Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Интеграция закона шариата и абсолютная монархия
Во всех рассмотренных выше империях шариат играл очень важную роль. В Османской империи (как и в других государствах) коммуналистические убеждения шариата связали вместе придворную и простую городскую жизнь. Более того, он стал самым продуктивным вдохновителем высших культурных форм в придворной жизни. Его роль можно сравнить с ролью шиитского хилиазма в Сефевидской империи или с традицией монгольского честолюбия в Индийской. Улемы в османском обществе удостаивались довольно высокой роли.
Беллини Дж. Султан Мехмед II
Большинство улемов обычно принимали модус вивенди в отношении de facto военных правителей исламского общества, что нередко перетекало в открытое союзничество. После падения великого халифата от улемов потребовалось официальное признание эмиров законной властью. От эмиров, в свою очередь, требовалось предоставить улемам неприкосновенность и полномочия в определенной сфере. В государствах, унаследовавших монгольские принципы, улемы оказались более зависимыми в рамках всеобъемлющего военного государства. В великих империях они на время утратили свою автономность в связи с тем, что культурные формы в любых проявлениях полностью подчинялись имперским институтам. При Сефевидах смена суннитского улема на шиитского сопровождалась подчинением последнего государственной власти. Однако подобная зависимость не отвечала правилам шиитского шариата, и улемы постепенно обрели свободу действий. Даже союзы заключались на их условиях. Акбар установил над улемами личный контроль, а их роль ограничивалась универсалистскими культурными стандартами, чтобы понятия шариата не подорвали мусульманско‑индуистского сотрудничества, благодаря которому империя процветала. В конце концов одно из самых непримиримых объединений улемов набрало достаточно сил, чтобы сместить приоритеты государства, в результате система была подорвана, по крайней мере ее политическое выражение. В Османской империи союз улемов и эмиров держался на относительно равной основе и в скором времени пришел к гармоничному синтезу. Улемы вступили под управление правительства, но при этом они ставили шариат в центр государственной жизни. Более ранний союз суннитов и эмиров базировался на другой основе: падишах получал больше полномочий, распространив свой контроль даже на общественные аспекты шариата. В свою очередь, шариат и его представители активнее участвовали в работе военных правителей. Религиозные учреждения никогда не были настолько независимы, как при Сефевидах, и никогда не были настолько терпимы к исламско‑христианскому сотрудничеству, как это было в Индии. Представители шариата осознавали, что в значительной мере империя находилась в их руках. Различия между империями уходят глубоко в историю. Сефевидское государство и Тимуридская империя в Индии, равно как и Османская империя, выросли из политической структуры, возникшей во времена монгольского владычества. В результате они отражают политические условия того времени: завоевание и междоусобицы Тимуридской империи, военизированные тарикаты Сефевидов, установившие местное управление в некоторых городах. В случае Османской империи ее происхождение, без сомнений, восходит к пограничному государству гази. Идеалы каждого из этих государств большей частью заимствованы у их культурного наследия и усовершенствованы в ходе создания империи. Индийская империя нашла источник вдохновения в монгольском и тимуридском чувстве космополитического величия, усиленного индийским бесстрашием и изяществом. Сефевидов, в свою очередь, воодушевило реформистское рвение шиитов, родившееся из самого сердца старого ислама. А Османская империя вдохновилась чувством общинной миссии гази, сражавшихся на границах христианского мира. Однако в первых двух случаях государствам пришлось пройти через жесткое перераспределение и реорганизацию на пути к становлению империи, в то время как Османское государство развивалось постепенно. Следовательно, институты более крупных империй не только вдохновили, но и установили прочную преемственность для учреждений локальных государств. Так, в итоге Османская империя, включая ее строго контролируемые сегменты, разделилась на две части: с одной стороны, провинции Анатолия и Румелия, представлявшие ядро, и с другой – более поздние юго‑восточные приобретения, главным образом арабские земли. Самобытные османские институты управления полностью развились именно в провинциях, являвшихся ядром страны. Возможно, именно закостенелость характерных черт и институтов общества, сформировавшегося в государстве, повлекла за собой серьезные последствия. Таким образом, мало того что разнообразное