на фоне черепа и костей. Высший командный состав агентства опасался за свои профессиональные карьеры. Белый дом опасался политического кризиса. 13 октября 1975 года президент и его ближайшее окружение собрались в Овальном кабинете, чтобы оценить понесенный ущерб.

«Любой документ, который официально указывает на американскую причастность к тому или иному покушению, является катастрофичным для нашей внешней политики, – заявил президенту Колби. – А еще они хотят сунуть нос в наши секретные операции» – например, разнюхать все про операцию в Лаосе. Станет ли Белый дом обращаться в суд, чтобы остановить конгресс? «Уж лучше нам покончить с политической конфронтацией, чем пытаться остановить судебную тяжбу», – сказал Дон Рамсфельд.

Чтобы как следует подготовиться к этой борьбе, президент в конце октября 1975 года основательно «встряхнул» свой кабинет.

Эти меры сразу же прозвали «резней Хеллоуина». Джим Шлезингер был отправлен в отставку, а Дон Рамсфельд стал министром обороны. Дик Чейни занял пост главы аппарата Белого дома. Совершив малохарактерный для себя коварный шаг, Форд нейтрализовал потенциально неприятного ему претендента для выдвижения на пост президента на выборах 1976 года: он уволил Билла Колби и назначил очередным директором Центральной разведки Джорджа Герберта Уокера Буша. Это был довольно странный выбор.

Буш не был ни генералом, ни адмиралом, ни шпионом. Он, по сути, почти ничего не знал о разведке. Это был в чистом виде политический деятель. Сын Прескотта Буша, сенатора США от штата Коннектикут, который когда‑то был весьма дружен с Алленом Даллесом, Буш переехал в Техас, чтобы поискать счастья в нефтяном бизнесе. Он дважды выставлял свою кандидатуру на выборах в конгресс – и оба раза неудачно. Потом дважды пытался попасть в сенат – и тоже проиграл. Он работал послом ООН в течение двадцати двух месяцев и неутомимым председателем Национального комитета Республиканской партии при Никсоне во время Уотергейтского скандала. В августе 1974 года Форд едва не сделал Буша своим вице‑президентом. Неспособность в самый последний момент все‑таки занять этот пост стала худшим ударом в его политической карьере. Утешительным призом стала возможность занять один из престижных постов американских посланников за границей, и Буш выбрал для своей будущей работы Китай. Из Пекина Буш наблюдал борьбу ЦРУ через толстую‑претолстую «призму», полагаясь на радиосводки «Голоса Америки» и обрывки газет недельной давности.

Но политические инстинкты подсказывали Бушу, что может сулить ему новая работа. «Похоронить Буша в ЦРУ?» – не раз задавался он вопросом. «Нет, это настоящее кладбище для политиков», – писал он позже. А Форду заявил: «Я рассматриваю это как полное фиаско любого политического будущего». Подобная перспектива удручала его. Но внутреннее чутье побудило его ответить согласием.

Через считаные недели после назначения директором ЦРУ в конце января 1976 года Буш обнаружил, что ему, как ни странно, вполне по душе все то, чем занимается агентство: ему нравятся тайны, дух товарищества, всякие хитроумные приборы и приспособления, международные интриги. ЦРУ представляло собой проклинаемое многими ведомство с бюджетом в миллиарды долларов. «Это самая интересная работа в моей жизни», – написал он в марте одному из друзей. Менее чем через одиннадцать месяцев он поднял моральный дух в штабе, смог достойно защитить ЦРУ от нападок критиков и ловко использовал агентство, чтобы сформировать политическую основу для собственных честолюбивых амбиций.

Правда, кроме этого он мало чего добился. С самого начала Буш довольно опрометчиво пытался наладить отношения с министром обороны Рамсфельдом, который контролировал свыше 80 процентов бюджета разведки. «Эти деньги принадлежат мне», – повторял Рамсфельд; спутники‑шпионы, электронная слежка и военная разведка – все это служило боевой поддержкой для американских солдат. Хотя американские вооруженные силы пребывали в состоянии глобального отступления, Рамсфельд не принял руки, протянутой ему Бушем. Он был напрочь лишен желания позволить директору Центральной разведки высказывать собственное мнение по поводу формирования секретных расходов. По отношению к ЦРУ Рамсфельд был сущим «параноиком». Будучи убежденным в том, что агентство «шпионит за ним», он перерезал давние каналы связи и сотрудничества между Пентагоном и ЦРУ, как пояснил старый аналитик Джордж Карвер в устном интервью для историков ЦРУ.