культурное наследие было эффективно интегрировано, эта интеграция воплотилась в бесчисленных независимых институтах, созданных и почитаемых традицией. И внести изменения в один из них, не затронув другие, можно только при сильном давлении новых интересов. В частности, коммуналистский общественный дух, четко прослеживающийся (хотя и в измененном виде) у гази, глубоко ощущался только до тех пор, пока был крепко связан с другими импульсами и рассматривался в рамках многолетнего ответственного опыта. Также и отношения улемов и государства выросли не из внезапного введения нового режима, а благодаря медленной эволюции. В процессе этой эволюции безразличие гази к ученым улемам и их высказываниям сменилось глубоким уважением к ним как к главной поддержке коммуналистского единства. Однако в османском мусульманском сознании продолжали доминировать основные идеалы гази. Когда город, а не племя или лагерь стал средоточием османской жизни, в вопросе установления норм шариатские улемы заменили суфийских дервишей баба, активных соплеменников и пограничников. Однако улемы представляли все то же мусульманское сообщество, за которое сражались гази. Османские нормы все еще были нормами воинствующего ислама. Через поколения эти понятия будут выражаться в государстве еще сильнее. Соответственно, первостепенную роль во всем исламском мире этим понятиям придали не только социальные институты, но и моральный настрой централизованной империи, который возник еще со времен завоевания Селимом арабских земель (1517 год). Осевшие потомки гази, похоже, приняли религиозную политику городских высших классов, поддерживавших шариатские тарикаты и суннитских улемов. В сущности, как и предполагалось ранее, движение ислама против неверных было для них главной задачей мусульманского сообщества. Мировоззрение гази в определенной форме сохранилось у войск янычар, которые проявляли особое рвение новообращенных. Отчасти янычары пришли к пониманию ислама, за который они сражались, через Бекташи, тайный шиитский тарикат, выступавший против любых форм строгого шариата. Долгое время войска янычар неофициально ассоциировались с этим тарикатом. Однако сами янычары следовали принципу коммунализма; в итоге, будучи мусульманами, они заменили широко используемые христианские войска. Практически в то же время, когда христианских рекрутов заменили мусульмане, христианские владельцы земельных пожалований постепенно стали принимать ислам (с 1500 года). В результате военный класс землевладельцев стал исключительно мусульманским. В отличие от Индийской империи с ее индуистскими генералами, землевладельцами и вассалами, Османская империя выстроила строго коммуналистический мусульманский фронт. В правление Селима акцент на коммуналистический ислам проявился и во внутренней дискриминации: все османы должны были быть не просто суннитами, а последователями ханафитской школы. Следование догмам исламского коммунализма усилилось после беспрецедентных массовых убийств шиитов. (Однако в этой кампании, как и с янычарами, симпатизировавшими Бекташи, Селим потерпел неудачу.) Преемник Селима, Сулейман Кануни (Законодатель) (1520–1566 гг., в западной традиции его называют Сулейманом Великолепным, так как его деятельность меркнет на фоне блеска его личной власти), правил империей в классический период, когда все центральные учреждения можно определить как шариатские и коммуналистические. По духу его царствование можно сравнить с правлением Акбара в Индии, хотя суть духовности была совершенно разной. Более того, в Османской империи, в отличие от Индийской, мы сталкиваемся с развитием и усовершенствованием уже существовавших понятий. При Сулеймане даже османская литература и искусство классического периода воплощали принципы коммуналистского ислама. Усиление коммунализма естественно повлекло за собой восхищение шариатом, через который общество выражало свое отношение к жизни. Улемы обладали весомым авторитетом и приобрели в обществе не просто влияние, а огромную власть. Для официального получения такого статуса требовалось длительное обучение, сопровождавшееся постоянными проверками и экзаменами. Так же, как кади и муфтии, улемы были хорошо организованы и обладали особой неприкосновенностью. Главный муфтий государства, шейх аль‑ислам, обладал полномочиями, позволяющими ему требовать отстранения от власти падишаха, если тот не отвечал требованиям. Бывали случаи, когда муфтий пользовался этим правом (с позволения мощной фракции). В то же время улемы были крепко связаны с государством. Центр их организаций, разбросанных по всей империи, находился в Стамбуле. При этом падишах мог в любой момент сместить главу улемов. Центральные и в некоторых случаях местные