Вербовка новых сотрудников после Уотергейтского скандала и вьетнамской войны стала необычайно трудной задачей. Агентство было перегружено возрастными бюрократами, которые любили потянуть время. Для создания хоть какого‑то «просвета» Буш тихо «убрал» из ведомства двенадцать из шестнадцати представителей высшего командного состава в штабе. Ему хотелось назначить собственного руководителя тайной службы, поэтому он вызвал к себе Билла Нельсона – человека, занимавшего этот пост при Колби, – и сказал, что тот может отправляться в отставку. Нельсон отдал честь и ушел, но прежде успел положить на стол Буша докладную записку, в которой говорилось, что в штате тайной службы состоит на 2 тысячи сотрудников больше положенного. Буш, в лучших традициях Аллена Даллеса, спрятал эту записку в долгий ящик.

«ЦРУ отключили от работы»

«Это бурный и крайне неприятный период для агентства», – написал Буш президенту Форду 1 июня 1976 года. – Интенсивные расследования обеими палатами конгресса, ведущиеся более года, привели к громким публичным разоблачениям прошлых и текущих секретных операций».

Эти расследования вынудили сенат в период пребывания Буша на посту директора ЦРУ создать специальную комиссию по «оплошностям» разведки; палата представителей сформировала такую комиссию год спустя. Если только президенту удастся отыскать способ оградить ЦРУ от нападок конгресса, писал Буш, «секретные операции снова начнут вносить в нашу внешнюю политику положительный вклад, – что они и делали за последние двадцать восемь лет».

Но в распоряжении агентства – под бдительным оком конгресса – осталось совсем мало новых секретных операций. В письменном интервью Буш утверждал, что расследования конгресса нанесли ЦРУ серьезный ущерб, последствия которого будут ощущаться еще долго. Они «препятствуют формированию наших связей в мире» – связей ЦРУ с иностранными разведывательными службами, источником большей части собираемой ведомством информации, и «они заставили многих людей за границей прекратить сотрудничество с ЦРУ». Хуже всего то, сказал он, что «они подорвали боевой дух, возможно, самой замечательной группы государственных служащих в этой стране».

В 1976 году непрекращающиеся провалы внесли свою лепту в подрыв боевого духа ЦРУ. Одна из самых крупных неудач приключилась в Анголе. Через два месяца после падения Сайгона президент Форд одобрил новую крупную операцию, направленную на то, чтобы оградить Анголу от коммунизма. Эта страна когда‑то являлась самым обширным владением Португалии в Африке, но лиссабонские правители оказались одними из худших европейских колониалистов. Напоследок, перед своим уходом из страны, они безжалостно ее разграбили. Вдобавок страну раздирали на части бесконечные конфликты между противоборствующими военными группировками.

ЦРУ переправило в Анголу 32 миллиона долларов наличными и 16 миллионов долларов – в виде поставок оружия – через своего главного африканского союзника, конголезского президента Мобуту. Оружие поступало к непокорному отряду антикоммунистически настроенных партизан, которыми командовал шурин Мобуту. Эти мятежники были союзниками действующего южноафриканского правительства. Программа поставок осуществлялась при поддержке президента Замбии Кеннета Каунды, приветливого и добродушного лидера, который длительное время получал подпольную помощь от Соединенных Штатов и ЦРУ. Все это было скоординировано в Государственном департаменте Киссинджера талантливым молодым дипломатом Фрэнком Г. Виснером‑младшим – сыном и тезкой покойного руководителя тайных операций.

«Нас вынудили уйти из Вьетнама, – говорил Виснер. – Со стороны администрации проявлялось беспокойство по поводу того, что Соединенные Штаты будут теперь ощущать на себе напор «сил коммунизма» во всем мире. Готовы ли мы к новому коммунистическому натиску, намерены ли занять прочные позиции в богатой нефтью Анголе и перенести холодную войну в Южную Африку, или мы собираемся все прекратить?»

«После Вьетнама нельзя было так просто явиться на заседание конгресса и провозгласить во всеуслышание: «Послушайте, давайте отправим к Мобуту американских военных инструкторов и оборудование», поэтому Киссинджер и президент приняли решение обратиться в агентство», – сказал Виснер. Но поддерживаемые ЦРУ войска в Анголе действовали нерешительно, а их противник при интенсивной помощи Москвы и Гаваны взял под свой контроль столицу страны. Киссинджер приказал выделить в качестве секретной помощи еще 28 миллионов долларов. В бюджете ЦРУ не осталось больше средств на «непредвиденные» обстоятельства. В начале короткого для Буша года пребывания в ЦРУ конгресс публично запретил тайную поддержку ангольских партизан и затормозил операцию, которая уже шла полным ходом. Ничего подобного раньше не происходило. «ЦРУ просто отключили от работы, и противник вытеснил нас оттуда», – сказал Виснер.

«Я чувствую, что меня использовали»

В канун двухсотлетнего юбилея страны, 4 июля 1976 года, Буш готовился к встрече с губернатором Джорджии в одном из отелей в Херши, штат Пенсильвания. Он весьма быстро среагировал на запрос Джимми Картера, который попросил предоставить ему краткую сводку разведданных от ЦРУ, хотя упомянутый запрос поступил еще до того, как сам Картер был выдвинут в кандидаты на пост президента от Демократической партии. Ни один кандидат никогда не обращался с подобной просьбой на столь раннем этапе. Буш и его заместитель по национальной разведке Дик Леман – который в свое время с возрастающим раздражением наблюдал, как Аллен Даллес взвешивал на руке поступающие к нему разведсводки, вместо того чтобы читать их, – посчитал личность Картера чрезвычайно интересной. Темы их бесед охватывали весьма широкий спектр вопросов – от спутников‑шпионов до правила белого меньшинства в Африке. Они договорились об очередной встрече в июле, в доме Картера в районе Великих Равнин, в штате Джорджия.

Добраться туда оказалось непросто. Самолет ЦРУ не мог совершить посадку на грунтовой взлетно‑посадочной полосе. Агентство обратилось за помощью в Пентагон и выяснило, что Бушу придется взять вертолет и лететь к Петерсон‑Филд. Летный экипаж ЦРУ проверил свои карты. Где, черт побери, этот Петерсон‑Филд? Еще один телефонный звонок прояснил дело: «Поле Петерсона» представляло собой участок площадью 40 акров, принадлежащий какому‑то фермеру на самой окраине городка.

В шестичасовой беседе затронули Ливан, Ирак, Сирию, Египет, Ливию, Родезию и Анголу. Полчаса было уделено Китаю. Советскому Союзу – в десять раз больше времени. Они беседовали весь день и весь вечер. Картер, который раньше работал инженером‑атомщиком в военно‑морском флоте, хорошо разбирался в деталях американского стратегического арсенала. Он особенно заинтересовался данными, полученными спутниками‑шпионами, о советских вооружениях и понял, что в контроле над вооружениями разведка будет играть жизненно важную роль. Он понял, что Советы никогда не раскроют свои карты и не сообщат точные размеры своих ядерных арсеналов; американской стороне придется‑таки сесть за стол переговоров и сообщить Советам, сколько ракет имеется у них и сколько – у нас. Это сначала вызвало у Картера недоумение: тот факт, что Советы постоянно скрывают правду, был для него откровением.

Буш заверил его, что фотографии, сделанные первым поколением спутников‑шпионов, предоставили в распоряжение президентов Никсона и Форда информацию, которая была им необходима для обсуждения с Советами Соглашения об ограничении стратегических вооружений, и заодно чтобы проследить, будут ли Советы соблюдать все достигнутые договоренности. Новое поколение спутников ожидалось к поступлению летом того же года. Под кодовым названием «Замочная скважина» эти спутники давали телевизионную картинку в режиме реального времени, в отличие от прежнего метода, основанного на проявлении фотографий, что само по себе отнимало много времени. Научно‑технический отдел ЦРУ работал над «Замочной скважиной» в течение многих лет, и этот проект представлялся крупным технологическим прорывом.