позиции для улемов передавались в соответствии со сложными и обязательными правилами cursus honorum («путь чести»). Неукоснительно соблюдалась последовательность уровней обучения, а затем преподавания в лучших медресе столицы. Лица, занимающие определенные должности, были распределены таким образом, что имели возможность получить назначение на любые важные шариатские посты в империи. Однако можно не сомневаться, что должности, для которых выделялся вакф, контролировались лично учредителем вакфа. Местные группы улемов в основном сохраняли свою независимость. Но даже среди них были случаи, когда местный глава официально лишал провинившегося признанного статуса улема[384]. Вся шариатская система стояла отдельно от основного корпуса абсолютистского режима. В отличие от государственного аппарата, в эту систему могли попасть только урожденные османы, представители знатных фамилий. В действительности благодаря карьере в этой области коренной житель Османской империи получал возможность добиться высоких должностей. В то же время не существовало никакого соперничества между представителями рабовладельческого хозяйства с их военно‑административной карьерой и османскими улемами и их шариатской иерархией. Подобное разделение должностей предоставляло абсолютизму свободу действий в центральной администрации. И в то же время оно было обязательным условием для равноправного сотрудничества государственных деятелей и улемов. Шариат играл в государстве такую же роль, как и его представители. А именно их авторитет был подтвержден на высшем уровне и не подвергался случайным вмешательствам. Однако законодательная инициатива все же сохраняла в силе непререкаемую власть абсолютизма. Так, с монгольских времен шариатским термином урф (обычай) обозначалась власть монарха. Затем в османском употреблении слово канун (пришедшее в арабский от греческого «канон» – закон) означало имперское административное постановление, утвержденное урфом. Понятие кануна было устойчивым и безличным, так как предполагалось, что директивы одного падишаха продолжатся его преемниками. Теперь же назначенный улем должен был детально подтверждать постановления кануна на предмет их соответствия нормам шариата. Таким образом соблюдались требования шариата. Например, по закону шариата о землевладении наследуемую землю приходилось дробить. Однако можно было обойти этот закон, не вводя обычаев, противоречащих шариату. Для этого государство объявлялось фиктивным владельцем земли, в итоге наследство переходило в аренду владельцам и, следовательно, оставалось неделимым. (Местные обычаи, адат, конечно, в некоторых случаях могли быть узаконены шариатом: так, в раннем обществе подразумевалась определенная степень признания этих обычаев.) Тем не менее при таких правителях, как Сулейман, постановления канун, хоть и не противоречили законам шариата, но возникали независимо от этой традиции. Несмотря на всемогущество шариата, при дворе он подвергался бесчисленным ограничениям. Некоторые ограничения шли снизу. В определенных областях империи придворные не принадлежали к ханафитскому мазхабу, при этом они занимали высокие позиции, хотя не попадали под шариатские нормы иерархии и не были привязаны к власти. И даже при этом все шариатские дворы были ограничены в своих масштабах. Различные группы, из которых состояло общество: немусульманские миллеты (учреждения зимми), а также мусульманские деревни, гильдии, городские кварталы – использовали свои внутренние методы урегулирования конфликтов, хотя эти методы в большей или меньшей степени были основаны на нормах шариата. С другой стороны, все еще существовали мазалим и другие чисто административные дворы, которые не были полностью связаны с процедурой шариата. Они также держались на принципе решений, соответствующих постановлениям шариата, но иногда подвергались нападкам чиновников, которые устанавливали самые тяжкие меры наказаний, включая пытки. (По крайней мере со времен Мехмеда II именно падишах подавал пример судебной жестокости, хотя самые могущественные падишахи старались запретить ее для всех, кроме себя.) И все же шариат оставался самой признанной и эффективной нормой. Ученые кади выступали в качестве местных руководителей и исполняли широкий круг обязанностей. Так, например, два высших кади и муфтий высшего ранга могли, независимо от великого визиря, исполнять роль советников в Стамбуле. Как в Сефевидской империи шиитский закон заменил ханафитский и шафиитский, так же и в Османской империи ханафитский закон стал основополагающим для официального двора, вытеснив шафиитское, шиитское и маликитское право. (Дела, которые не выносились на рассмотрение османского суда, конечно, разбирались в каждой семье, гильдии