Кандидат на пост вице‑президента, сенатор Уолтер Мондейл из Миннесоты, справлялся о секретных операциях и связях агентства с иностранными разведывательными службами. Мондейл являлся членом Комиссии Черча [34] – сенатской комиссии, которая занималась расследованием деятельности ЦРУ. Ее заключительное сообщение было составлено за два месяца до этого. Упомянутая комиссия осталась в памяти в основном благодаря утверждению его председателя, который сравнил агентство с «непослушным слоном». Это заявление оказалось не совсем кстати, поскольку упускало из виду президентов страны, которые, собственно, являлись погонщиками упомянутого «слона». Буш, приведенный в бешенство самым существованием Комиссии Черча, отказался отвечать на вопросы Мондейла.

Две недели спустя к Бушу на Великих Равнинах присоединились еще восемь сотрудников ЦРУ. Все они уселись кругом в гостиной у Картера, а его дочь и кошка расхаживали по комнате, с интересом разглядывая необычную компанию. К всеобщему удивлению, Картер, как оказалось, проявил весьма глубокое понимание текущих мировых процессов. Когда Картер и Форд впервые со времен Кеннеди и Никсона схлестнулись в телевизионных дебатах, губернатор сосредоточился на внешней политике. Он также нанес твердый и решительный удар по агентству, заявив: «Наша система управления государством, несмотря на Вьетнам, Камбоджу, ЦРУ и Уотергейт, – все же лучшая на планете».

19 ноября 1976 года состоялась еще одна заключительная и довольно неуклюжая встреча Буша с избранным президентом Картером на Равнинах. «Буш хотел сохранить свои позиции» в ЦРУ, вспоминал Картер. «Если бы я согласился на это, то он никогда бы не стал президентом. Его карьера пошла бы совершенно другим путем!»

Из записей Буша по итогам этого совещания следует, что он передал информацию о части текущих операций избранному президенту, в том числе и о финансовой поддержке ЦРУ глав государств, таких как король Иордании Хусейн и президент Конго Мобуту, а также крепких лидеров вроде Мануэля Норьеги, будущего диктатора Панамы. Буш заметил, что Картер выглядел каким‑то отрешенным. Его впечатление оказалось правильным. Субсидии ЦРУ для иностранных лидеров избранный президент счел достойными порицания…

К концу 1976 года Буш оказался на плохом счету у некоторых из его прежних сторонников в агентстве. Ранее он принял смелое политическое решение позволить группе неоконсервативных идеологов – «воющим консерваторам», как окрестил их Дик Леман, – произвести переоценку советского военного потенциала.

Уильям Дж. Кейси, самый крикливый член Президентского консультативного совета по иностранной разведке, провел беседы с некоторыми из своих друзей и партнеров в сообществе разведки. Они были убеждены, что ЦРУ серьезно недооценивает советский ядерный потенциал. Кейси и поддерживающие его члены Консультативного совета давили на президента Форда, чтобы тот разрешил сделать оценку советской ядерной мощи внешней группе. Эта группа, участники которой были весьма разочарованы процессом разрядки и были специально отобраны правыми членами Республиканской партии, включала в себя генерала Дэниела O. Грэма, главного поборника ракетной обороны, и Пола Волфовица, разочаровавшегося участника переговорного процесса по контролю над вооружениями и будущего заместителя министра обороны. В мае 1976 года Буш одобрил состав «Команды B», небрежно набросав на списке: «Полный вперед! O. K. Г. Б.».

Дебаты получились весьма формальными, но в итоге свелись к единственному вопросу: что задумали Советы, что у них на уме? «Команда B» изображала Советский Союз посреди гигантского процесса наращивания вооружений, хотя фактически СССР урезал собственные военные расходы. Эти американские «эксперты» чересчур завышали точность советских межконтинентальных баллистических ракет. Они удвоили количество бомбардировщиков ответного удара, которые строил Советский Союз. Они неоднократно предупреждали об опасностях, которых так ни разу и не воплотились в реальность, о несуществующих угрозах, о технологии, которые никогда не были созданы, – и, что самое ужасное, – о советской секретной стратегии непременно выиграть войну с применением ядерного оружия. Затем, в декабре 1976 года, они выборочно поделились своими «открытиями» с сочувствующими репортерами и ведущими постоянных рубрик. «Команду B» никто не контролировал, – сказал Леман, – поэтому они стали источником постоянных утечек».

Шум, который подняла «Команда B», продолжался еще в течение нескольких лет. Он подпитывался огромным увеличением военных расходов Пентагона, что непосредственно и привело к выдвижению Рональда Рейгана кандидатом на пост очередного президента США от Республиканской партии в 1980 году. После того как холодная война была закончена, ЦРУ решило проверить результаты работы «Команды В». Все они оказались ошибочными. И снова речь шла о кардинальных расхождениях с действительностью в количестве бомбардировщиков и ядерных ракет.

«Такое чувство, что мной воспользовались», – заявил Буш Форду, Киссинджеру и Рамсфельду на последнем совещании Совета национальной безопасности уходящего в отставку правительства.

Искаженная разведаналитика превратилась еще в один инструмент извлечения политической выгоды, и с тех пор ей уже не суждено было возвратить былую честность. Оценки ЦРУ были явно политизированы с 1969 года, когда президент Никсон вынудил агентство изменить свои взгляды относительно способностей Советов нанести первый ядерный удар. «Я рассматриваю это как почти поворотный момент, с которого все и началось, – заявил в интервью для историков ЦРУ Эббот Смит, который при Никсоне руководил Управлением национальных оценок. – Администрация Никсона действительно стала первой, в которой разведка являлась лишь иной формой политики. Такой подход был пагубным, и в этом я твердо убежден». Джон Хейзинг, который сменил Смита на его посту в 1971 году, сделал еще более резкое заявление историкам ЦРУ, и его мысли звонко отозвались десятилетия спустя, уже в XXI столетии: «Видите ли, в ретроспективе я на самом деле не верю, чтобы организация разведки в этом правительстве была в состоянии дать честный и достоверный аналитический продукт, без риска политических разногласий. Вообще‑то говоря, я считаю, что тенденция рассматривать разведку в политическом аспекте за эти годы усилилась. И все это главным образом из‑за событий в Юго‑Восточной Азии и роста советских стратегических сил, которые вызывали чрезвычайно интенсивные политические распри. Думаю, что в ретроспективе было бы наивно полагать, что большинство из нас когда‑либо верили… что можно предложить честный аналитический продукт и принимать его за чистую монету… Думаю, разведка оказала относительно небольшое влияние на нашу политику за эти годы. Можно даже сказать, почти никакого. При определенных специфических обстоятельствах некоторые сведения и факты, которые были предоставлены, оказали влияние на то, что делали мы. Но это только в очень узком спектре обстоятельств. Вообще‑то говоря, усилия, предпринимаемые в разведке, не изменяли тех предпосылок, с которыми пришло к власти нынешнее политическое руководство. Они принесли свой багаж и хорошо ли, плохо ли, но продвигали его вперед. В идеале предполагалось, конечно… что серьезная аналитика… поможет политикам пересмотреть свои предпосылки и формировать политику более тонко и изощренно, ближе к мировым реалиям. Но это были лишь амбиции, которые, я думаю, так и не были реализованы».

Эти мысли совершенно не обеспокоили директора Центральной разведки и будущего президента Соединенных Штатов.

«Величие и мощь ЦРУ…»

При прощании с сотрудниками в штабе ЦРУ Буш по привычке оставил благодарственное письмо. «Надеюсь, что в будущем я смогу найти способ заставить американский народ более полно осознать величие и мощь ЦРУ», – написал он. Он стал последним директором Центральной разведки, который обрел что‑то близкое к единодушной поддержке со стороны своих коллег в штабе. В их глазах именно он предпринял массу усилий, чтобы спасти тайную службу. Но, к своему стыду, он в конце концов позволил политикам окончательно затоптать ЦРУ.

«Я не нахожу ухудшения в качестве проводимого разведкой анализа, – заявил Киссинджер на их последней встрече перед инаугурацией Джимми Картера. – Однако совсем наоборот обстоит дело в области тайных операций. Мы больше не в силах это скрывать».

«Вы правы, Генри, – ответил Джордж Герберт Уокер Буш, один из самых ярых сторонников ЦРУ за всю историю. – Мы малоэффективны и напуганы».

Date: 2015-06-05; view: 406; Нарушение авторских прав