или регионе по местным законам определенного мазхаба, предписанным близким к официальным кругам улемом. Так, например, в Магрибе прочно укоренился маликитский закон, исключение составляли лишь случаи, в которые вовлекались сами османы.) Однако, несмотря на то, что в Сефевидском государстве улемы не могли прийти к единому мнению о введении норм шариата, ханафитский закон был полностью под контролем. Он претерпел дополнительную кодификацию, целью которой было сократить возможные разночтения и сделать официальное судопроизводство более эффективным. Соответственно, одновременно со стандартизацией имперского кануна проходила стандартизация всеобщего шариатского права, которому данный имперский закон должен был соответствовать. В результате возникла современная правовая система, единая для всех владений империи. В рамках шариата была узаконена не только центральная власть, но и различные правовые институты османского общества. Величайшим знатоком юриспруденции, создателем правовой структуры, благодаря которой Сулейман Кануни получил свое прозвище, был Абус‑сууд Ходжа Челеби (1490–1574 гг.). Будучи сыном анатолийского ученого, при правлении Сулеймана в 1545 году он стал шейхом‑аль‑ислам (главным муфтием) и оставался на этом посту до самой смерти. Он разработал принципы, по которым нормы шариата были интегрированы в государственную систему. В частности, он ввел доктрину, гласящую, что кади получают свои полномочия только от монарха и обязуются применять нормы шариата только в соответствии с директивами правителя. Эти принципы представляли собой более жесткую форму тех, что несколькими годами ранее ввел Акбар. В Османской империи они имели больший успех, чем в Индии.
Мастерская Тициана. Султан Сулейман Великолепный
Возможно, причиной тому стал тот факт, что насколько благодаря им возвысился престиж шариата, настолько он мог и пострадать: наглядным примером может служить приводившийся ранее закон о владении землей, в разработке которого Абуссууд принял непосредственное участие. Также он учредил османскую полицию для наблюдения за инакомыслящим меньшинством. Статус этих людей не позволял им как зимми получать защиту от правительства, однако централизованный суннизм империи не мог оставить их без внимания. К этому меньшинству в основном относились шиитские тарикаты, которые все еще были популярны. В подобных условиях все ярче проявлялся коммунализм: Абуссууд оправдывал убийство езидов, членов обычно игнорируемой раскольнической секты в Курдистане, изгнание некоторых суфиев, чьи свободные учения показались ему слишком аморальными, и, наконец, он не был против нарушений договора с неверными. Несмотря на то что с монгольских времен социальные условия изменились, Абуссууд принимал решения по вопросам шариата, опираясь на свое личное мнение. В случае если дисциплине сообщества ничего не угрожало, он вполне мог сослаться на исламский принцип руководства и принять во внимание натуру человека. Абуссууд не осуждал употребления кофе и закрывал глаза на становившееся популярным увлечение кукольными представлениями. Более того, он узаконил различные финансовые операции, осуждавшиеся пуристами. В дополнение к юридической деятельности он написал новые комментарии к Корану (к которым тоже появились комментарии) и, как его отец, в допустимой мере следовал суфизму. При жизни Абуссууда и в последующие поколения его ученики занимали исключительно высокие государственные посты.
Битва при Мохаче. Османская миниатюра
Таким образом, древний идеал абсолютной монархии теперь приобрел целостную военизированную форму в духе монгольских времен. Эта идея была объединена с шариатом и другими духовными элементами и получила поддержку улемов. Именно благодаря этому слиянию соглашение было принято более радушно, а синтез оказался более полным, чем в ранних мусульманских государствах. Однако абсолютизм накладывал ограничения на свободу культурного развития: Мехмед II следовал принципу универсализма в культуре, отвечая традиции Тимуридов, но при императоре Селиме эта тенденция пришла в упадок. Улемы, в свою очередь, приняли принцип институционализации шариата, хотя это положение противоречило традиционной аполитичности и критическому отношению религии ко всем ответственным позициям. Можно сказать, что традиционная скрытая оппозиционность улемов была временно преодолена. Даже сунниты согласились с тем, что ислам того времени больше признавал ценность общества, чем правителей. По меньшей мере на региональной основе удалось достичь интеграции политической силы ислама и его публичной сущности. Даже Омейядам не удалось добиться подобной интеграции, а Аббасидам – восстановить ее.
Date: 2015-06-05; view: 727; Нарушение авторских прав |